Когда равви Баэру было пять лет, в доме его отца случился пожар. Слыша, как плачет и убивается мать, он спросил: «Мама, следует ли нам так горевать о потере дома?»
«Я плачу не о доме, – ответила мать, – а о том, что сгорело наше семейное древо. Его корни восходили к равви Иоханану*[106], изготовителю сандалий, одному из учителей в Талмуде».
«Так вот в чем дело! – воскликнул сын. – Тогда я создам новое семейное древо, которое будет начинаться с меня».
Когда равви Баэр был молодым, он и его жена жили в великой бедности. Они поселились в убогой глинобитной хижине за городом, за которую не нужно было платить. Там его жена произвела на свет сына. Она была кроткой и никогда ни на что не жаловалась. Но однажды, когда одна женщина средних лет попросила у нее денег, чтобы купить своему сыну ромашковый чай, а у той не оказалось ни гроша и она ничего не дала, жена зароптала: «Вот что дает нам твое служение!»
Маггид услышал эти слова и сказал ей: «Что ж, я пойду и прокляну народ Израиля, потому что он обрек нас на бедность». Он вышел, встал около дверей, возвел очи к Небесам и произнес: «О дети Израиля! Да ниспошлет вам Бог изобильные блага!» Затем он вернулся в дом. Когда маггид услышал, что его жена зароптала во второй раз, он сказал: «Теперь я их на самом деле прокляну!» И снова вышел, поднял голову и произнес: «Да ниспошлет Бог все блага детям Израиля – но при условии, что они отдадут свои деньги колючкам и камням!»
Однажды жена маггида укачивала голодного ребенка, который был настолько слаб, что не мог даже плакать. Тогда – первый раз в жизни – маггид затосковал. И сразу раздался голос, сказавший ему: «Ты лишен своей доли в грядущем мире».
«Что ж, – сказал маггид, – я получил по заслугам. Теперь я могу начать служить совершенно серьезно».
Когда маггид узнал, что стал широко известен, он обратился с молитвой к Богу и просил объяснить, за какой грех он несет такое наказание.
Равви Баэр был проницательным книжником, равно постигшим и хитросплетения Гемары, и глубины Каббалы. Он неоднократно слышал о Баал Шеме и наконец решил пойти к нему, чтобы своими глазами увидеть, так ли велика его мудрость, как о ней рассказывали.
Когда он пришел в дом к учителю, то, стоя, поприветствовал его, а затем, даже не взглянув на учителя, стал ждать, какие поучения сойдут с его уст, чтобы оценить степень их глубины и мудрости. Но Баал Шем рассказал ему лишь о том, что однажды он много дней ехал по пустынной местности и у него не было хлеба, чтобы накормить возницу. Но вот им случайно попался какой–то крестьянин и продал хлеба сколько было нужно. Сказав это, Баал Шем отпустил своего гостя.
На следующий вечер маггид снова пришел к Баал Шему, думая, что теперь он наконец услышит что–нибудь из его поучений. Но Баал Шем рассказал ему лишь о том, как однажды, когда он был в дороге, у него не было сена, чтобы накормить лошадей. Но вот попался какой–то крестьянин, и лошади были накормлены. Маггид же не понимал, к чему нужны такие истории. Он решил, что вряд ли ему стоит ждать, когда этот человек произнесет какие–нибудь мудрые слова.
Вернувшись на постоялый двор, маггид приказал слуге готовиться к возвращению домой; они собирались отправиться, как только из–за облаков появится луна. К полуночи луна появилась. В это время от Баал Шема пришел человек с посланием, в котором говорилось, что Баал Шем просит прийти маггида к себе. Тот, не мешкая, пришел. Баал Шем принял его в своей комнате. «Сведущ ли ты в каббале?» – спросил он. Маггид сказал, что да. «Тогда возьми эту книгу, «Древо Жизни»*[107], открой и читай». Маггид стал читать. «Теперь обдумай прочитанное». Маггид обдумал. «Теперь объясни смысл». Маггид стал объяснять этот отрывок, в котором говорилось о природе ангелов. «Ты не обладаешь истинным знанием», – сказал Баал Шем. «Поднимись». Маггид встал. Баал Шем встал напротив него и стал читать тот же отрывок. Тут же на глазах равви Баэра комнату объяли языки огня, в сиянии которого он различил ангелов. Но скоро он не выдержал, и чувства оставили его. Когда маггид пришел в себя, в комнате все было по–прежнему. Пред ним стоял Баал Шем, который сказал: «Ты хорошо объяснил прочитанное, но до истины не добрался, потому что в твоих знаниях нет твоей души».
