Хроники одного гвардейца [СИ]

ГЛАВА 49 Надежда не умирает

Я стоял и смотрел на то, как Твари расправляются с пони, что тащил наш фургон. Смотрел и лихорадочно пытался соображать. Драться я не могу. Бежать тоже. Все пони уже, наверное, убежали далеко вперед. Я в задумчивости поковырял одну из щелей в борту.

Стоп! Чего я сделал? Только тут я вспомнил слова Луны о том, что если я очень-очень этого захочу и сконцентрируюсь, то могу передвигать предметы. Я попробовал подхватить камень, валяющийся у меня под ногами, и у меня получилось! Но ведь это можно использовать? Если получилось с камнем, то может получится и с чем-то по крупнее?

Одна из Тварей, видимо, самая нетерпеливая, отделилась от остальных и направилась в нашу сторону. Времени на раздумья не оставалось. Надо было действовать.

Я попробовал сконцентрировать все свои чувства, все свое желание на одном единственном, несложном действии — поднять упряжь. Несложном для обычного пони. Для меня же — практически невыполнимом. Наконец, далеко не с первой попытки, в тот момент, когда я уже слышал рядом хриплое, смрадное дыханье, это все-таки получилось! В тот же момент, только почувствовав, что упряжь плотно села на меня, и надеясь, что она не спадет, я рванул с места. Тварь, не ожидавшая такого сопротивления на пустом мете, отстала, проводив нас взглядом.

Они так и не решились нас преследовать. Кто знает, в чем тут дело. Может, сочли себя достаточно сытыми. Может, решили не тратить силы, а подождать кого-то еще. Может, что-то иное. Мне как-то не хотелось возвращаться, чтобы их поспрашивать. Куда больше меня в этот момент занимал вопрос нынешнего местоположения родителей близнецов, трясшихся сейчас в обнимку под дырявым брезентом фургона.

Хотя и не сразу, но решился и этот вопрос.

Как оказалось, остальные отбежали не так уж и далеко. По крайней мере, минут через пять хорошей скачки, я наткнулся на группу из троих решительно настроенных жеребцов и одной заплаканной кобылки, спешивших в противоположную мне сторону.

Я сбавил скорость и постепенно остановился. Единороги же оторопело уставились на меня такими квадратными глазами, будто бы они никогда в жизни не видали самоходных фургонов.

Жеребцы нахмурились, угрожающе склонили свое единственное, естественное оружие. Кобылка застыла за их спинами.

— Ма… Мама? — неуверенно раздалось за моей спиной.

— Мамочка! Папочка!

Жеребята со всех ног кинулись к родителям.

— Дорогие мои… Любимые… Живы… Слава Селестии, живы… — забормотала кобылка пытаясь одновременно зацеловать их и внимательно осмотреть со всех сторон. — Живы… Но как же вы…

— Нас спас тот "прозрачный" пони, о котором мы тебе говорили! Пытались… — вырвался из объятий жеребенок.

— Да, мам. Они… дядю… — захлюпала носом его сестра. — А он… Он спас нас!

Постепенно, все взгляды сосредоточились на висящей в воздухе и чуть пошевеливающейся упряжи.

— Невероятно! Просто невероятно! — подошел поближе крупный, крепко сбитый жеребец. — Так вы, выходит, ничего не придумывали?

— Мы тебе говорили! — с обидой в голосе, высказал жеребенок.

— Да, но… — его родитель явно не знал, что сказать. — Я… Я благодарю… Вас.

— Я тоже! Тоже благодарю! — кобылка подошла ближе. — Спасибо, что спасли их.

Я расслабился, позволив упряжи упасть, и поискал глазами ближайшую более-менее подходящую палку. Отыскав относительно прямую, я взял ее зубами, хотя это потребовало ненамного меньшего напряжения, чем держать упряжь, и принялся по памяти рисовать в придорожной пыли.

— Фонарь! Фонарь кто-нибудь принесите! — крикнул жеребец тем пони, что стояли позади.

Вскорости, действительно принесли фонарь. Рисовать стало намного проще.

— Что это? — склонился он над пылью. — Это… карта?

"Да", — быстро накарябал я, и тут же стер. — "Вы ищите старые шахты?"

— Да. Большинство из них, хоть и считаются выработанными, обрабатывались весьма небрежно, — и снова тем, кто стоял сзади. — Перерисуйте кто-нибудь!

