Мошка смотрела в безумные глаза Куропата и чувствовала, как пальцы впиваются ей в плечи.
— Я достану денег! — сказала она. — Только отпустите меня, я обязательно достану!
Обещание Мошки Куропата не впечатлило, он лишь сильнее вцепился ей в плечи. Что было не только больно, но и обидно, поскольку Мошка ничуть не кривила душой. Она была готова на все, лишь бы вернуть Сарацина.
— Деньги я с тебя получу, ага, — сказал Куропат. — Порублю тебя на куски и продам в мясную лавку.
Мошка решила, что с ним лучше не спорить. Вместо этого она извернулась и впилась зубами ему в руку. Куропат ослабил хватку, Мошка вырвалась и побежала. Не думая, что делает, она кинулась к плавучей кофейне, отходившей от берега, и прыгнула.
Она допрыгнула до края палубы, но оступилась и сорвалась, едва успев схватиться за канат. Подтянувшись, она забралась на борт, служивший верандой кофейни, и взмолилась всем Почтенным, чтобы Куропат не прыгнул следом.
Сама того не ведая, движимая лишь желанием спастись, Мошка оказалась на границе меж сушей и водой. Город, где правил герцог, остался позади. А на реке действовали лишь текучие и вольные законы Речников. Плавучая кофейня славилась тем, что, будучи на плаву, была неподвластна сухопутным властям, на ее борту царила полная свобода мыслей и действий. Потому-то здесь бурлили, точно вода в кофейнике, отчаянные споры о правильном устройстве мира и откровенные заговоры.
В это самое время в кофейне мисс Кайтли под названием «Приют Лорел» молодой учитель тепло поприветствовал старого друга.
— Червонец! — воскликнул он, протискиваясь между столиками к человеку, в карих глазах которого, казалось, навеки застыло сердитое недоумение. — Как я рад тебя видеть. Как раз хотел обсудить последние… э-э… хм… Ну, ты понимаешь…
Червонец давил руку учителя, провожая взглядом человека в малиновом костюме, пока тот не надел шляпу и не вышел, помахивая тростью, на веранду. Едва дверь за ним закрылась, он выдохнул с облегчением. И еще несколько человек вытерли пот со лба и переглянулись между собой.
— Пресвятые Почтенные, Пертеллис, — произнес Червонец. — Я уж боялся, ты чего-нибудь ляпнешь прямо перед ним.
Хопвуд Пертеллис непонимающе моргнул из-под очков.
— Перед кем?
— Перед шпионом герцога. Зуб даю, это был он. Куда катится мир, если уже на реке нельзя поговорить спокойно? Он пришел вчера и сказал, что прибыл из далекого университетского городка и хочет познакомиться с местной интеллигенцией, которой «небезразлична судьба несчастного народа».
— Могло же так и быть? — сказал Пертеллис простодушно.
— Могло бы, да не было, — сказала мисс Кайтли, поднося ему кофе. Это была стройная бледнокожая женщина неопределенного возраста с томными глазами. — Он взял себе кофе и угощал всех, кто говорил с ним, и никого не попросил об ответной услуге. Мы намеренно обсчитали его, а он и глазом не повел. И еще ему очень хотелось посмотреть последние трактаты «о самом наболевшем».
— Кто-то что-то ему сказал? — спросил Пертеллис.
Червонец переглянулся с мисс Кайтли, а та опустила тяжелые веки и бросила взгляд на Пертеллиса. Червонец переглянулся с несколькими посетителями, которые слегка кивали ему в ответ или поднимали брови, и снова обратился к Пертеллису, сложив руки.
— А почему это так тебя интересует?
— Прошу прощения?
— Пертеллис, скажи честно, это ты прячешь печатный станок?
Пертеллис не донес чашку с кофе до рта. Дрожащей рукой он поставил ее на стол.
— Пресвятые Почтенные. Ну и вопрос. А что, если я?
