Хронос. Ледяной поход (СИ)

46. Программер Тоха

(Формально — ООО «Либерсофт»

Фактически — Добровольческая армия)

24 января (6 февраля) 1918 г.

ст. Хопры

С возвращением на отдых в Ростов Тоха прогадал. Следующие три дня пронеслись в бешеном темпе.

Поначалу Симановский решил отбить Сулин. План бредовый, враг многократно превосходил по силам. Полковник рассчитывал на бардак у большевиков. Отправил князя Чичуа с десятью добровольцами с диверсионной акцией в тыл, но князь вернулся ни с чем. Проникнуть в посёлок не удалось. Несколько раз нарывались на посты и, обстрелянные, отступали.

Буквально через полчаса пришёл приказ генерала Абрамова — немедленно отступать. Красные пытаются отрезать отряд у Персиановки. Где эта чёртова Персиановка, Тоха даже примерно не представляет.

«Где-то здесь, в степях области Войска Донского. Капитан Очевидность, мля!» — мысленно ругался Тоха, быстро забираясь в вагон.

Эшелон на всех парах помчался к Новочеркасску. Персиановка оказалась совсем рядом. Проскочили благополучно.

Остановились на полдня в Новочеркасске, где их застигла новость, что застрелился атаман Каледин. Как из разговоров понял Тоха, казаки теперь точно не поднимутся против большевиков.

В Ростов прибыли лишь вчера вечером. Едва, уставшие, дошли до казарм, приказ Корнилова — срочно на Таганрогский фронт. Вернувшись на вокзал, заняли осточертевшие холодные вагоны. Всё-таки Тохе чуть полегче, чем остальным добровольцам. Греет свитер, подаренный Анфисой, опять же связанные ею перчатки. У многих простых солдатских варежек нет.

Паровоз подали только утром. Уставшие добровольцы тут же задремали в холодных вагонах. Снова приснился тот же сон. Ничего нового. Сменяющиеся лица мужчин и женщин в средневековых кандалах, но с мигающими индикаторами. Кобб беззвучно произносит «хэлп». И та же цифра — 20552.

Наконец прибыли на место. Станция Хопры.

— Выходи строиться! — скомандовал Исамов.

Люди нехотя попрыгали из вагонов. Мороз сменила оттепель. Под ногами неприятно хлюпает, сверху капает.

На путях Тоха заметил несколько составов. Вагоны первого и второго классов, товарняки, теплушки, площадки с орудиями.

Построились. Взводный пересчитал людей и пошёл докладывать Симановскому. Вернувшись, разрешил разойтись, оправиться и покурить.

Зарецкий подошёл к какому-то солдату с двумя «Георгиями» на груди и о чём-то долго беседовал. Солдат показывал на вагоны, жестикулировал.

— Будете, граф? — князь Чичуа протянул сигарету.

— Нет, благодарю. Не курю.

— Как изволите, — пожал плечами мингрелец и прикурил.

С наслаждением выпустил дым.

— Как полагаете, Антон Дмитриевич, долго ещё продержимся?

Тоха поправил на ремне винтовку.

— Кто ж его знает. Только выбора у нас другого нет, кроме как держаться. Лонгин Михайлович, — программер взглянул в серые глаза князя, — вы у нас самый информированный. Ничего не слышали о князе Романе Голицыне.

Чичуа затянулся и сказал:

— Нет. Сказывают, его отряд вместе с «Белым дьяволом» был в рейде по тылам большевиков и нарвался на превосходящие силы. Ушли с большими потерями. Больше ничего не слышал.

К ним подошёл хмурый Зарецкий.

— Ты чё такой смурной? — поинтересовался Тоха.

— А чему радоваться? Позволите закурить, князь, — обратился поручик к штабс-капитану.

Тот протянул ему сигареты. Зарецкий взял одну и прикурил.

— Сергей, не томи. Рассказывай.

— Ничего хорошего, Антон. Участком командует гвардии полковник Кутепов.

— И чё плохого? — не понял Тоха.

— В этом как раз ничего плохого. Людей, как всегда, очень мало, — поручик затянулся. — Сейчас на позициях Георгиевский полк(18), около семидесяти солдат и офицеров. Всего семьдесят! Меньше полуроты, господа! Зато вот тут, — он указал на вагоны первого и второго классов, — полный штаб дивизии. И начальник, и помощник, и адъютанты, и завхозяйством, и начальник связи и все остальные. А там, — поручик кивнул куда-то в сторону, — людей не хватает.

