Бэзил Дженрет был настроен весьма благодушно. После обследования Бентон привел его в небольшой кабинет и закрыл за собой дверь. Они сели за стол друг против друга. Бэзил был спокоен и вежлив. Всплеск эмоций в магнитной камере продлился у него не больше двух минут. Когда он успокоился, доктор Лейн уже ушла. Он так и не увидел ее и вряд ли когда-нибудь увидит. Бентон этого не допустит.
— Голова не кружится? — участливо спросил он.
— Отлично себя чувствую. Классные испытания. Мне всегда нравилось тестироваться. Я знаю, что у меня все высший класс. А где фотографии? Вы же обещали.
— Мы никогда не показываем их пациентам, Бэзил.
— Я же все правильно сделал. Все по высшему разряду.
— Значит, вам понравились испытания?
— В следующий раз обязательно покажите мне фото!
— Я никогда не обещал вам этого, Бэзил. Так вы получили сейчас удовольствие?
— Здесь, наверное, нельзя курить?
— Боюсь, что нет.
— Ну и как выглядит мой мозг? Надеюсь, неплохо? Вы там что-нибудь увидели? Глядя на мозги, можно определить, умный человек или нет? Если бы вы показали мне фотографии, то могли бы сравнить их с теми картинками, которые сидят у меня в мозгу.
Сначала Дженрет говорил спокойно, потом начал частить, глаза его остекленели. Он долго распространялся насчет своего мозга, предполагая, что ученые могут расшифровать то, что там находится, а там, по его убеждению, много чего было.
— Много чего? — переспросил Бентон. — Что вы имеете в виду, Бэзил?
— Мою память. Вы можете заглянуть в нее? Посмотреть, что там хранится, покопаться в моих воспоминаниях?
— Вряд ли.
— Неправда. Держу пари, когда вы делали все эти ваши бип-бип, бэнг-бэнг и тук-тук, у вас на экране появлялись картинки. Вы просто от меня скрываете. Их было десять, и вы видели их все. Видели десять картинок, а не четыре. Вы думаете, их было четыре? На самом деле их было десять. Вы бы и сами все узнали, если бы показали мне фотографии. Потому что их как раз столько, сколько у меня в мозгу. Не четыре, а десять.
— О каких картинках вы говорите, Бэзил?
— Я вам просто мозги пудрю. — подмигнул ему Дженрет. — Где моя корреспонденция?
— Какие картинки мы могли увидеть у вас в мозгу?
— Этих глупых телок. Мне не дают мою почту.
— Вы хотите сказать, что убили десять женщин? — невозмутимо уточнил Бентон.
Бэзил улыбнулся, словно в голову ему пришла какая-то мысль.
— Теперь я могу двигать головой. Никаких намордников. А на меня наденут намордник, когда будут делать укол?
— Вам не будут делать укол, Бэзил. Это часть нашей договоренности. Вам заменили смертную казнь пожизненным заключением. Помните, мы говорили об этом?
— Потому что я сумасшедший, — с улыбкой кивнул Бэзил. — Поэтому меня сюда и упекли.
— Нет. Я объясню вам все снова, потому что для нас важно, чтобы вы все понимали правильно. Вы находитесь здесь, поскольку согласились участвовать в нашем исследовании. Губернатор Флориды разрешил перевести вас в эту клинику, но власти Массачусетса потребовали, чтобы он заменил смертный приговор на пожизненное заключение. У нас в Массачусетсе нет смертной казни.
— Я знаю, что вы хотите увидеть этих дамочек. Увидеть так, как я их помню. Они сидят у меня в башке!
Бэзил прекрасно знает, что чужие мысли и воспоминания увидеть невозможно. Он, как обычно, хитрит. Ему хочется заполучить фотографии вскрытия, чтобы дать волю своим необузданным фантазиям. Как всякий психопат с комплексом нарциссизма, он обожает внешние эффекты.
— Это и есть ваш сюрприз, Бэзил? То, что вы убили десять женщин, а не четыре, как это считалось раньше?
