Следующие четыре дня пролетели весело и незаметно. Погода стояла солнечная и совсем по южному жаркая. Молодая сочная зелень становились всё гуще, природа вокруг на глазах преображалась, словно невидимый художник каждый день добавлял яркие мазки в окружающий пейзаж, доводя эту масштабную картину до совершенства. Вместе с теплом появились комары. И если наверху, у Хэхэханто ветер их ещё сдувал, то у Луцяхамато, особенно ближе к ночи, уже роились тучи кровососов, и без репеллента в лагере теперь было не обойтись. Но для людей, выросших на севере, это не являлось большой проблемой и друзья отдыхали, что называется, – на всю катушку.
На следующий день после приезда, как и планировали, устроили баню и стирку. След от костра на берегу после помывки засыпали песком, а котёл вернули на место. В такую жаркую погоду вода на мелководье прогревается быстро, и теперь можно будет купаться уже в любом водоёме.
Иван быстро шёл на поправку, но был ещё слаб и большую часть времени проводил в лагере, занимаясь приготовлением пищи. С ним всегда кто-то оставался, чтобы помочь, а вечером все собирались за столом. Рыбы и мяса было в достатке, из пшеничной муки пекли вкусные лепёшки, так что голод компании не грозил.
Лесна по нескольку раз в день смотрела, нет ли поблизости вертолётов или другой техники, продолжаются ли досмотры лодок, и всё докладывала мужу. Вертолётов, кроме двух доставлявших вахтовиков на дальние месторождения, больше не было, но на реке Надым и в Обской губе лодки продолжали досматривать.
Дмитрий все дни проводил на рыбалке. Плавая на маленькой лодке по всему Хэхэханто, он ловил и отпускал пойманную рыбу, а в лагерь приносил ровно столько, чтобы хватило на хорошую уху. Когда попадалась мелочь, он угощал Клару и Карла, которые проводили теперь с ним больше времени, чем с хозяином и настолько обнаглели, что сидели рядом в лодке и уже чуть ли не силой отбирали у рыбака его улов. Когда терпение Дмитрия подходило к концу, он разгонял наглых ворон удочкой, но те долго не обижались и скоро всё повторялось. Эта картина немало забавляла друзей наблюдавших за ними с берега.
Сергей два раза организовывал имитации раскопок в разных местах, чтобы в случае какой-либо проверки можно было показать фотографии работ и сопутствующие документы. Пока подбирали подходящие места обошли вокруг Хэхэханто. Два ручья впадавших в это большое озеро были не широкие, но оказались настолько глубокими, что их пришлось переплывать, раздевшись донага. Вода была хоть и холодная, но после весёлых посиделок, освежиться всегда было приятно. Пока обходили озеро рассмотрели и большого идола, которого видели в бинокль, но кроме грубо сработанного двухметрового истукана, кострища и кучи оленьих черепов, смотреть там было не на что. Нашли и священную нарту, в честь которой Хэхэханто получило своё название. Она стояла примерно в двухстах метрах на восток от идола. Нарта была большая, недавней постройки, с добротным деревянным коробом, сверху накрыта несколькими слоями рубероида и увязана свежими верёвками.
Прочесали лес и берег Хэяхи в районе, где лежали останки корабля, но ничего интересного не нашли. Сергей всё фотографировал, снимал на видео, по нескольку раз делал замеры объекта, что-то записывал в старый затёртый блокнот и очень напоминал кота, кружащего вокруг миски со сметаной.
Чтобы не давать лишнего повода для подозрений, от лосиной головы решено было избавиться. На четвёртую ночь пребывания на Луцяхамато Костя утопил её в болоте. Последние треки на всех навигаторах удалили и сочинили версию о выходе из строя бортовой электроники «Мячика», в результате чего им якобы пришлось долго просидеть на Луцяхамато. Навели порядок в гермосумке. Дмитрий приготовил к длительному хранению всю электронику, Павел и Костя оружие и снаряжение. Всё содержимое протёрли спиртовыми салфетками, чтобы нигде не осталось ни единого отпечатка, и уложили обратно в сумку. Осталось только спрятать её на обратном пути.
