Хроники Расколотого королевства

«Ф» ЗНАЧИТ «ФУРОР»

Семь часов спустя на обочине главной улицы Манделиона, под старой городской стеной, полушепотом переговаривались две молоденькие девушки. Из-под чепца той, что повыше, выбивались непослушные рыжие завитки; она обхватила себя руками, будто пытаясь согреться. Другая девушка была черноволосой, волосы ее слиплись и были присыпаны тускло-розовой пудрой, а одета она была в заплатанное старомодное платье оливкового цвета. За спиной у нее висела красная шляпная коробка, а башмаки ее были в грязи. Сторонний наблюдатель наверняка решил бы, что дочери торговцев улучили случай обменяться сплетнями. Вряд ли кто поверил бы, что они обсуждают богов, гильдии и судьбу народа.

— Я все еще не разговариваю с тобой, не забывай, — повторила Пирожок раз, наверное, в шестой.

При этом смотрела она на кованые ворота Медвяных садов, перед которыми, как обычно, толпился народ.

— Напомни еще раз, — сказала Пирожок, — как она выглядит?

— Пышка с румяными щеками и вздернутым носом, — ответила Мошка. — Шаг порывистый.

— Никогда не занималась такими делами, — нервно пробормотала Пирожок.

— Ты просто набросишь ей на голову передник и будешь держать. Говорить буду я. — Мошка схватила Пирожка за руку. — Вон она! Смотри! Идем!

Девушка с лавандовой корзинкой остановилась в воротах, чтобы оправить оборки на пышной юбке. Она улыбнулась привратникам, бросавшим на нее подобострастные взгляды, вышла на улицу и стала высматривать брешь в людском потоке. Она совсем не ожидала нападения.

Когда передник оказался у нее на голове, у бедняжки перехватило дух, и она лишь слабо попискивала, пока ее волокли куда-то, взяв под руки. Ощутив спиной каменную стену, она уже была готова проститься с жизнью, но вместо этого услышала сердитый девичий голос:

— Ты не должна была продавать это платье!

— Что? — вырвалось у несчастной. — Что такое? Вы… кто такие?

Вместо ответа ей досталось несколько тычков в бока.

— Леди Тамаринд, — прошипел тот же сердитый голос, — отдала тебе свое белоснежное платье, в кружевах и жемчугах, с черным сердечком на рукаве. Ты должна была его сжечь, так ведь? Но ты не сожгла. Ты продала его. То есть попросту украла. Знаешь, что бывает с такими воровками? Сейчас как раз идут судебные заседания…

Припертая к стене бедняжка, все еще с передником на голове, стала бормотать слова оправдания:

— Ее светлость не приказывала сжечь то платье. Она сказала, я могу его продать. Только сперва срезать манжеты. Но… они были такими красивыми, с настоящим мейдермильским кружевом, что я подумала, она сказала это не всерьез. А леди, которой я продала это платье, заметила, что сердечко очень милое. Как будто… как поэты говорят — «я ношу твое сердце на рукаве». Так что я его не крала, нет, не крала…

— Ну ладно, — сказала Мошка и ткнула девушку под ребра еще раз. — Только чтобы помалкивала об этом, ясно? Тогда я тебя не выдам.

Девушка услышала, как убегают две пары ног, и дрожащими руками сняла с головы передник.

— Обязательно было так делать? — спросила Пирожок, когда они сбавили шаг и смешались с толпой.

Мошка пожала плечами:

— Мне с ней некогда было любезничать. Времени у нас в обрез.

— Это правда, — согласилась Пирожок. — Выходит, все так, как ты думала?

— Да.

Они остановились. Мошка, опершись о стену и сложив руки, посмотрела на Восточный шпиль.

— Леди Тамаринд заварила настоящую кашу с этим печатным станком, — сказала она. — Теперь все настроены друг против друга: герцог против радикалов, Книжники против Ключников. А на самом деле это все она…

— Так… ты думаешь, то сердечко на платье напечатано на станке?

— Да. Ей мало было заварить кашу. Она захотела сама увидеть, как работает станок.

— Но зачем? — спросила Пирожок недоумевая.

— Жажда власти, — сказала Мошка с убежденностью, поразившей ее саму. — Станок стоит себе в трюме, скалится на тебя как страшный зверь из клетки, словно говорит, что может перевернуть вверх дном весь город, свести с ума герцога, разжечь бунты, устроить гражданскую войну. А власть… она притягивает как магнит. Тебе хочется быть к ней как можно ближе, касаться ее, дышать ею, слиться с нею.

