(Формально — ООО «Либерсофт»
Фактически — Добровольческая армия)
28 декабря 1917 г. (10 января 1918 г.)
г. Новочеркасск
Тоха вошёл в общагу в толпе весёлых офицеров, поставил винтовку в пирамиду. Настроение поганое. На «зачистке» заколол тринадцать раненых. Понятное дело, его и остальных большевики хрен бы пощадили. Но всё равно. Убил безоружных, будто палач. На душе мерзко.
— Да будет вам, хандрить, Воронцов, — положил ему руку на плечо штабс-капитан Пухов. — Это — война.
Из пятидесяти офицеров, отбивавших атаку, десять убитых, восемь раненых. Трое — тяжело. Вчерашнюю ночь и сегодня весь день проторчали в степи. Красные на атаку больше не решились…
В дальнем углу Тоха заметил белый рояль. Когда пару дней назад уходили в степь, его не было.
— Откуда такое чудо? — Тоха кивнул на инструмент, снимая снаряжение и повесив шинель на крючок у входа.
— Вчера ваш друг Голицын откуда-то принёс, — отозвался подпоручик из первой роты. — Где взял, чёрт его знает. Желаете помузицировать, граф?
У Тохи поднялось настроение.
— Добрый вечер, господа, — раздался знакомый голос.
Программер обернулся. В дверях стоит Роман. Князя неделю назад перевели в партизанский отряд войскового старшины (12) Семилетова. Отряд занимается набегами на части большевиков, ведёт разведку.
(12) Войсковой старшина — чин в казачьих войсках Русской императорской армии, соответствовал чину подполковника в пехоте и кавалерии (прим. автора)
— Здорóво, — Тоха, бросив снаряжение и шашку на кровать, пожал руку и обнял друга.
Кивнул на рояль.
— Откуда это?
— Достал по случаю. Сыграешь?
Тоха посмотрел на инструмент, на боевых товарищей. Со всех сторон раздались возгласы:
— Давайте, Воронцов! Просим! Сыграйте, граф!
Программер положил фуражку на прикроватную тумбочку и подошёл к роялю. Открыв крышку, пробежался пальцами по клавиатуре. Настроен отлично. Звук хороший. Тоха придвинул табуретку и сел за инструмент. Посмотрел направо. В тёмном окне видны редкие огни керосиновых ламп в квартирах и домах горожан. У них в общаге электрический свет. Скоро должны отключить. Тоже будут керосинки жечь.
Поле зрения сузилось до размеров окна. В темноте, на крышах, мелькнула тень.
«Это ещё кто? — подумал попаданец. — В руках что-то типа винтовки. Да ну на фиг! — отмахнулся он. — Паранойя. Вышел из боя, живой-здоровый. Что ещё нужно?»
Зрение вернулось в обычный режим.
Тоха положил руки на клавиши. В памяти всплыла песня. Далёкая. Из его времени. Но так подходит к теперешней ситуации. Как-то наткнулся на «Ютьюбе», очень понравилась.
— Господа, — он посмотрел на офицеров. Кто-то уже закурил. — Недавно услышал песню, запала в душу. Как раз про нас.
Программер заиграл. Слова вспоминались сами собой.
Отчего вы, голубчик, в печали?
В чём тоски вашей тайная суть?
«Станислав» и «Владимир» с мечами
Неспроста украшают вам грудь.
Вам ли, сударь, не видеть развязки?
Так довольно хандрить, милый мой!
Нынче армия в Новочеркасске.
Здесь начало дороги домой.
Тоха сделал небольшой проигрыш и продолжил:
И не важно, что полк меньше роты.
Но у четверти — грудь в орденах!
Эскадрон ваш, блистательный ротмистр,
Сплошь почти в офицерских чинах.
Каждый ведает цену ошибки
И победы пленительный вкус,
Демонстрируя в яростной сшибке
Восхитительный сабельный шлюсс!
Оглядел товарищей. Те сидят словно заворожённые. Продолжил:
Ах, голубчик, и мне не до смеху,
И досада срывает слезу.
Нашу Родину предали сверху
И бездарно пропили — внизу.
Оттого ль против дьявольской силы
Повелел нам семнадцатый год
Поднимать цвет и гордость России,
Как надежды последний оплот.
Кто-то сыщет бессмертную славу,
Кто-то сгинет, поверженный в прах,
Когда лава проходит сквозь лаву
На карьером идущих конях.
Только всплеск угасающей мысли,
Да бездонная ночь, как смола,
Если кто-то — безжалостно быстрый —
Рассекает тебя до седла.