Утром двадцать второго июня, когда все сидели за завтраком, вороны снова подняли большой шум на вершине обрыва. Тушу оленя, которую Костя унёс наверх, волк и вороны основательно обглодали и когда на третий день от разбросанных костей стал распространяться неприятный запах, кости собрали и вместе со шкурой выбросили в Хэхэханто. Однако волк продолжал по ночам приходить на место, где предыдущие дни он так славно трапезничал, и вороны, как обычно, устраивали конкуренту жёсткую обструкцию.
– Что-то твои демоны разошлись сегодня… – недовольно проворчал Велянский. – Опять орали полночи и сейчас…
– Тихо! – прервал его справедливое негодование Костя, прислушиваясь, – Это они уже не на волка…
– Никак Женька приехал! – обрадовался Сергей.
– А может росомаха или медведь на запах пожаловали. – высказал предположение Павел. – Тут же на всю округу воняет тухлятиной. А каркухи молодцы. Нечего на них бочку катить. Они службу исправно несут.
– Идёмте, посмотрим. – поднялся Филимонов.
Все, включая Ивана, взяли оружие и отправились к жилищу Пынжи Ойкавича.
Не успели друзья подойти к обрыву, как вороний крик стал приближаться и к двум соснам у входа в жилище подъехал аргиш[13]из четырёх гружёных упряжек. На передовой, самой длинной и с большим коробом, сидел Женя Вэла, за ним, связанные длинной верёвкой, ещё три гружёных нарты. Олени во всех упряжках были отборные. Позади всего каравана, не обращая внимания на шумных ворон, бежала лохматая ненецкая лайка.
Увидев встречающих, шаман помахал рукой, соскочил с нарты и пошёл навстречу. На нём был потёртый энцефалитный костюм с национальным поясом и болотные сапоги. С последней встречи в прошлом году Женя заметно повзрослел, и теперь даже казался выше ростом.
– Здоро́во, мужики! Ну как вы тут?!
– Как на курорте! – рассмеялся Сергей. – Место, Жень, просто шикарное! Слов нет!
– Ух ты! – радостно воскликнул Вэла, увидев Хартаганова с винтовкой на здоровом плече. – Ванёк, да ты уже совсем поправился! Бледный только и худой как щепка. Ничего, мы тебя откормим!
После дружеских объятий и рукопожатий все пошли к нартам.
– Сторожа у вас звонкие. – Вэла кивнул в сторону сидевших на дереве ворон. Те в присутствии хозяина вели себя смирно и только посверкивали чёрными глазами-бусинами. – Бармалей мне рассказывал про ваших помощников. Твои, Костя?
– Мои. – усмехнулся Студилин. – Жена приручила. Взял с собой для пущего эффекта.
– Ты никак сюда жить переезжаешь? – спросил Иван, глядя на объёмные стянутые верёвками тюки.
– Верно. Переезжаю. Вон сколько запасов привёз! И самую умную лаечку взял у отца, чтобы не скучно было. – улыбнулся Вэла.
Костя радостно потёр руки:
– Так, значит, будем новоселье праздновать?!
– Ещё как будем! Избушка вот только тесновата, так что будем праздновать у вас в лагере. Но, сперва давайте выгрузим всё. И, у меня к вам просьба: помогите дрова привезти, пока оленей обратно к отцу не отогнал? А то потом санями тащить далеко. Поможете?
Все, конечно же, согласились.
– Вот спасибо! – обрадовался Женя. – Тогда сейчас разгрузимся, чай попьём, и съездим. Это не долго. Здесь мои вещи, – он показал на короб в своей нарте, – их потом сам разберу, пусть пока стоят, а остальное выгружаем. Гостинцы я вам от людей привёз и на словах передаю, что все вас сильно благодарят.
Судя по привезённым запасам соли, муки, круп, макарон и консерв, Вэла действительно собрался здесь жить. В одной нарте были канистры с бензином. Все продукты перенесли в избу. Что-то уложили в сундуки, что-то в железные ящики, которые стояли под лежанками.
– Весь бензин и эти коробки ваши. – шаман показал на две внушительных размеров картонные коробки оставшиеся на опустевших нартах.
