Хронум Книга I

Глава 1

Носок элегантной черной туфли, начищенной до зеркального блеска, жестко давил шею моего казначея.

— Лев Константинович, не делайте этого! Лев, кха-кха!

Воловьи глаза казначея, обычно ничего не выражающие, сейчас были наполнены страхом.

— Брат, — я не глядя протянул руку.

В ней тут же оказалась увесистая папка.

— Вот, Лев, здесь весь компромат на ублюдка.

Пару месяцев назад я отдал приказ скваду установить круглосуточную слежку за своими людьми. Под колпак попали близкие друзья, родственники и все, кто имел отношение к нашей бизнес-империи.

Из двадцати четырех названных мною имен, отличился Иван Дмитриевич Вертецкий, близкий друг почившего в бозе отца, а также являвшийся казначеем семьи.

— Ахматовы не прощают предательства. Вы должны были помнить это, Иван Дмитрич, когда запускали свои грязные ручонки в казну.

— Так говорил ваш отец. Я знаю, Лев Константинович, кха-кха… Но я ни в чем не виноват! Не виноват, слышите⁈ Наверное, здесь ошибка!

Неудобно листать папку с отчетом и одновременно курить.

Едкий табачный дым попал мне в прищуренный глаз, и я, особо не церемонясь, впечатал окурок в заплывшую жиром щеку предателя.

— А-ааа! Су-у-ука! — Вертецкий начал было уже ругаться матом, но я сдавил шею сильнее.

— Кха-кха-кха…

В комнате явно стал чувствоваться запах свежей мочи. Такой знакомый и, как бы это ни звучало странно, до боли близкий мне.

— Та-а-ак… Что тут у нас? — я одну за одной доставал из папки фотографии и бросал их предателю в лицо. — Вилла на испанском побережьи. Яхта. Шлюхи. Шлюхи. Еще шлюхи. Хм, интересно, а это что за птица?

Глава сквада, он же мой близкий друг, взял заинтересовавшую меня фотографию в руки и сразу же пояснил:

— Вацлав Станишевский, польский политик, бизнесмен. По сути, мелкая рыбешка.

— Если мелкая, то для чего здесь?

— Лёва, кхм… Лев Константинович, (на людях Денис старался называть меня по имени-отчеству), через личный фонд Станишевского наш казначей совершал левые транзакции и переводил деньги за границу.

Я забрал фотографию обратно и полоснул острой кромкой по щеке казначея.

— А-ааа! Тварь! Гребаный палач! Гори ты в аду и все твое сучье племя!

Вертецкий попытался смачно плюнуть в меня, но ему не дали этого сделать, разворотив челюсть четким, выверенным ударом ноги. Вертецкий вырубился, а я укоризненно посмотрел на брата.

— Что? — брат невозмутимо вытирал кровь со своих туфель белоснежным носовым платком.

— Ничего. Приведите его в чувство. Я еще не закончил.

Боец сквада в тяжелой армейской разгрузке, достал из аптечки нашатырный спирт и сунул под нос предателю. Вертецкий мгновенно открыл глаза и закашлял, выплевывая сгустки крови.

Что-то еще пытался сказать, но напрочь выбитая челюсть не позволяла ему этого сделать.

— Ахматов мертв — Вертецкий весел. Из хлева он ворует скот. Про ломоту старческих чресел, забыл наш мертвый идиот.

Это был призыв к действию.

Я встал, отряхнулся и, не обращая внимания на хлюпающие звуки за спиной, пошел к гостям, что собрались по поводу моего «чудесного» воскрешения.

— За моего брата!

— За Ахматова!

— За гениального стратега нашего времени!

Зал наполнился звоном бокалов, предвещавшим нам долгую и веселую ночь.

Несмотря на бурную ночь, проснулся я как обычно: ровно в шесть тридцать по местному времени. Откинув в сторону махровый плед с барышни, что делила со мной ложе, и закурив сигарету, оценил вид прелестей, открывшихся мне. Внизу живота сладко заныло, но получить удовольствие с еще сонной девушкой мне не посчастливилось: раздался стук в дверь.

— Нонна Владленовна… — в сердцах выругался на свою дражайшую тетушку, что каждый день в одно и то же время отправляла мне завтрак в постель. Нет, я был рад вновь окунуться в свой пасторальный мир после двухмесячного странствия по американскому континенту, но сегодня завтрак был совсем некстати.

Наспех прикрыв свои гениталии тряпочкой, позволил внести еду и, неожиданно для себя, расплылся в широкой улыбке: поднос с завтраком принесла красавица Катя, внучка моей любимой тетушки.

Яркая шатенка с большими янтарными глазами бросила короткий взгляд на бесстыже оголенную задницу моей спутницы, поджала губки и уверенно шагнула к кровати.

— Все как вы любите, Лев Константинович. Наслаждайтесь завтраком.

Резко развернулась и пошла прочь.

— Рад тебя видеть, Екатерина.