Когда равви Баэр вернулся на постоялый двор, то приказал, чтобы слуга возвращался домой один. Сам же он остался в Мезбиже, городе Баал Шема.
Однажды при встрече Баал Шем благословил своего ученика, равви Баэра. Затем он сам наклонил голову, чтобы принять благословение. Но равви Баэр не решился и отдернул руку. Тогда Баал Шем сам взял его руку и возложил себе на голову.
Незадолго перед смертью Баал Шема ученики спросили его, кто станет их наставником вместо него. Цадик ответил: «Тот, кто сможет научить вас, как смирять гордыню, тот и будет моим преемником».
Когда Баал Шем умер, его ученики первым делом спросили равви Баэра: «Как смирять гордыню?»
Тот ответил: «Гордыня – от Бога, ибо сказано: «Господь царствует; Он облечен гордостью». Поэтому невозможно дать совет, как смирить гордыню. Мы должны сражаться с ней все дни нашей жизни». Так ученики узнали, что именно Баэр является преемником Баал Шема.
Равви Иаков Иосиф из Польного был другим выдающимся учеником Баал Шема. Именно он изложил письменно учение наставника. После смерти Баал Шема Иаков Иосиф какое–то время жил в Межриче, и как раз тогда маггид однажды пригласил быть его гостем в субботу. Равви из Польного сказал на это Дов Баэру: «В субботу я веду себя как простой отец семейства. После обеда я ложусь отдыхать. Я не растягиваю время трапезы, подобно тебе, у которого так много учеников и который привык читать им за столом Тору».
«В субботу, – отвечал маггид, – я с учениками буду в двух комнатах, расположенных через двор от дома, а дом предоставлю тебе, чтобы ты мог делать то, что привык у себя дома». Таким образом, равви из Польного и его ученик равви Моше, сопровождавший Иакова Иосифа, остались в субботу в доме маггида. Накануне субботы они вместе откушали, и после этого равви Иаков Иосиф отправился спать. Моше же очень хотелось присутствовать за столом маггида, ибо он признавал в нем вождя поколения, но боялся, как бы его учитель не проснулся и не заметил его отсутствия.
За вечерней трапезой в субботу, «третьей священной трапезой», равви из Польного сказал своему ученику: «Пойдем к маггиду и послушаем немного». Пересекая двор, они слышали голос маггида, произносящего поучения, но когда они подошли к двери, голос стих. Равви Иаков Иосиф вернулся на двор и тогда вновь услышал голос маггида. Снова он подошел к двери и встал на пороге, и снова голос маггида смолк. Когда то же самое произошло и в третий раз, равви из Польного стал быстро ходить по двору, прижав руку к сердцу, и говорить: «Что же нам делать? В день, когда умер наш наставник, Божественное Присутствие (Шехина) собрало свою котомку и ушло в Межрич!» Больше он не предпринимал попыток пойти за стол к маггиду. По окончании субботы равви Иаков Иосиф сердечно поблагодарил маггида за прием и отправился с учеником к себе домой.
«Праведник [цадик] цветет, как пальма, возвышается, подобно кедру на Ливане»*[108]. Объясняя этот стих псалма, маггид из Межрича сказал: «Есть два рода цадиким. Одни проводят свою жизнь среди людей. Они учат их и беспокоятся о них. Другие же заботятся лишь о своем совершенстве. Первые приносят богатые плоды, подобно пальме; вторые напоминают кедр: они возвышенны, но плод их невелик».
Некий ученик рассказывал.