Теперь Мошка понимала, что именно власть очаровала ее саму, когда она впервые увидела леди Тамаринд. Та источала аромат власти, подобно тому как другие леди благоухают жасмином. Мошка не смогла устоять против этого аромата — белой, сияющей, невидимой глазу эссенции, окутывающей леди Тамаринд с головы до ног. Мошка еще не понимала суть власти, но девочку влекло к ней, как мотылька на пламя.

Точно так же саму леди Тамаринд манил печатный станок. Мошка живо представила, как белая леди, тяжело дыша, трогает станок, гладит его руками в белоснежном платье…

— Она не знала устройства станка, — сказала Мошка. — Не знала, как вынуть лист, что нужно вытянуть рамку и повернуть. Она сунулась внутрь и приложилась рукой к буквице. А потом, увидев отпечаток, избавилась от платья обычным способом — отдала горничной, приказав сжечь его или срезать манжеты. Зря она рассчитывала на прилежность горничной, эта ветреная избалованная девчонка решила, что выручит за платье с манжетами больше денег. Его купила та дама из «Серого мастифа».

— Но зачем это леди Тамаринд? Зачем ей устраивать беспорядки?

— Вот бы выяснить, а? Не знаю, зачем она печатала радикальные листовки о герцогских налогах и обнищавшем народе. Она уж точно не радикал. Думаю, она гроша ломаного беднякам не даст. Она Птицелов.

«Должно быть, при нашей первой встрече она до смерти перепугалась, подумала Мошка, мрачно улыбнувшись, — когда я сказала, что рядом с ней в карете едет шпион Книжников».

И тут она поняла, почему леди Тамаринд проявила к ней интерес. Ей нужен был информатор среди Книжников. Сестра герцога хотела знать наверняка, что те ищут станок там, где его нет.

Пирожок задрожала всем телом.

— Что нам теперь делать?

Неожиданно Мошка ощутила, что она здесь главная, хоть Пирожок и старше. Если Мошка скажет держать язык за зубами, та подчинится.

Ощущение власти даже над одним человеком пьянило Мошку. А что чувствует Тамаринд? Должно быть, с крыши Восточного шпиля весь Манделион видно как на ладони. Мошка представила, как тонкие белые пальцы леди Тамаринд когтями хищной птицы простираются над городом, норовя сжать его в кулаке. Словно город населен не людьми, а букашками — Пертеллис, оклеветанный и брошенный в темницу, был всего лишь букашкой, и Эпонимий Клент, тучный и самоуверенный, тоже был букашкой. И уж конечно, Мошка Май с черными блестящими глазами была самой что ни на есть букашечной букашкой, которую можно раздавить ногтем…

Мошку захлестнула волна гнева. Она достала из кармана платок, в который была завернута крохотная жемчужина, и взяла ее двумя пальцами. Подняв ее к небу, она увидела, как свет переливается в ней, наполняя ее сиянием. Но когда она опустила жемчужину на мостовую, та показалась ей обычным камешком. Мошка со всей силы топнула по ней деревянным башмаком, и от жемчужины осталась кучка белого порошка.

— Мы должны остановить ее, — сказала она твердым голосом. — И мы ее остановим. Что бы она ни затеяла. Но сперва я должна найти мистера Клента.

Пирожок растерянно заморгала.

— Тогда нам нужно отыскать Кармина, — сказала она.

Кармин, подмастерье суконщика, в этот час вопреки обыкновению не раскладывал шелка по прилавкам. Он сидел в подвале свечной лавки по соседству. Когда Мошка и Пирожок нашли его, на лице у него отразилась сложная гамма чувств — удивление, радость при виде одной девушки и подозрительность при виде другой.

— Дормализа, что она тут делает? — спросил он.

— Какая еще Дормализа? — спросила Мошка.

Пирожок улыбнулась ей смущенно, и Мошка поняла, что впервые услышала ее настоящее имя.

— Она хочет помочь нам, — сказала Пирожок-Дормализа. — Она считает, что ты знаешь, где прячется мистер Пертеллис, и она хочет поговорить с ним о… — Пирожок с тревогой взглянула на Мошку. — О Сущности Явления.

— Тебе не следовало приводить ее сюда, — покачал головой Кармин, по-дружески взяв Дормализу за руку.

— Я знаю, кто стоит за печатным станком, — сказала Мошка. — И знаю, где он. Я все расскажу в обмен на помощь. Мне нужно найти мистера Клента. Он сбежал вместе с мистером Пертеллисом, так что вы представляете, где его искать.

Кармин был крайне удивлен такими речами, но не подал виду.

— Ага, — кивнул он. — Значит, ты считаешь, что если мы найдем этих печатников, это сильно поможет мистеру Пертеллису?