На секунду она застыла в дверном проеме и дерзко заявила:

— А я нет!

Хлопнула дверью с такой силой, что замок рассыпался вдребезги, и даже штукатурка слегка осыпалась.

Потушив окурок в пепельнице, пристроился к аппетитной попке сзади и вошел в ее тугую щель. Завтрак подождет…

Я думаю, некоторые моменты моей жизни требуют пояснения…

Мне двадцать восемь лет. Для близких я Лев Константинович, Лёва, или претенциозно — Лео. Для остальных, в основном недругов и завистников, — мясник, палач. Для натур более впечатлительных — дьявол в человеческом образе.

Я одаренный, что в этом мире совсем не редкость. Большинство людей считают мой дар бесполезным, не имеющим потенциала в развитии. Некоторые (их мало) им восторгаются. А кто-то вообще не подозревает о существовании моего дара, ведь он очень редок. По крайней мере, я не встречал еще в своей жизни второго хронума. Но все сходились в одном: с Ахматовым нужно дружить, иначе «бесполезный» (по мнению большинства) дар управления временем будет использован против них.

Несколько лет назад умер наш горячо любимый отец, после чего дело всей его жизни перешло в наши с Олегом руки. Нам достались пашни в Ростовской области, с дюжину старых комбайнов и несколько десятков простых работяг.

Череда благоприятствующих нашему делу событий (рекордный урожай, повышение мировых цен на зерновые, а также «случайные» смерти конкурентов) вывели нас в столицу, где Ахматовых вначале душили, а когда поняли, что это не просто, начали с ними считаться. Это, конечно же, вызвало волну негодования в кругах аристо, монополизировавших рынки столицы, но нам было плевать — мы шли напролом.

Сейчас в нашем распоряжении имелось около двадцати тысяч гектар пахотных земель, морской порт в Кёнигсберге, табачный завод, выпускающий достаточно качественный табак (вполне конкурентоспособный), и еще десятки мелких заводиков, производящих буквально всё: от выпечки хлеба, до автомобильной продукции. К слову сказать, автомобили — моя страсть и слабость.

Но самый прибыльный бизнес, на удивление, удалось наладить в столице: это разветвленная сеть публичных домов. На алтарь победы (если захват рынка «горячих» услуг можно было назвать этим словом) легли многие горячие головы аристо столицы. К вящему удовольствию семьи, бизнес приносил не только деньги… Здесь можно было, при желании, собрать компромат на кого угодно.

Все вышеупомянутое вскоре должно было сыграть свою роль в переходе ко второй фазе развития личности: я должен был занять место в нижней палате представителей парламента. Но что-то пошло не так… Что-то сильно пошло не так! Мною всерьез заинтересовались на самом верху. Я мог только догадываться, кто за всем стоял.

Два месяца назад я умер. Fac-credo, конечно же. А чтобы у окружающих не возникло сомнений, мне пришлось впасть в состояние анабиоза, использовав яд маленькой африканской лягушки гинко.

Так я преследовал две цели. Первая: отработать стресс-сценарий на случай смерти главы бизнес-империи, то есть меня, выявить крыс и избавиться от них, вторая — пока все будут думать, что Ахматов мертв, под шумок организовать экспедицию в город Теночтитлан, древний оплот Майя. Но об этом чуть позже.

Как одаренный человек не смог справиться с распространением яда в крови?

Ответ прост: он же хронум — жалкое подобие сильных мира сего. Ну это я, конечно, иронизирую.

Эту версию легко подхватили в СМИ. Заголовки пестрели: «Наркобарон Ахматов покинул бренный мир», «Владелец известных публичных домов столицы отравлен ядом». Но были и более злопыхательные: «Ахматов сдулся — его империи пришел конец».

Я сидел в своем кожаном кресле и слушал доклад главы сквада. Кое-какая информация просачивалась и раньше, пока я был в городе древних индейцев, но сейчас картинка вырисовывалась более четкая и объемная.

За время моего отсутствия, наши владения подверглись множественным нападениям со стороны виконта Мышкина, барона Фон Таубе, а также наемников, спонсируемых герцогом Голицыным. Ко всему прочему были уничтожены еще и зернохранилища с двумя миллионами тонн пшеницы, сожжены поля под Ростовом.

— А что с объявлением войны? Почему действуют не в открытую?

— Кто вы такой, Лев Константинович, чтобы объявлять вам войну? Ни рода, ни племени, — друг слегка стушевался, рубанув правду-матку, но меня это нисколько не огорчило. Действительно, объявление войны между родами должно было быть запротоколировано имперской канцелярией. И все бы ничего, бери и протоколируй, но я не состою официально в аристократических кругах.

Были, конечно, несложные схемы обзавестись титулом барона или даже виконта. Однажды мне даже сватали дочь герцога, но все это не мое. Не хочу быть частью гнилого аристократического мира. Все построено на лжи и провокациях. Взять хотя бы дурацкий заголовок о том, что я наркобарон. Ну ведь это вовсе не правда. Я принадлежу скорее к тем, кто борется с наркоторговлей.