"Карта одной из них", — я снова смахнул написанное. — "Эплузы. Старая. Брошена не до конца выработанной".

— Брошенная шахта в Эплузах? Всего несколько дней пути отсюда? — жеребец улыбнулся. — Вот так удача, что мы вас встретили! Если она еще и не вся выработана… А почему бросили?

"Тролли".

— А! — даже не помрачнел он. — Знакомая проблема. Наша семья всегда с ними сталкивалась. Но это хорошо! Стало быть, там должно еще хватать камней даже на поверхности! Спасибо вам за подсказку!

"Значит, вас они не пугают?"

— Нет. Абсолютно нет. Они для нас уже что-то вроде плохих соседей: достали уже, но мы к ним привыкли. Карту срисовал?

— Да. Точнехонько, — ответил ему кто-то за моей спиной.

— Вот и здорово. Спасибо еще раз за эту шахту. Немедленно туда и направимся. А вы? Кто вы? Куда идете?

"Гвардия", — коротко написал я. Сначала я хотел написать "Темная Гвардия", но вспомнил слова жеребят о том, что их родители почему-то недолюбливали Луну, и вовремя исправился. — "Понивилль".

— Я запомню! Обязательно запомню! Вот только не знаю, как вас и отблагодарить-то за все, что вы для нас сделали…

"Сочтемся", — коротко ответил я и улыбнулся жеребенку. Тот подскочил к отцу и что-то прошептал на ухо.

— Может быть, мы подвезем вас до города? Вы, наверное, устали?

Я не устал совершенно, да, наверное, и не мог устать, но как же я мог отказаться?

Прошло уже минут пятнадцать, с того момента, как я вошел в город.

Город встречал молчанием. Но не тем безмятежным молчанием, что было бы пару месяцев назад. И не тем, зловещим молчанием, что было месяц назад. Это было напряженное, тревожное молчание. Молчание-ожидание. Одно из тех молчаний, что грозят обернуться взрывом. Молчание, которое, в этот раз, не смел нарушить даже цокот моих копыт.

Город спал. Но этот сон все еще нельзя было назвать спокойным. Не знаю уж, получилось у нас что-то или нет, но даже в лучшем случае пройдет еще не один месяц, прежде чем Лес будет очищен от Тварей и угроза исчезнет. А пока… Пока ставни домов были закрыты, двери надежно заперты, а по улицам, меж расставленных на ночь рогаток и заграждений из мешков, позевывая, ходили стражники. Грелись возле костров на перекрестках бойцы Тимберхоста. И только их негромкая речь, тихий стук обутых во что-то мягкое копыт, да потрескивание веток в огне нарушали эту предрассветную тишину.

Вздохнув про себя и поежившись от налетевшего вдруг не по-летнему прохладного ветерка, я решил начать с самого логичного места пребывания своего тела и поплелся в больницу. Правда, по дороге я все-таки не смог удержаться от поднятия себе настроения и, воспользовавшись новоприобретенными навыками и подобранным с их помощью поленцем, отвесил одному из полусонных стражников смачного пинка.

Я уже сто раз успел пожалеть, что не видел сейчас той нити, что связывала меня с телом. Нет, ну в самом деле! Хоть наш Понивилль и провинциальный городок, но больница в нем немаленькая! Мне пришлось просто искать наугад. Конечно, я представлял себе, где находятся палаты, но даже с этим знанием найти нужную оказалось нелегкой задачей.

Наконец, после, наверное, уже дюжины попыток, мне улыбнулась удача. Небольшая палата на одного. Свет погашен. Лишь пробивающиеся сквозь окно лучи рассвета освещают металлическую койку с укрытым простыней телом на ней, рыжую земную пони, задремавшую на кушетке у двери, надвинув на глаза широкополую шляпу, да жеребенка-пегаса, опершегося на подоконник и наблюдающего рассвет. Поблескивая, тянулись, уходя в стену, проводки. Струилась какая-то жидкость в прозрачных трубочках. Тихо попискивал прибор на стене.

— Я ведь не прошу многого. Пусть он будет жить, — услышал я шепот Скуталу.

Буду! Конечно, буду! Еще как!