— Да, — сказала Мошка с убежденностью, которой на самом деле не испытывала. — Всех волнует только этот станок. Остальное ерунда. Герцог сердит, что листовки поливают грязью королев-близняшек, а Книжники просто хотят контролировать всю печать, так? Когда они услышат, кто держит пресловутый станок, им станет не до мистера Пертеллиса и его подельников.

— И кто, по-твоему, прячет станок? — осведомился Кармин.

Мошка нагнулась к нему и шепнула имя. Тот спал с лица.

Кофейня «Приют Лорел» была пришвартована у Погорелого моста. Когда Кармин с девушками подошли к ней, с крыши закричал матрос:

— Нельзя! Хозяйка захворала. У нас нечего есть и нечего пить. А, Кармин, это ты? Не узнал. Заходи, конечно, только пошустрее, чтобы никто не засек.

Кармин наклонился к матросу и шепнул что-то. Матрос смерил Мошку подозрительным взглядом, взял мальчика за руку и скрылся с ним в кофейне. Несмотря на предостерегающий взгляд Пирожка, Мошка прильнула ухом к двери.

Судя по тому, как галдели внутри, со здоровьем у хозяйки проблем не было. Просто там шло бурное собрание.

— Я привел их окольным путем, хвоста не было, — сказал Кармин. — Вам будет интересно ее послушать.

— Эта девчонка просто пешка, — произнес тонкий высокопарный голос, напомнивший Мошке перезвон бубенцов. — Не важно, чья пешка, но она явно метит в ферзи за наш счет.

— Я правильно понимаю, девочка ждет за дверью? — прозвучал вопрос, и Мошка с ликованием узнала голос Хопвуда Пертеллиса. — Тогда, ради всего святого, впустите ее. Если она и замышляет недоброе, то уже знает, где мы, так что поздно осторожничать. Не будем держать ее на ветру, лучше налейте ей шоколада.

Послышался гул недовольных голосов.

— Друзья мои, — сказал Пертеллис, — либо мы впустим ее, либо я выйду к ней сам.

Мошка успела отпрыгнуть от двери, прежде чем та распахнулась и их с Пирожком пустили внутрь.

Там было так темно, что поначалу Мошка ничего не видела. Свет проникал лишь через крохотные отверстия, просверленные в стенах. Несмотря на обилие подсвечников, горело лишь несколько свечей. Посреди помещения уходили в потолок основания двух мачт, выкрашенные в полоску под стиль кофейни.

Хозяйка, несмотря на вечную бледность, была совершенно здорова. Из-под тяжелых век смотрели ясные и спокойные глаза. В одной руке она держала чайник, от которого шел пар, а через другую руку были перекинуты белые лоскуты.

Вот Пертеллис действительно выглядел неважно, хотя и лучше, чем в полицейском участке. У него вокруг шеи до самого подбородка был намотан шерстяной платок, а на выбритом лице виднелись синяки и ссадины.

Всего в кофейне сидело человек двадцать мужчин, среди них хватало небритых и забинтованных. Если это и были радикальные заговорщики, они совсем не походили на вождей революции. Мошка отметила, что несколько человек держались особняком. Все они были в перчатках, а на поясе у них висели кольца с ключами. Они принимали чашки с кофе с непринужденной галантностью, но подчеркнутая вежливость говорила, что они здесь чужие.

Среди посетителей кофейни выделялся один человек. Он сидел в углу, сложив руки и склонив голову на грудь, всецело погруженный в свои мысли. Это был Эпонимий Клент. У него был вид трагического героя, пережившего позор и предательство, но еще не окончательно павшего духом.

— Я Мошка Май, — начала Мошка, — и я… хочу расставить все по местам.

— Да неужели? — с горечью осведомился Пертеллис и криво улыбнулся. — Ты смотри, нас таких двое. Хотя вру, не меньше пятнадцати только в этой кофейне. Но все равно хорошо, что ты пришла. Присаживайся. Мисс Кайтли принесла тебе горячего шоколада.

Мошка уселась за стол и молча взяла у хозяйки чашку с блюдцем. Вот оно какое, гнездо радикалов. Она почему-то думала, что в этом рассаднике вольнодумства все должны быть вооружены до зубов и общаться на тайном языке, а увидела простых людей, сердитых и уставших.

— Я так понимаю, тебе что-то известно о подпольном печатном станке? — спросил Пертеллис.

— Я его нашла в трюме на пароме старьевщиков. Паром я бросила ниже по течению.

С этими словами Мошка достала из сумки передник и протянула Пертеллису.