Червонец поднял руки и заложил за голову, пристально глядя в глаза Пертеллису. В кофейне стало так тихо, что было слышно, как Червонец хрустит пальцами. Затем он уронил руки вдоль тела и сказал:
— Я знал, что это ты. Твой почерк. Пертеллис, во имя Свистопляса, защитника сумасбродов, почему ты нам ничего не сказал? Мы бы вправили тебе мозги. Ты натравишь на нас Книжников!
Червонец обвел злобным взглядом помещение, пресекая возможные возражения. Каждый завсегдатай «Приюта Лорел» был готов к тому, что, если его бумаги обыщут, там найдут доказательства его оппозиционных взглядов и арестуют его как радикала. Пускай их мнения по отдельным вопросам расходились, все они разделяли страстную убежденность в том, что мир устроен несправедливо и должен измениться. И никто не боялся ответить за свои убеждения.
— Что ж, — произнес Пертеллис вдумчиво. — А что, если это не я?
— Пертеллис, — растерянно сказал Червонец. — Все уверены, что это ты. С твоей-то страстью к обличению пороков. И твоей школой. У большинства из нас есть «На неравенство людей перед законом», переписанное твоими учениками.
— Да, признаю, — застенчиво улыбнулся Пертеллис. — Большинство детишек сносно владеет пером.
— Пером они владеют, да только умом не владеют! Пертеллис, они ведь пишут за тобой каждое слово. В конце моего экземпляра написано: «Ох ты. Класс, вольно. Дети, выходим из мельницы».
— Это верно, верно… Печатный станок избавляет от таких оплошностей и здорово экономит время. Я так понимаю, вы твердо решили, что это я его прячу? Что ж, пусть будет так, мнение большинства — закон. Или, по-вашему, я должен стыдиться? Стыдиться, что зажигаю людские сердца, как молния — трухлявое дерево? Нет, мне не стыдно. Прошлой зимой из-за новых налогов народ голодал, и все ради того, чтобы герцог построил «шпили процветания». А этой зимой невинным людям придется жить на улицах, потому что герцогу взбрело в голову снести их дома. Стоит ли протестовать против такого произвола? По-моему, стоит!
Червонец раздраженно хрюкнул и, отойдя к своему столу, принялся так яростно раскуривать трубку, что вскоре полностью исчез в клубах дыма. В «Приюте Лорел» не было окон, из уважения к налогу на окна, но свет проникал через сотни отверстий, просверленных в досках. Лучи шпагами пронзали дымовую завесу.
Мисс Кайтли подала Пертеллису его трубку.
— Вы очень упрямы, — сказала она тихо.
— Я нажил себе врага? — спросил он так же тихо.
— Нет. Слишком преданного друга. Он беспокоится, что ваше прямодушие доведет вас до виселицы.
Пертеллис задумчиво раскурил трубку, а затем спросил у хозяйки:
— Скажите, а тот подозрительный посетитель… Он ведь такой не один? Много у вас побывало шпионов герцога с тех пор, как меня арестовали в прошлом месяце?
— Не пускать их я не могу.
— Понимаю. Мне и в голову не пришло, что власти, не найдя доказательств моей вины, станут следить за моими друзьями. Теперь из-за меня люди в опасности. — Пертеллис подпер щеку рукой и продолжил, не глядя в глаза мисс Кайтли: — Попробую найти помещение для работы, тогда не нужно будет приходить сюда… Может, братья Винновинги мне помогут.
— У меня большие запасы печенья с коньяком, которое вы любите, — сказала мисс Кайтли нарочито спокойным тоном. — Кроме вас, его почти никто не ест, из-за горького привкуса. Так что я понесу убытки, если вы перестанете сюда приходить. Мне придется нелегко, мистер Пертеллис.
Пертеллис хотел что-то ответить, но закашлялся.