Когда бы мы ни приезжали к нашему учителю, как только мы въезжали в город, все наши желания исполнялись. Если же случалось, что у кого–то какое–то из желаний оставалось, то оно исполнялось, как только мы входили в дом маггида. Но если и после этого оставался еще кто–то, чья душа была охвачена каким–нибудь желанием, то он успокаивался при одном взгляде на маггида.
Однажды приехали к маггиду несколько учеников. «Мы не задержимся долго, – решили они, – только взглянем на учителя». И сказали вознице, чтобы он ждал их около дома. Маггид же рассказал им историю из двадцати четырех слов. Ученики выслушали, попрощались и, выйдя, сказали вознице: «Поезжай тихо. Мы пойдем следом». Шли они за повозкой и беседовали об истории, которую услышали. Так шли они весь остаток дня и всю ночь. На рассвете возница остановил свою повозку, обернулся и упрекнул говоривших: «Мало того что вчера вы забыли совершить дневную и вечернюю молитвы, так вы еще хотите пропустить и утреннюю?» Ему пришлось повторить свои слова четыре раза, прежде чем его услышали.
Говорил равви Шнеур Залман: «О пророчества! О чудеса! В доме моего учителя, святого маггида, в ведрах лежал дух святости, а на скамьях – чудеса. Только ни у кого не было времени поднять их».
Однажды, накануне Шавуота, праздника Откровения, равви из Рижина сидел за столом перед учениками и молчал, не говоря ни слова из тех поучений, которые он обычно произносил в этот час. Молчал и плакал. То же самое было и в первый, и во второй вечер праздника. Но потом, помолившись, он все же сказал:
«Много дней тому назад, когда мой предок, святой маггид, вот так же учил за столом, ученики, идя от него домой, заспорили о словах учителя, и каждый приводил их по–разному, уверяя, что слышал их именно так, а не иначе, так что сказанное одним полностью противоречило тому, что говорили другие. Не было никакой возможности прояснить этот вопрос. Тогда они пошли к маггиду. Но тот лишь повторил им традиционное изречение: «И то, и это – слова Бога живого»*[109]. Но когда ученики задумались над этими словами, они наконец–то поняли смысл противоречия. Ибо в истоке своем Тора едина; в мирах же она являет себя в семидесяти обликах. Но если человек внимательно вглядывается хотя бы в один из этих обликов, он больше не нуждается в словах или поучениях, ибо с ним теперь говорят черты того вечного облика».
Говорил маггид из Межрича: «Теперь, в изгнании, дух святости нисходит на нас гораздо легче, чем во времена, когда стоял Храм.
Одного царя изгнали из его страны, и он был вынужден скитаться. Странствуя, он зашел в дом бедняков, где нашел скромную пищу и кров, но был принят по–царски. Поэтому сердце царя просияло и он сошелся с хозяином дома так тесно, как сходился при дворе лишь с самыми близкими к нему людьми. Теперь, в изгнании, так же поступает и Бог».
Объясняя стих Писания «Но когда ты взыщешь там Господа, Бога твоего, то найдешь Его»*[110], маггид из Межрича сказал: «Ты должен взывать к Богу, называя Его Отцом, до тех пор, пока и в самом деле не станешь Ему сыном».
Говорил маггид из Межрича: «Ничто в мире не может превратиться из одной реальности в другую, прежде чем сначала не превратится в ничто, то есть в реальность промежуточной стадии. Эта стадия – небытие, и никто не может ее достичь, ибо это означало бы достижение небытия существовавшего до творения. Но только пройдя эту стадию, может возникнуть новое творение, из яйца может возникнуть цыпленок. Момент, когда уже нет яйца, но еще нет цыпленка – это и есть небытие. Философия учит, что ничто – это первичное состояние, которого никто не может достичь, ибо оно предшествует творению; его называют хаосом. Оно подобно прорастающему зерну. Зерно не начинает прорастать, покуда не разбухнет в земле и не утратит свои качества как зерно; происходит это для того, чтобы оно могло достичь стадии небытия, предшествующей новому творению. Эту стадию называют мудростью или мыслью, которая не может сделаться явной. Затем эта мысль создает новое творение, ибо сказано: «В мудрости сотворил Ты всех их».