Георгиевский полк — приказом № 800 Верховного Главнокомандующего Л. Г. Корнилова от 31 июля (12 августа) 1917 г. сформированы особые полки, состоящие исключительно из георгиевских кавалеров. По одному на каждый из четырёх фронтов. Называться они должны были «Георгиевскими пехотными запасными полками». Но Георгиевский полк, действовавший в составе белогвардейских сил на юге России, имел иное происхождение. Он также состоял из георгиевских кавалеров, но появился ранее корниловского приказа, весной 1917 г. в Киеве. Несмотря на то, что осенью 1917 г. формирование полка ещё не было закончено, он был переброшен на Дон и с января 1918 г. принимал участие в боях. Идея об особых георгиевских частях в белой армии не была поддержана, и к началу 1919 г. полк прекратил существование. (По воспоминаниям участника событий Р. Б. Гуля)

— Как всегда, — Чичуа раздавил брошенный в грязь окурок.

— Отряд, строиться! — раздалась команда.

— Вчера сильный бой был, — на ходу проронил Зарецкий, щелчком отправляя окурок под вагон, — потери большие, но отбились, даже пленных взяли.

Офицеры построились. Симановский не сказал ничего нового, что узнали от Сергея. Кроме одного. Их пока поставили в резерв.

Добровольцы разошлись по вагонам. Тоха устроился в излюбленном углу, сев на грубо сколоченные нары, привычным движением поправил шашку, поставив рядом винтовку, и подумал: «Помыться бы! В горячей баньке».

В вагон влез прапорщик Крылов и сообщил:

— Там на станции пленные. Два латыша и сестра большевистская.

Народ загомонил:

— Где? Где? Идём, глянем!

— Да ну их к чертям собачьим! — отмахнулся прапорщик. — Я ушёл. Сестра… так нагло себя ведёт. Я, говорит, убеждённая большевичка. Наши латышей бить стали, так она бросилась защищать, успокаивать. А нашего раненого перевязать отказалась, тварь!

— Вот сволочь! — прошипел Зарецкий и поднялся. — Пойдёмте, господа, поглядим.

— Их приказано в вагон перевести, — сказал Крылов.

С десяток офицеров вылезли из вагона и направились к станции. Тоха спрыгнул на мокрую, чавкающую, грязь и остался около теплушки.

Вскоре показалась высокая фигура князя Чичуа. Он быстро подошёл к программеру.

— Антон Дмитрич, идёмте. Там безобразие творится! Наши караул от вагона отпихивают, хотят пленную сестру заколоть.

— А мы что можем сделать? — пожал плечами Тоха.

— Неправильно это. Прошу вас, идёмте.

Вдвоём пошли к вагону с арестованными. Четверо офицеров, среди которых Тоха увидел Крамского и Зарецкого, и шестеро солдат с красно-чёрными нашивками Корниловского ударного полка с винтовками лезут к вагону, отпихивая караул и матерясь почём зря.

— Пусти, говорю! На штыки сучку, мать ея растак! Пусти! Какого чёрта! Прикладами забить суку большевистскую! Штыком к вагону приколоть стерву!

Караул с трудом удерживает разъярённых людей. Вокруг мнутся добровольцы, но вмешиваться никто не спешит.

— Прекратить! — рявкнул князь. — Вы офицеры или красногвардейцы⁈

Бледный Зарецкий с горящими глазами и перекошенным от ярости лицом, потрясая винтовкой, прокричал князю:

— Они с нами без пощады расправляются, в печах жгут! А мы — разговоры разговаривать!

— Сергей! — крикнул Тоха, — она же пленная и женщина! Перестань!

— Ну и что, что женщина! — рявкнул бешеный Крамской, — А вы видали, граф, что это за женщина? Как она себя держит, сука⁈

— И что? — с бешеными глазами рванулся вперёд князь Чичуа, — за это вы хотите её заколоть? Да?

— Да! — рявкнул Крамской.

Тоха выхватил револьвер и дважды пальнул в воздух. Толпа смолкла. Из-за штабного вагона выскочил Симановский. Вникнув в курс дела, наорал на всех и велел разойтись.

Толпа медленно рассосалась.

Крамской идёт рядом с Тохой и тихо матерится, бормоча:

— Я не я буду, заколю сучку…

Через 2 дня

26 января (8 февраля) 1918 г.

с. Чалтырь

В вагон влез Зарецкий.

— Опять митинг.

— Что случилось? — оторвался от чистки винтовки Рощин.

— Казаков, что вчера подняли, разбили.

— Как это случилось? — спросил взводный Исамов.

Зарецкий рассказал, что начальник партизанского отряда хорунжий Назаров ударил по селу Салы. Без разведки, просто на шару. Нарвался на значительные силы красных. У тех ещё и артиллерия была. Казаки в беспорядке бежали, оставив под Салами больше половины убитых и раненых. И вот теперь митингуют — «нас продали!», «нас предали!», «опять офицерьё под пули гонит!».