— Что это? — спросил он, разворачивая тряпку.

— Мой старый передник.

Пертеллис достал из кармана монокль. Держа его перед глазом, он склонился над передником и стал изучать текст, отпечатанный на ткани. Затем внезапно выпрямился, наморщил лоб и быстро заморгал. Даже монокль убрать в карман у него получилось не с первой попытки.

— Это что же получается? — пробормотал он.

— Птицеловы, — сказала Мошка тихо.

Двадцать человек задержали дыхание. На миг воцарилась тишина. Ее быстро сменил лихорадочный шепот. Люди беспомощно озирались, лепетали, просили не верить Мошке на слово и тут же прикусывали язык.

— Просто не могу поверить, — произнес Пертеллис, похожий на ребенка, только что постигшего концепцию смерти. — Неужели есть под солнцем человек, готовый вернуть то чудовищное время? Кто посмел задумать подобное?

— Могу назвать имя, — сказала Мошка мрачно.

Ощутив, что все глаза обращены к ней, она собралась с духом и рассказала, как пришла к выводу, что за всем стоит леди Тамаринд. Когда она закончила свою историю, в кофейне было тихо как на кладбище.

— Трудно поверить, — начал было Пертеллис, — что леди, подобная…

Затем он кашлянул и продолжил:

— Женская душа слишком возвышенна, чтобы дойти до истинных пределов бесчеловечности.

— Вы неправы, — тихо, но твердо сказала мисс Кайтли и подала ему чашку с блюдцем. — Пейте шоколад, мистер Пертеллис.

— Пертеллис, я готов объяснить, почему леди так действует, — хриплым, скрипучим голосом сказал один из Ключников.

Он сидел в углу, в полной темноте, и лица его не было видно. Слабый свет выхватывал лишь сцепленные на колене тонкие пальцы в перчатках.

«Тетеревятник», — подумала Мошка.

Она представила, где в темноте должны быть его глаза, и, взглянув в это место, нахмурилась.

— Искусство управлять Манделионом заключается в умении тянуть герцога за правильные нити. Вы же сами понимаете, да? Узнайте, чего человек желает больше всего, и чего он больше всего боится, и о чем он лжет себе, используйте против него, и он будет плясать под вашу дудку до конца своих дней.

Некоторым соратникам Пертеллиса такие речи пришлись не по нраву, но Тетеревятник, ничуть не смутившись, продолжил:

— Леди Тамаринд крутила своего братца на пальчике с самого детства. Так бы шло и дальше, не появись на сцене мы. Добрых полгода мы бодались с ней за право управлять герцогом. Медленно, но верно мы брали верх. Его великая безумная мечта — увидеть, как королевы-близняшки возвращаются в королевство, чтобы править вместе с ним Манделионом. Мы подкармливали его веру в такой исход. А больше всего на свете он боится людей, подобных вам, Пертеллис, — опасных идеалистов, которых ни запугать, ни подкупить. Так что мы раздули пламя его страха и научили его видеть великий и ужасный радикальный заговор в любом грабителе с большой дороги, в каждом пьяном кутеже, в любой сплетне о плавучей школе.

— Похоже, вы с таким усердием лепили из нас образ врага, что проморгали, как ее светлость обвела вас вокруг пальца, — сказал молодой человек тонким, певучим голосом, похожим на перезвон бубенцов. Его большие карие глаза горели умом и злобой.

— Метко сказано, господин Червонец, — произнес Тетеревятник спокойно. — Три месяца назад герцог уже подписывал практически любой указ, который мы ему давали. Должно быть, ее светлость решилась на авантюру с печатным станком от отчаяния, видя в ней последнюю возможность для реванша. Под удар попали Книжники, и леди Тамаринд убедила их, что печатным станком владеем мы. Информация дошла до герцога, он отреагировал. А леди Тамаринд проследила, чтобы за нашим арестом виднелась длинная рука Книжников. Наверняка она получала громадное удовольствие, наблюдая, как мы вцепились друг другу в глотки.

— На что она рассчитывала? — спросил Пертеллис, взглянув в угол, где сидел Тетеревятник. — Рано или поздно гильдии объяснились бы, сопоставили факты и поняли, что их водят за нос. Тут-то бы ей и конец пришел.

Внезапно Мошка ощутила, как кровь отлила от сердца.

— Не пришел бы, — сказала она. — При мне леди Тамаринд убедила герцога отдать приказ, чтобы в Манделион из дельты приплыл галеон с ее войском. Войска наведут порядок в городе. Вот для кого печатались эти листовки…

— Речники этого не допустят! — воскликнула мисс Кайтли.

По комнате прокатилась волна криков.

