Хроники Расколотого королевства

«З» ЗНАЧИТ «ЗАГОВОР»

На следующий день в изящном тубусе тюльпанового дерева пришло письмо от леди Тамаринд, и Клент принялся вздыхать над своим гардеробом, точно молодая вдова перед званым вечером.

— О коварная судьба! — восклицал он. — В такой день остаться без пудры для парика! Дитя, сходи-ка на кухню, раздобудь ложку муки. За неимением лучшего… Ну как я пойду в Медвяные сады с ненадушенными перчатками? Будь добра, проскользни в лучшие номера и позаимствуй у молодоженов розовой воды.

Мошка исполнила все поручения.

— А как же я? — спросила она, щедро посыпая мукой парик Клента и смахивая пшеничную пыль с его бровей. — Я-то в чем пойду?

— Поистине, я совершил ошибку, представив тебя первому Книжнику королевства, — произнес Клент, полоща руки в розовой воде и изучая свои ногти. — Теперь твое самомнение взлетело до таких высот, что ты уже воображаешь себя светской дамой и жаждешь нанести визит сестре герцога. Я никак не могу предстать перед высшим светом в компании эдакого желторотого недоразумения.

Мошка уперла язык в щеку и расправила шейный платок Клента. Желторотое недоразумение ничем не выдало, что напряженно размышляет, как с пользой потратить часы, которые Клент проведет в Медвяных садах.

— У вас, мадам, — произнес Клент, — имеется пара отличных ушей. Я бы вам советовал употребить их по назначению, совершив променад по окрестным улицам.

С этими словами он чинно удалился.

А еще через пять минут его помощница тихо выскользнула из брачного дома в утреннюю прохладу.

План Мошки был таков. Она разыщет ту самую «школу для бедняков» и поразит всех своими знаниями. Отец очень тепло отзывался о мистере Твайне, директоре школы. Вдруг тот ссудит немного денег дочери старого друга, Квиллама Мая? Тогда она дождется, когда Куропат приплывет в Манделион, и выкупит Сарацина. Если же не выгорит, Мошка будет работать на Книжников, потихоньку копить деньги и надеяться, что Куропат не продаст и не съест Сарацина.

Когда Мошка подумала о леди Тамаринд, ее сердце так и подпрыгнуло, готовое разорваться в груди. Она пообещала сообщать обо всех планах Книжников, но все изменилось. К добру или беде, но она подписала соглашение с Клентом, а кроме того, успела стать подмастерьем Книжников. Если она выдаст какой-нибудь их секрет, они сдерут с нее шкуру и пустят на книжные переплеты. Да и что такого она узнала, что стоило бы передать леди Тамаринд? Что Книжники не доверяют Ключникам?

Какое-то время Мошка шла на север, подгоняемая ветром. Она рассчитывала выйти на оживленную улицу и разузнать у прохожих о бедняцкой школе. Но когда ветер сменил направление, она растерялась. Река, которую она оставила позади, вдруг возникла за домами справа от нее. Мошка не знала, что река извивается, огибая центр города.

Наконец она обратилась к старьевщику, ходившему на плоту вдоль берега, вылавливая всякую рухлядь. Тот был рад поговорить с девочкой, прибывшей в Манделион аж из столицы королевства. Мошка скормила ему пару небылиц о столичной жизни в обмен на адрес школы.

— Ты вряд ли сыщешь там что-то ценное, — сказал он, насмешливо глядя ей вслед. Он явно не посчитал ее образованной дамой.

Но стоило Мошке выйти к нужной улице, как решимость оставила ее, а ноги сделались ватными. Что, если учителя станут смеяться над ее простым платьем или начнут расспрашивать о семье? А то и дадут прочесть что-нибудь на древнеакрилическом?

Собравшись с духом, она повернула за угол.

Флюгер школы был украшен фигуркой человека, согнувшегося над книгой. Мошка узнала в нем Добряка Белоуса, что стремится всё знать.

Подойдя к флюгеру, она тронула его ногой, сдвинув пару замшелых черепиц, некогда покрывавших крышу школьного здания. Над грудами камней торчали остатки стен. В провалах окон по углам блестела паутина. Мошка пожала плечами, издав то ли вздох, то ли всхлип.