– Так тут бенза больше двухсот литров! – удивлённо развёл руками Костя, глядя на тридцатилитровые пластиковые канистры, – Мне столько не нужно. Шестьдесят возьму, а остальное тебе самому пригодится.
– Мне он вовсе не нужен. К зиме привезу себе литров пятьдесят и маленький генератор, чтобы телефон заряжать, и хватит. А на лето для телефона у меня есть солнечные батареи. Я на снегоходе почти не езжу, генератором большим пользоваться не буду. Шумные они, думать мешают. Так что, забери всё.
– Ну, тогда сотку возьму. Мне этого за глаза хватит. А остальное пусть про запас стоит. Может кого из гостей зимой выручить придётся… В тундре всякое случается, сам знаешь.
Женя озадаченно почесал затылок.
– Тогда надо убрать канистры от лиственниц подальше.
– Молнии боишься? – с улыбкой спросил Сергей. Он знал, что по ненецким поверьям лиственница притягивает молнию, поэтому тундровики никогда не делают из лиственницы шесты для летнего чума и летом стараются не ставить чум возле лиственниц, но сам в эту примету не верил.
– Ну, мало ли… Старики просто так говорить не станут.
Через полчаса канистры и коробки с гостинцами были доставлены на тележке Пынжи Ойкавича к «Мячику», остальной бензин спрятали в зарослях кустарника у обрыва на безопасном расстоянии от жилища. Упряжки остались ждать не распряжёнными.
Когда в лагере открыли коробки, друзья были поражены их содержимым. Помимо качественных дорогих коньяков, водки и виски, в них лежали кондитерские изделия, баночки с красной икрой и деликатесы из оленины, которые производились на небольшом частном заводе в посёлке Яр-Сале. Продукция этого предприятия была отменного качества, стоила не дёшево и уходила преимущественно в окружную столицу и на столы руководству нефтяников и газовиков. Зная, что Иван спиртного не пьёт, Женя привёз ему гранатового и вишнёвого сока.
– Откуда в тундре такие изыски?! – удивлённо спросил Костя, разглядывая двадцатилетний французский коньяк.
Женя пожал плечами.
– Не помню уже что откуда. Гостинцы приносили и поселковые и тундровики. В тундре ничего не утаишь, про вас уже многие знают. Старики из Ярцанги и из «Форта» тундровики звонили своим в посёлок, просили вам подарок передать. Много приносили. Я что мог, привёз, а остальное попросил родственников раздать рыбакам что победнее. Пускай полакомятся.
– Это правильно. – одобрил Костя.
Для празднования новоселья время было ещё раннее и вся компания села заканчивать завтрак. Уху и гречневую кашу с тушёнкой Женя, сославшись на то, что выезжая утром с места последней ночёвки, плотно перекусил, есть не стал, а пил чай с печеньем.
– Жень, ну ты хоть мяса поешь! Столько времени в дороге был. – снова принялся уговаривать Сергей, пододвигая к нему пластиковую тарелочку с вяленой олениной. – Это же нас Пынжа Ойкавич угостил.
Вэла удивлённо посмотрел на Филимонова.
Выслушав историю с волком, шаман особенно не удивился и немного подумав, сказал:
– Волк теперь отсюда не уйдёт и стрелять его нельзя. С Майкой – он кивнул на лежавшую у его ног лайку, – я их помирю, а вот оленей поскорее надо обратно перегнать. Жалко будет если порежет, это наши лучшие быки.
– Ну а то что это никакое не совпадение а именно Пынжа Ойкавич нас так угостил мы же правильно поняли? – спросил Сергей, ожидая от Жени несколько другой реакции.
Вэла осторожно отпил из кружки и кивнул.
– Конечно так. Дедушка всегда держит слово. Вы всё правильно поняли. Дедушка Пынжа сильный шаман, ему не трудно войти в волка, медведя или песца. Он вам сам рассказывал, как вошёл в медведя и убил шамана, который с немцами ходил на Хевняныяху.
– А ты так можешь? – спросил Костя.
– Я наверное за всю жизнь не смогу научиться и половине того что умел дедушка… – вздохнул Женя и взял с тарелки кусочек вяленой оленины.