Говорил маггид из Межрича: «Творение Небес и земли – это развертывание Нечто из Ничто, нисхождение высшего к низшему. Но цадиким, своим подвижничеством извлекшие себя из телесного мира и не занятые ничем, кроме помышлений о Боге, доподлинно видят, понимают, представляют мир, еще пребывавший в состоянии небытия, предшествовавшего творению. Они превращают Нечто обратно в Ничто. И это еще большее чудо, ибо оно начинается с самого низа. Ибо сказано в Талмуде: «Грандиознее первого чуда – чудо последнее».
Говорил маггид из Межрича: «У каждого замка есть ключ, проникающий в него и открывающий его. Но есть и умелые воры, знающие, как открывать замки без ключей. Они взламывают замок. Так и в каждую тайну в этом мире можно проникнуть посредством особого рода размышления, приложимого только к этой тайне. Но Бог любит вора, взламывающего замок тайны; я говорю о человеке, взламывающем для Бога свое сердце».
Говорил маггид равви Зусе, своему ученику: «Я не способен научить тебя десяти принципам служения. Но маленький ребенок и вор смогут показать тебе, в чем они состоят. От маленького ребенка ты можешь научиться трем вещам: Он радостен без всяких причин;
Он каждую минуту чем–то занят; Когда ему что–то нужно, он смело это требует. Вор же может научить тебя семи вещам: Он занимается своим ремеслом ночью; Если он не успевает сделать свое дело в первую ночь, то занимается им во вторую;
Он и те, кто с ним работает, преданы друг другу; Он рискует своей жизнью ради незначительных доходов; То, что он приобретает, имеет для него столь малую ценность, что он сбывает это за малые деньги; Он терпит лишения и трудности, но они ничего для него не значат; Он любит свое занятие и не променяет его ни на какое другое».
Когда равви Шмелке, рав из Никольсбурга, и его брат равви Пинхас, рав Франкфурта–на–Майне, в первый раз (это было в пятницу) приехали к Великому Маггиду, они были глубоко разочарованы. Они ожидали хорошего продолжительного приема, но маггид оставил их, едва поздоровавшись, и посвятил всего себя приготовлению к встрече другого, более почетного гостя – субботы. За тремя субботними трапезами они с нетерпением ожидали его ученых и глубокомысленных речей. Но маггид сказал за каждой трапезой лишь несколько слов, совершенно не выказав при этом никакой силы мысли. За третьей же трапезой он вообще не говорил как учитель, который обращается к ученикам, жаждущим поучений, но как добрый отец, который ведет себя за столом со своими сыновьями немного более торжественно, чем обычно. Поэтому на следующий день гости равви Баэра решили от него уехать и, чтобы проститься с его учениками, зашли в Дом Учения. Там они увидели человека, с которым ранее не встречались, – равви Зусю. Когда они вошли, он долго на них смотрел, сначала на одного, затем – на другого. Затем Зуся уперся глазами в пол и, не поздоровавшись и без всякого предварительного вступления, произнес: «У Малахии сказано: «Ибо уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его, потому что он вестник [ангел] Господа Саваофа»*[111]. Наши мудрецы толкуют эти слова так: «Если равви похож на ангела, вы будете взыскать поучений от уст его». Как нам следует понимать это? Разве видел кто–нибудь из нас когда–либо ангела, чтобы мы могли сравнить с ним равви? Но понимать сказанное следует так: вы никогда не видели ангела, однако, если бы он стоял перед вами, вы бы не задавали ему вопросов, не испытывали бы его, не требовали бы от него знамения, но верили бы и знали, что он – ангел. Так же и с истинным цадиком: тот, кто чувствует его, как чувствовал бы ангела, будет взыскать поучений от уст его».
Прежде чем равви Зуся закончил, братья в сердцах своих уже стали учениками маггида.
