Хозяин бабочек

Глава 29

Волна, выросшая справа, щедро плеснула мне в лицо соленым, вымочив до нитки и приложив головой о торчащий посреди плота столбик. Тросик обжег руки, мокрая парусина со столбика захлестнулась вокруг, спеленав тело, как насквозь мокрую злобную мумию. С кормы раздался издевательский хохот.

— Подбавь ему с другого бока, Скриптис! Что-то парень расслабился.

А я-то думал, что хуже предыдущего дня и быть не может.

Выведя меня на палубу и приняв в команду в качестве юнги, Базиль Дево оторвался по полной. Плевать ему было на то, что у меня болит нога, что параметр силы у меня по прежнему в нолях, что вообще-то я — живая легенда и хозяин алмазного квеста.

Я и не знал, что мореходство можно качать, занимаясь уборкой корабля. На «Вонючке» вопрос об уборке особо не стоял: места не было. Часа четыре я таскал кожаным ведром на веревочке воду из моря, разливал ее по палубе, потом выгонял обратно за борт огромной шваброй из множества разлохматившихся веревочек. С моей точки зрения, палуба корабля, носившего претенциозное название «Гром Небесный», и без того была вполне чистой, а от моей уборки только слегка пачкалась. После возни со шваброй мне вручили мешок толченого мела и кусок войлока, отправив натирать все медные части оснастки или как там это еще называется. Меди на «Громе» было ужасно много. Все поручни ею обиты, тумбы из нее сделаны, про дверные ручки и не говорю. Каждый проходивший мимо фиолетовый считал своим долгом отпустить издевательское замечание, типа: «терпение и труд все перетрут!» или «парниша, у вас вся спина белая!». А я виноват, что сперва уронил этот мешок, а когда поднимал, поскользнулся на мокром? Но в мытье и чистке был хоть какой-то смысл, а вот когда Базиль развалился с дымящейся трубкой под самой высокой мачтой и заставил меня просто так без цели и смысла лазать по этой мачте вверх-вниз…

Мачта была обмотана канатом, по которому и приходилось карабкаться, цепляясь за эти веревочные сомнительные ступени. Примерно на середине подъема у тебя так начинают болеть руки, ноги и спина, что не хватает сил держаться дрожащими пальцами за разлохмаченную пеньку. Обхватываешь мачту, прижимаешься к ней, чтобы хоть чуть-чуть передохнуть, а снизу орут: «Эй, чего залип?». Соблазн плюнуть Базилю на голову я переборол лишь мыслью, что с такой высоты все равно не попаду, а если и попаду, то неприятностей потом не оберешься. Когда я еще на этапе с медью попытался забастовать, мне напомнили про контракт, согласно которому я практически передавался в полное рабство фиолетовым. Ну, и мореходство на самом деле надо было качать.

Когда я, на трясущихся ногах и хромая, отполз, наконец, от мачты, уже в ночной темноте — показатель навыка достиг фантастических двадцати двух единиц. Как сказал Базиль, у меня всё так живенько пошло потому, что я другие профессии мало качал, только рыбалку.

Жрать хотелось ужасно, но никакой столовой или камбуза на «Небесном Громе» я не обнаружил, по моим наблюдениям фиолетовые питались сами, тем, что валялось у них в инвентарях. Ева и Акимыч весь день провели в реале, а вот Гус выразил горячее желание поужинать, раз уж не удалось пообедать. И даже Лукась, со стоном погладив себя по горлу, признался, что мог бы рискнуть — и попытаться пропихнуть в это пострадавшее горло небольшой кусочек слабо поджаренного тоста с маслом и пластиком нежирной ветчинки.

Даже если бы у меня были деньги, на вылазку в магазины Камито я бы не решился: неприятно было бы столкнуться на улице с кем-то из бастардов. Можно было бы попробовать поймать рыбы, но я не имел ни малейшего понятия где ее тут можно приготовить. Поэтому, завязав остатки гордости в узел, я разыскал в кают-компании Базиля и поинтересовался у него на предмет провианта.

— Вас же в трюме разместили? — спросил Базиль, — Поройтесь там в ящиках. Вроде, в них какая-то жратва долгого хранения была. Солонина там или морские сухари.

Я вернулся в трюм к ребятам, и мы осмотрели ящики. В них мы обнаружили несколько канатов, початый мешок овса и куриное перышко.