– Расскажи, как он здесь жил. – попросил Дмитрий. – Давайте о делах после поговорим, а сейчас расскажи по безухого Кульчина. Кстати, он не обижался на такое прозвище? Он ведь знал, что его так называют?
– Конечно знал. – улыбнулся Женя. – А чего обижаться? У нас, ненцев, да и у хантов тоже с детства почти у всех есть кликухи, и никто, даже старики не обижаются. А «безухий Кульчин» его ещё в прошлой жизни называли. Ну, в смысле, до того как он сюда пришёл.
– А у тебя какая кличка? – спросил Хартаганов с улыбкой.
– Лунатик! – рассмеялся Вэла. – В школе так дразнили и сейчас иногда называют. Но сейчас больше просто – шаман. А у тебя, Вань?
– У меня – «Лый»!
– Лый?! – удивлённо переспросил Женя. – Половник?!
Все расхохотались, а Костя чуть не подавился кашей.
Иван кивнул и смущённо улыбнулся:
– У меня в детстве любимая игрушка была – старинный медный половник. Красивый такой, с узорами. Вот моя бабка так меня и называла. До сих пор все кто жил у нас в посёлке так кличут.
– Умора просто! – вытирая слёзы, покачал головой Павел. – Я тоже так тебя буду называть!
– Да на здоровье! – отмахнулся Иван.
– Когда я первый раз сюда приехал, – стал рассказывать Женя, – здесь всё было так же как сейчас. Только старая избушка была ещё меньше и совсем ветхая. Крыша текла, печь дымила, места внутри только одному. А дедушке и так было хорошо. Кто к нему приезжал, ставили чум наверху у Хэхэханто. Это когда он взял меня в ученики, мы с отцом и братом избу переделали.
– А туалет почему не построили? – спросил Дмитрий.
–Дедушка не дал. – развёл руками Вэла. – Он всегда и в любую погоду далеко в лес по нужде ходил. И дрова он здесь никогда не заготавливал, а издалека приносил. Здесь он только сухие ветки, которые сами падали подбирал, и шишки что с лиственниц осыпаются, собирал. Раньше плёл из ивняка корзины и в них складывал шишки, а потом ему мешки стали привозить. По осени возле избы все деревья мешками с шишками были увешены. Он и огонь-то разжигал только чтобы чай вскипятить и избу немного обогреть в сильный мороз. Варил только птицу, которую добывал, и мамонтятину, а рыбу и оленину так ел. И не болел никогда.
– Так он ел мясо мамонтов, которое из мерзлоты добывал? – с интересом спросил Сергей.
– Конечно. И нас много раз угощал. Он по несколько раз в день проверял обрыв, и если где-то показывался кусок, спускался сверху на верёвке и топором вырубал её изо льда. Дедушка знал ещё несколько мест в округе, где мамонтятина в мерзлоте есть. Ходил, собирал. Хранил в морозильнике и ел. А что, хорошее мясо. Правда, последние года три нигде не вытаевает ничего. А когда было что на обрыве, он спускался сверху на верёвке, доставал кусок, и с ним вниз спускался. Потом шёл наверх верёвку отвязывать. Ему Сэротэтто привозили верёвки, муку, соль, крупу, а он им ручки для ножей с ножнами и украшения с оберегами из мамонтовых бивней делал. Но бивней последние лет, наверное, десять или больше, не вымерзало. А вот части туш были. Мясо ели, а кости, какие оставались, я в Яр-Салинский краеведческий музей сначала отдавал, а потом одному мастеру косторезу из Тобольска продавал. Кости-то были хорошие, деловые.
– Пынжа Ойкавич в столетнем возрасте ещё на верёвке по обрыву ползал? – с сомнением спросил Костя.
– Ещё как! – усмехнулся Женя. – Дедушка и дрова сам до самой смерти носил за несколько километров. Он всегда что-то делал. Только всё делал медленно. Поначалу меня раздражала его манера всё делать и говорить медленно, но когда я узнал его лучше, понял – он просто наслаждался жизнью. Несмотря на всё что ему пришлось пережить, он наслаждался каждым мгновением жизни, особенно, когда занимался тем, что ему нравилось. Например, резал по кости или собирал шишки. Он растягивал удовольствие. А если, что-то делая, он ещё говорил с духами, то это вообще было очень долго.