— Все ответят. Все, сука, ответят за свои действия, — бормотал себе под нос.

— Лев, ты снова разговариваешь сам с собой?

— Что? — поднял глаза на брата.

— Ты в своем репертуаре, — улыбнулся Олег. — Погрузился в себя, что-то придумал, что-то сделал, а потом с улочек Питера смывают голубую кровь и дерьмо аристократов.

Я лишь кротко улыбнулся уголками рта, посмотрел на догорающую в руках сигарету и закурил новую. Выпустил дым колечками.

— Какие потери в людях?

— Восемьдесят три человека. Из них двадцать пять бойцов сквада, остальные обычные работяги.

В кабинете воцарилась тишина. Все жадно уставились на меня в ожидании «нужной» реакции. Не сегодня… Я вам не цирковой клоун. Огонек ауры на миг зажегся и потух внутри меня. Явно разочарованные, что представления не будет, близкие мне люди, синхронно выдохнули.

Я нажал на кнопку коммутатора:

— Петр Юрич, пригласите в мой кабинет внучку Нонны Владленовны.

Дворецкий, а по совместительству, управляющий усадьбой, ответил незамедлительно:

— Слушаюсь, господин.

Красавица Екатерина Залевская пришла минут через пять. Не обращая внимания на присутствующих, плюхнулась в свободное кресло, потянула к себе бокал виски. Сексуально закинула точеную ножку, чуть оголив аппетитное бедро и с вызовом глянула на меня. Установилась неловкая пауза. Наконец Залевская медленно произнесла нарочито глубоким голосом:

— Чего изволите, Лев Константинович?

Также картинно она поднесла бокал к губам, пригубила слегка и закашлялась.

— У вас нормальных напитков не бывает? Кха-кха! Что за шмурдяк вы пьете⁈

— Какая наглость, — наигранно запротестовал Олег. — Тридцать семь лет выдержки и вдруг шмурдяк. Да вы, барышня, в шмурдяках не разбираетесь?

Я подошел к девушке, встал за спиной и начал легонько похлопывать ее по спине. Когда Катерина пришла в норму, положил руки на ее белоснежные плечики и круговыми движениями принялся делать массаж.

— Ты приходила ко мне этой ночью? — томно шепнул ей на ухо, почти прикасаясь губами.

— Нет! — зло ощерилась девушка, и слегка дернулась, но я вдавил ее обратно в кресло. Впрочем, она сделала это больше для присутствующих. Сама же Екатерина явно не желала двигаться с места.

Невольно я увеличил зону пальпации, касаясь пальцами выреза декольте.

— Я слышал, как ты стояла под дверью. Что ты там делала?

— Я… Я… Меня… там не было, — девушка с трудом держалась, чтобы не застонать.

— Дай осмотреть пальчики правой руки, — девушка позволила взять ее руку. — Хм, а что это за трудовая мозолька на подушечке среднего пальца?

Она мгновенно пришла в себя от моих «гипнотических» речей и отдернула руку. Принялась всматриваться, а когда поняла, что я пошутил, громко заявила, что я мудак и покинула кабинет. Вдогонку сообщил ей, что она назначена на должность казначея нашей семьи и чтобы приступала к выполнению обязанностей немедленно.

— Ну его нахер наблюдать ваши брачные игры, Лёва! — не выдержал Денис. — Когда ты уже ее трахнешь?

— Взрослые люди, а ведете себя как дети малые, — вторил ему Олег. — Она влюблена в тебя без памяти, а ты тянешь!

— Думаешь? — на автомате спросил брата, и стушевался под насмешливо-удивленными взглядами моих близких. — Можешь не отвечать.

— Уверен! — все же выпалил брат.

— Денис, приставь к Екатерине помощницу, которая введет ее в курс дела.

— Не помощника? Помощницу?

— Все ты верно слышал! — я начинал злиться, а затем до меня дошло. Эти сукины дети ждут проявления моего дара и намеренно выводят меня из состояния равновесия.

Я хищно улыбнулся. Хотели увидеть, как бы вы потом не пожалели.

— Брат, ты что задумал?

— Мы идем к Голицыну.

— Берем с собой три звена сквада

— Идем втроем, как в старые добрые времена.

— Бродячие псы идут на охоту! — неуверенно выкрикнул первую часть нашего девиза Денис.

— Бродячие псы ищут мяса и крови! — с таким же задором поддержал его Олег.

— Бродячие псы! Бродячие псы!

И дальше хором:

— Мы! Мы! Мы!

Этот клич сработал, как триггер. Каждый из нас зажег вязь своего узора на груди. Каждый из нас был в чем-то одаренным. Брат — сильный физик, Денис — туманник, я — хронум.

