Хроники Расколотого королевства

«Ц» ЗНАЧИТ «ЦЕПЕНЕТЬ»

Когда Мошка вошла в зал, Клент вручил ей запечатанное письмо, на миг придержав его.

— Ты на самом деле… хорошо плаваешь? — тихо спросил он.

— Как радужная форель, — простодушно ответила Мошка.

— Хм. Когда доставишь письмо, иди к Погорелому мосту. Если фортуна будет к нам неблагосклонна, уезжай из Манделиона как можно скорее. Увидишь дым над рекой — значит, дела наши плохи.

— Если случится самое страшное… выпустите Сарацина из коробки, ладно? Обещайте, мистер Клент.

— Клянусь своей музой.

Мошка понимала, что она с Клентом из той породы людей, кто, заслышав стук камней в горах, ждет обвал на голову. Они не знали, что творится в Манделионе, но были твердо уверены: без них в этой драме не обойдется.

— Они похожи на котят, брошенных в реку в мешке, — шепнула Мошка Кленту по дороге на кухню. Тот едва заметно кивнул.

Люди, когда боятся умереть, суетливо трепыхаются, точно огонек свечи на сквозняке.

«Ничем хорошим это не кончится, — думала Мошка, — кого-то из них непременно убьют. Может, всех».

Мошка хотела попрощаться с Пирожком, но та по-прежнему лежала на полу в объятиях Кармина. Никогда еще она не выглядела такой защищенной и безмятежной. Мошка поняла, о чем мечтала девушка, когда говорила о свадьбе.

На кухне Мошка увидела, как с потолка на веревках спускают увесистое кедровое корыто и в стене открывается люк. Клент подал ей руку и помог забраться в сомнительную посудину.

— Мадам, осторожнее, — трепался он. — Осчастливьте нас напоследок видом ваших дивных чулоче… Ой, простите великодушно, дитя еще носит панталоны.

Мисс Кайтли надела ей на запястье браслет, на котором позвякивали фигурки Почтенных. Мошка с удивлением поняла, что эта женщина видит в ней ребенка.

Мужчины взялись за веревки, и корыто с Мошкой стало опускаться в люк. Она ощутила прохладный воздух, увидела пар, идущий от печки. Корыто начало качаться, задевая борт плавучей кофейни, и Мошка вцепилась покрепче. Снаружи кофейня выглядела как обычное судно. На нем плясали солнечные блики от воды.

Опустившись на воду, Мошка отцепила веревки, и волны подхватили корыто, закружив его, точно щепку, за кормой «Приюта Лорел».

— Эй, там! — услышала Мошка женский голос. — Лови веревку! Мы тебя подтянем.

Прежде, чем она сообразила, откуда кричат, на плечо упала веревка, хлестнув по щеке, и Мошка непроизвольно схватилась за нее. Оказалось, к ней обращаются с торговой шлюпки. Перевесившись через планширь, на Мошку смотрели две молодые цыганки с длинными косами и в цветастых платьях.

Мошка привязала веревку к корыту, и цыганки в четыре руки мигом подтянули ее к шлюпке и втащили на борт.

— Как дела в «Приюте», все живы-здоровы? — спросили Мошку.

— Пока все целы, — ответила она. — Застрелили только чучело рыбы и кофейник.

— А как сам? — спросила цыганка помоложе.

— Сам?

— Да все уже знают, что у вас на борту капитан Блит, — пояснила старшая цыганка. — Тинда, дочка мистера Вулнога, костоправа, видела, как он рубил веревки саблей, и давай вопить как полоумная: «Там Блит, капитан Блит!» Вот ее гвардейцы и услышали, а констебли стали всем рассказывать, что у вас там мятежник Блит на борту. И если «Приют» не причалит к берегу, то они добьются у герцога разрешения палить по кофейне «зажигалками» и всех убьют одним махом. Вот так-то!

Мошка много читала о морских сражениях и осадах крепостей и знала, что «зажигалками» называют ядра из просмоленного тряпья, которыми поджигают вражеские корабли и здания.

— И тогда мы решили, не бывать этому, — добавила цыганка. — Не дадим в обиду капитана Блита!

— Храброго, отважного капитана Блита, — сказала младшая. — А он и правда такой красавец, как говорят?

— Еще краше, — ответила Мошка уверенно. — Бросит на тебя взгляд и сразит прямо в сердце.

— А какого цвета у него глаза? — спросила младшая, чуть живая от восторга.

Мошка задумалась. Она как-то не обратила внимания.