Я подошел к койке. Надо же! Никогда не доводилось глядеть на себя со стороны. Сколько мне это ни предлагали, пытаясь пенять на что-нибудь, никогда не получалось, а тут… И лицо-то такое бледное, спокойное, благолепное… Хоть сейчас в гроб… Я мысленно сплюнул. Не такие идиотские мысли мне сейчас нужны. Мне, вообще, сейчас не мысли думать, а действовать надо! Вот только интересный вопрос — как? Только сейчас мне вспомнилось, что о самом-то главном, о воскрешении, Луна не сказала ни слова. То есть, предполагается, что я до всего догадаюсь сам? Я честно попробовал! Сел на койку, улегся в собственное тело, так, будто его и не было вовсе, принял его позу, закрыл глаза и…

Ноль! Зеро! Пусто! Ничего не произошло! Разве что пришло ощущение собственной непозволительной тупости, но не более того. Решив, что показывать сейчас свое присутствие ЭйДжей и Скуталу будет не лучшей затеей, и стоит, все же, сначала попытаться воскреснуть самостоятельно, я улегся поудобнее и принялся думать. Сейчас, когда я убедился, что моему телу ничего не угрожает, время у меня было.

В коридоре раздались какие-то звуки. Я очнулся от так ни к чему и не приведших размышлений и взглянул на дверь. Чуть слышно скрипнули петли. В палату, без стука, вошли пятеро. Доктор Хортвелд и четверо санитаров. Это было странно, зачем бы ему столько?

— А? Че? — вскинулась Эплджек. — А! Эт вы, док. А че вас столько?

— Я очень сожалею, но… — проигнорировал тот вопрос. — Нам придется отключить его от аппарата поддержания жизнедеятельности.

— К-как…

— Сожалею, — без малейшего сожаления в голосе повторил он. — Но он здесь уже больше недели, состояние его не изменилось, а аппарат нужен другому пациенту, у которого куда больше шансов. Мы пытались вернуть его к жизни. Я с самого начала говорил вам, что это бесполезно. Что он мертв. Но вы настояли на аппарате. Пользы нет. Аппарат теперь нужен другому. Живому пони. Не трупу. Все.

— Но… — оторопело пробормотала все еще не пришедшая в себя ЭйДжей. Я вполне разделял ее состояние.

— Выведите, — коротко кинул доктор санитарам.

Теперь-то их количество объяснилось! Трое из них просто схватили ЭйДжей и, вытолкав из палаты, поволокли куда-то по коридору.

— Тут еще мелкая какая-то была… — оглянулся оставшийся санитар.

— Как видишь, ее тут нет, — доктор грубо выдернул проводки и трубочки из моего тела.

Я оглянулся. Действительно странно. Куда она успела деться?

— Угу. Куда его теперь? — санитар прикатил из коридора железную каталку, почти до самого пола укрытую несвежей простыней, и придвинул ее к койке.

— В морг, куда еще? А там разберемся, что с ним делать.

— А если эта будет ломиться? — кивнул санитар на дверь.

— Так запри двери, что я тебя учу? Все, — Хортвелд устало махнул копытом. — Допрешь сам. У меня еще пациенты.

Я, вслед за своим телом, пересел на каталку, и мы поехали в морг. Надо было оживать и быстро. Вот только… Как?

Закрылась тяжелая, покрытая каким-то металлом дверь. Лязгнул засов. Основной свет погас. Только над дверью тускло светилась слабая лампа. Повеяло холодом.

Помещение, отведенное под морг, было совсем небольшим и почти пустым. По сути, это была маленькая комнатка в подвале больницы. Низкий потолок, покрытые тем же, что и дверь, металлом стены, пол выложенный простенькой плиткой, несколько каталок, подобных той, на которой лежал я, да старый операционный стол в углу, давно, видимо, пришедший в негодность и использовавшийся ныне для куда более простых операций, вот собственно и все, что в нем можно описать. Почти все каталки были незаняты, ведь в городе редко кто-то умирал. По крайней мере, до того, как все это началось. Лишь на паре из них, стоявших в углу, кто-то лежал.

Лежал и я. Лежал и думал. Ведь если Луна не сочла нужным сказать мне как, именно происходит возрождение, значит, это до примитивного просто?! Тогда почему это не выходит у меня? Должно быть что-то, что…

Ход моих мыслей нарушил странный, неожиданный звук. Я прислушался.

Звук повторился снова. И шел он явно откуда-то из-под каталки.

Я собрался было посмотреть, но не успел. Из-под длинной, почти до пола, простыни медленно вылезла… Скуталу?

Вылезла и, горько вздохнув, уселась на пол, боком ко мне. Опустила голову. Закрыв лицо копытцами, несколько раз вздрогнула.