Мой поджарый, брат, вмиг стал в два раза больше, бугристые мышцы разорвали деловой костюм по швам, и он кусками повис на его теле. Денис накинул на нашу троицу туманный доспех, благодаря которому мы были практически невидимы, закрыты от чужих глаз едва заметной туманной дымкой. А я… Я показал им то, чего они жаждали видеть…

Мои глаза сменили цвет на кроваво-красный, на голове выросли массивные рога, на спине образовались костные пластины. Колени вывернулись назад, появились острые когти на руках и ногах. Появился хвост.

Это то, ради чего я путешествовал по Америке. Ради силы.

— Охренеть! Я тоже хочу себе такую штуковину! — прорычал нечеловеческим голосом Олег.

Он подошел к моему хвосту, взял его в руки и восхищённо произнес:

— Вот это мощь!

Посмотреть было на что. Два метра в длину. В обхвате у основания около полуметра. Хвост оканчивался шипастым наростом, способным пробить бронированное стекло.

Во время странствий по Америке, я научился опираться на него, использовать, как третью лапу. Проводил испытания на прочность и силу удара. Хвост впечатлял. Он был продолжением меня. Я чувствовал каждую клеточку и каждый его мускул, как чувствовал бы свою руку.

Редко кто из увидевших меня в образе дьявола оставался в живых. Ведь дар хронума предполагает управление временем, а не телом. Это и есть опасное заблуждение людей о моих способностях. Однако слухи разошлись, и даже появились смазанные фотографии меня в демоническом образе. К моему удивлению, эти слухи породили новую фобию у моих врагов.

Не хотелось бы, чтобы детям рассказывали страшилки, как Ахматов, в ипостаси твари из преисподней, ест детей на завтрак или что-то в этом роде. Одно точно: это добавляло мне веса в тупиковых переговорных процессах.

Скрытые туманом, мы двинулись по Невскому проспекту к усадьбе Голицына. Сорокалетний щеголь в этот момент находился на террасе и бросал в реку кусочки хлеба, подкармливая уточек. Усадьба была обнесена высоким забором с двусторонней шумоизоляцией, что было нам на руку. Ощущая полную безопасность в окружении десятков вооруженных громил, герцог и не заметил, как один за другим начали падать его гвардейцы.

Денис до последнего держал нас в поле невидимости, а когда сработал защитный артефакт, оповещающий о вторжении чужаков, было уже поздно.

Сходу под ментальный удар попал Олег, ошеломленный даром герцога. Только на это Голицына и хватило. Дальше тянуть было нельзя, и я запустил «пелену времени». Все вокруг замедлилось в сотни раз. Один из ближайших охранников герцога успел выпустить несколько пуль, и они медленно летели в Дениса.

Не теряя драгоценного времени (хотя для хронума это понятие не имело особого смысла), оттолкнул парней в сторону, а сам нейтрализовал двух оставшихся на ногах гвардейцев и накинул артефактный ошейник на Голицына, дабы купировать его дар.

— Не может быть! Ты жив⁈ — последнее, что он успел сказать, перед тем, как вырубиться от удара сапогом в лицо.

«Небо хмурится, дождик капает, люди серые, серый парк. Герцог Питерский тоже хмурится, ведь в усадьбе сейчас бардак».

— Но ка-а-ак⁈ Мои люди видели, как тебя хоронили! Я сам ходил на твою могилу!

— Я же дьявол. Погостил дома, — надоело, и вернулся обратно. А, кстати, что ты делал на моей могилке? Цветы приносил или мочился на плиту?

Голицын вжал голову в плечи, ожидая очередного удара.

— Значит, второе, — печально покачал головой.

— Зачем вы здесь? — робко спросил герцог, не поднимая головы.

— А сам не догадываешься? Все нужно растолковывать?

— Что-то мне нехорошо, Лев, — ловко попытался сменить он тему. — Кажется, сотрясение. Может, отвезете меня в больницу?

Я тяжело вздохнул:

— Показывай, где у тебя винный погребок. Разговор будет долгим. В доме есть кто-то еще?

— Нет, я один.

— Оно и к лучшему, Афанасий… Оно и к лучшему. — Похлопал его по плечу и пошел по усадьбе.

Через пять минут мы уже сидели в просторной гостиной, устланной мягкими коврами ручной работы. Кругом стояли огромные античные вазы, а с потолка свисала тоже огромная хрустальная люстра. На стенах располагались головы чучел, фотографии, где Голицын позировал с тушами редких животных или держал в руках диковинных рыб. Несмотря на всю роскошь, интерьер гостиной мне показался полнейшей безвкусицей.

Большой овальный стол не ломился от обилия яств, наоборот, был практически пуст, но трансформация тела — дело энергозатратное, и нам нужны были калории. Мне и брату точно. Пришлось по-хозяйски залезть в холодильник, порыться на полочках в поисках съестного. Через пару минут на столе стояла бутылка бренди, три граненых стакана, кусок вяленой оленины и кое-что по мелочи. Ничтоже сумняшеся мы сели за трапезу, не обращая внимания на связанного по рукам и ногам хозяина усадьбы.