— Отряд, строиться! — раздалась команда дежурного.

— Взвод, строиться! — продублировал команду штабс-капитан.

Отряд быстро построился. Получен приказ — двигаться к селу Чалтырь.

Пошли по узкой дороге, хлюпая по перемешанному с грязью снегу. Вскоре их догнали два десятка всадников.

— Полковник Симановский? — спросил подъехавший у шагающего недалеко от Тохи начальника отряда.

— Так точно. С кем имею честь?

— Штабс-ротмистр Щелкунов из кавдивизиона полковника Гершельмана. Приданы вашему отряду.

Вскоре пришли к Чалтырю, на окраине которого и расположились. Село оказалось богатое. Население — армяне. На контакт идут неохотно. Кто-то из добровольцев пытается купить тёплые вещи. Местные либо отказываются продавать, либо задирают непомерную цену.

Симановский отправляет в штаб донесение за донесением. Просит тёплых вещей. Ему только обещают, да воз и ныне там.

Разместились по двадцать человек в хате. Устроились спать прямо на полу. Слава Богу, никаких снов.

Рано утром Тоха ушёл в караул.

Подморозило. Под ногами хрустит. Программер вглядывается вдаль, туда, где по данным разведки действует десятитысячная армия Сиверса.

На следующий день

27…28 января (9…10 февраля) 1918 г.

с. Чалтырь

С обеда погода испортилась. Мороз усилился, поднялась метель.

Около одиннадцати вечера пришёл приказ — отойти на Хопры.

Усталые, замёрзшие люди вышли в степь. Засыпает снегом, трудно вытаскиваются ноги, колонна растянулась по одному.

Тоха закутался в башлык. Снег бьёт в лицо, налипает спереди на шинель. Матерясь, программер пытается вытащить ноги из снега и сделать шаг. Ветер усиливается, гудит на штыке и стволе винтовки. Колонная остановилась. Дороги нет.

— Провод, телефонный провод ищите! — кричит кто-то сзади. — По нему пойдём!

Люди бестолково толпятся. Лезут в глубокий снег, пытаясь найти дорогу. Три подводы с трудом вытащили из сугроба.

— Руку отморозил, чёрт! — раздался позади хриплый голос.

— Давай сюда винтовку. Три. Растирай.

Худощавый мужчина в тонком чёрном студенческом пальто с нашитыми защитными офицерскими погонами и офицерской фуражке засунул руки меж колен, шипя:

— Ч-ч-чёрт!

Тоха его узнал. Прапорщик Маркин. Студент. В Добровольческую армию вступил перед самым выходом на Хопры. Программер снял варежки и протянул ему.

— Надевай.

— Что вы, граф, это же ваши, — корчась, прошипел тот.

— Надевай, говорю!

— А как же вы?

— Согреешься, вернёшь.

Парень взял варежки.

Тоха засунул одну руку под отворот шинели, вторую в карман. Холодно, блин!

— Есть дорога! Пошли!

Снова попёрлись по глубокому снегу. Как быстро намело! То и дело доносится:

— Потри, пожалуйста, совсем замёрзли, ей-Богу! Держись! Растирай! Вот так!

Раздался возглас:

— Смотри! Едет кто-то!

Тоха глянул. Сквозь метель едва видно приближающуюся лошадь с санями. Прибывший поравнялся с головой колонны. Из саней вываливается плотный, среднего роста мужик в коротком тулупчике.

Ветер доносит раздражённый голос Симановского:

— Почему раньше не телефонировали? У меня люди обморожены!

Прибывший слегка картавит.

— Генег’ал отменил приказание. Вам надо ве’гнуться в Чалтыг’ь.

Среди добровольцев поднимется ропот, ругань:

— Сволочи, всегда у нас через задницу! В вагоне сидеть — не в степи мёрзнуть! Штабные крысы! Им там тепло, хорошо! Раньше не могли позвонить⁈ Безобразие!

— Я поеду впег’ёд, полковник, — прибывший садится в сани и скрывается в пелене метели.

Повернули назад. Стало чуть легче. Теперь ветер бьёт в спину.

— Что за крендель? — чуть обернувшись, спрашивает Тоха идущего сзади поручика.

— Лейб-уланского полка полковник Гершельман. Собственной персоной, — угрюмо отвечает тот.

Люди устали. Останавливаются, кучкуются, кого-то оттирают, кого-то еле-еле ведут под руки. Но все явно торопятся обратно в село.

— Господа! — кричит кто-то, показывая назад. — Капитан в поле остался!

