– Извините, господин… не знаю вашей фамилии, – я внимательно смотрела на молодого человека, отдавшего мне связку ключей после осмотра дома.
– Разрешите представиться, Старцев Максим Алексеевич.
– Господин…
– Софья Павловна, не нужно этого официоза, тем более что мы равного сословия. Зовите Максим Алексеевич, – оказывается, он умеет улыбаться. Улыбка смягчила его суровое лицо.
– Хорошо, Максим Алексеевич. Дело в том, что пока мне некуда пригласить вас на чай. Столовая в запустении, как и весь дом, но вы и без меня это заметили. Можем ли мы перенести чаепитие?
– Хорошо, через два дня нанесу визит, ещё раз осмотрю вашу постоялицу и вас. Мне очень любопытно, как вам без капли магии удалось их отбить у тумана. Сколько раз я пробовал, не получалось, туман под воздействием моей магии рассеивался вместе с силуэтами.
– Я не знаю, как это произошло.
Мы стояли в холле дома, неожиданно с улицы послышались мужские голоса.
– Что там происходит? – Максим Алексеевич распахнул двери. – Вы кто?
Возле солдат стоял краснощёкий братец Акулины.
– О, как я рад, господин Старцев, вас и искал, – он склонил голову. – Мне сказали, что вы направились в заброшенное имение. Это прекрасно…
– Ближе к сути дела. Что вам нужно? Вы кто? – строго спросил Старцев.
– Лещёв Влас Гордеевич, лавочник и скорняк. Шкуры выделываю и продаю. За справедливостью пришёл. Я правильно понимаю, что сестрицу с племяшками моими любимыми вы мне сейчас вернёте? Ох, как я горевал, когда они пропали, места себе не находил…
На порог вышли, кроме Агафона и Барсика, девочки, которых Лещёв назвал племяшками.
– Это неправда, – неожиданно произнесла молчаливая Агриппина.
– Что «неправда»? – вскинулся дядька. – Али я вас не кормил, не одевал? Вы словно сыр в масле катались, пригрел сиротинушек.
– Это не ваш дядя? – подняв руку, Максим Алексеевич остановил словоизлияние Власа.
– Наш, – тихо подтвердила Агриппина. – Да только врёт он, что любит нас. Когда мать пропала, ему пришлось нас взять, за мамой наследство было, маленький домик.
Я смотрела на Лещёва, глазки его забегали из стороны в сторону, щёки стали пунцовыми, на лбу появилась испарина.
– Не слушайте её, господин, она сейчас обманет, чтобы ко мне в дом не возвращаться. У барыни просторнее, чем в любящей семье…
– Цыц! Много говоришь! А это подозрительно! – один из стоящих воинов толкнул Лещёва в плечо.
– Говори, девочка, ничего не бойся. Моё слово будет последним, – разрешил Максим Алексеевич.
– Дядька в тот же день нас забрал из опустевшего дома, хотя мы надеялись, что матушка вернётся. Жили с сестрой под лестницей, нам там матрас из соломы бросили. Дети его очень уж больно нас били, – по-детски жалобно произнесла девочка и потёрла правый бок. – Кормили только вечером, а через несколько дней дядя подозвал нас, всунул в руки по ватрушке и большую корзину, попросил набрать крупных шишек, довел до леса, а сам траву отправился косить.
– Зачем же вы туда пошли? – прошептала я.
– Если бы не пошли, то вновь биты были бы и без ужина остались. Мы думали, что вот тут, на окраине, пособираем, да только не было шишек, мы дальше в лес, тут-то туман и появился, не успели убежать. Да только он как бы подберётся, окутает, холодный такой, и опять отступит…
– Дети редко пропадают в тумане, нет в них еще черноты, – неожиданно пояснил один из воинов. – Не за что ему зацепиться в невинных душах.
– Я слышала, как дядька своей жене шептал, что скоро наш дом продаст, и свой тоже, купит просторный дом с мастерской. Он шкуры прямо в одной из комнат выделывает, запах очень неприятный, – заговорила Аксинья.
– Арестовать! – бросил Максим Алексеевич в сторону Лещёва.
– За что, батюшка?! – дурным голосом взвыл мужик, падая в пыль на колени. – Оговорила она меня! Не было такого!
Но его никто не слушал, быстро подняли на ноги, усадили на его же лошадь.
– Вот на допросе и расскажешь, что было или не было, а также твою жену и детей послушаем. Трогайте, скоро догоню, – это капитан приказал своим подчинённым.
Лещёв неожиданно примолк и так зловеще зыркнул на меня, а потом на детей, что мне захотелось спрятаться в доме. Не буду врать, но колени дрогнули. А что, если отпустят? Усадьба стоит вдалеке от города, если что, и не докричаться до властей.
Кони тронулись с места, и дядька девочек тихо забубнил, что он не виноват, что верит в справедливость и что все образумится.
– Если история Агриппины и Аксиньи подтвердится, то Лещёв ответит по всей строгости закона за покушение на детские жизни. Ещё непонятно, почему Акулина бросилась в лес.
– Говорят, за мужем пропавшим, – прошептала я, посматривая на притихших детей.
– А пока, если вы так желаете, то разрешаю этой семье остаться у вас, – он сел в седло. – До встречи, Софья Павловна.
После того, как нас наконец оставили в покое, я почувствовала опустошение и ужасную усталость. Было лишь одно желание: упасть в кровать и выспаться.
Но, взяв себя в руки, побрела на кухню. Сил и желания варить суп и делать пироги не осталось. Поэтому сварила густую кашу на молоке и испекла блины. С улицы доносились визг пилы, стук топора и шарканье рубанка.
Что ж, пока Лукьян работает, усадила девочек поужинать, расторопный домовой быстро открыл все комнаты на втором этаже, выбрал для меня самую светлую спальню, проветрил её и, вернувшись, поинтересовался, чистить ли баню, будет ли Лукьян её топить, или я ополоснусь в большом тазу.
Я выбрала таз, пообещав в баню завтра.
Лукьян по моей просьбе нагрел несколько вёдер воды, девочки поели и первыми отправились мыться с дороги. Ох, и воды после них на полу образовалось.
Больше всего меня огорчила Акулина. Если дети с удовольствием поели и, помывшись, легли спать, то их родительницу у меня не получилось накормить, но напоить с помощью домового удалось. Нужна травница или лекарь. Завтра же стоит заняться поисками.
– А помнишь, кузнец из города обещал прийти? – Барсик сидел рядом на стуле и смотрел, как я ем. – Возможно, у него получится накормить бедняжку, она отреагировала на него и даже имя произнесла.
– Точно! Как придёт, так сразу и спрошу.
Вечером последним спать ложился Лукьян. Уже лёжа в кровати, я слышала, как он закрывает входные двери на широкий засов, как проверяет, закрыла ли я окна на кухне. И потом ещё какое-то время шуршал там, я слышала звук переставляемой посуды. Всё же поставила тесто перед сном в большой кастрюле, домовой обещал присмотреть, чтобы не сбежало.
В комнате Агафон как мог протёр пыль, но всё равно пахло затхлостью и заброшенностью. Открыла окно, вновь растянулась на кровати, зевнула и тут же получила чем-то мягким по голове, взвизгнула от страха. Первой мыслью было, что на голову прыгнула мышь!