Голицын немного осмелел, бубнил себе под нос нечто нелицеприятное для нас и сверлил злым взглядом.

— А мне не предложите выпить?

— Нет, — коротко бросил ему, не отрываясь от розоватого куска мяса.

— Село Смородина Ростовской области…

— Что, село Смородина Ростовский области? — не понял он моей фразы.

— Село Смородина Ростовской области. Большая семья из шести человек. Бабка, муж с женой, трое детишек. Старшему едва восемь исполнилось. Мужик крепенький был. На меня работал. Ключевое слово «был», — бесстрастно посмотрел герцогу в глаза, но отклика не увидел. Голицын был на броне.

— То же село. Та же область. Мать-одиночка воспитывала двойняшек. Работала дояркой. Тоже на меня. Здесь ключевое слово догадаешься какое?

— Не имею ни малейшего понятия.

— Их два: «воспитывала», «работала». Теперь ее нет. Дети в приюте. И таких историй у меня много. Все их рассказывать?

— Я не понимаю, Лев, на что ты намекаешь? Хочешь сказать, что я их убил?

— Не намекаю, а говорю прямо. Ты их убил!

— Но…

— Не перебивай! По твоему распоряжению в Ростов прибыла банда наемников. Задача была проста: уничтожить память об Ахматове в регионе. Так?

— Нет!

— Кто заказчик?

— Никто! Я не понимаю о чем ты!

— Денис, пусть заводят остальных.

Одновременно с нашим захватом усадьбы Голицына, скваду был отдан аналогичный приказ по души барона Фон Таубе и виконта Мышкина. Сквад благополучно с этим справился, не потеряв ни единого бойца.

После моей псевдокончины, три аристократических рода объединились против нашей семьи. Цель, казалось бы, очевидна: прибрать к рукам бизнес-империю Ахматовых. Но что-то не сходилось в отчетах Дениса и масштабах развернутой против нас агрессии.

На штаб-квартиру в Питере никто не нападал, вместо этого ударили по самым слабозащищенным местам. Наемники, проплаченные Голицыным, сожгли две деревни под Ростовом и двенадцать тысяч гектаров пшеничных полей. Мышкин лично руководил нападением на усадьбу в Кёнигсберге, а когда ему дали отпор, прошелся по нашим зернохранилищам. В результате пожаров погибли обычные портовые работяги.

Барон Фон Таубе действовал организованней — он сумел ударить больнее всего. В столкновениях с его наемниками мы и потеряли больше двадцати одаренных, когда был взорван один из складов с боеприпасами под Таганрогом.

Все это было мелко. Материальный ущерб не превышал и десяти процентов всех наших активов. Следы вели дальше. Эти ублюдки явно действовали по чьей-то указке. И я хотел выяснить чьей именно.

В гостиную ввели двух напуганных аристократов.

— Беспредел! Средь бела дня босота напала на благочестивых особ! — кричал виконт Мышкин.

Завидев нашу троицу, виконт сразу понизил голос и натянул вежливую улыбку:

— Лев Константинович, не признал вас сразу. Богатым, будете.

— Обязательно буду. Вот сегодняшнего дня и начну богатеть. Рассказывайте, кто стоит над вашими недородами, — видя, как они медлят, запустил ауру хронума.

Аристо вздрогнули, когда из моей головы начали расти рога. Фон Таубе потянул ворот рубахи, будто ему не хватало воздуха. Лицо покрылось испариной.

— Да-да, я все расскажу! Только не убивайте меня, Лев Константинович, — трусливый Мышкин начал первым.

Я отключил ауру, ибо с хвостом было неудобно сидеть в кресле, и слушал, закинув ногу на ногу. Костюм-тройка свисал с меня клочьями после демонической трансформации, что добавляло странности в будущей беседе. Я с наслаждением тянул любимую сигарету марки «Ахмат», молча слушал неожиданно словоохотливого Фон Таубе, и размышлял, что делать дальше.

Заморозка времени или по-научному — «навес времени», помогала мне, когда требовалось, в кратчайший срок проанализировать большой объем информации и выдать верное решение. Суть в следующем…

Со слов барона, три рода действовали независимо друг от друга. Никакого союза не было, как я думал раньше. Каждому из них была назначена аудиенция с членом тайного общества «Арбитр». Диалог шел в формате «пастор-прихожанин» — через ширму, искажающую голос и где собеседники не могли видеть лиц друг друга.

Не обошлось без применения силы. Чтобы вытянуть нужную информацию, пришлось сломать Мышкину нос в назидание остальным. Это побудило троицу поделиться самым сокровенным, по их мнению. Арбитры запретили трогать ближайших моих соратников: Олега, Дениса, Катерину и Нонну Владленовну. Это давало повод задуматься, насколько хорошо арбитры осведомлены о моей жизни. Вдобавок ко всему, Фон Таубе подрядили установить средства наблюдения и контроля в бизнес-центре «Ахмат» в Питере.