— Что самое забавное, — заметил он, — мне иногда кажется, я бы давно забросил школу, но дети так хотят учиться. Они меня просто не отпускают — я даже не знаю, на какой улице они остановят меня и потащат куда-то, чтобы я дал им урок. Я сотню раз объяснял им, как это опасно, но у них такая тяга к знаниям! Никто из них не может позволить себе платные школы Книжников. А если бы даже могли, чему бы их там научили? Как исполнять законы и быть послушными рабами, не задавая вопросов? Поэтому моя школа живет. И растет. Каждый месяц появляются новые лица. Вот даже сегодня я увидел одну новую девочку. Она шла за мной по улице. Наверное, услышала от друзей. Она не осмелилась заговорить со мной. Но я уверен, что еще увижу ее. У нее был такой голодный взгляд…
Если бы Пертеллис услышал все бранные слова, которые Мошка успела выучить за свою жизнь, он, возможно, не стал бы так восхищаться ее тягой к знаниям. Собственно, как раз сейчас она цедила эти слова по очереди. Ватага ребят заметила, что Мошка висит на перилах плавучей кофейни, и бросилась вслед по берегу, крича во всю глотку, чтобы кто-нибудь снял негодницу. Наконец их крики были услышаны, из кофейни вышел краснолицый мужчина и, увидев Мошку, сказал:
— Это еще что? Тебе тут не место. А ну прыгай отсюда!
— Куда я прыгну? Я вам не жаба!
— Раньше надо было думать. Тебе тут не место. Такие правила. — С этими словами мужчина подошел к борту и, осмотрев реку, сказал кому-то: — Давай направо.
Мошка увидела впереди крошечный островок, на котором стояла бронзовая фигура Добряка Просака, что бережет непутевых от бурной реки. К островку был пристроен маленький причал, и плавучая кофейня не без труда пристала к нему.
— Давай слезай, — сказали Мошке. — Живо! Покричи, чтобы с берега за тобой приплыли.
Мошке ничего не оставалось, кроме как послушаться, и она спрыгнула на причал. У нее совсем не было денег, чтобы заплатить лодочнику.
Но вдруг она увидела, как по реке приближается нелепое сооружение бурого цвета, похожее на гигантский сундук. Не веря своим глазам, она только по вывеске над входом догадалась, что это еще одна плавучая кофейня. Только облик ее не внушал доверия — эта посудина напоминала разве что портовый кабак.
На парусе красовались силуэт оленя и название — «Речной олень». А на крыше бранились двое мужчин. Рангоут ходил ходуном — спорщики пытались выровнять парус по ветру, но у них не очень получалось. И никто не обращал внимания на островок с фигурой Почтенного и на девочку, машущую руками. Через минуту судно приблизилось к островку вплотную. Мошка решила прыгать.
Бух.
Звук, хоть и тихий, разбудил спящего.
Тот не вскочил из кресла, где дремал, но медленно открыл глаза цвета меди и оглядел, чуть хмурясь, тусклый зал, столы с кофейниками и посетителей. В основном здесь сидели драпировщики и торговцы мануфактурой, многие читали «Торговый компаньон» и обсуждали последние известия.
Мужчина снова откинулся в кресле. Не прошло и минуты, как он погрузился в дремоту. И только когда комната накренилась направо и все сидящие за столами схватились за кофейники и кружки, чтобы те не попадали на пол, мужчина снова открыл глаза. Кофейня подошла к причалу.
Он учтиво попрощался с хозяином. У него был приятный голос, точно теплое молоко. Он улыбнулся девушке, подавшей ему трость и шляпу. Улыбка у него была не менее приятной. Поклонившись, он вышел за дверь.
И тут с крыши прямо перед ним упало нечто в муслиновом платье. Шляпа слетела у него с головы.
Мошка — а это была она — подняла взгляд на человека, которого едва не сбила с ног, и растерянно заморгала. Тот ответил ей не менее растерянным взглядом. Мошка, поднявшись, протянула ему мятую шляпу.