— А-алекс, я… — начала она, убрав копытца, — Я не знаю… Не знаю как начать… Просто все это… Ну поч-чему все так, а? Почему со мной? Чем… Чем я такая особенная? Почему вокруг все… — голос ее сорвался. — Почему? Мне что, мало по жизни? Сначала мама заболела. Два года я пом… помогала ей, чем могла. Но ей было все хуже… Она даже с постели почти не вставала. Я делала все. И эт-то было за счастье. Несчастья посыпались потом. Когда… Когда она умерла. Ведь тогда никто… никто не пришел на похороны. Я и… х-хоронила сама. На последние деньги. Потом этот… эта… Хортвелд. Когда он п-привел… из приюта… Я сбежала от них. Сбежала из собственного дома, как… Как не знаю кто. Даже… Даже появляться в нем не м-могла потом. Да и… и не хотела. Только тогда… недавно… когда со Свити и Блум поругалась и бы… было уже все равно найдут м-меня или нет. Как только они тогда узнали про дом? Он ведь почти за городом… Я не говорила, вроде… Я сб-бежала. Потом… потом начался тот жуткий год. Вся эта ложь в школе… Еда, которую приходилось хватать, когда никто не смотрит… Чего… Чего я только не делала… Чего только не видела в тот… тот год. Я ведь тогда и… к сидру. И не только… И не только это… Это днем. Ночью даж-же хуже. Чего только не… Эти ночи… Целый год ночевок как и где придется. Я ведь каждую… каждую из этих… этих ночей помню. Целый год ночей. От стога, который при… приютил в самый первый раз, до ч-чердака наш-шего штаба. А зима? Тот День Согревающего Очага я не забуду нав-верное никогда. Одна. Подругам-то я тогда не могла признаться… Холодный чердак. Какие-то теплые тряпки, кот-торые удалось украсть. Еловая ветка, воткнутая в щель в стене и украш-шеная фантиком. Свечка. Кружка воды, на ней с-согретая. Ворованный кекс…

Я смотрел на Скуталу и все внутри меня переворачивалось. Кипело. Я не мог уйти. Не мог оставить ее. Просто знал, что если брошу ее сейчас, то для нее все вернется на тот, прежний, жуткий путь, по которому катилась под откос ее жизнь до нашей встречи. До того случая в лесу. Этого не должно произойти! Я должен воскреснуть! Очнуться и встать прямо сейчас!

— Знаешь, что я тогда загадала? — она встала, подошла к каталке, оперлась об нее передними ногами, заглядывая мне в лицо, — Я загадала, чтоб-бы в этом году… Чтобы все изменилось. Чтобы… лучше стало. И… И тут в городе появ-вился ты и… И все начало меняться. В тот раз… Когда ты предложил остаться на ночь у вас, это… Это был п-первый раз за год, к-когда я в постели-то ночевала. Вот тогда, после того разговора, я п-поверила, что все начало меняться… Что пожелание исполнится. Тот день, когда… когда вы… ты и Дэш согласились взять меня под опеку… Я старалась не под-давать виду, но… но это был лучший день в моей жизни. Действительно, лучший! Когда ты сказал, что мы… мы теперь семья… Я… Я ведь лучшего и желать-то не могла! Таких б-братьев, как вы с Изом, сестру, как Дэш… Я… — она всхлипнула. — Все эти приключенья! Все это… Как ты тогда меня из т-тюрьмы вытащил, сам рискуя… Опасно, но как же интересно! У меня лучших дней-то в жизни не было, чем с вами! А теперь… А что теперь? Ты когда-то сказал, что… Что не оставишь меня… Что… до последнего… Я пони… понимаю, что зря сейчас… Что… Что это я виновата. Если бы не я… и не та дверь… то ты бы сейчас… Мы бы… А я…

Я уже не мог выразить себе словами то, что творилось у меня в душе. Это было так горько, больно, обидно, что на глазах готовы были выступить слезы.

— Почему ты?! Почему я?! Почему сейчас?! — заколотили в мою грудь маленькие копытца. — Ну почему?! Почему?!! Почему?!!!

Скуталу не выдержала. Она резко всхлипнула, уткнулась в мою грудь и затряслась.

Мутная пелена застила мне глаза. Я зажмурился.

Зажмурился и почувствовал, что мне сыро. Даже очень сыро. Даже несмотря на укрывавшую меня простыню…

Что? Какую простыню?