Судя по тому, как основательно камни поросли мхом, школа лежала в руинах не первый год — а возможно, и дольше, чем Мошка жила на этом свете. И только теперь, когда мечта ее развеялась без следа, она в полной мере осознала, как же хотела попасть в школу. План со школой не родился на ходу, он вызревал в душе годами. Она убедила себя, что отец тайно вел ее сюда, что такова была его последняя воля, его забота о ней.

— Старый пустомеля, — произнесла Мошка, не узнавая собственный голос. — Такую судьбу ты мне уготовил? Лучше ничего не придумал?

Значит, слова Квиллама Мая о школе бедняков не были заветной подсказкой, частью мудрого, тщательно продуманного плана. Он умер, как умирают все люди, и оставил свою дочь на произвол судьбы. Руины школы не просто отняли у Мошки мечту, она почувствовала, что ее предали.

Она сделала несколько шагов по обломкам, и ее глаза наполнились слезами. Время не могло так основательно разрушить здание, но и следов пожара было не видно. Мошка заметила укромное место под рухнувшей балкой, поросшей вьюнком, и, подойдя к ней, присела на корточки.

Из-под груды кирпичей выглядывал край книжного корешка. Мошка нагнулась за книгой и почувствовала, как вьюнок касается шеи. Находка оказалась букварем. Обложка поросла плесенью, страницы покоробились от влаги. Мошка стерла грязь с переплета и пролистала страницы. Она услышала полузабытый и такой дорогой сердцу книжный шелест, почувствовала запах старой, отсыревшей бумаги.

Когда отец учил ее грамоте, она часами изучала такой же букварь. А иногда они с отцом подолгу сидели бок о бок, не произнося ни слова, — он работал над хрониками, она читала букварь, и в этом молчаливом соседстве была особенная близость. Мошка даже не думала, что помнит все это настолько отчетливо.

С тем, что школа разрушена, смириться было трудно, но у нее хотя бы появился букварь. Может, удастся вытащить из-под обломков что-то еще. Пока она осматривала каменное крошево, не находя ничего интересного, ей пришла мысль, что это место не раз перелопатили до нее. Вдруг она заметила неподалеку других детей — девочку лет пятнадцати в желтом чепце и мальчика лет шести, одетого в пижаму. Они тоже заметили ее и насторожились, точно застигнутые за чем-то предосудительным. Мошка увидела в руке у девочки стальное перо.

Внезапно кто-то мелькнул позади Мошки и выхватил букварь из ее рук. Обернувшись, она увидела, как мальчишка в залатанной одежде, примерно ее ровесник, галопом убегает по развалинам.

— Эй! — только и успела крикнуть она. Подобрав юбки, Мошка припустила за ним, перескочив через обломок печной трубы. За недолгую жизнь у нее отняли слишком много, чтобы она безропотно отдала то малое, что осталось, да не кому-нибудь, а наглому молокососу. Мальчишка несся во весь опор, не оглядываясь, но Мошка не отставала, хотя поднятая юбка надувалась, как парус, мешая движению. И так они бежали, точно за ними гнались черти. Позади оставалась одна аллея за другой.

Обогнув угол, Мошка выбежала на оживленную улицу… И коварный мальчишка больно ударил ее в живот, она согнулась пополам, а он побежал дальше.

Мошка увидела, как ее обидчика на бегу окружили другие мальчишки и тот, не сбавляя скорости, кинул букварь кому-то из товарищей. Поймавший букварь не глядя сунул его в карман, и мальчишки прыснули в разные стороны.

Отдышавшись, Мошка помчалась дальше — не за тем, кто унес букварь, а за своим обидчиком. Вскоре выяснилось, что тот работает подмастерьем в лавке суконщика. Он раскладывал рулоны ткани на столе перед лавкой и держался так спокойно, точно это не он только что несся сломя голову с украденным букварем. Увидев Мошку, он не подал вида, что узнал ее. Но когда она приблизилась к нему почти вплотную, он отпрянул, чуть не сбив ее с ног, для вида встряхнув рулон изумрудно-зеленой ткани, взметнувшийся в воздух, точно змея. От Мошки не укрылась его самодовольная ухмылка. У него было приятное округлое лицо, и, судя по всему, он был из тех, кто не скупится на комплименты состоятельным покупательницам.