— Они меняются, как небо в бурю. Когда, неукротимый в гневе, он смотрит на врага, они делаются свинцовыми, как грозовая туча. А если улыбается, они синеют, как небо. В общем, бывают всяких оттенков.

— А зелеными?

Мошка услышала надежду в голосе девушки и поняла, что не может огорчить ее.

— А то! — сказала она. — Чаще всего зеленые.

— Так и знала! Разве я не говорила, что у капитана Блита зеленые глаза?

Гвардейцы, стоявшие на берегу с мушкетами наготове, не обратили внимания на маленькую шлюпку, отделившуюся от скопления судов вокруг «Приюта Лорел» и поплывшую к берегу. Ведь в ней сидели лишь три юные цыганки. Одна казалась бледнее товарок, но глаза у нее были чуть ли не чернее.

— «Реченное слово» будет стоять на Визервендской улице до следующего удара колокола, — шепнула старшая цыганка Мошке, когда та выбиралась на берег.

Колокол собора прозвонил, когда Мошка прошла половину Визервендской улицы и увидела вдалеке кофейню Книжников. Похоже, что «Реченное слово» обыскали наравне с прочими кофейнями, поскольку перед ним стояли несколько возмущенных джентльменов в париках и очках, с кофейными чашками в руках. Когда зазвонил колокол, они стали заходить обратно по трапу. Матросы на крыше начали сматывать канаты и готовиться к отплытию.

Казалось, все население Манделиона столпилось на набережных реки Слай, чтобы своими глазами увидеть драму, которая разыгрывалась на воде. Повозки не могли проехать сквозь толпу, да и не пытались. Дюжины человек восседали на крышах карет, с напряжением вглядываясь в скопление судов на реке. Увидев перед собой эту живую стену, Мошка поняла, что ей не пробиться к кофейне вовремя.

И тогда она дрожащими руками достала из сумки передник и, набросив его на голову, с отчаянным воплем бросилась в толпу. Тут же со всех сторон полетели крики ужаса.

— Слова! Слова на платье! Закройте глаза!

Толпа расступилась перед Мошкой, и она понеслась как угорелая к отходящей от причала кофейне, ничего не видя и молясь Мухобойщику и всем Почтенным, что позвякивали на ее браслете, чтобы они не дали ей упасть в реку. Вдруг кто-то сорвал передник с у нее головы, и она увидела перед собой сердитого констебля. На ее удачу, констебль не раздумывая бросил скомканный передник в бочку с водой и толкнул на дно своей шпагой. Мошка в три скачка достигла отплывающей кофейни и, колотя по двери, закричала:

— У меня важное послание для мистера Мэбвика Тока от Эпонимия Клента!

Дверь распахнулась, и Мошку втянули внутрь. Мэбвик Ток сломал печать и достал письмо. Когда он развернул его, ему в руку упали два маленьких ключа, которые Кленту передал Арамай Тетеревятник. Ток быстро пробежал письмо глазами, водя пальцем по строчкам.

— Твой наниматель сообщает мне, — сказал Ток, поднимая глаза на Мошку, — что располагает неоспоримым доказательством заговора леди Тамаринд против гильдии Книжников, а также того, что она владеет проклятым печатным станком. И еще он обещает предоставить мне доказательства в ближайшее время, если я выступлю против нее сейчас. Скажи мне, хоть что-то из этого правда?

Мошка кивнула.

— Он пишет, — продолжал Ток, — что у тебя есть доказательство… возвращения старого врага. Что это значит?

Передник Мошки был утоплен в бочке, ей нечем было подкрепить этот зловещий намек. Тут она вспомнила, что оттиски остались у нее на руках, и, закатав рукав, показала Току самое жуткое слово.

— У меня тут нет печати Книжников, — сказала она, как бы извиняясь. — Вы не сожжете меня за это?

— Ну что ты, девочка, — ответил Ток. — Ведь у тебя на коже доказательство.

Осмотрев ее предплечье, Ток кисло улыбнулся и присел за стол. Глаза задумчиво бегали по столешнице, точно он искал выход из невидимого лабиринта.

— Эта женщина обладает поистине дьявольским разумом, — произнес он наконец. В голосе явственно слышалось уважение. Так мог бы выразиться ювелир о самом драгоценном из виденных алмазов.

— Где ты нашла станок?

— В трюме, на пароме старьевщиков.