Я конвульсивно дернулся.

Где-то рядом кто-то резко, испуганно вдохнул. Скуталу! Как же я ее, наверное…

Я как можно тише и осторожней выдохнул. Тихо застонал.

— А… Ал-ле-екс? — тихо-тихо шепнула Скуталу насмерть перепуганным голосом. — Это… Эт-то ты?

Я приоткрыл глаза. Все та же отделанная железом комнатка с одинокой, тусклой лампой над дверью. И пара зареванных глаз, с опаской выглядывающих из-за края каталки.

— Я.

— Но ты…

— Я ведь обещал… что буду рядом… пока смогу?

— Д-да…

— И я буду.

Я медленно повернулся на бок. Все тело затекло и еле слушалось. Попробуй я сейчас сразу встать, ничего бы не получилось.

— Да, но как… — Скуталу размазала слезы ногой. — Как ты…

— Не объяснить. Просто иди уже сюда, — я обнял ее и прижал к себе как только позволяло мое положение. — Иди сюда, сестренка.

— Сес… — она снова всхлипнула.

— Да.

Вдоволь наобнимавшись, мы вспомнили об очередной насущной проблеме.

В комнатке становилось откровенно холодно. Воскреснуть, чтобы умереть от воспаления легких как-то совсем не грело. Я огляделся еще раз. Так и есть. В центре потолка имелось забранное решеткой отверстие. Наверняка холодный воздух шел оттуда. Я аккуратно слез с каталки и принялся разминать помятые крылья.

— Скут!

— А?

— Собирай тряпки, какие найдешь, и тащи сюда. Эту пакость надо заделать, пока мы тут в ледышки не превратились.

Пока я продолжал разминку, она кинулась собирать все, что видела. Сдернула даже простыни с трупов. Зубами.

— Раж нато… — ответила она на мой взгляд.

Через пару минут дело было сделано. Я с гордостью оглядел творенье своих копыт, здоровенным кулем заткнувшее вентиляционное отверстие. Теплее от этого не стало, но хоть не дуло так сильно. Правда, это не решило проблемы номер два.

Я подошел к двери и саданул в нее ногами. Ничего! Второй раз! Третий! Подобным образом я поупражнялся, пока не закололо в груди. Только тут я обратил внимание на еле сросшуюся, украшенную швами рану. Стоило поберечься. Тем более что дверь даже не шелохнулась.

— Да-а… Похоже, заперли нас надежно, — я уселся обратно на свою каталку.

— И ч-что буд-дем делать? — Скут, подпрыгнув, уселась рядом.

— Ждать. Что нам еще остается?

— Ж-ждать? Но мы ж-же з-замерзнем тут раньше?

— Думаю, все-таки не так долго. ЭйДжей наверняка тут все по камешку разберет, чтобы нас найти.

— Над-деюс-сь…

— Скут? С тобой все хорошо?

— Нез-знаю…

— Вот что. Иди-ка ты сюда, — с этими словами я, приподняв, усадил ее себе на ноги, прижал, укрыл крыльями.

Я был прав. Ее колотил озноб.

— Н-но я… — она попробовала для вида посопротивляться.

— Сиди и грейся. Больше мы тут ничего не сделаем. Сидим и ждем Эплджек.

— Эй! Я к вам обращаюсь! Сюда нельзя, я сказал! — раздался из-за двери чей-то возглас.

— Я те сказала, свали с дороги!

Эплджек! Ну, наконец-то!

— Я еще раз… Эй! Что вы себе… Охра…

Послышался сочный шлепок. За ним еще один. Что-то грузно упало на пол.

— Отдохни слегка, — прокомментировал голос Иза.

И он здесь?

— Угу. А то развыступался, крутой, а сам такой дохляк. Полпинка хватило.

А этот голосок ни с чем не спутаешь. Он может принадлежать только одной летунье.

— Из, с дверью поможешь? — продолжила она же.

— А может, просто открыть?

— Можно. Но не круто.

— Дэш! Мы, ваще-т, за Алексом… за те… пришли. Может, угомонишься, а?

— Да че я? Я нервничаю просто.

— От и нече тут. Из! Подсоби!

Что-то громко щелкнуло. Заскрежетав, дверь морга открылась.

Вошли трое.

Вошли и застыли, встреченные двумя взглядами: хмурым и хмурым зареванным.