— Ничего, из села подводу пришлём! — кричат в ответ.

Двое вернулись и взяли упавшего под руки. Тот с трудом волочит ноги.

Сквозь тёмную и холодную пелену ночной метели проступают огоньки.

«Чалтырь, — облегчённо вздыхает Тоха. — Дошли».

Симановский приказывает проверить людей. Троих не хватает.

В поле на поиски отправляют подводу и двух офицеров.

Отряд представляет собой жалкое зрелище. Голодные, злые. Многие обвязаны бинтами, тряпками, шарфами. «Немцы под Сталинградом», — промелькнула невесёлая мысль.

Из ста двух человек шестьдесят обморожены. Самых тяжёлых отправляют в Хопры, оттуда в Ростов.

— Держите, граф, благодарю.

Тоха обернулся. Прапорщик-студент протягивает варежки. Попаданец рассмотрел парня. Совсем мальчишка. На вид лет девятнадцать. Тёмно-русые волосы, тёмно-серые глаза. Ростом чуть выше программера.

— Согрелись? — спросил Тоха, забирая подарок Анфисы.

— Немного, — кивает студент.

— И чего вы в Добрармию подались? — ни с того ни с сего поинтересовался Тоха.

— Домой хочу вернуться, — серьёзно ответил парень.

Программер внимательно посмотрел на молодого добровольца. В голове пронеслись мысли: «Да нет. Не может быть! Паранойя какая-то! Два попаданца в одном месте, это уже перебор. Самый обычный парень».

— А вы зачем пошли? — задал встречный вопрос прапорщик.

— Не поверишь, — ухмыльнулся Тоха, — и я за тем же. Домой хочу вернуться.

Вошли в хату. Спать опять пришлось на полу. Да и хрен с ним. Главное — в тепле. Тоха моментом провалился в сон.

Очнулся от того, что кто-то трясёт за плечо.

— Воронцов, Воронцов, просыпайтесь!

Голос тихий. Глаза открывать не хочется. Абсолютно.

— Воронцов, просыпайтесь.

Тоха с трудом разлепил веки и сел. В полумраке комнаты над ним склонилась фигура с винтовкой в руках.

— Что? — задал тупой вопрос Тоха.

— Ваша очередь в караул.

Программер вздохнул. Точно, вчера Исамов распределил караулы. Тохе выпало стоять с шести до восьми утра. Какой лом выходить из тёплой хаты на холод!

Метель кончилась. Мороз, по ощущениям, градусов десять. На чистом небе блестят звёзды. С ним в пару попал студент.

Познакомились. Студента зовут Кирилл Маркин. Родом из Таганрога. Там у него осталась мать с тремя младшими сёстрами и двумя братьями. Отец погиб в начале войны, осенью четырнадцатого. Студент достал из кармана пару печенек и поделился с Тохой. Пресные, безвкусные, но с голодухи сойдёт.

За разговором время проходит быстро. На востоке медленно поднимается солнце.

— Антон, смотри, что это? — Кирилл показал рукой на тёмную западную сторону.

По снежной целине двигается тёмное пятно. Чуть левее пятно поменьше, но более быстрое.

— Не скажу точно, но… блин! Слева конница! Справа пехтура! Поднимай всех! Тревога!

Студент быстро метнулся в хату. Тоха — в следующую, где спит Симановский. Около двери — часовой.

— Тревога! Буди полковника! Большевики! — попаданец показал на тёмные пятна.

Часовой бросился в хату. Изнутри донёсся его крик:

— Господин полковник, тревога, большевики! Разъезды уже в село въезжают, а дальше — цепи!

Добровольцы быстро выскочили из хат. На противоположной окраине села показались крошечные фигурки на конях. На освещённой линии горизонта — густые цепи.

— Отряд, в одну шеренгу становись! — кричит полковник. — Залп по свистку!

Отряд быстро вытягивается серой лентой. Лица напряжены, слегка бледные. Все молчат. Рядом с Тохой, справа, оказался Кирилл. Слева — Зарецкий.

— Товсь!

Клацнули затворы, вскинулись винтовки, солнышко блеснуло на штыках. Шеренга ощетинилась.

— Внимание!

Шеренга застывает.

Свисток.

Залп.

Фигурки кавалеристов заметались. Кто-то падает на землю.

Свисток.

Залп.

Фигурки сбились в кучу.

Свисток.

Залп.

Фигурки повернулись, вскачь понеслись к цепям.

В воздухе раздаётся шуршание. Тоха уже узнаёт этот мерзкий звук. Так шуршит юбка шрапнели. За спиной трижды рвануло.

— Перелёт, — шепчет Зарецкий.