– К нему приходили духи и он с ними общался? – спросил Сергей.
– Какие сами приходили, а каких вызывал. Некоторых мог вызвать даже без обряда. Не будем говорить об этом, чтобы дедушка не рассердился на нас. Он на всю жизнь мой учитель и я буду хорошо учиться, потому что хочу разобраться в жизни и сделать много добра людям, как дед Пынжа. Надеюсь, я ещё многому у него научусь.
– Даже сейчас, после его смерти?
– Конечно. Когда он нужен, он всегда рядом.
– А большой идол возле Хэхэханто, это место где Пынжа Ойкавич проводил обряды? – поинтересовался Костя.
Вэла кивнул.
– Много лет назад дедушка шёл по берегу Хэхэханто и смотрел подходящее место, где гостям будет удобно ставить чум и где можно много раз делать костёр, чтобы с духами говорить. Он дал духам подарки, чтобы помогли выбрать хорошее место и сразу началась гроза. Молния ударила в ту большую лиственницу, срезала половину дерева, и гроза прекратилась. Теперь там святилище. И священная нарта там же стоит. А раньше она стояла в другом месте. Кстати, салфетка, кусочек хлеба и корзинка сихиртя, что вы нам дали в прошлом году, теперь хранятся в той нарте. Вот, пока не придёт время отсюда уходить, буду жить, учиться и присматривать за всем тут.
– Пока не придёт время уходить? – переспросил Сергей.
– Да. Придётся уйти. Скоро, лет через двадцать – тридцать здесь всё изменится. – Вэла посмотрел на удивлённые лица присутствующих и улыбнулся. – Ну, давайте съездим за дровами, а потом сядем, и я всё расскажу про «Форт» и остальное.
Сухой лес, что был ближе к избе, оставили про запас, а пока имелся транспорт, можно было съездить и подальше. Чтобы привезти больше, Женя брал с собой только одного человека и естественно с ним поехал Сергей. Неутомимый учёный хотел посмотреть местность в надежде обнаружить что-нибудь примечательное. Бензопилы шаман тоже не признавал, поэтому с собой взяли топоры и двуручную пилу. Сложив верёвки и инструмент, они обработали себя репеллентом от комаров, сели вдвоём на передовую нарту и двинулись в путь. Майка резво трусила позади.
Поднявшись на возвышенность, Женя повёл аргиш на запад, вдоль широкой полосы смешанного леса тянувшегося по берегу Хэяхи. Справа простиралась поросшая травой и кустарником тундра с небольшими лесистыми островками.
– Ты далеко заезжал в этом направлении? – спросил Сергей, разглядывая окружающий пейзаж.
– А тут по земле сильно далеко не уедешь. Через два километра высокое место кончится и дальше будут ручьи, болота. С отцом на лодке по Хэяхе в Юрибейский залив и Байдарацкую губу ходили на раз. По берегу есть путик, но он неудобный. Вот сейчас высокое место будет. Там горельник, дров много, туда и поедем, чтобы долго по лесу не ходить.
Через четверть часа аргиш плавно повернул на северо-запад и скоро они выехали на возвышенность, с которой окрестности были видны как на ладони. Дальше на восток, сколько хватало глаз, тянулось сплошное болото с чернеющими пятнами озёр и извилистыми лентами проток, на севере простиралась голая холмистая тундра, а на юге берег реки обрамляла зелёная щётка сплошного кустарника.
Горельник был старый. На участке приблизительно в пятьсот квадратных метров когда-то росли высокие крепкие деревья, но лет десять назад сюда ударила молния и теперь тут повсюду торчали голые почерневшие стволы часть из которых уже повалил ветер. Среди кривых обгоревших скелетов уже успели вырасти двухметровые сосны. Запас сухой древесины здесь был большой и, судя по уже очищенной от сухостоя площадке, дрова здесь брали не один год.
Женя развернул аргиш и остановился.
Сергей потянулся, щурясь на яркое летнее солнце, нехотя поднялся и посмотрел вокруг:
– На фоне окружающего пейзажа здесь прям оазис был. Какие мощные деревья стояли! На Губе недалеко от посёлка Худоба среди тундры такой же живописный лесочек есть.