Евы с Акимычем все не было, и еще через час, кода желудки совсем подвело, а полоски жизней украсились дебаффами голода, я все-таки достал удочку. Хорошо быть прокачанным рыбаком! Всего десять минут — и у меня в инвентаре три упитанные круглоголовые серебристые рыбины, килограмма по три каждая. Рыба почему-то называлась «лососятко» — очередные взбрыки встроенного переводчика, наверное. Выбравшись на берег, мы развели костерок шагах в двадцати от причала. Я уже разделал лососяток и подобрал пару плоских камней, чтобы нагреть их в углях. Но тут Лукась обернулся через плечо и хрипло спросил: «А где море?».

Мы развернулись от костра туда, где только что в свете лун и бумажных фонарей набережной маслянисто поблескивала черная вода. Нашему взору предстали белеющие в темноте камешки обнажившегося дна, то тут, то там серебрилась бьющаяся на камешках рыбешка.

— Ах, холера! — выдохнул Гус. Это он у Евы набрался, не иначе.

Вслед за этим нас тряхнуло, горстка полыхающего в костре сушняка рассыпалась и покатилась к нам вспыхивающими головнями, раздался звук, как будто кто-то огромный разрывает тряпку метров в десять толщиной, и по берегу прямо к нам под ноги стремительно пополз черный зигзаг. Гус толкнул Лукася, я вскочил сам и мы помчались к причалу. Уже подбегая к нему, я почувствовал, что земля куда-то делась, причал взмыл в воздух, луны кувыркнулись у меня перед глазами, и я полетел к ним. Но был ухвачен за все еще болящую ногу чьей-то мощной лапищей. Гус в последнее мгновение успел проскакать по причалу, перекинуть нас всех на палубу, после чего трап, плясавший, как обезумевшая кобыла, оторвался и исчез. Корабль заскрипел, закряхтел, а потом вдруг взмыл ввысь, зависнув над Камито, в котором один за другим гасли огоньки. Я успел заметить, как недавно возведенный венец аукционной пагоды срывает со здания, как корку с пирога. После чего «Небесный Гром» перевернулся мачтами вниз и помчался по огромной водяной черной горе в бездну. Не разбирая, где верх, где низ, я тяжело дышал, придавленный Гусом к борту и успел пару раз как следует удариться головой, прежде чем корабль опять перевернулся и пустился в бешеный танец по сошедшему с ума морю.

Тряска продолжалась еще часа два и, как выяснилось, за это время «Небесный Гром» унесло так далеко от Камито, что возвращаться за теми, кто остался на берегу, смысла не было. Тем более, что судно лишилось большей части своих парусов и заполучило какие-то проблемы с винтами двигателя. Видимо, смяло их при падении на обнажившееся дно. Быстрое ночное совещание оставшихся на корабле членов клана привело к решению: идти к Беловодью, чиниться там, а оставшиеся на Таосань пусть добираются сюда регулярным перевозчиком — паромчиком, курсирующим в этом проливце между континентами. К счастью, Ева и Акимыч были в списке пассажиров и на момент выхода в реал находились на корабле, поэтому утром они очутились на борту, без особого сочувствия выслушали наши жалобы на голод, зато с большим интересом расспрашивали про землетрясение и цунами.

— Не везет бедному Камито, — сказал Акимыч, — сперва набег с пожаром, теперь вот это еще. Зато бастарды, небось, знатно поднимутся на новых строительных подрядах.

— А не может такого быть, — спросил я, — что это все из-за меня? Духи разгневались за Хохена и принялись по мне дубасить, чем можно.

— Ага, и раздолбали целый город со своими алтарями и почитателями. — сказала Ева, — На форуме пишут, что там опять половина зданий в руинах. Впрочем, боги — они такие, любят масштабно работать.

— А представляешь, Ним, — хихикнул Акимыч, — если это действительно на тебя охота была, тобой же можно всех царей Таосань шантажировать! Типа — пришлите нам по почте миллион золотых, иначе мы вам сира Нимиса в город запустим. Кто не хочет жертв и разрушений — скидывайтесь в пользу благосостояния клана «Зеленый Лист»!

— Точно, — пробормотал я, — а то у меня что-то слишком спокойная жизнь. Давайте сделаем меня главным мировым врагом Альтраума. Рога мне приделаем, копыта…

— Не, ну, я так, чисто по приколу помечтать. Может, это все и не из-за тебя вовсе, просто у Камито неудачный месяц выдался.

— Или в Lesto решили поднять цены на лак и древесину в этом регионе, — кивнула Ева. — Хотели бы таосаньские боги тебе отомстить, тут же на месте превратили бы в какую-нибудь жабу после твоей выходки.

— Он же был под защитой алтаря Злой Девки, — сказал Акимыч.

— Ага, а потом сделал три шага в сторону и квакнул.