— Занять оборону! — командует Симановский.

Шеренга рассыпается. Люди падают в глубокий снег. Щёлкают затворы винтовок. Тоха занял позицию, утрамбовав снег. Стрелять можно с колена. Густые цепи красных медленно надвигаются. Им тоже хреново топать по глубокому снегу.

Раздался свист. Тоха падает в снег. Взрывы. Слава Богу, за спиной.

Оглядывается. Дом, где он ночевал, горит.

На взмыленной лошади подскакал ординарец и передал приказ — отойти к Хопрам.

Начали отступление. Обогнули дома и по белому, топкому, сверкающему миллионами блёсток снегу, растянулись черными пятнами две цепи.

Тоха, хрипя, выдирает ноги из глубокого снега. Даже вспотел. Глянул назад. Там, застилая горизонт, густыми, чёрными полосами движется враг. Справа от пехотных цепей неровно колышется тёмное пятно. Кавалерия.

В тылу большевиков несколько раз глухо бумкнуло. Потом ещё. Свист летящих снарядов. Цепь рухнула в снег. Восемь разрывов взметнули в небо комья мёрзлой земли, оставляя на снегу чёрные пятна. Слава Богу, перелёт.

Тоха привстал, вытирая с лица снег. Зачерпнул немного и отправил в рот.

Следующий залп накрыл цепь. Тоху обсыпало комьями мёрзлой земли. Обе цепи поднялись. Кто-то остался лежать.

— Вперёд!

Тоха ускорил шаг. Дыхание хриплое.

Показались Хопры.

Вдоль цепи скачет второй ординарец.

— Господин полковник. Станция Хопры оставлена. Приказано занять позицию южнее станции.

— Отряд, вперёд! — прохрипел Симановский.

Перелезли поросший кустарником овраг, рассыпались по возвышенности и залегли. Тоха перевёл дух и поел ещё немного снега.

Впереди открытая белая степь. На ней контрастно выделяются густые чёрные полосы. Цепи большевиков ползут медленно и целенаправленно. Слева и справа уступами колышется конница.

Тоха прикинул своё богатство. Два патрона в винтовке и ещё три обоймы в подсумке. Мало.

Артиллерия красных работает, не переставая. Снова шелест шрапнели. С десяток облачков разорвались в небе. Осколочное поле накрыло лежащую цепь добровольцев. Справа выгнулся дугой подпоручик. Кто-то заорал слева.

Тут за позицией громыхнуло.

— Наконец-то! — прошептал программер.

Через головы с воем уходят снаряды. Тоха уставился на большевистские цепи. Через пару секунд в их рядах выросли чёрные султаны. Снова залп.

— Отлично! Прямо по цепям! — доносятся голоса.

Наступающие рванулись вперёд. Скоро уже можно различить отдельные фигурки. Застрекотал пулемёт.

Тоха выцелил одного. Нажал на спуск. Фигурка рухнула в снег. С пяток пуль ушли в снег около программера.

Артиллерия добровольцев лупит метко и часто. В цепях врага замешательство.

К программеру подполз Симановский.

— Воронцов, немедленно на будке возьмите лошадь. Скачите к начальнику участка…

Рядом грохнул взрыв, накрыв полковника и попаданца комьями земли.

Офицеры подняли головы. С виска полковника стекает тонкая багровая струйка.

— А-а, чёрт! — выругался Симановский, стирая кровь рукой.

— Вы ранены?

— Пустяки, царапина. Скачите к начальнику участка, доложите, что на нас наступают два полка пехоты, охватывают фланги отряда, кроме того, с флангов кавалерия. Спросите дальнейших приказаний, и не будет ли подкреплений.

— Но, господин полковник, я не умею на лошадях…

— Воронцов, голубчик, не до шуток. Давайте. Рысью. Аллюр три креста.

— Есть!

Тоха развернулся и пополз назад. Вскочил и, подхватив винтовку, побежал, насколько возможно, по глубокому снегу. Хорошо, хоть под горку. Хорошо, но недолго. Дыхание быстро сбилось. Начал подниматься на вторую горку. Ноги с трудом вытаскиваются из снега. Программер тихо материться, иногда опираясь на «мосинку», и хрипит:

— На лошадь… значит… ага. Им тут… хорошо… с детства… на лошадях… а вот мне бы… какой-нить… завалящий… мать его… «уазик»… ни фига бы… не помешал. А то как ламер… на лошади… ага.

Тоха рухнул лицом в снег.

— Мать…

Опёрся на винтовку, встал и, поправив шашку, проложил путь.