Бэзил покачал головой:
— Был один случай, о котором вам будет интересно узнать. В этом и заключается сюрприз. Нечто особенное, специально для вас, потому что вы так добры ко мне. Но взамен я требую мою корреспонденцию.
— Я хочу поскорее узнать, что за сюрприз вы мне приготовили.
— Женщина в рождественской лавке. Помните ее?
— Ну расскажите же о ней, — поторопил его Бентон, совершенно не представляя, о ком идет речь. Об убийстве в рождественской лавке он ничего не слышал.
— Так как насчет корреспонденции?
— Сделаю все, что смогу.
— Побожитесь!
— Обещаю.
— Точно не помню, когда это было. Дайте-ка подумать… — начал Бэзил, уставившись в потолок и подергивая лежащими на коленях руками. — Три года назад, в Лас-Оласе. Кажется, был июль. Тогда, значит, два с половиной года назад. Какой дурак будет покупать рождественскую дрянь в июле да еще в южной Флориде? Она продавала маленьких санта-клаусов и всяких там эльфов, щелкунчиков и младенцев-Христов. Я зашел туда утром, после бессонной ночи.
— Вы помните ее имя?
— Я его не знал. А может, и знал, да забыл. Вот если бы мне показали фото, это бы освежило мою память и вы бы увидели ее у меня в мозгу. Я вам лучше ее опишу. Так вот. Белая женщина, с длинными рыжими крашеными волосами. Немного полноватая. Лет тридцати пяти — сорока. Я вошел, запер дверь и показал ей нож. Потом оттрахал ее в подсобке и одним махом перерезал горло. — Бэзил резко провел рукой по горлу. — Вышло очень забавно — перед этим я включил вентилятор, чтобы стало чуть попрохладнее, и он забрызгал кровью все вокруг. Вот кому-то досталось убираться. А потом… — Бэзил опять посмотрел в потолок — он частенько так делал, когда лгал. — В тот день я был не на полицейской машине. Я приехал на двух колесах и припарковался на платной стоянке за отелем «Риверсайд».
— На мотоцикле или на велосипеде?
— На моей «хонде-шедоу». Какой может быть велосипед, когда собираешься кого-нибудь грохнуть?
— Так вы планировсши каждое убийство?
— Мне показалось, что это неплохая идея.
— Вы хотели убить именно ее, или вам было все равно, кого убивать?
— Я помню, на парковке было много уток. Они бродили вокруг больших луж, потому что несколько дней шел дождь. Взрослыеутки и множество маленьких утят, я всегда жалел их. Бедные утятки. Они так часто попадают под машины! Когда видишь раздавленного утеночка и его мамашу, которая ходит вокруг своего погибшего сыночка, прямо слезы наворачиваются на глаза.
— А вы, Бэзил, когда-нибудь наезжали на уток?
— Я бы никогда не смог причинить вред животному, доктор Уэсли.
— Но вы же сами говорили, что в детстве убивали птиц и кроликов.
— Это было очень давно. Мальчишеские забавы. Ну так вот. В результате я поимел всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент. Вы должны разобраться с моей корреспонденцией.
— Вы уже говорили мне об этом, Бэзил. Сделаю все, что смогу.
— Какой облом! Всего двадцать шесть долларов и девяносто один цент.
— Из кассы?
— Так точно.
— Вы, наверное, были весь в крови.
— У нее за магазином находилась ванная. — Бэзил опять возвел взор к потолку. — Я облил труп хлоркой, чтобы уничтожить следы моей ДНК. Теперь вы мой должник, я требую свою корреспонденцию, и заберите меня из камеры для самоубийц. Я хочу в нормальную камеру, где за мной не будет ежеминутной слежки.
— Это в целях вашей же безопасности.
— Переведите меня в другую камеру, дайте мне фотографии и мою корреспонденцию, и тогда я расскажу вам еще кое-что про рождественскую лавку. Я заслужил награду.
Глаза у Бэзила совсем остекленели, он сжал кулаки и беспокойно заерзал на стуле.