Мошка чувствовала, как внутри, там, где в животе пульсировала боль, разгорается пламя ярости. Казалось, оно готово выплеснуться из нее черной волной и поглотить все вокруг — столы с товарами, прохожих и даже дома вдоль улицы. Однако ничего не произошло — она по-прежнему стояла и смотрела на мальчишку, а тот не обращал на нее никакого внимания.

Тогда она решила оставить его в покое и догнать того, кто унес букварь. Но едва она сделала пару шагов к проулку, где скрылся вор, как подмастерье сбил ее с ног. Мошка упала на землю, вне себя от обиды и боли. Подавив желание броситься на этого гада, она сперва отползла подальше и лишь потом встала и отряхнула одежду.

Пока Мошка приходила в себя, она увидела странную картину.

Трое мальчишек из этой шайки заметили на другой стороне улицы молодого человека в коричневой треуголке и поспешили к нему. Они буквально облепили его, и все вместе направились в ближайшую аллею. На миг Мошке показалось, что они нашли себе новую жертву, но молодой человек позволил увести себя без всякого сопротивления.

Вдоль аллеи высилась каменная стена, местами порушенная, сквозь бойницы в ней проглядывало небо. Каждый житель Манделиона знал, что в незапамятные времена феодальных войн здесь проходил рубеж города. Мошка же оценила другое: на стену можно взобраться.

Пригнув голову, она поспешила раствориться в толпе, чтобы гнусный подмастерье потерял ее из виду. Плотный поток экипажей помог ей в этом. Она не сомневалась, что молодой человек с мальчишками находятся по ту сторону стены и что она разглядит их сверху. Подобравшись к стене, она нашла подходящее место и стала карабкаться, цепляясь за трещины и выбоины, в которых росли маргаритки с нежно-алыми лепестками.

Она доползла до бойницы и, осторожно заглянув через край, увидела, как молодой человек стоит перед мальчишками и что-то им объясняет. Одежда его была опрятной, но изрядно поношенной, а парик таким растрепанным, точно им, как куклой, накрывали заварочный чайник. На носу у него были аккуратные очки в металлической оправе, в руке он держал трость, а под мышкой — буханку хлеба.

Молодой человек свистнул в свисток, и внезапно к нему стали сбегаться дети. Мошка с изумлением смотрела, как за несколько секунд внизу набралось не меньше дюжины ее ровесников. Они расселись на траве, и каждый достал лист бумаги, пузырек с чернилами и перо. Там были и мальчишки, и девчонки — Мошка узнала девушку в желтом чепце, которую видела на развалинах школы. Последним появился подмастерье суконщика. Подходя к ним, он осмотрелся вокруг, словно ища кого-то, и уселся рядом со стройной девушкой в старом кружевном платке.

Если бы кто-то из них посмотрел на стену, он вполне мог заметить любопытную девичью головку с угольно-черными бровями.

— Что ж, — произнес молодой человек, — доброе утро.

После этого он взял буханку хлеба, легко разломил ее надвое и достал из нее небольшую потрепанную книжку.

— С того места, где мы остановились вчера, — сказал он, перелистывая страницы. — Вот: «Забота правительства — в том, чтобы защищать права слабых от произвола сильных, а не в том, чтобы защищать имущество сильных от отчаяния слабых»… Прошу прощения, это мы уже читали?

Он снова стал листать книгу, а дети тем временем усердно записывали каждое слово — Мошке казалось, что они ловят даже междометия.

Внезапно она осознала, что перед ней было не что иное, как… школа. Да, именно школа! Пусть не было ни здания, ни парт со скамейками, но был учитель, были ученики — а значит, была и школа.

У Мошки перехватило дыхание и ком встал в горле. Всю жизнь она оставалась изгоем, потому что умела читать и любила книги. Другие дети смеялись над ней, тыча пальцами и давая обидные прозвища, а взрослые ее побаивались, точно прокаженную. И вот теперь она нашла людей, разделяющих ее тягу к знаниям, но вынуждена прятаться от них! Почему судьба так жестока к ней?!