— Хм… Ну конечно, старьевщики. Неудивительно, что мы не смогли выследить их по бумаге, на которой напечатаны памфлеты, ведь они сами делали ее. Вот откуда в ней шерстяные волокна и всякие уплотнения… Умные крысы, умные… Но мы умнее. Так ведь, девочка?

Он опять улыбнулся своей кислой, будто перевернутой улыбкой.

— Где сейчас станок?

— Там же, на пароме. Сама я оттуда сбежала, чтобы не попасть в лапы старьевщиков.

«Станок будет моим», — прыгала у нее в голове лихорадочная мысль.

— Да, разумеется, — сказал Ток и посмотрел ей в лицо немигающими водянистыми глазами. — Будем надеяться, что паром остался на берегу далеко вниз по течению. Если я не ошибся с расчетами, следующий прилив будет высокий, он пройдется по берегам разрушительным шквалом, не пощадит и парома. Ну а теперь, я надеюсь, ты покинешь нас тише, чем явилась…

Как только кофейня причалила и Мошка сошла на берег, Ток обратился к одному из подручных.

— Вот дела, — сказал он. — Ткач, бери двух человек и не выпускай ее из виду.

— Кого, сэр?

— Девчонку, похожею на хорька с крашеными бровями, естественно! Все люди врут по-разному. Робкие опускают глаза. Дерзкие забывают моргать. Эта девчонка завернула свою ложь в молчание. Но меня ей не провести. Уверен, она знает, где станок. Она поверила в мою байку про скорый прилив и постарается переправить этот паром в безопасное место. Последи за ней, и она обязательно выведет тебя к станку. Иди же!

Ткач взял пару дюжих помощников и вышел из таверны. Ток достал из стола лист бумаги, быстро написал письмо, свернул в рулон и запечатал.

— Джот! — позвал он. — Скачи вверх по течению, пока не встретишь Речника. Отдай ему это письмо и скажи, чтобы он обязательно передал его предводителю. Сейчас вся надежда на Речников, только они могут предотвратить бойню, если не опоздают. С моря идет корабль, его необходимо остановить, пока он не прибыл в Манделион. Бери лошадь порезвее и скачи во весь опор!

Когда Джот выбежал с письмом, Ток нахмурился и снова принялся изучать невидимый лабиринт на столе.

— Какая жалость, — пробормотал он, — что мне никогда не доведется сыграть партию в карты с леди Тамаринд.

На самом деле Тока не оставляло чувство, что он прямо сейчас играет в карты с леди Тамаринд, гадая по ее бесстрастному лицу, какие козыри спрятаны у нее в рукавах.

— Что такое храбрость? Готовность броситься в омут с головой — это обычная глупость. Настоящая храбрость заключается в том, чтобы просчитать события заранее, отдавая себе отчет в грозящей опасности, и предотвратить их. Леди Тамаринд храбрая. А я? Вот в чем вопрос… Думаю, она ошиблась с картой, но вот рискну ли я поставить наши жизни на эту ошибку?

Несколько секунд он смотрел на два ключа в ладони, а затем принял решение.

— Кэвиат, тебе понадобятся эти ключи. Они от дверей во внутренних покоях Восточного шпиля.

Кэвиат хотел что-то сказать, но не смог выдавить из себя ни словечка. Наконец он превозмог оторопь.

— Но как мы проберемся внутрь?

— При содействии Ключников. Закрой рот и соберись. Ты ведь не пойдешь в таком виде арестовывать леди Тамаринд?

— Ле… ле-ле-леди? Тама-ма-ма-ринд?

— Вот, — сказал Ток и протянул Кэвиату запечатанное письмо. — Герцог наделил нас полномочиями обыскивать любые здания в Манделионе, включая Восточный шпиль, и арестовывать всех, кто окажется причастен к истории с подпольным печатным станком. Разбейся в лепешку, но найди хоть что-нибудь. Иначе мы будем болтаться на виселице еще до конца судебных заседаний. Возьми с собой трех человек и мушкеты.

«Похоже. Какая-то гонка на. Лодках, — думал Кэвиат, глядя на скопление судов на реке. — Как все это. Глупо и. Опасно. Мистер Ток всегда. Точно знает, что. Делает, как. Однако, холодно. Мне придется. Сказать Марте, чтобы. Она поручила девчонкам. Зашить и повесить эти. Старые занавески, хотя. Никто больше не дрожит. Так что я. Возможно, слегка. Простужен. Мистер. Ток всегда. Знает, что. Делает».