– Ага. Да я много таких мест знаю. Дедушка говорил, что здесь земля «сильно дышит». Это уже второй пожар на его памяти, но лес быстро вырастает. Дедушка говорил, что сюда полезно приходить, – силы прибавляются, но жить тут нельзя.
– Это он сюда, в такую даль за дровами ходил?
– Когда лес был, петли на зайца да на куропатку ставил и за дровами ходил. Но последние годы больше мы с отцом здесь лес брали. Теперь я буду зимой сюда с саночками ходить! – рассмеялся Женя, отвязывая закреплённый на нартах инструмент. – Ну, за дело! Нас люди ждут.
Через два часа три нарты были под завязку загружены отменными сухими дровами и хорошо увязаны. Женя проверил на оленях упряжь, и аргиш тронулся в обратный путь.
К избушке подъехали под громкие крики Костиных пернатых сторожей. Студилин и Зырянов их уже ждали.
– Ну что, Серёга, нашёл ещё какое-нибудь городище? – спросил Павел.
Филимонов отрицательно покачал головой.
– Городище не нашёл, но пока назад ехали, я убедился что этот ледник и вся возвышенность до места, где мы дрова собирали, действительно такая же мгновенно замёрзшая гигантская волна как на Нёйтинских озёрах. Таких замёрзших цунами по русскому северу полным-полно…
– Быстро разгружаем, и за стол! – скомандовал Костя и принялся развязывать верёвки на нартах.
– Дай умному человеку сказать! – возмутился Зырянов. – Интересно же.
– Я видел, как в Якутии и на Таймыре из такой же замёрзшей грязи помпами кости мамонта вымывают. – продолжал историк. – И у нас в Тазовской губе такая же замёрзшая грязь где-то есть. Там один мой знакомый бивни мамонта добывает, но место показывать не хочет. Говорит, это его запасы на чёрный день.
Пока Женя с Сергеем выпрягали оленей и отводили их на возвышенность к Хэхэханто, где было достаточно ягеля и молодой травы, весь груз уже был сложен в аккуратную поленницу. Вэла, как и положено после длительного перегона, осмотрел всю упряжь и нарты. Две нарты требовали небольшого ремонта, упряжь была в порядке. Когда все дела были закончены, все четверо умылись у озера и пришли в лагерь.
Походный стол просто ломился от яств, а на костре ещё варился шулюм из оленины.
Все расселись, Костя разлил по походным рюмкам коньяк, а непьющему Ивану налил в кружку гранатового сока.
Вэла взял рюмку и поднялся:
– Мужики, первый тост за вас! Я не знаю, что бы мы делали и как бы мы победили этих гадов без вашей помощи. Наверное, никак. У них власть, они бы нас одолели. Простых оленеводов и рыбаков никто не слушает. Вы рисковали жизнью и пролили кровь за общее дело. Спасибо всем вам! За вас, мужики! За настоящих людей Севера!
– Спасибо, Жень, за тёплые слова. – ответил Сергей за всех. – Это наша общая земля и мы вместе, всегда и всеми силами будем защищать её.
Следующий тост Костя произнёс за новоселье и пожелал шаману от имени всех присутствующих совершить на новом месте много добрых дел, как это делал его учитель.
Когда все уже перепробовали привезённые деликатесы, были сыты и больше просто разговаривали, Женя сказал:
– Теперь давайте расскажу, что было в «Форте» после вашего отъезда и почему я не смогу долго жить здесь, на Луцяхамато…
И шаман сначала подробно рассказал то, что в общих чертах было уже всем известно от него самого и от Лесны.
– Когда мы хорошенько шуганули этих начальников вместе с ментами и вертушка улетела, – продолжал рассказывать шаман, подходя к событиям, о которых друзья не знали – люди сказали что надо делать большое жертвоприношение и спросить у духов что делать дальше. Я знал, что смогу сделать всё как надо, но поначалу сильно волновался. Народу съехалось, наверное, человек сто! И потом, после собрания ещё продолжали приезжать. Жертвоприношение делали прямо там, в «Форте». Двадцать оленей духам дали и получилось хорошо. Многое открылось, о чём я даже побоялся людям рассказать. Молодой я ещё, могут не поверить. Да и те, кто поверит, могут испугаться и уехать из тундры в города. А это никак нельзя делать сейчас.