— Ага, вот здесь, — сказал учитель, найдя нужное место в книге. — «Сентенции об Истине». Автор тот же.

Он прочистил горло, чуть откинул голову и начал читать звучным голосом:

— «Истина опасна. Она рушит дворцы и свергает королей. Она заставляет смиренных брать в руки оружие и бунтовать против тиранов. Она поднимает в душе давнюю боль и бередит старые раны. Она — мать бессонных ночей и мучительных дней. И однако же есть нечто более опасное, чем Истина. Те, кто умалчивает Истину, приносят много больший вред. Возвещать Истину — значит рисковать многим. Иногда вестнику Истины приходится молчать, чтобы его не заставили умолкнуть навеки. Но даже если Истину нельзя высказать вслух, ее все равно надобно знать. Пускай вы не посмеете сказать Истину людям, никогда не лгите себе. У себя в голове я создал комнату, где храню те истины, что не смею озвучить. И в этой комнате сказал я себе, что короли никогда уже не вернутся в королевство. Никто не смеет этого сказать, но каждый знает — это Истина. В этой комнате я говорю себе: хорошо, что ушла тирания, ушла навек. Люди повесят меня за такие слова, но в их сердцах будет звучать шепот той же Истины. И еще в этой комнате я говорю себе, что пока простые люди не выбирают предводителей сами, они будут страдать — и это тоже Истина…»

Дети не понимали смысла этой речи. Впрочем, будь здесь взрослые, они справились бы не лучше. Но тайком от остальных тут оказалась Мошка Май, которая всю свою жизнь питалась книжными истинами. Она почуяла нутром, что слышит речи радикала. И поняла, что за такую лекцию учитель может отправиться на виселицу. Невольно ее захлестнула мстительная радость.

— «В этой маленькой комнате моего разума, — читал дальше учитель, — истины выросли сильными и громкими, и я понял, что должен говорить их, неважно, какою ценой…»

Внезапно из-под стены раздался свист, и Мошка со страхом поняла, что прямо под ней стоит мальчишка, наблюдающий за улицей.

— Класс, врассыпную, — скомандовал учитель, быстро убрав книжку в хлеб и соединив буханку, так что только крошки посыпались.

Пятеро детей поменьше убежали через проемы в стене. Мальчишка постарше забрался по пристройке на крышу дома и подтянул другого мальчика. Еще четверо принялись как ни в чем не бывало играть в шарики на траве.

Учитель ослабил шейный платок и повязал его заново, после чего спокойным шагом направился к улице. На выходе из аллеи он снова поправил платок, будто зашел сюда лишь затем, чтобы привести себя в порядок. На углу стоял высокий человек в пышном парике. При виде учителя он почтительно кивнул. Мошка догадалась, что именно высокий подал мальчишке сигнал засвистеть.

Она сползла вниз по стене, едва не сорвавшись от волнения, и последовала за опальным учителем. Однако запруженные городские улицы быстро и болезненно объяснили ей, как тяжела работа соглядатая.

Она давно научилась быть невидимкой. Умей замереть, когда нужно, не издавай лишних звуков, пусть звук твоих шагов растворится в окружающем шуме… Если ты не в силах затуманить зрение другого человека, постарайся затуманить его разум — будь там, где тебя меньше всего ожидают увидеть, и возможно, тебя не заметят. Используй особенности ландшафта — держись выше или ниже уровня глаз человека, за которым шпионишь. Но эти уловки хороши лишь в деревне.

На многолюдной улице большого города все обстояло иначе. Прежде всего требовалось лавировать в толпе, не нарушая ее течения. Здесь нельзя выделяться, нужно стать одной из многих, слиться с толпой.

Пытаясь не потерять из виду учителя, Мошка постоянно натыкалась на других людей, едва не налетела на жестянщика со стопкой ведер и пару раз чуть не попала под лошадь. Ей приходилось двигаться вдоль стен и, улучая моменты, проскальзывать между людьми, то и дело наступая на ноги и провоцируя брань.