Тоха выдержал более длинную паузу. Вспомнил, как играл Насте в день их первой встречи. В глазах защипало, но программер быстро взял себя в руки. Чуть замедлил темп.
Мы — невольники истинной веры.
Это — явь, как она ни горька.
Нашу честь, господа офицеры,
Не увяжешь, как тюк, в торока.
И когда над Россиею тучи
Расползаются, вроде чумы,
Кто-то ж должен вмешаться, голубчик!
Кто-то ж должен вступиться, голубчик!
Ах, голубчик! Ну кто, как не мы?(13)
(13) Константин Фролов-Крымский. «Голубчик». https://www.youtube.com/watch?v=UIlQYHRXzz4
Тоха закончил. В помещении мёртвая тишина. Посмотрел на офицеров. С кровати поднялся соратник по «зачистке» Пухов. Подошёл к программеру.
— Господа, — обратился он к присутствующим, — вот, — указал на Тоху, — единственно истинно русский среди нас. Ваша песня тронула до глубины души. Вашу руку, граф.
Попаданец встал и пожал твёрдую кисть штабс-капитана. Щёки запылали — до сих пор не научился принимать комплименты, тем более на публике.
— Признайтесь, граф, сами сочинили? — спросил подпоручик Крупенин, молодой весёлый ростовчанин.
— Прекрасно, Антон, — поддержал подпоручика Зарецкий. — Твоё творение?
— Да нет, что вы, господа, — стушевался Тоха. — Я не умею. Сыграть, спеть, запросто, а сочинить — нет. Не умею.
К нему подошёл Роман.
— Антон, помнишь, когда мы с тобой встретились, э-э-э, после твоего плена, ты сказал, что песня такая есть. «Поручик Голицын». Исполнишь?
Народ зашумел.
— О-о-о! Ну вы даёте, князь… сыграйте, граф… — раздалось со всех сторон, — просим…
Тоха смутился ещё больше. Аж щёки загорелись. Песня явно не подходит к текущему моменту. Ну никак! Всё ж таки она ближе к двадцатому году, когда белых вышибли из страны. Опять скажут про упаднические настроения.
— Но она как-то не подходит…
— Сыграй, — попросил Ромыч.
Тоха вздохнул и снова опустился на табурет. Тот скрипнул под тяжестью тела. Пальцы коснулись клавиш. «А, была не была! Сами захотели», — решил попаданец.
Четвёртые сутки пылают станицы,
Потеет дождями донская земля,
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!
Мелькают Арбатом знакомые лица,
С аллеи цыганки заходят в дома,
Подайте бокалы, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, налейте вина!
А где-то ведь рядом проносятся тройки
Увы, не понять нам, в чём наша вина.
Не падайте духом, поручик Голицын,
Корнет Оболенский, седлайте коня!
Тоха сделал акцент на крещендо:
А в сумерках кони проносятся к «Яру»,
Ну что загрустили, мой юный корнет?
А в комнатах наших сидят комиссары,
И девочек наших ведут в кабинет.
Программер перешёл на меццо-пиано:
Над Доном угрюмым идём эскадроном,
На бой вдохновляет, Россия-страна!
Поручик Голицын, раздайте патроны,
Корнет Оболенский, надеть ордена!
Ведь завтра под утро на красную сволочь
Развёрнутой лавой пойдёт эскадрон,
Спустилась на Родину чёрная полночь,
Сверкают лишь звёздочки наших погон.
За павших друзей, за поруганный кров наш,
За всё комиссарам отплатим сполна,
Поручик Голицын, к атаке готовьтесь,
Корнет Оболенский, седлайте коня!
А воздух Отчизны прозрачный и синий,
Да горькая пыль деревенских дорог,
Они за Россию, и мы за Россию,
Корнет Оболенский, так с кем же наш Бог?
Напрасно невесты нас ждут в Петербурге,
И ночи в собранье, увы, не для нас,
Теперь за спиною окопы и вьюги,
Оставлены нами и Крым, и Кавказ.
И снова крещендо:
Ах, русское солнце, великое солнце!
Корабль «Император» застыл, как стрела,
Поручик Голицын, быть может, вернёмся,
К чему нам, поручик, чужая страна?
Подрублены корни, разграблены гнезда,
И наших любимых давно уже нет.