Толпа расступалась, как и всегда, перед людьми в ливреях Книжников. Охрана на воротах Восточного шпиля, взглянув на печать герцога, без разговоров пропустила их внутрь.

«Как жалко я, должно быть. Выгляжу рядом с этими. Статными леди и джентльменами. Как жаль, что на мне не надет. Мой шелковый шарф и. Лучший парик с косицей».

— По приказу герцога! — произнес он уверенно, выставив перед собой пергамент с печатью, и смело вошел во дворец.

Он шагал по коридорам твердым шагом, выпятив подбородок, открывая дверь за дверью своими ключами, и никто не осмеливался возразить ему — так действовали на людей одеяние Книжника и печать герцога. Кто-то из слуг при виде его побежал прочь, вероятно, докладывать леди Тамаринд. Кэвиат не удостоил его взглядом.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он разминулся с молодым человеком с открытым и приветливым лицом. Тот молча проводил Кэвиата взглядом, полным невинного любопытства. Кэвиат чувствовал, как под ливреей в бок упирается пистолет.

Леди Тамаринд пудрилась за туалетным столиком. В уголке глаза появилась крохотная морщинка, заметная лишь ей самой, но она взяла тонкую кисточку и тщательно замазала ее.

Как на безупречно напудренном лице могла появиться эта морщинка? Разве она моргнула или поморщилась? А может, нахмурилась? Но с чего? Шпионы сообщили, что противостояние между «Приютом Лорел» и гвардией герцога затягивается. Но она была уверена, что вскоре терпение герцога лопнет и он прикажет сжечь кофейню со всеми, кто в ней находится. Очень скоро сумасбродные мятежники — капитан Блит, Пертеллис со своими радикалами и Ключники — останутся разве что в народной памяти. Скоро корабль с Птицеловами войдет в Манделион и наведет в городе порядок.

На туалетном столике лежали два письма от имени королев-близняшек, как всегда изготовленные ее личными фальсификаторами. Она запечатала их перстнем, приобретенным в столице за огромные деньги. В своих посланиях сестры благодарили герцога за заботу об их добром имени и прилагали список горожан, кого следует немедленно арестовать. На первый раз Тамаринд включила туда лишь несколько имен. Она решила, что будет раскручивать мясорубку постепенно.

У нее не осталось ни сомнений, ни страха. Она свято уверовала, что план безупречен.

В зеркале перед собой она видела маску, заменявшую ей лицо, и не было в ней ни тени изъяна.

Леди Тамаринд положила кисточку на столик и заметила какую-то соринку в белой пудре. Что-то маленькое и темное шевелилось в белой массе, двигая лапками и прозрачными крылышками. Это была мошка.

За дверью послышались уверенные шаги. Тамаринд почувствовала, что шрам на щеке запульсировал.

Когда в замке щелкнул ключ, крокодил, мирно дремавший под клавикордами, открыл глаза и напряг мышцы. Леди Тамаринд поднялась со стула. Дверь открылась, и в комнату вошли четверо мужчин. В тот же миг крокодил разинул пасть. Он вдохнул запах, идущий от чужаков, и удивился. От них пахло непривычно — чернилами, табаком и дорожной грязью. И еще страхом, что для крокодила звучало как приглашение к обеду.

Он приподнял свое грузное длинное тело и, извиваясь по клетчатому полу, ринулся к своим жертвам.

Четверо Книжников с самым решительным видом поднимались по лестнице. Линден Кольраби проводил их взглядом. Ему стало чуть любопытно, но не настолько, чтобы окликать их, а тем более идти следом. Проще расспросить привратников. У ворот, где бдительно проверяли всякого, идущего в Медвяные сады, ему рассказали, что Книжники пришли со стороны реки. Кольраби направился к берегу.

На причале он надел перчатки и глубоко вдохнул студеный речной воздух. Он ощутил запах пороха и почувствовал приближение бури.

Неподалеку в переулке гудела толпа — там явно что-то происходило. Кольраби направился туда неспешным властным шагом, и его пропустили, вероятно посчитав, что он разберется с проблемой. Подойдя к бочке с водой, в которой плавала какая-то тряпка, он поддел ее своей тростью и поднял из воды. Тут же на плечо ему легла крепкая ладонь констебля.

— Отпечатанный текст, сэр, — прошептал констебль напряженно. — И без печати Книжников.

— Это я вижу, — сказал Кольраби. — Это ведь платье девочки? Надеюсь, она сама не в бочке?

— Нет… Она бросила его и убежала.

— Рассмотрели ее?