— Не, а чё мелочиться… граф… вашему сиятельству… «уазик» не кошерно… вам… граф… как минимум… «хаммер»… ага… с пулемётом… на крыше… «браунинг» там… или «гатлинг»… уф…

Программер поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но всё ещё наступают. Посмотрел прямо. Ага. Вон будка. За ней привязаны три лошади.

Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.

Тоха медленно поднимается над белой степью. Внизу, метрах в трёх на животе лежит солдат. Очень знакомый солдат, точнее офицер. Рядом в снегу — винтовка. Тоха облетел фигуру спереди. В чине подпоручика. Просвет на погонах… синий. Такой просвет в отряде только… у него. На спине медленно темнеет кровавое пятно.

Стало жутко. Голова офицера повёрнута вправо. Тоха с ужасом облетел убитого. Голова в снегу. Лица не видно. Программер наклонился и хотел приподнять голову офицера. Руки прошли сквозь тело погибшего.

В голове раздался твёрдый мужской голос:

— Попытка номер два.

Пространство дёрнулось.

Тоха поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но упорно лезут вперёд. Посмотрел прямо. Вон будка. За ней три лошади.

Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.

Попаданец снова поднимается над степью и вновь видит себя. Накатывает паника.

«Так. Что происходит? Меня… убили? Но я воскрес? „Кино“ отмоталось назад. И меня снова убили? А что за голос в голове? Так. Спокойно. Соберись».

И снова в голове прозвучало:

— Попытка номер три…

Пространство снова подёрнулось.

Тоха поднялся на пригорок и оглянулся. Большевики смешались в кучу, но всё так же лезут вперёд. Посмотрел прямо. Будка. За ней привязаны три лошади.

Шаг вперёд. Тупой удар в спину. Темнота.

Попаданец снова воспаряет над заснеженной степью.

«Так, Тоха, не тупи, — говорит он себе. — Что происходит? Я поднимаюсь на пригорок, оглядываюсь…»

Опять голос:

— Попытка последняя…

Пространство дёрнулось.

Тоха поднимается на пригорок и оглядывается.

«Ну на фиг!» — решает он, отворачивается, падает вперёд и чуть проскальзывает по снегу, зарываясь с головой в белую, пушистую и приятно холодную массу.

— Чёрт! А с какого перепугу время меня сейчас не спасло, а? — приподнимаясь и отплёвываясь, бормочет программер.

Поднимается.

— Ладно, вперёд. А круто я проскочил⁈

Тоха оборачивается. Время будто замирает. Тело пронизывает миллиарды острых иголочек.

Всё жарче.

Под ноги ме-е-е-едленно падает снаряд.

«Писец!» — только и успел подумать попаданец.

Нуль-пространство

Вокруг разливается ровный молочно-белый туман.

Тоха оглядывается.

Точно. Опять то же самое место.

Он сжал в руках винтовку. Винтовку? Оглядел себя. В шинели, на голове башлык, в руках «мосинка», на левом боку — шашка, на правом — наган в кобуре.

Попаданец стянул с головы башлык и поправил фуражку.

Прошлые разы он здесь оказывался в одежде, в какой попал в это проклятое время или, как скажет Прилуцкий, хроносрез.

Тоха медленно обернулся, поводя стволом из стороны в сторону.

Странно, но в шинели не жарко. Хоть он и был весь взмыленный, когда уходил от своих цепей, сейчас вполне комфортно.

— Эй! Есть тут кто?

Крик потонул, будто в вате.

— Здравствуй, путник, — раздался со всех сторон спокойный, глубокий баритон.

Тоха вскинул винтовку и медленно покрутился на месте.

— Ты кто? Выходи!

— Здравствуй, путник, — повторил невидимый собеседник.

— Выходи, мля, или буду стрелять!

Со всех сторон раздался грустный вздох.

— И куда ты будешь стрелять? Убери оружие, путник, и поговорим. Присядь.

Из воздуха соткался комфортный офисный диван, как в кабинете генерального, Кирилла Наврозова. Точная копия.

Тоха медленно опустил винтовку и подошёл к дивану. Потрогал дорогую кожу. Опустился на диван, поправив шашку и поставив «мосинку» меж колен.

— Вот и правильно. Начнём заново. Здравствуй, путник.

— Здравствуй, — ответил Тоха. — Как к тебе обращаться?

— Называй меня Хранитель.

— Круто — хмыкнул Тоха, — а хранитель чего?

— Времени.

Ухмыляться почему-то расхотелось. Нужно что-то делать. Что-то спросить. Мысли путаются.

— Сколько тебе лет, Хранитель?

— Я существую с начала времён.

— Круто. Извини, Хранитель, может у тебя есть что пожевать?

— А тебе хочется есть?