Прежде чем маггид приступил к обучению двух братьев, Шмелке и Пинхаса, он рассказал им, как следует себя вести в течение дня, от момента пробуждения до отхода ко сну. В своих наставлениях маггид учел все их привычки, что–то подправив или изменив, словно он знал их всю свою жизнь. В заключение он сказал: «Прежде чем вечером лечь спать, вспомните все, что вы сделали за день. Но учтите: когда человек разбирает часы прожитой жизни и видит, что не провел в праздности ни одной минуты, его сердце начинает переполняться гордостью – и тогда на Небесах берут все добрые дела этого человека, лепят из них снежок и бросают в бездну».
Когда равви Шмелке первый раз встретился с маггидом, то по возвращении его спросили, что дала ему эта встреча. Равви ответил: «Раньше я смирял свое тело, чтобы оно могло стать достойным продолжением души. Теперь же я увидел и понял, что душа сама может быть достойным продолжением тела, что ей нет никакой необходимости отделяться от него. Ибо сказано в священной Торе: «И поставлю жилище Мое среди вас, и душа Моя не возгнушается вами». Поэтому и душа да не возгнушается телом».
Как–то равви Михал из Злочова приехал к Великому Маггиду со своим маленьким сыном Ицхаком. Маггид пригласил их к себе в комнату, а сам вышел, и покуда его не было, мальчик взял со стола табакерку, осмотрел ее со всех сторон и положил обратно. Когда маггид вошел в комнату, он с порога посмотрел на Ицхака и сказал ему: «Каждая вещь обладает своим местом; любая перемена места имеет свой смысл. Если кто–то этого не знает, не должен ничего переставлять».
Равви Лейб бен–Сара, тайный цадик, странствовавший по земле следуя течению рек и стремившийся спасти души живых и умерших людей, говорил так: «Я ходил к маггиду не для того, чтобы послушать из его уст Тору, но для того, чтобы только посмотреть, как он расшнуровывает свои башмаки и зашнуровывает их вновь».
Однажды маггид сказал своим ученикам: «Я расскажу вам, как учить Торе наилучшим образом. Вам не следует быть уверенными в себе. Вы должны стать просто ухом, слушающим, что говорит в вас вселенная Божьего слова. Но как только вы начнете слышать в себе только самих себя, немедленно остановитесь».
Великий Маггид брал к себе в ученики только избранных людей. Их он уподоблял благородным свечам, которые нуждаются только в том, чтобы их зажгли и чтобы они загорелись чистым пламенем. Многих книжников маггид отвергал, потому что, как он сам говорил, его путь для них не подходит. Но некоторые молодые люди, которых он не счел достойными быть его учениками, все равно оставались у маггида и прислуживали ему и его ученикам. Их называли «истопниками», потому что в число их обязанностей входило топить печи.
Как–то вечером один из учеников маггида, Шнеур Залман, ставший потом равом Северной Белоруссии, уже засыпая, услышал, как трое молодых людей из числа «истопников» разводят в соседней комнате огонь в печи. Они вели разговор о жертвоприношении Исаака. Один из них сказал: «Почему люди так восхищаются Авраамом? Кто бы ни сделал того же, что и он, если бы Сам Бог призвал его! Вспомните всех тех, кто отдал свои жизни даже без Божия повеления, единственно во славу Его Имени! Что вы думаете об этом?»
Другой сказал: «Я думаю об этом так. Дети Израиля обладают наследием святых отцов, поэтому для них нет особой добродетели в том, что они отдают то, чем богаты сверх меры. Но Авраам был сыном идолопоклонника».
Первый из истопников возразил: «А как насчет того, что Бог, Сам Бог, в тот момент говорил с ним?»
Второй на это сказал: «Тебе не следует забывать, что он встал на ранней заре и в тот же час, без промедления, приготовился идти с сыном, куда было указано!»
Первый отверг и этот аргумент. «Если бы сейчас со мной заговорил Бог, – сказал он, –я бы не стал дожидаться и утра. Я бы исполнил Его повеление прямо среди ночи».