— И все-таки хорошо бы пожрать, — сказал Гус, — от всех этих землетрясений ужасно разыгрывается аппетит.

— Ладно, — вздохнула Ева, — мне все равно сейчас с этими крысами побеседовать надо. Не знаю, кто у них в аналитиках, но лично я вчера упарилась этого Кая Камерона разыскивать. Поиск по форумам работает через пень-колоду, никакой инфы о нем нет, в алфавитном справочнике пусто, в энциклопедиях — ни гугу. Хорошо, что я смогла разыскать полное родословное древо императорской фамилии Риверры. Так вот, Кай Камерон действительно был. Не поверите, триста лет назад. Вместо года смерти — вопросительный знак. Далее на трон садились потомки его младшего брата. Больше никаких сведений нет вообще.

— Ничего себе, — сказал Акимыч, — это нам что, его скелет теперь разыскивать и на трон сажать?

— Мы же в волшебном мире живем, — сказал я, — может, этого Кая превратили в какое-нибудь дерево и сейчас он вполне молодой баобаб. Меня больше интересует, где мы найдем его живых спутников, которых нужно расспросить.

— Может, он со слонами путешествовал? — спросил Акимыч, — Слоны сколько живут?

— Надеюсь, у фиолетовых аналитики все же лучше соображают. — сказала Ева, — Пойдемте, побеседуем с Элланой-Подланой. Она на корабле, слышала ее визг из кают-компании. Хотя, конечно, лучше бы Сиборна разыскать, с ним все-таки дело иметь приятнее.

— Про завтрак не забудьте, пожалуйста, — слабым голосом попросил Лукась, который лежал на коврике, скрестив руки на груди.

— А ты, — сказала Ева, — кончай ныть! Бери пример с Гуса. Он, похоже, вообще не переживает.

— Некоторым, — сказал Лукась, усаживаясь и вытягивая ноги перед собой, — может, вообще без разницы, есть у них голова или нет. И не знаю, что видело это создание в смертном мраке, меня же увиденное убедило в бессмысленности этого мучительного существования. Все — лишь обман. Сон. Пустота. Ничто не имеет смысла.

— Ну, — скептически отозвалась Ева, — кроме завтрака, да, Люк?

— Если я пребываю в иллюзии своего существования, то мне необходимо поддерживать и иллюзию питания моего иллюзорного тела, — назидательно ответил Лукась.

— Посмотрите на этого Декарта недоделанного! Не канючь, мы попытаемся раздобыть какой-нибудь еды. В конце концов, фиолетовые сами не заинтересованы в том, чтобы мы сдохли тут от голода, а потом воскресли не пойми где на необитаемом острове.

Эллана куда-то провалилась, и Сиборна тоже не было. Базиль вместе с парой инженеров возился с двигателем и был столь явно и безусловно занят, что мы разумно решили его не отвлекать. Поэтому информацию о Кае Камероне у нас приняла Тибита, которая безмятежно возлежала на палубе в шезлонге и читала большую книгу, потрескавшийся кожаный переплет которой украшало рельефное изображение паука с рубиновыми глазками. Наверное, что-то юридическое.

— Да, — сказала она, — мы о нем инфу уже собрали. Этот Кай Камерон был помешан на путешествиях, этакий Христофор Колумб местный. В одном из них и сгинул.

Ева была явно раздосадована тем, что ее гениальные изыскания оказались бесполезны.

— А его спутников в этом путешествии мы сумеем разыскать? — спросил я, — Спустя столько веков-то?

— Уже разыскали, — кивнула Тибита. — В списке экспедиции был трансильвийский архивариус Торфир, он единственный вернулся из нее живым. Ну, как живым… в своем привычном виде.

— А что это за Торфир-то? — спросил стоящий сзади Акимыч.

— Ты не помнишь? — спросил я, — То привидение, которое сочинения по истории тут пишет.

— Не только по истории, — сказала Тибита, сморщившись, — курс юриспруденции в Аммельском университете включает изучение тридцати томов его работ по закону и праву. Он же сам и экзамены принимает.

— Ни фига себе, — сказал Акимыч, — тридцать томов… Так в реальности юристом проще стать.

— Значительно проще.— согласилась Тибита, — Впрочем, изучение права здесь ТАМ тоже очень помогает. Принципы-то всюду примерно одинаковые.

— Слушай, — сказал я, — извини пожалуйста, но, раз такое дело, ты не знаешь где тут раздобыть еды какой-нибудь? А то мы не успели к путешествию подготовиться, ничего съестного с собой.