Программер прислушался к себе. Голод и жажда отступили. Даже сил прибавилось.

— Кажется… нет. Где я?

— А что видишь вокруг?

Тоха огляделся и пожал плечами.

— Туман. Густой молочно-белый туман. А что?

— Это место — точка остановки времени. Нуль-пространство. Место отдохновения для путников, странников и… агентов времён. Здесь они набираются сил, отдыхают, излечиваются при необходимости.

— Кто это такие?

Голос вздохнул.

— Полагаю, путник, ты задаёшь не те вопросы, что тебя волнуют.

— Ты можешь отправить меня домой? — выпалил Тоха.

— Могу.

Тоха заёрзал на диване, прислонил «мосинку» к подушке справа.

— Но у меня в тело встроена одна дрянь. Она может меня убить.

— Знаю. Сейчас я её уберу.

В груди потеплело.

— Всё. Я убрал из твоего тела «Ящик Пандоры». Теперь ты свободен.

— Так ты можешь отправить меня домой?

— Могу. А ты действительно хочешь вернуться?

— Спрашиваешь! — вскочил Тоха. — Конечно!

— Уверен?

— Да!

— Что ж, тогда у тебя два пути, — Тохе показалось, что голос Хранителя погрустнел. — Первый. Я отправляю тебя в тот самый миг, когда ты переместился в другой хроносрез. Ты всё забудешь и все люди из чужих времён, тебя тоже забудут. Я восстановлю ткани времени, и всё пойдёт своим чередом.

— Но, — протянул попаданец, вновь присаживаясь на диван, — за мной охотятся службы охраны времени разных стран. Они все хотят, чтобы я на них работал, а я не хочу. В противном случае, меня грозятся… ликвидировать…

— Я же сказал, — вздохнул голос, будто удивляясь непрошибаемости программера, — о тебе забудут все из чужого для тебя времени.

Тоха задумался. Вроде бы всё складывается удачно. О нём забудет эта грёбанная Хронослужба, пиндосы и прочие уроды. Но его забудет… Настя. И он забудет любимую княжну. Навсегда. Зато она будет жить. Недолго. Пока не умрёт от тифа.

— А второй вариант? — угрюмо буркнул программер.

— Пусть идёт так, как идёт. Ты возвращаешься на поле боя и делаешь то, что должен.

— А у меня… всё… получится?

— Это зависит только от тебя.

«Прекрасно, блин! — подумал программер. — С одной стороны я всё забываю, и обо мне все забывают, с другой — кошмар продолжается. А кошмар ли? Да, война. Кому охота погибать в двадцать три? Да хоть в сто двадцать три! Никому не охота. Но в том-то и дело. Я уже не воспринимаю войну как нечто ужасное».

Он тихо спросил:

— А Настя? Я могу её спасти?

Прямо перед ним в тумане протаяло чёрное окно.

— Вот что случилось, когда ты вмешался.

Лежащий бородатый бандит вскакивает, вскидывает карабин и «с колена» целится в княжну. Выстрел. Тоха пытается встать на пути пули, закрыв собой жену. Почти удаётся. Трижды жмёт на спуск. Бандит опрокидывается на спину. Но его нога подгибается и программер падает. Пуля влетает княжне под левую грудь. Настя вскрикивает. Картинка размывается…

— А вот, что должно было случиться немного позже.

Новая картинка. Куча людей в бараке мечутся в бреду. Обритая наголо женщина, с восковым лицом, худющая… дышит часто-часто. Похоже на агонию. Глаза закрыты. Черты лица знакомы.

Тоха невольно вскрикнул. В несчастном существе с трудом можно узнать Настю. Но это она.

— Но ведь вариантов гораздо больше двух, — словно что-то вспомнив, встрепенулся Тоха, — их вообще может быть бесчисленное множество.

— Да, может. Но если посмотришь внимательно, то каждый миг ты выбираешь только один вариант из двух. Бинар. А дальше всё снова ветвиться. Каждый миг новый выбор. Бить или бежать, стрелять или нет и т. д.

— А как же наши сказки? Там перед богатырём стоит камень и на выбор три дороги, а? — победно улыбнулся Тоха.

— Дорог может быть множество, но выбор всегда один из двух. Пойти налево или не пойти, пойти направо или нет, тоже и с дорогой прямо. Бинар.

Программер замолчал. Этот Хранитель кого угодно в чём угодно переспорит.

— Я был здесь несколько раз. Во сне.

— Да. Я видел твой фантом. Но сейчас ты здесь в своём теле.

— А как я здесь оказался? — глухо спросил Тоха.

— Во время взрыва ты сумел открыть сюда портал. Непроизвольно.