Большая часть их «сокровенного» сводилась к описанию нападения: сколько наемников задействовали, какое оружие брали с собой. Бла, бла, бла… Просто «словесный понос», наполняющий гостиную жужжанием. Говорить им приходилось, чтобы не попасть под тяжелую руку Олега. Из всей словесной шелухи я все же смог вытащить крупицы, действительно стоящие моего внимания.

Чем дальше я слушал, тем становился смурней. Внимание арбитров не предвещало нам ничего хорошего — неугодные арбитрам роды вырезались целиком. Не оставалось и намёка на их существование. Все это проходило весьма филигранно, как бы само собой, ни к чему не придерешься, и именно эта филигранность исполнения заставляла думать, что за этим стоят высочайшие лица Российского Императорского Дома.

Можно было бы назвать их «теневым правительством», если бы не одно но: Император самолично вел борьбу против арбитров. И пока безуспешно. Об этом не говорили открыто, приходилось догадываться, хотя некоторые слухи до моей скромной персоны все же доходили.

Когда говорливый виконт закончил рассказ, я все еще находился в лимбе. В кабинете повисла тишина, и только шёпот изредка переговаривающихся между собой аристократов нарушал ее. Вернувшись в реальность, внешне оценил троицу, стоящую на коленях.

— Брат, кончать их?

Я усмехнулся. Отлично, братец, все верно делаешь… Подал условный знак Олегу, чтобы он продолжал в том же духе: отыгрывал роль «злого» полисмена. Я же медлил что-либо отвечать брату. Пусть понервничают. Страх за свою жизнь — безотказный двигатель необдуманных и поспешных решений. А эти ублюдки мне серьезно задолжали.

— Денис, во сколько Вертецкий оценил наши потери от этих ублюдочных родов?

— В районе четырнадцати миллионов без учета компенсаций родственникам погибших.

— Фон Таубе, что скажете? — я закурил сигарету, дабы подпитать кровь никотином, и подошел к окну.

Во дворе вовсю кипела работа по «очистке» усадьбы от «грязи». Бойцы сквада приволокли наш штатный лицензированный крематорий на колесиках и сбрасывали в него трупы. Удобная вещь, когда нужно быстро и без следов избавиться от улик. В одну камеру (мои бойцы называли ее холодильником) складывались свежие трупы. Вмещалось до трех тел, не слишком упитанных. Следующий отсек назывался миксером. В нем улики измельчались острыми шнеками и дальше подавались в компрессионную камеру или, по-другому, в саму печь.

Сама установка считалась стационарной, и для нее требовалось габаритное оборудование для подачи топлива в камеру. Газовоздушная смесь выходила из сопел высокого давления и после нескольких минут непрерывного горения, в печи оставался лишь пепел. Мы пошли иным путем, сделав установку мобильной и переделав печь под работу двух одаренных стихии огонь.

Бойцы сквада, закрепленные за мобильным крематорием, рассказывали, как улицы, по которым везли установку, вмиг пустели, а ставни спешно закрывались на замок. Что ж, злые языки не теряют времени даром. За спиной блеял перепуганный Фон Таубе:

— Я… Я… Я компенсирую весь причиненный мною ущерб, Лев Константинович! Все, до последнего рубля!

Вот только брать с него было нечего. По тем отчетам, что мне успели предоставить, Фон Таубе все свои и даже заемные деньги потратил на оружие и наемников в недавней вылазке на оружейный склад в Таганроге. Этого болвана использовали, пообещав ему жирный куш при дележке моих земель и он, конечно же, согласился, идя ва-банк и поставив на эту сделку практически свою жизнь.

Ко всему прочему мне не нравился этот барон. Не из-за того, что он аристократ, а просто есть такой тип людей, которые всем своим видом просят, чтобы им дали в харю. Заплывшее лицо, узкие щелочки глаз (а ведь он вовсе не монголоидной расы, на минуточку — Фон Таубе!), проплешина на голове с черным родимым пятном, будто ему птица нагадила.

Этот «красавец» оставлял за собой право первой брачной ночи в своем баронстве, лишив целомудрия своим мерзким грязным отростком не один десяток деревенских девушек. Напомнив себе эти факты из жизни барона, я невольно поморщился. Вот же мразь!

Пока я находился в лимбе и обдумывал стратегию своих дальнейших действий, четко решил для себя, что Фон Таубе сегодня не жить. Все факты складывались против зачуханного ублюдка. К тому же, он доставил нам большие проблемы, чем тот же Мышкин и Голицын вместе взятые.

— Ахматова враги безмолвны и… Млять!

На этом я осекся, обдумывая вторую часть придуманного наспех выражения. Жест рука-лицо так и напрашивался, но выручил Денис, сидевший за столом со скучающим видом, завершив мою реплику:

— Мертвы.

— Не совсем в рифму, но посыл верный. Спасибо, друг.

Я запустил ауру хронума и вновь предстал в обличии демона преисподней. Бойцы сквада, что тащили очередной труп на утилизацию, уронили труп, уставившись на меня, восхищенные и обалдевшие от такого представления.