И тут третий истопник, до сего времени молчавший, сказал: «В Писании сказано: «Ибо теперь Я знаю», – и далее: «Что не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня»*[112]. Вы, должно быть, думаете, что слова «для Меня» здесь необязательны. Но из них мы узнаем нечто важное: когда ангел уже отвел руку Авраама, тот не испытал радости, потому что Исаак был жив, и все же в тот момент он радовался, как никогда прежде, ибо исполнял волю Бога. Вот почему сказано «ибо теперь Я знаю» – теперь, когда ангел уже отвел руку Авраама».
Первый истопник ничего на это не ответил; двое других тоже молчали. Равви Шнеур Залман слышал только, как потрескивают и шипят дрова в печи.
Во дни Великого Маггида в Межриче жил богатый торговец, не желавший иметь ничего общего с хасидами и их учением. За лавкой смотрела его жена, а сам торговец заходил в нее только на два часа в день. Все остальное время он проводил за книгами в Доме Учения. Однажды в пятницу утром он увидел там двух молодых людей, которые были ему неизвестны. Торговец спросил их, откуда они и зачем сюда пришли. Юноши ответили, что пришли издалека, чтобы увидеть Великого Маггида и послушать его поучения. Тогда торговец решил, что и он тоже может разок сходить в дом к маггиду. Не желая жертвовать временем своих занятий, он просто не пошел в тот день в лавку.
Свет, исходивший от лица маггида, так сильно поразил торговца, что с того момента он все чаще и чаще стал ходить в его дом и в конце концов тесно с ним сошелся. С того времени, однако, он постоянно терпел убытки в своей торговле и вскоре совсем разорился. Он пожаловался на это маггиду, сказав, что обеднел после того, как стал его учеником. Маггид ответил: «Тебе известно, что говорят наши мудрецы: «Кто хочет стать мудрым, пусть идет на юг; кто хочет стать богатым, пусть идет на север». Что же делать тому, кто хочет быть одновременно и богатым, и мудрым?» Торговец не знал, что ответить на это. Маггид продолжил: «Тот, кто думает о себе, что является ничем, и кто в самом деле делает себя ничем, возрастает духовно, а дух не нуждается ни в каком месте: он может в одно и то же время быть и на севере, и на юге». Эти слова глубоко задели сердце торговца, и он воскликнул: «Но моя жизнь закончена!» – «Нет, нет, – возразил маггид, – ты только начинаешь свой путь».
Когда рав из Колбишова был в Межриче, он увидел, как однажды к Великому Маггиду пришел старик и попросил наказать его за его грехи. «Ступай домой, – ответил маггид, – напиши все свои грехи на листке бумаги и принеси мне». Когда старик принес список, маггид лишь слегка взглянул на него и сказал: «Ступай. Все в порядке». Но затем рав увидел, как равви Баэр внимательно читает этот список и смеется над каждой строчкой. Это возмутило рава: как можно смеяться над грехами!
С годами этот случай не забылся. Однажды рав услышал, как кто–то приводил такие слова Баал Шема: «Хорошо известно, что никто не совершает греха до тех пор, пока им не овладеет дух безрассудства. Но что делать праведнику, если к нему приходит глупец? Он смеется над его безрассудством, и, когда он смеется, мир наполняется дыханием кротости. Оледеневшее тает, тяжелое становится легким». Пораженный, рав сказал себе: «Теперь я понимаю, почему смеялся святой маггид».
Рассказывают.
Одному ученику Гаона*[113] из Вильны каждую ночь во сне являлся умерший отец и просил его оставить его веру и стать христианином. Поскольку Вильна была далеко от того места, где он жил, а Межрич близко, ученик Гаона решил обратиться за советом и помощью туда несмотря на то, что между двумя школами были серьезные разногласия. «Открой могилу своего отца, – сказал ему маггид. – Там ты найдешь два кусочка дерева, лежащих в форме креста. Убери их оттуда, и ты вновь обретешь мир и покой». Все было именно так, как сказал маггид.
Когда годы спустя этот человек приехал в Вильну, он обо всем поведал своему учителю. Гаон сказал на это: «Он взял это из Палестинского Талмуда. Удивительно лишь то, что маггид из Межрича понял этот фрагмент».