К счастью, объект преследования так погрузился в свои мысли, что совершенно не обращал внимания на окружающий мир. Но и здесь крылись проблемы. Один раз он внезапно остановился, поднял устрицу, упавшую с лотка, и, сдув с нее пыль, положил на место. После чего продолжил путь, не подозревая, что эта заминка стоила горожанам нескольких отдавленных ног и перевернутой телеги. Вопреки здравому смыслу Мошка прониклась к нему симпатией: способностью непроизвольно вызывать переполох учитель напоминал Сарацина.

Она кралась за учителем по Речной улице, вдоль прилавков с серебристой макрелью и розовыми креветками, похожими на вопросительные знаки. По Кожевнической улице, где торговец дичью вывесил ощипанные тушки птиц и освежеванных кроликов. По Дубильной улице с удушающим запахом химикатов, и дальше, по лабиринту скверов и проспектов. Наконец учитель спустился к самой реке и нырнул в кофейню, стоявшую прямо на причале.

— Добро пожаловать, мистер Пертеллис, — поприветствовала его девушка, принимая у него треуголку и куртку.

Уже то, что учитель невозмутимо вошел в кофейню, было странно. Но куда сильнее Мошку поразило — да так, что она замерла с открытым ртом, — что кофейня плавно скользнула на воду и стала медленно удаляться от берега. Налетел порыв ветра, взметнув Мошке юбку.

Стены плавучей кофейни казались сложенными из кирпича, но это был лишь искусный рисунок по дереву. Над крышей торчали два широких паруса, вдоль которых были натянуты воздушные змеи. На самом большом, том, что посередине, красовалась эмблема Речников.

— Потеряла чего, милашка? — спросил Мошку проходивший мимо грузчик.

— Я потеряла кофейню, — сказала Мошка, все еще не вполне в себе. — Она… уплыла по реке.

Грузчик проводил взглядом плавучую кофейню.

— Поздновато они сегодня, — заметил он спокойно. — Верно, ждали кого.

— Кофейня, — сказала Мошка. — Она уплыла по реке.

— А тебе туда надо? — спросил грузчик. — Ну, «Приют Лорел» пристает к берегу на Трубной улице за сахаром. Там ты можешь их поймать по эту сторону реки. Но тогда давай пошустрей, бегом-бегом.

И Мошка, не теряя времени на дальнейшие расспросы, побежала туда, куда указывал грузчик. Она летела вдоль реки, стараясь не упустить из виду воздушного змея, реявшего над кофейней. Мошка совсем уже выбилась из сил, когда кофейня повернула к берегу и встала у причала.

Мошка тяжело дыша подошла к кофейне и увидела, как оттуда выходят мужчины. Один из них показался ей смутно знакомым. Когда она проходила мимо, он вдруг схватил ее за плечи и развернул к себе.

Сильные, грубые руки подняли ее в воздух, точно тряпичную куклу, и Мошка с ужасом увидела перед собой искривленное злобой лицо Куропата, капитана «Пылкой девы».

— Знаешь, чего я хочу? — спросил он, дыша ей в лицо перегаром.

Мошка покачала головой.

— Вернуть свою баржу!

— А мы ее не брали!

— Вы — нет. Баржу увел ваш гусь!

На миг Мошка представила Сарацина, стоящего у штурвала, с трубкой в клюве, но тут же выбросила из головы этот образ. Тут одно из двух — либо она не так поняла Куропата, либо окончательно сошла с ума.

— Мы подняли доски, чтобы вынуть груз, — прохрипел Куропат, ставя Мошку на землю, но продолжая держать за плечи. — А гусь спрыгнул вниз, и мы не могли его выудить. И груз вместе с ним. Тогда под палубу спустился Дозерил, и эта тварь вывихнула ему ногу! Он застрял там и не может выбраться! Я хочу свою баржу назад!

Мошка, осмыслив услышанное, кивнула.

— И еще денег, — сказал Куропат. — За моральный ущерб.

Мошка снова кивнула, уже не так уверенно.

— И знаешь, чего еще я хочу? — добавил Куропат вкрадчиво. — Дядю твоего за причиндал подвесить!