— Отставить глазеть на хозяина! Живо по своим делам! — не преминул рявкнуть на них Денис, их непосредственный руководитель.

Они снова взяли труп по рукам и ногам и до момента сокрытия за дверным проемом, продолжали жадно рассматривать мою монструозную фигуру. «Хм, то-то еще будет, когда я достигну пика своего дара или пробью преграду и поднимусь выше по рангу».

— Лев, не убивай! Богом прошу! Не убивай! Меня семья ждет! Дети маленькие! Не убивай, Лев!

Когда он упомянул мнимую семью, коей у него отродясь не было, я лишь утвердился в своих действиях. Еще поговаривали, что этот ублюдок был замечен в педофилии.

Сбив с колен молящую о пощаде фигуру, разложил Фон Таубе на полу. Зафиксировав его руки и ноги, склонился над его лицом. Барон зажмурил глаза и вертел головой, будто бы знал, что я хочу с ним сделать.

— Откройте ему глаза! — истинно демоническим голосом прорычал я.

Мне с трудом давалось каждое слово, связки будто одеревенели. Тембр моего голоса в облике хронума был тем самым универсальным ключиком в любых переговорах. Олег среагировал первым, одной лапой цепко держа его за макушку, другой царапая веки в попытке их поднять. Наконец, у него получилось это сделать, и глаза жирного ублюдка встретились с моими. Установился прочный канал связи с Фон Таубе.

На секунду-другую он успокоился и даже позволил себе расслабиться, позабыв, что демон склонился над его тушей, а затем волнами на него начали накатывать эмоции, он закричал. Вначале слабенько, скорее постанывал от боли, а затем все сильнее и сильнее, пока его крик не перерос в душераздирающий предсмертный. Благо, усадьба Голицына была обнесена шумоподавляющим забором, иначе прогуливающиеся в этот знойный день по набережной Невы люди, толпой побежали бы на крик или наоборот: улепетывали что есть мочи подальше от него. В обоих же случаях к усадьбе Голицына стянется силовое крыло министерства внутренних дел.

В этот момент я считывал жизнь барона, всю его паршивую подноготную. Начиная с малых лет и вплоть до того момента, как он стал жирным куском дерьма преклонного возраста (Фон Таубе на днях исполнилось шестьдесят два). Что видел он в моих глазах, оставалось только догадываться, ведь очевидцев не оставалось в живых после этой «аудиенции» с демоном. Наверняка что-то ужасное, раз так кричали и прудили себе в штаны. Сейчас я жадно пролистывал эпизод за эпизодом. Смотрел глазами барона.

Вот он мальцом пинает кормящую суку во дворе своего дома. Вот перерезает глотки еще не открывшим глаза котятам и при этом весело гогочет на пару со своим другом. Дальше интересней и… мрачней: Фон Таубе действительно оказался насильником и педофилом. Десятки эпизодов, как под копирку. Догоняет, либо поджидает в темном месте, сковывает жертву благодаря своему гипнотическому дару, а дальше пыхтит минуты три над бездыханным телом.

Все эти картинки проносятся через меня со скоростью света. В какой-то момент происходит ментальный щелчок, и они обрываются, как и никчемная жизнь ублюдочного барона.

Я мгновенно вываливаюсь в реальность, часто и тяжело дышу. После увиденного хочется вывернуть желудок, но я сдерживаю рвотный позыв. Сколько мразей еще бродит по земле с таким же списком «побед», даже подумать страшно!

Редкий человек, испытав на себе (как я называю) «исповедь», был примерным семьянином и достойным человеком, остальным карающая длань хронума была просто необходима. Отчасти поэтому мы называем себя псами. Ближе по смыслу конечно же подходило название «волки» — санитары леса. Но именование «псы» имело под собой сакральный смысл. Я буквально притягивал к себе собак…

Есть еще один немаловажный факт, для чего мне нужно проводить «исповедь». Прочитав манускрипт индейцев, я узнал, как развивается сила хронума: через поглощение жизненных сил одаренных.

Придя в себя после «исповеди», оглядел присутствующих. В гостиной было невыносимо находиться. Кто-то из оставшихся в живых аристо обделался. Возможно, оба. Как зачарованные, они, не отрываясь, смотрели на тело покойного Фон Таубе, и не могли отвести от него глаз.

Превратившееся в мумию иссушенное тело барона подхватил Олег и понес во двор. Я скомандовал этим двоим идти следом за нами.

Бесстрастно кинув тело ублюдка в печь, я вновь обратился к напуганным аристо:

— Афанасий Семеныч, — обратился я к Голицыну.

Тот вздрогнул при упоминании своего имени и жалобно захныкал:

— Лев Константинович, я все понял. Я виноват. Я компенсирую убытки. Я буду работать на вас. Я…

Жестом руки оборвал его речь. Слишком много «я» в его нытье.