Когда спустя какое–то время ученик Гаона вновь посетил равви Баэра, он передал маггиду слова Гаона. «Твой учитель, – сказал маггид, – знает это из Палестинского Талмуда. Я же знаю это из опыта».
Однажды маггид сосредоточил всю силу своего существа на том, чтобы наступило воздаяние. Но тут раздался голос с Небес, спросивший его: «Кто ты такой, чтобы приближать час воздаяния?»
Маггид ответил: «Я – вождь своего поколения, и моя обязанность – употребить всю свою силу ради этой цели». Вновь спросил его голос с Небес: «Как ты докажешь это?» «Все мое собрание, – ответил маггид, – встанет и засвидетельствует, что я – вождь поколения». «Пусть свидетельствуют!» – произнес голос с Небес. Равви Баэр пошел к ученикам и спросил их: «Правда ли, что я – вождь своего поколения?» Но все сидели и молчали. Маггид снова повторил свой вопрос, и вновь никто не сказал: «Да, это так». Покуда маггид не ушел от них, сознание и язык учеников сковывала немота, и они этому весьма поражались.
В последние годы жизни маггида митнагдим стали столь враждебными к хасидам, что начали относиться к ним, как строители Вавилонской башни, изгоняли их, не входили с ними в общение, отказывались от браков с ними, от вкушения их хлеба и их вина. Ученики маггида пожаловались ему на это во время трех субботних трапез. Но все три раза маггид молчал, словно не слышал их жалоб. Поэтому на исходе субботы его ученики, числом десять, самостоятельно образовав молитвенное собрание, пошли в синагогу. Там, посредством тайных ритуалов, они отвратили наложенное на них запрещение и обратили его на самих запрещавших. К третьему часу ночи, выполнив все задуманное, они вернулись к себе в комнату и заснули. Около четвертого часа они проснулись, услышав, как топают по полу костыли маггида. Уже несколько лет из–за больных ног он пользовался костылями. Ученики поднялись, омыли руки и предстали перед наставником. Он сказал им: «Дети мои, что вы наделали!» Ученики ответили: «У нас не было больше сил терпеть все это». Тогда маггид молвил: «Вы совершили глупость и поплатитесь за это своею главою». В тот же год Великий Маггид скончался.
После смерти маггида его ученики собрались вместе и говорили о деяниях своего учителя. Когда дошла очередь рассказывать равви Шнеуру Залману, он обратился ко всем с вопросом: «Знаете ли вы, зачем наш наставник ходил каждый день на заре на пруд и стоял там какое–то время, прежде чем вернуться домой?» Никто этого не знал. Равви Залман продолжал: «Он учился песне, которой лягушки славят Бога. Выучиться этой песне было сложно, и это заняло у него много времени».
Известно, что Великий Маггид пользовался костылями. Спустя много лет после его смерти великий ученик маггида, равви Шнеур Залман, однажды услышал, как его ученики спорят о том, кого следует называть «цадиком поколения». «Что это вы спорите! – обратился он к ним. – Цадик поколения – это мой наставник, святой маггид из Межрича, и никто другой! «Сотворим человека по образу Нашему»*[114] – это сказано о нем, ибо он был совершенен. Вы можете возразить, сказав: «Как это возможно? Ведь у него были больные ноги!» Но говорю вам: он был совершенен. Вы знаете, что сказано о совершенном человеке: каждым своим членом он движет все миры. В «Книге Великолепия» («Зохар») сказано: «Милость – по правую его руку, суровость – по левую». Вот почему у маггида волочилась левая нога. Он специально делал это, чтобы в мире было меньше суровости».
Во время великих страданий Израиля равви Элимелек все больше и больше опечаливался от выпавших на его долю бед. И тогда ему явился его покойный наставник, маггид из Межрича. Равви Элимелек обратился к нему: «Почему ты молчишь, когда мы так нуждаемся?» Маггид ответил: «На Небесах мы считаем, что все то, что представляется вам здесь злом, на самом деле – оказанная вам милость».