«Портал? — изумился про себя Тоха. — Круто!», а вслух спросил:

— И как я это сделал?

— Ты это сделал, путник.

«Вот, блин, упрямый старик! Ничего из него не вытянешь. Как белорусский партизан на допросе в гестапо».

— Мы говорим по-русски.

— Нет, путник, это очень древний язык. Что ты ещё хочешь знать?

Тоха встал, прошёлся туда-сюда, положив левую руку на рукоять шашки. Остановился.

— Скажи, Хранитель, когда я приходил сюда во сне, слышал голос. На незнакомом языке. Сейчас я даже могу воспроизвести этот текст. Но я его не понимаю. Можешь перевести.

— Это инструкция для странников, путник. Когда будешь готов, поймёшь. Эта информация для тебя пока закрыта. Ты всё ещё задаёшь не те вопросы. Время твоего пребывания здесь истекает.

— Я могу сюда ещё войти?

Раздался лёгкий вздох:

— Опять не тот вопрос, но отвечу. Это зависит от тебя.

— Круто.

Тоха снова зашагал вдоль дивана. Про Настю этот голос говорить не хочет. А может спросить про Кобба? Программер сел на диван.

— Когда я приходил сюда во сне, я видел моего знакомого. Майора Кобба из «Ти-Эс-Эй». Он просит моей помощи. Появлялись ещё какие-то люди. Что это значит?

Голос выдержал долгую паузу. Наконец, сказал:

— Твои знакомые с помощью специального устройства переместили сюда майора и сами пришли сюда. И потом майор смог уйти отсюда. Но ему действительно нужна твоя помощь.

— Ну как я ему помогу?

— Думай сам. Или забудь.

— А что за цифры «20552»?

— Это всё просто, сам поймёшь, если голову включишь. Или ты за всяким пустякам будешь меня беспокоить?

— Так я могу сюда ещё войти?

— Это зависит только от тебя.

«Вот чёрт! — Тоха откинулся на спинку дивана. — Час от часу не легче».

— Скажи, Хранитель, почему раньше время меня защищало. Пули останавливались, я не мог убить тех, кто должен жить. А теперь всё изменилось. В меня несколько раз попала пуля. Потом этот взрыв. Что случилось?

— Ты, сам того не осознавая, растёшь, совершенствуешься. Сейчас не важно, почему так происходит. У тебя есть шанс войти в число избранных. Воспользуешься этим шансов или нет, зависит только от тебя.

— Так значит, мне принимать предложение Прилуцкого о работе в Хронослужбе?

— Это может быть только твоё решение, путник. Твой последний вопрос.

Тоха задумался. Все равно вопросов куча, и вряд ли он на все получит ответы. Этот Хранитель, такой вредный.

— Я могу рассказать о том, что был здесь? О нашем разговоре?

— Можешь рассказать всё, что посчитаешь нужным. Но я бы не стал очень уж откровенничать, особенно с твоими друзьями из Хронослужбы. Передай Прилуцкому, что им запрещено появляться здесь, тем более при помощи хитроумных устройств. Они нарушители. Прошлый раз я их пощадил. У них погиб один боец, сам Прилуцкий был ранен. Так вот передай, всех, кто придёт сюда неестественным путём, я замурую во времени. Поверь мне, это хуже чем ад. Это место может стать твоим. Если приложишь усилия. А теперь ступай. Твоё время вышло. Ты должен вернуться на миг после взрыва.

— Но как я это сделаю? — Тоха вскочил с дивана.

— А вот уже твои проблемы, путник.

Хранитель замолчал. Диван медленно растаял. Винтовка глухо стукнулась о ровную поверхность.

— Эй, Хранитель! — крикнул попаданец, подняв «мосинку».

Никто не ответил

«Ага, — подумал Тоха. — А в ответ тишина, он вчера не вернулся из боя. Тьфу, ты чёрт! Фигня всякая в голову лезет. Чё делать-то! — его охватила лёгкая паника. — Как вернуться именно туда, именно на миг? И сколько это — миг? В секундах, микросекундах? Блин! Чё делать?»

Перед ним заклубился туман, постепенно рассеиваясь. Протаяло окно. Попаданец видит себя, встающего из снега. Тоха, который в «окне», оборачивается. В полушаге за ним падает снаряд. Взрыв. Но за миг до взрыва тело исчезает. Пора. Программер с воплем прыгает вперёд, в протаявшее в тумане окно, прямо в облако взрыва.

Земля больно ударила по туловищу. Кислый запах сгоревшего тротила. Вкус земли на зубах. И следом горячий металлический комочек больно стукнул по лбу. Тоха перевернулся на спину и потерял сознание.