В трюм мы вернулись с двумя коричными булочками, которые нашлись у Тибиты, а также со ржавым крошечным примусом, который она изъяла у кого-то из соклановцев. Я успел поймать несколько морских окуней и малюсенькую, размером с комнатную собачку акулку, когда меня разыскал Базиль и сообщил, что пришла пора приняться за меня всерьез. На мои разъяснения, что пол-булочки — это очень мало для снятия дебаффа «голод», он ответил дружеским тумаком промеж лопаток и заверением, что голод ученью не помеха.

— И вообще, набивать желудок тебе сейчас — не лучшая идея.

Я со вздохом отдал рыбу Акимычу, который пообещал проследить, чтобы мне оставили хотя бы один жареный хвост. После чего меня обвязали веревкой и швырнули за борт. А потом чуть не пришибли скинутым на веревке же плотиком из кое-как сколоченных досок со столбиком-мачтой в центре, на котором болтался кусок парусины, долженствующий изображать парус. Я поймал брошенное сверху короткое весло и какое-то время учился удерживать плот, чтобы он не переворачивался, переставлял парус то на зюйд-вест, то на норд-ост, застревал ногами в досках, словом, весьма насыщенно проводил время. Когда же Базиль решил, что мы с плотом начали переворачиваться гораздо реже и зрелище, соответственно, утратило немалую часть веселья, он призвал на помощь водяного мага Скриптиса, который с азартом принялся терроризировать меня волнами, воронками, а также небольшими, но настырными водяными смерчами, от которых я безуспешно пытался отбиваться веслом.

Не знаю, какое отношение все это безобразие имело к мореходству, но навык, как ни странно, рос. Сейчас, залепленный мокрым парусом, измученный и полусумасшедший от всей этой водной свистопляски, я кое-как выбрался из вороха грубой ткани, хватаясь за столб мачты, поднялся и тут услышал испуганный крик Скриптиса. Повернулся и увидел, как из воды ко мне поднимается нечто белое, огромное и мучительно страшное. Пустые глаза, как черные дыры, огромные кровавые десны, треугольники зубов-пил, багровая бесконечная глотка с рифлеными стенками жабр. Чудовище, чья пасть была больше моего плота, рванулось и сомкнуло челюсти. К этому моменту я уже взлетал по воздуху на канате, который тянули Базиль и маг. Акула, раскусив плот, казалась уязвленной и оскорбленной, уже через секунду она, задрав морду, выпрыгнула из воды, пытаясь ухватить меня за ноги, но не успела — меня уже втаскивали через поручень.

— Класс! — сказал Базиль, — Вот такую рыбалку я люблю! Скрипт, расчехляй гарпун — уйдет же!

Я не стал дожидаться, чем все закончится, и уполз в трюм, где меня, и правда, ждал жареный хвост окуня. Очень маленький хвост. Но и его вида хватило, чтобы меня вконец замутило. Лишь отлежавшись пару часов, я собрался с духом и снова пошел рыбачить. Акула, как выяснилось, от гарпуна удрала, но мне пообещали, что если я выловлю что-нибудь приличное, то «ребята разгребут камбуз и устроим большое рыбное барбекю».

— Ладно, — сказал Базиль, — отдыхай пока. После стоянки в Беловодье переведем тебя в полноценные матросы и будешь вахту стоять. С тридцаткой мореходства уже потянешь.

— Спасибо, — сказал я через силу.

Ну, а чего, он действительно круто меня тренировал, хоть и не слишком щадящими методами. То, что я был в команде действительно большого корабля, конечно, давало серьезный бонус к росту навыка, но сам над собой я бы так измываться не смог. Прыжки по мачте принесли еще пятерку к альпинизму и два к ловкости, во время истязания на плоту я разжился единичкой выносливости. Особой благодарности не испытывал, но «спасибо» сказать не развалюсь.

Рыба клевала хорошо, даже удалось поймать раритетного «златозуба лысобрюхого», которого, правда, как следует никто из фиолетовых приготовить не смог, нормальных кулинаров, у них, оказывается, тут не было. Запихнуть сорокакилограммовую тушу в инвентарь тоже было нельзя, бездарно разделывать ценную рыбу, превращая ее в скучное рыбное мясо, было жалко, но все равно мы порубили ее на стейки и, зажаренные на камбузной плите, они оказались очень даже ничего. Набив сумки жареной рыбой, я уже меньше волновался за будущее. Человек все-таки очень примитивное существо. Еще и целая золотая монета выпала из разделываемой трески, хоть какие-то деньги.

А наутро на горизонте уже появились очертания Беловодья.