Шаман замолчал и испытующе посмотрел на каждого присутствующего. Все слушали, ожидая продолжения рассказа.
– Не говорите пока никому, что я вам скажу. Вы-то не испугаетесь, а будете готовы, когда всё начнётся. Я видел, как через несколько десятков лет, может двадцать или сорок, по всей тундре будет много взрывов из-под земли. Они и сейчас бывают, но редко, а потом их будет намного больше, и много где начнут бить горячие родники, которые здесь когда-то были, только очень – очень давно. Многих теперешних озёр не станет, а много рек побежит по-другому. Пещеры, в которые вы ходили, уйдут совсем под землю, а наружу поднимется горячая вода. Очень горячая вода с газом под землёй убьёт заразу, которая там сидит. Здесь, – шаман кивнул в сторону избы, – Хэхэханто не станет, а Луцяхамато изменится. Здесь будет одно большое озеро. А обрыва почти совсем не станет. Перед тем как всё это начнётся, я, или другой шаман обязательно предупредит людей и скажет, куда им лучше уйти. А потом всё успокоится и жизнь снова наладится. И не просто наладиться, а будет намного, намного лучше! Если мы доживём до этих событий, мы поможем людям без страха встретить и пережить эти перемены. А если нас к тому времени уже не станет, наши дети сделают это, только их нужно будет к этому подготовить. Вот такие у меня новости, мужики.
– Алатырь живёт, земля восстанавливается, очищается. Так что все перемены к лучшему… – немного помолчав, сказал Костя.
Женя кивнул.
– Верно. А пока, как велели духи, на месте жертвоприношения мы сделали священное место и постановили всегда охранять Нёйто от чужаков. На собрании мы написали письмо и записали видеообращение в Ассоциацию коренных малочисленных народов Севера с требованием не нарушать наш традиционный уклад и считать озёра Нёйто национальным заповедником. Всё это мы передали роду Пиналей. У них кто-то в Надыме, в городской администрации работает, передадут и в Надымскую мэрию и в Салехард. А тебе, Серёга, я такое же письмо и флешку с записью обращения привёз, передаш куда надо.
– Вот это вы молодцы! – радостно хлопнул в ладоши Сергей.
– Так ты сам нас так научил сделать! – рассмеялся Вэла, – Потом мы решили, что все, кто через Нёйто каслает, будут по очереди стоять там несколько недель и сменять друг друга. Если кто посторонний появится, ни к священному месту, ни к яме, где пещеры не пускать. Если что, звать на помощь. Связь теперь почти у всех есть, кому-нибудь да смогут дозвонятся. Или сообщение отправят. Списки всех номеров оленеводов и рыбаков мы составили. Только чум будут ставить на Нёйто малто с южной стороны, ближе к пещерам. Если потом кто захочет поставить там избу и совсем жить, попросим Надымскую администрацию туда дрова по зиме завезти. Им на дрова для посёлков и стойбищ Салехард деньги выделяет, вот пускай везут. Ну а я пока здесь буду. Если что, я всегда на связи.
– А с пещерами что? – спросил Дмитрий.
– За лето так замуруем, никто не откроет. Мало кто знает что там на самом деле. Думают, ходы глубоко под землю к сихиртя уходят. Я сказал, что сихиртя не обидятся, если мы их закроем, чтобы дети туда не ходили.
– Ну а мы послезавтра домой двинем. – вздохнул Сергей.
– Да ладно вам! Вы что?! – тут же возмутился шаман. – Успеете домой-то. Погостите ещё хоть недельку! Нельзя так сразу ехать!
Иван посмотрел на друзей и покачал головой.
– Спасибо, Жень, но нам пора к жёнам, детям, делам. И так из-за меня столько времени потеряли…
– Пока весь этот замечательный коньяк и божественный вискарь не закончится, я лично никуда отсюда не поеду! – категорически заявил Костя.
– Ну так наливай, чё сидишь как засватанный! – под общий смех скомандовал Павел.