– *Очень длинное и некрасивое слово* — осела на пол Радуга.

Из отступил на шаг, инстинктивно нашаривая зубами нож, которого у него, по счастью, не было.

Эплджек всхрапнула. Дернула ухом. Глаза ее ме-е-едленно закатились, и она рухнула на пол.

— Поверить не могу, что все так получилось! — в который уже раз повторила Дэш, летя рядом. — Ты-то как там оказалась, малая?

— Я… — Скуталу на мгновение запнулась. — Я испугалась, когда Хортвелд вошел. Спряталась за койку. Потом под нее. А там…

Мы выбрались из больницы и даже из города почти никем незамеченные и сейчас, не спеша, шли по направлению к нашему дому. Местность вокруг дороги, как поведал мне Из, была зачищена еще в первые дни моего пребывания в беспамятстве, и теперь по ней можно было передвигаться более-менее спокойно. Все вокруг благоприятствовало разговору, а потому меня посвящали во все произошедшее за время моего вынужденного отсутствия.

Как оказалось, за то время, что меня не было, изменилось довольно многое. Первое, и самое главное, это, конечно, то, что курган и его содержимое перестали угрожать городу. Работы по его засыпке еще шли, но главное, что Тварям из него было уже не выбраться. Потихоньку оживал город. Уже работали по-прежнему Кейки. Со дня на день должны были возобновиться занятия в школе. Жизнь потихоньку возвращалась в свою колею. Причем возвращалась у всех. Дерпи уже вновь была занята на почте. Тимберхост готовился передать полномочия городской страже и вернуться в свои леса Заэплузья, о чем, по словам Эплджек, сожалела Рарити, по-видимому, встретившая-таки в нем того, кого не нашла когда-то в Блю Бладе.

— Да, кстати, — Из отвлекся от слежения за придорожными кустами и повернулся ко мне. — Трикси сбежала.

— В каком смысле?

— Да сразу, как только мы вернулись в город в тот день. Где, когда, в какой проулок свернула, никто даже и не заметил.

— Да? Ну и ладно. И удачи ей.

— Конечно. Куда она денется-то, удача, столько денег при ней…

— ?

— Я, уже когда домой вернулся, решил наши денежки, Мисеркнакером пожертвованные, проверить. Это хорошо, что я их на несколько частей поделил. Не все нашла.

— Она что, обокрала нас?

— Не совсем, — Из хитро прищурился.

— Из! Не темни! Я по глазам вижу, что и ты ей подгадил!

— Ну так уж и подгадил! Скажем так. Я совершил равноценный обмен. Камешек тот помнишь на цепочке, что она у Мисеркнакера старшего увела? Реликвию его семейную?

— Так? — я, кажется, уже догадывался о сути обмена.

— Он теперь у меня. А она, видимо, заметила это, да и вернула себе его полную стоимость.

— Думаешь, Хризопраз много стоит?

— Обычный — нет, но я показал этот камешек Зекоре и Твайлайт и те подтверждают, что он обладает какой-то силой.

— Какой?

— Пока неясно. Твайлайт не смогла сказать ничего определенного, Зекора же сказала что-то в том духе, что мы это увидим, когда он сработает.

— Угу, — я саркастически фыркнул. — Лишь бы не было как с фибулой.

— Это да.

За разговорами мы, незаметно для себя, минули злосчастный мостик и подошли к самому дому Флатершай. Было заметно, как розовогривая поняшка уже порхала на заднем дворе, приводя его в порядок. Пара городских стражников помогала ей в этом.

— Привет, Флат! — как всегда бодро и громко поприветствовала ту, Эплджек.

— Ай! — немного испуганно и резковато обернулась пегаска. — Ой! Привет, Эплджек! Привет, Радуга! Привет, Из! Ох! Привет, Алекс, я очень рада, что тебе стало лучше! Привет, Скуталу!

— Мы тож за тя рады! — улыбнулась той ЭйДжей. — Здорово, шо ты возвращаешься!

— Ой, да ну, что ты! — пегаска смущенно отвела взгляд. — Тут еще столько работы. Я даже не знаю, когда смогу привести сюда зверят.

— Работа! — фыркнула Дэш. — Работы мы не боимся! Просто скажи, чем помочь! В минуту сделаем, ты же знаешь!

— Конечно знаю! Просто… Ну… Сейчас-то, наверное, и нечем… В смысле, тут я должна сама… Пока… Но, если хотите, я позову, когда будет такая возможность.

