Лицо Марьи вытянулось, и я поправилась:
— В смысле не мне самой, а в огород. В компост.
Или в парник, как раз я думала, чем теплицу обогреть.
— А-а-а, — просияла она. — Дело-то хорошее. Только не знаю я, сколько требуют. Раз в полгода приезжали, увозили, помнится, барин плакался в последний раз, что штраф назначили, дескать, мало отдал.
Вот же времена, и за недостачу навоза штрафуют!
— …Не моего ума это дело, — закончила Марья.
Похоже, свитер мне не светит, как и новая куртка удобного фасона. Если останется у меня вечерний досуг, придется изучать местный налоговый кодекс. Не так уж много у меня денег, чтобы еще и штрафы платить. И до осени взять новые будет неоткуда. Не клад же искать, в самом деле. Да и то, переводить драгоценности, хоть мифические, хоть подарок Виктора, в прямом смысле в навоз — так себе идея.
— Давай-ка поедим, касаточка, — отвлекла меня от неаппетитной темы Марья. — На сытое-то брюхо и думается легче. А я в деревне молока взяла, да простокваши, да яиц с утра набрала дюжину. Блинков к вечеру… — Она осеклась.
— Напеку, — улыбнулась я.
Хоть и давненько мне не приходилось их в печи печь, а не на плите, ну да с хлебом справилась — и с блинами справлюсь.
— А то, может, снимешь? — заискивающе попросила Марья. — Аспид слов на ветер не бросает, сказал, доктора пришлет, значит, пришлет. А тот прицепится.
— Я скажу, что платить за твое лечение не буду, и он отцепится, — хмыкнула я.
— И то правда, Евгений Петрович, говорят, меньше чем за два отруба и в дом не приедет.
Я попыталась перевести эту сумму в гусей, чтобы оценить дороговизну, поняла, что не помню, сколько стоит — или теперь лучше уже говорить «стоил»? — живой гусь в моем мире, и сдалась. Частная практика мне все равно не светит, диплом-то не подтвердить, так какая разница, сколько здесь платят за вызов врача. С чем смогу — сама справлюсь, а где не справлюсь, так на здоровье не экономят.
— Ну раз не хочешь мне руку освобождать, сделай милость, достань хлебово из холодильника.
— Холодильника?
Здесь есть холодильник?
Марья указала на шкафчик под окном. Ну да, своего рода холодильник, когда на улице мороз. Кроме чугунка с остатками супа там обнаружилось несколько крынок. Наверное, сметана и молоко, про которые упоминала Марья.
— Подписывала бы ты их, — проворчала я. — Чтобы каждый раз обвязку не снимать, не проверять.
— Так чего ее снимать? Чай, не беспамятная еще, что куда ставила, знаю. Да и грамоте не научена, не барыня.
«Хочешь, научу?» — едва не вырвалось у меня, в последний момент спохватилась. Я ведь тоже здесь не особо грамотна. Для себя-то мне и русского хватит, но рано или поздно придется кому-нибудь письмо или записку отправить. И что тогда?
Марья сунула нос в чугунок.
— Как раз на троих нам. Петьку накормлю, как проснется. Или пусть сам уже ест?
— Посмотрим. — Я пока не знала, в каком состоянии он будет, когда проснется. Вспомнила еще кое-что. — А Дуне?
— А кашу ты аспиду всю скормила?
Марья приподняла крышку горшка, что все еще стоял на печи. Удовлетворенно кивнула. Да, пожалуй, того, что после нас с Виктором осталось, хватит и Марье поесть — она-то вообще еще не завтракала, — и новой работнице. Я вчера, готовя в непривычной посуде, закинула слишком много. Удачно вышло.
— Посуду не мой, Дуня помоет, — велела Марья. — Я ей покажу, что где, да присмотрю, чтобы все путем было.
Я не стала спорить, только замочила миски в тазу, чтобы не засохли. Хотела бросить в воду соды или горчицы, но не нашла ни того, ни другого. Мыла, что ли, натереть?
— Щелока плесни, — посоветовала Марья, поинтересовавшись, чего я снова шкафы проверяю. — В прачечной как раз настоялся. Слей уж заодно.
В прачечной действительно обнаружилась глиняная корчага с залитой водой золой, пара пустых и сито. Убедившись, что я все сделала правильно, Марья ушла приглядывать за Петром, а у меня еще оставались окна в галерее.
Вчера я надеялась, что разбитое окно удастся застеклить, но, похоже, стекло «про запас» в усадьбе не хранили. Не так-то просто его хранить, если уж на то пошло. Вынимать стекла из людской избы или тем более теплицы мне тоже не хотелось. Оставалось только утыкать щели между досками да затянуть снаружи чем-нибудь непромокаемым и непродуваемым, чтобы не гнило до того времени, когда смогу найти мастера.
Папа мой, заядлый рыбак, непромокаемую пропитку делал просто — растворял в бензине парафиновую свечу и пропитывал полученным раствором хоть ткань, хоть обувь. Но Марья, упоминая вчера о ценах на свечи, говорила только про восковые и сальные. То ли не получили еще парафин со стеарином, то ли они пока в широкий доступ не вошли. Про бензин и вспоминать не стоит.
Впрочем, был у моего папы и другой рецепт — воск, натуральная олифа и скипидар. Раз есть восковые свечи, есть и воск. Олифа — это вываренное особым образом льняное масло, тоже не должна быть редкостью в этом мире. На худой конец, можно и просто льняное масло взять, на кухне вон стоит. А бутыль со скипидаром я своими глазами в сарае видела. Удивительно, что Марья его еще на мази от радикулита не перевела.
Олифа тоже нашлась в сарае. Взяв все необходимое, я зашла на кухню — сварить пропитку — и остолбенела в дверях, глядя на грязные следы на полу. Незнакомая девушка в грязных лаптях развернулась ко мне от таза с посудой, поклонилась.
Это, значит, та самая работница и есть. Как бы мне ее теперь не пристукнуть сгоряча.