— Если вы не заметили, мадам, — сказал Тетеревятник, — сейчас в Манделионе едва ли сыщется хоть один Речник. Несколько дней назад все уплыли вверх по реке.

Мошка взглянула на предводителя Ключников и сказала:

— Я слышала, как леди Тамаринд обсуждала этот план. Речникам поручили задержать войско Ключников, которое стоит выше по течению.

— Ты хочешь сказать, — спросил Пертеллис, остервенело протирая монокль, — что река открыта для целого войска Птицеловов? Что скоро они будут в городе? Когда прибудет этот корабль, мисс Май?

— Она сказала, понадобится десять дней. Это было… дней десять назад.

— Пресвятые угодники, — прошептал Пертеллис. — Они могут объявиться в любую минуту.

В комнате поднялся возмущенный гвалт. В наступившей сумятице Мошка подошла к Эпонимию Кленту и села рядом. Добрую минуту она сидела, не решаясь взглянуть ему в лицо и только постукивая пяткой о ножку стула.

— Тело капитана лежало в сундуке, а вы просто его нашли? — спросила она.

Умение извиняться никогда не входило в список ее достоинств.

— На кровати вообще-то, — ответил Клент. — Ты застала меня за попыткой спрятать его. Боюсь, в тот миг обычная проницательность подвела меня. Я даже думал одно время, что это ты, как бы помягче выразиться… пролила красное вино. Не смотри так на меня — дети младше тебя делали вещи ужаснее, а в тебе, несмотря на хрупкий вид, таится вулкан ярости.

— Но вы не сдали меня?

— Нет, — сказал Клент немного смущенно, словно стыдясь такого благородства. — Тогда, в полицейском участке, я понял, что ты искренне считаешь меня убийцей, что веришь в мою виновность. Конечно, я мог бы сообщить о твоих грешках, чтобы тебя повесили за компанию, но… какой в этом смысл?

— Я пришла, чтобы объясниться, — сказала Мошка, помолчав.

— Ах, — равнодушно отмахнулся Клент.

— Подумала, так будет лучше. До вас ведь больше никому нет дела, да?

— Полагаю, так. А ты посыпала волосы пеплом в знак покаяния?

— Это просто пудра. Я маскируюсь.

— Под продавщицу париков? — спросил Клент, тронув ботинком шляпную коробку.

— Коробку я одолжила. Надо же где-то прятать Сарацина?

— Разумеется, — сказал Клент и опустил лицо в ладони. — Скрипка моей души, исхлестанная бурями судьбы, готовится исполнить последние ноты симфонии моей жизни. Мои надежды и мечты вот-вот канут в пески забвения, но мой последний, самый мрачный час будет не полон без незабвенного гуся.

Пока Пертеллис и другие радикалы обсуждали слова Мошки, мисс Кайтли, скрывшаяся в дальней комнате с кофейником, появилась снова, на сей раз с пустыми руками.

— Мистер Пертеллис, — обратилась она к учителю тихо, но тот услышал ее. — Я поговорила с ним, он выразил желание лично встретиться с девочкой.

— С ним? — спросила Мошка и взглянула на Пертеллиса.

— С нашим предводителем, — пояснил Пертеллис, засияв от гордости.

— Но… я думала, это вы предводитель! — сказала Мошка, обменявшись взглядами с Клентом. Тот, похоже, удивился не меньше.

— Нет, что вы, нет. Дело в том, что у нас никогда не было настоящего вожака. — Пертеллис одарил собравшихся смущенной улыбкой. — Мы просто единомышленники, мы изо всех сил старались изменить мир к лучшему, а здесь собирались, чтобы спокойно пообщаться. В определенном смысле я был связующим звеном, но всегда был готов отойти в сторону, если бы пришел настоящий предводитель. И он явился — в самый темный час. Человек дела, мастер смелых решений.

Ключники смотрели на него с интересом. Видимо, они тоже не были знакомы с таинственным предводителем.

— Если никто не возражает, — сказал вдруг Клент, — я сопровожу свою помощницу. Хочу обменяться парой слов с вашим великим вожаком.

Мошка представила себе предводителя. Он будет наделен орлиным зрением и острым умом, как ее отец. У него будет ясный взгляд и обнадеживающая улыбка, он не утратит присутствия духа даже в самой безвыходной ситуации.

Пертеллис открыл дверь в заднюю комнату, пропуская Мошку и Клента, и сам вошел за ними. В комнате пахло антигеройски — овощным супом и настойкой опия, но человек, сидевший на стуле из красного дерева, имел самый лихой вид.

Это был бандит с большой дороги, капитан Блит.