— А как же! Похожа на хорька с крашеными бровями и розовыми волосами. Запрыгнула в кофейню «Реченное слово».

Кольраби всмотрелся в текст на тряпке, перепугав констебля.

— Ах, Мошка Май, — пробормотал Кольраби. — В опасную игру ты ввязалась. Будет лучше, если я найду тебя раньше других.

Не успел констебль открыть рот, как молодой человек с загадочной улыбкой растворился в густеющей толпе. Люди все прибывали. Казалось, еще немного, и они посыплются в реку.

— Сэр, — обратился к констеблю патрульный.

Констебль, оглянувшись, увидел, как толпа благоговейно расступается перед роскошным паланкином, украшенным золотом и серебром. На нем красовался герб его светлости.

«О, пресвятые Почтенные, — подумал констебль, — только не сейчас».

Он столько раз мечтал удостоиться такой чести — предстать пред светлые очи герцога. Например, поймав вора, посмевшего украсть его надушенную перчатку, или арестовав злоумышленника, когда герцог проезжал мимо. Но сейчас констебль хотел лишь одного — провалиться сквозь землю, чтобы не попадаться на глаза его светлости.

Констебль утер рукавом пот с лица и подобострастно поспешил к паланкину. Поскольку он слабо разбирался в придворном этикете, то начал кланяться на ходу, отчего стал похож на семенящего горбуна.

Сперва из паланкина показался непомерно высокий сиреневый парик его светлости, а за ним — длинное приятное лицо с мушками посередине обеих щек. Это лицо улыбалось так, словно герцог держал перед собой улыбку на палочке.

— Почему, — спросило нарумяненное лицо с безумной улыбкой, — вы все на суше?

Голос герцога был тоньше, чем ожидал констебль.

— Мне доложили, — продолжал герцог, — что бандит Блит и шайка заговорщиков, ответственных за все зло, творящееся в Манделионе, безнаказанно высмеивают вас с реки.

— Прошу п-прощения, ваше высочество, нас не берет на борт ни одна лодка, — ответил констебль дрожащим голосом. — Все шкиперы говорят, что это против правил — только паромы Речников могут брать пассажиров… Я вам клянусь, ваше высочество, чего я только не делал, разве что не совал им в лицо мушкет, а они ни в какую.

— Так позовите паром!

— Ваше высочество… их нигде нет. Они все уплыли вверх по реке, на поиски какого-то бандита. Так говорят, — констебль облизнул пересохшие губы. — Есть, конечно, плавучие кофейни, но туда не пускают, пока не сдашь оружие…

— Меня туда пустят с оружием, — ответил герцог и обратился к слуге: — Фелдспар! Мою шляпу и трость.

Герцог вышел из паланкина, оставив свой непомерно высокий парик висеть приколотым под потолком. И лакей надел ему на голову прогулочный волнистый парик, напоминавший естественную шевелюру, а на него — шляпу-треуголку, украшенную павлиньими перьями.

Толпа на набережной расплылась в раболепном восторге при виде герцога, одетого в голубой камзол с сапфирами и синее вельветовое пальто. Каблуки малиновых сапог возносили его над толпой. Повернув голову, чтобы окинуть реку взглядом, он позволил народу лицезреть свой благородный профиль, украшающий монеты.

— Смотрите! — произнес он, указывая на большого воздушного змея, парящего над одной из плавучих кофеен и украшенного рисунком двух женских голов лицом к лицу. — Владельцы этой кофейни чтят королев-близняшек, и потому мы почтим их своим присутствием.

Кофейня называлась «Головы королев». Ее владелец потерял дар речи от изумления, когда увидел перед собой сверкающую сапфирами фигуру герцога. За спиной у герцога стояли констебль, вооруженная охрана, пожилой лакей, нагруженный шкатулками, муфтами и париками, и бессчетное множество народа.

— Мы нижайше польщены высочайшим соизволением посетить наше скромное заведение, — произнес владелец кофейни, едва к нему вернулся дар речи. В «Головах королев» собирались роялисты, поддерживающие семейство Авурлейсов и королев-близняшек. Когда герцог вошел, посетители все как один поперхнулись кофе и стали кланяться, точно заведенные болванчики, едва не стукаясь лбами о столы.

— Вы все имеете возможность, — объявил герцог, — сослужить великую службу их величествам.

Протянув тонкую длинную руку, он сорвал с окна занавеску и уронил на пол. Дрожащим пальцем он указал на плавучую кофейню «Приют Лорел» и произнес:

— Следуйте за ними.