Разумнее всего было поскорее убраться, пока незнакомец не разозлился, благо кофейня уже стояла у берега. Но, едва Мошка развернулась к выходу, человек поймал ее за руку.
— Ну-ка постой, — сказал он.
Впрочем, угрозы в его голосе не было.
Мошка уже хотела извиниться по всем правилам этикета, как вдруг заметила на берегу капитана Куропата, озирающего кофейню из-под ладони. Плавучие кофейни, несмотря на паруса, плыли так медленно, что Куропат оказался здесь раньше Мошки.
— Что с тобой? — спросил незнакомец, прочитав страх в ее глазах.
Вместо ответа она скользнула ему за спину, кинув на него умоляющий взгляд, и укрылась его широким плащом.
«Должно быть, он решит, что я воровка, или беглая служанка, или еще что похуже», — думала Мошка, надеясь на его милосердие.
Куропат почесал подбородок, сделал пару шагов к кофейне… И тут незнакомец запахнул плащ. Мошка оказалась в темноте, пахшей дорожной пылью и травами.
— Шагай, — сказал незнакомец. — Если не споткнешься, глядишь, он и не заметит лишнюю пару ног.
Мошка шла, прильнув к своему спасителю, ничего не видя и отчаянно стараясь шагать с ним в ногу. Она слышала звуки улицы, но не представляла, где они сейчас находятся. Иногда кто-нибудь задевал ее в толчее, заставляя сердце подпрыгивать к самому горлу.
Неожиданно поводырь распахнул плащ, и Мошка зажмурилась от яркого света. Они стояли на безлюдной улочке, обнесенной стеной с одной стороны, вблизи собора. Мошка оправила платье и убрала под чепец выбившиеся волосы.
— Может, теперь ты мне скажешь, — обратился к ней незнакомец, — соучастником какого преступления я стал?
Он сложил руки на груди и добродушно улыбнулся, выгнув брови двумя гнездышками, словно ожидая услышать что-то в высшей степени забавное.
«Слишком смазлив, чтобы быть джентльменом», — отметила Мошка.
Также она отметила, что он не носит парика, а держит пышную каштановую шевелюру собранной в хвост. И лицо его отнюдь не отличается благородной бледностью, а, наоборот, до неприличия загорело. Однако он ничуть не походил на человека низшего сословия. Всем своим видом он излучал спокойствие и уверенность, словно мир принадлежал ему одному.
Секунду Мошка раздумывала, что ему ответить, но при мысли о лжи краска залила ее щеки, и она выпалила правду:
— Мой гусь, как бы вам объяснить, он увел баржу того парня. Но он не нарочно, просто испугался. Вот. А теперь этот злыдень рвет и мечет, требует, чтобы я вернула ему баржу.
Собеседник Мошки сложил губы бантиком и задумчиво уставился себе под ноги, а затем медленно кивнул, явно удовлетворившись ответом.
— Хм. Ясно, — произнес он чуть дрожащим голосом, и Мошка поняла, что он едва сдерживает смех. — Что ж, смею сказать, для вранья твой рассказ слишком нелеп. Если бы ты хотела меня обмануть, сочинила бы что-нибудь попроще…
— Я вас не обманываю! — воскликнула Мошка.
Ей было ужасно неприятно, что ее честность подвергают сомнению.
— Хорошо, хорошо. Приношу извинения. Ладно, как тебя зовут?
— Мошка.
— Рад знакомству, — сказал он, протягивая руку. — Линден Кольраби.
Она пожала руку, гадая, то ли он всерьез, то ли шутит над ней.
— Ты ведь недавно приехала в Манделион? У тебя знакомый говор, только не пойму, где я его слышал.
— Я здесь сопровождаю одного литератора, — заявила она. — Я его помощница.
Уголки его рта вновь задрожали, желая растянуться в улыбку, и Мошке захотелось произвести на него впечатление серьезной и значительной особы.