Поручик, на Родину мы не вернёмся,
Встаёт над Россией кровавый рассвет.(14)
(14) Автор строк неизвестен. Есть несколько вариантов песни. Совместил исполнение М. Гулько и М. Звездинского. (прим. автора)
Тоха убрал руки с клавиатуры. В воздухе звенящая тишина. Программер снова посмотрел в окно. В стекле со звоном образовалась маленькая дырочка. Следом ещё одна. Обе пули пронеслись мимо головы и вонзились в стену, сбив на пол куски штукатурки. Тоха вскочил, заорав «Стреляют! Гасите свет!» и встал между окнами.
Офицеры повскакивали, схватив оружие. Свет погасили. Блин, его ствол далеко!
На следующий день
29 декабря 1917 г. (11 января 1918 г.)
г. Новочеркасск
Метёт. От пронизывающего ветра спасает тёплый свитер, подаренный Анфисой. Тоха накинул на голову башлык.
Смена выпала с двадцати двух до полуночи. Программер поправил на плече ремень винтовки и прошёлся около запертых ворот склада. Хотя, склад — одно название. Оружие, боеприпасы, продукты. Всё в небольшом сарайчике, огороженном жердинами. На посту горит газовый фонарь и пару на улочке.
Кто-то говорил, в Ростове целые склады с оружием, обмундированием, продовольствием, но взять не получается. Стоит дорого. На днях у возвращающейся домой казачьей артбригады купили две трёхдюймовки. Казаки по пьяни продали за двадцать тысяч.
Корнилов почему-то не занимается экспроприацией. Только закупает. А денег — шиш. Приходят иногда какие-то пожертвования.
Ещё один момент удивил Тоху. В городе полно офицеров. Но как-то не спешат записываться в Добровольческую армию.
Постепенно мысли перетекли на события вчерашнего вечера…
Выстрелов больше не было. Разобрав оружие, быстро проверили близлежащие крыши. Особенно ту, на которую указал Тоха. Там обнаружили следы сапог на снегу, но ни одной гильзы. И сектор хороший. Как раз то самое окошко.
Всех удивило, что никто не слышал выстрелов. Тоха предположил, что стреляли с глушителем. На недоумённые взгляды офицеров рассказал о приборах бесшумной стрельбы. Лишь один поручик читал об этом ещё перед войной. То ли немцы, то ли бельгийцы разработали глушитель для револьвера и карабина…
Хруст снега отвлёк от размышлений. К забору приближается человек. Руки в карманах длинного пальто. Армейская фуражка надвинута по брови. Мужчина приблизился к забору.
— Простите, сударь, — он пролез между жердинами.
Это уже нападение на пост. По крайней мере, согласно уставу гарнизонной и караульной службы Российской армии, в которой почти сто лет тому вперёд служил программер.
— Стой, стрелять буду! — Тоха скинул с плеча «мосинку».
Мужчина не остановился.
— Простите, где записываются в Добровольческую армию?
Тоха на миг растерялся. Объявления расклеены по всему городу. На них указан адрес бюро.
Незнакомец вытащил руку из кармана. В руке удлинённый глушителем пистолет. Как в боевике. Пистолет явно современный программеру. Слава Богу, Тоха не поставил «мосинку» на предохранитель, вскинул «винтарь». Незнакомец чуть раньше нажал на спуск и… исчез.
Попаданец поозирался. Ощутил едва уловимый поток через тело. Будто миллионы мелких иголочек прокалывают тело.
Мужчина появился снова. Вид удивлённый. Вскинул пистолет. Тоха тут же прикладом выбил оружие. Ствол отлетел в снег. Мужик врезал ногой в грудь. Теперь уже отлетел попаданец, рухнув на снег, и долбанувшись головой о ворота сарайчика. Винтовка, звякнув, шлёпнулась рядом. Дыхание перехватило.
Мужик кинулся вперёд, на добивание. На замахе в руке в свете фонарей блеснуло лезвие. Тоха инстинктивно вскинул руку.
Мужик опять исчез.
«Что за нафиг?» — влезла запоздалая мысль.
Послышался хруст снега, будто бегут несколько человек. Тоха с трудом поднялся на колено и взял винтовку. Между жердинами пролезают трое.
— Стой! Стрелять буду! — попаданец взял на прицел первого. Патрон в патроннике.
— Антон! — закричал тот. — Это я, Прилуцкий!
— Твою мать! — Тоха опустил «мосинку»
Троица подбежала ближе. Программер узнал Яна и Олега. Третий парень был незнаком. По команде Прилуцкого, те быстро прочесали территорию поста. Нашли ствол. «Глок 17».
— Ты его разглядел? — спросил Ян.
Тоха покачал головой.
— Не успел.