— Конечно, зови! — я тоже приветливо улыбнулся. — Все поможем!

— Ага. Зови чуть что, — кивнул ей Из.

— Спасибо! Я, правда… Я позову, да? Спасибо!

— Точно ща помочь нечем? А-т смотри!

— Нет, нет, нет! Нет, нет! Нет! Спасибо, Эплджек! Абсолютно нечем!

— Лады. Тада… — ЭйДжей оглянулась на меня.

— Тогда, может, заглянешь к нам на чай сегодня? — продолжил я предоставленную фразу.

— Спасибо! Если только закончу тут до темноты. Я, видите ли, пока не рискну еще здесь оставаться, а эти мужественные воины обещали проводить меня до города.

"Мужественные воины", похоже, были готовы зардеться от такой похвалы не хуже самой Флатершай.

— Отличненько! — ЭйДжей махнула на прощанье ногой. — Значит, ждем!

Помахав Флатершай, мы, в приподнятом встречей настроении, поспешили домой.

— Эй! Скуталу! Ты где была? Мы тя найти нигде не могли! — распахнулась дверь, стоило нам подойти к дому. — О! Алекс! Те лучше! Класс! А мы-т думали, шо тя там еще долго промурыжат! Сестренка сказала, шо, может, даже отправят куда надолго.

— Алекс! Я рада, что тебя уже выписали!

— Да. Мне уже лучше. Спасибо, Блум, спасибо, Свити.

— Э-э-э… Да, — не к месту, растерянно ответила Скут, одновременно со мной.

— "Да" эт в каком смысле "да"? — Блум чуть склонила голову в бок. — Че у тя вид такой странный?

— Да, это… Неважно, в общем. Нормальный у меня вид. Много где была. Устала.

— Ты и устала?

— Да, а что?

— Извини, а мы точно не должны ничего знать? — уточнила свою догадку Свити.

— Абсолютно, — Скут посмотрела на нее, явно благодаря за понимание. — Совершенно ничего важного.

— Ну… Ладно.

— Лады. Не хочешь, так не хочешь. Пытать не будем. Пока не будем, — Блум сделала выразительное лицо, но тут же сама и улыбнулась. — Пошли в дом! У нас там одна задумочка появилась…

И, с этими словами, воссоединившееся трио удалилось в дом. Хотелось верить, что эта их "задумочка" на сей раз не угрожала нашим шкафам. Да и дому вообще.

— Ну, чего? Я соберу там на столик пока, да? Надо же отметить воскрешение? — для проформы спросила Дэш, для себя это уже решившая, на секунду зависнув в воздухе, и не дожидаясь ответа, метнулась в дом.

— Проконтролирую, — кивнул головой в ее сторону Из и удалился следом.

Возникла какая-то странная, неловкая ситуация. На пороге остались только я и Эплджек.

— Алекс… — она нерешительно поправила шляпу. — У… У нас ферма пострадала сильно… Наверн, долго еще восстанавливать… Можно мы с сестрой пока еще у тя… у вас с Изом…

Я посмотрел ей в глаза. Улыбнулся. Решился:

— Эплджек. Оставайся навсегда.

И промелькнула встречная улыбка!

— Но, шо пони скажут? — с уже заметным облегчением задала ЭйДжей видимо последний сдерживавший ее вопрос.

— Почему-то я думаю, что они точно не скажут ничего дурного, — я приобнял ее ногой за шею и привлек к себе.

— Думаешь?

— Уверен!

— Тада… — она многозначительно улыбнулась. Глаза ее стрельнули куда-то в сторону от дома.

— Ну вы даете! Это вы на пороге два часа топтались? — деланно рассердилась Дэш, пряча улыбку. — А я тут слюной исходить должна, да? Не, а? Ну ты глянь на них! Ни стыда, ни совести у поней!

Мы с ЭйДжей лишь посмотрели друг на друга.

— Дэш! — Из улыбку уже не прятал. — Ну, побыли они наедине и чего? Ты, кстати, тут тоже слюной не исходила.

— Так я это исключительно, чтоб не ломануться и не помешать!

— Хорош трепаться, подруга! — спасла ситуацию развалившаяся на диванчике Деринг. — Они-то уже тут? Тут. Вот и наливай давай!

И было налито.

И налито не единожды.

И был смех.

И было веселье.

И были песни.

И было похмелье.