— У меня это, вообще-то, временная работа. Скоро я собираюсь работать… вон там, — сказала она, указывая на возвышавшийся вдалеке за крышами дворец Восточный шпиль. — Там живет леди Тамаринд, и я буду на нее работать.
И она-таки добилась желаемого результата — улыбка растаяла, Кольраби смотрел на нее круглыми от удивления глазами.
— Да, — продолжила она с воодушевлением, — я получу там место, и буду читать ей стихи, и носить письма на серебряном подносе, и… все такое.
Мошка представила себя в этом дворце, среди холодной, чистой роскоши, где на тебя не повышают голос и над тобой не висит очередная опасность, и у нее закружилась голова.
— Какое удивительное совпадение, — с каменным лицом вымолвил Кольраби. — Я как раз направлялся во дворец к леди Тамаринд выказать ей свое почтение. Слышал, с верхнего балкона открывается прекрасный вид…
Мошка пристально посмотрела ему в глаза и заметила в них лукавый огонек, а потом окинула взглядом его пыльную одежду и забрызганные грязью ботинки и рассмеялась.
— Вы шутите, да? Смеетесь надо мной… Не верите мне! А я вам правду сказала…
И Мошка, помахав рукой Восточному шпилю, развернулась и побежала прочь.
В приподнятом настроении она прошла полпути до брачного дома, но затем снова вспомнила о разрушенной школе и молодом учителе с учениками. И в душе у нее поселилась печаль.
«Я могла бы охранять их, — думала она. — Могла бы приносить им перья от Книжников».
Но едва она вспомнила подмастерье суконщика, благородный запал поубавился. Она поняла, что не хочет якшаться с такими, как он, с воришками, радикалами и подстрекателями.
С другой стороны… она могла рассказать о подпольной школе и радикальных книгах Книжникам. Они щедро заплатят за такие сведения, она сможет выкупить Сарацина. Книжники будут довольны и отправят ее в свою школу — все случится так, как и предсказывала леди Тамаринд.
К тому времени, как Эпонимий Клент с орхидеей в петлице, благоухая вином и сигарами, вернулся домой, Мошка все для себя решила. Он вальяжно улыбнулся ей, протягивая шляпу.
— Ах, какой чудесный день, — сказал он. — Моя поэзия удостоилась внимания столь высокого общества… И столь состоятельного… Надеюсь, ты хорошо провела время, дорогуша?
Мошка мрачно улыбнулась в ответ.
— Оставьте игривый тон, мистер Клент. У меня для вас серьезные новости.
В то время как Мошка рассказывала Кленту о встрече с Куропатом и подпольной школе, Линден Кольраби готовил свой отчет. Странная девочка-подросток с безумными историями и черными глазами отвлекла Линдена от этого нелегкого дела, но больше терять время было нельзя.
Привратники Восточного шпиля пропустили его, как важного гостя, и он прошел в покои леди Тамаринд.
— Ваша милость, я должен с большим сожалением сообщить, что Эпонимий Клент сумел перехитрить меня. Я следил за ним и выследил, я настиг его в городке под названием Чог и там же потерял. Он все еще на свободе.
— Я знаю, — сказала леди Тамаринд. — Он в Манделионе.
— Как? — Кольраби вскинул брови. — Полагаю, он приплыл по реке?
— Он прибыл в карете. В моей карете. Мы подобрали его на дороге.
Есть несколько вещей, которые нельзя говорить сестре герцога, и Кольраби удержал всё, что рвалось с языка.
— Миледи, — произнес он наконец, — если бы он не был столь чудовищно опасен…
— Тогда бы я выбросила его из кареты, как только узнала, кто он такой, — сказала леди Тамаринд. — Но я обернула эту случайную встречу в свою пользу. Я завербовала агента, который станет следить за каждым движением Клента, так что мы будем знать все о нем и его намерениях. Пока не могу сказать, насколько агент надежен, но девчонка внушает доверие…