— Афанасий Семеныч, да, все верно, теперь вы работаете на меня. От вас мне потребуется компенсация ущерба. Скажем… — ненадолго я задумался.

А какая сумма мне потребуется на выплату компенсаций родственникам умерших? Нужно было просчитать ситуацию каждой семьи отдельно. Чьи-то семьи потеряли одного кормильца, в других оставались лишь дети, и им нужно было обеспечить достойное существование в сиротском приюте (впрочем, приют был под моей протекцией, и эту статью можно было вычеркивать), дальше обеспечение жильем, выдача денег на оплату учебных заведений и так далее.

Вздохнул от мысли, что не подготовлен к этому разговору и напрочь выбился из рабочего режима. А ведь я всегда все держал в уме, вплоть до количества собранных центнеров зерна с одного гектара земли.

— … позже назову сумму. Сейчас не готов ее озвучить.

— Арсений Филиппович, — настала очередь Мышкина. Виконт оправдал свою фамилию, не проронив ни слова, но очень нервничал притом. — Вы на пару с Голицыным компенсируете мне все убытки. К прочему, от вас я жду передачу завода по производству элитного алкоголя.

— Сделаю, господин.

Сука, мне нужны были покорные рабы! Я его сломал или он отыгрывает роль смиренного дурачка, а завтра попытается меня выдать. Впрочем, плевать. У каждого за спиной будет мой боец. Чуть шаг в сторону, и мне об этом незамедлительно доложат. А «шагнувший», пойдет прямиком в печь, вслед за Фон Таубе, предварительно «исповедуясь» демону, что живет внутри меня.

— Здесь мы закончили, — обратился к своим близким. И они усердно закивали.

Шагнув за ворота усадьбы, мы почти сразу оказались на берегу Невы. Здесь нас дожидался водитель моего любимого Аурума, цвета мокрого асфальта. Водитель учтиво открыл дверь лимузина, но я прошел мимо. Мне захотелось спуститься к Неве.

Красивейший закат бросал ярко-оранжевые блики на водную гладь реки. По Неве неспешно плыли небольшие суденышки. В них можно было разглядеть влюбленные пары, что прижавшись друг к другу, наслаждались видами вечерней столицы. Рядом сновали утки, выпрашивая у нашей троицы, что расположилась в расслабленных позах на берегу, кусок хлеба или колбаски. Олег протянул мне открытую бутылку бренди.

— Почему мы их не убили? — нарушил тишину Денис.

— Арбитры.

— Ты как обычно, брат! — заржал Олег. — К чему лишние пояснения, когда можно обойтись одним словом, сразу все становится ясным!

Я расплылся в легкой, ничего не выражающей улыбке.

— Ладно, слушайте. По нам ударили, можно сказать, не сильно. Не ударили, а пощекотали нервы. И кто был заказчиком?

— Арбитры.

— Верно. При этом запретили прикасаться к дорогим мне людям.

— Я тоже тебе дорог? — спросил слегка смущенный Денис.

Я недоуменно на него посмотрел.

— Конечно, дорог. Ты мой друг. Мы с тобой в одной песочнице играли, прошли две войны. Млять, Денис, ты чего пунцой наливаешься, как барышня? Ну-ка, соберись!

— Да я того… Подпил уже малость. Растрогался что-то.

— Да, вы мне дороги! — повысил голос, четко давая понять, что на этом тема исчерпана. — Но арбитры запретили вас трогать. Спрашивается, почему?

Оба лишь развели руками.

— Я им зачем-то нужен. Помнится, вы говорили мне, что моя могила была варварски повреждена, а земля перерыта.

— Было такое.

— И после этого начались нападения. Верно?

— Буквально на следующий день напали на село Смородина.

— Так вот… Организация, что натравила на нашу империю три бестолковых рода, таким вот нетривиальным способом намекнула мне, что пора выходить из тени. Заметьте, играючи! Они устраивают покушения на императора чуть ли не каждую неделю, что тогда говорить о нас?

— Это правда. Если арбитры вступили в игру, то могут разрушить все наше дело под корень.

— Именно.

— И что нам делать?

— Ждать. Скоро они выйдут напрямую. Пошлют пешку-курьера и устроят мне аудиенцию.

— И ты не боишься?

— Честно сказать? Боюсь. Но ничего другого не остается, как идти безвольным бычком с кольцом в носу.

— Не хочу я быть бычком, — насупился Олег. — Так ты не ответил, почему мы не расправились с герцогом и виконтом?

— А тебе от этого легче будет? Они пешки в чужой игре. Позарились на звонкую монету, а в итоге работают на меня… — тут я поспешил исправиться. — На нас.

— Вечно ты со своими штучками, игрой слов. Говори прямо: работают на меня. Думаешь, я против?

Я отпил из горла и продолжил:

— Мышкин предприимчивый парень. Если не сдаст нас министерству, может понадобиться как управленец.

— И ты допустишь его до своих активов?

— Непременно. Если покажет себя с нужной стороны.

— Хорошо, а Голицын?

— Не знаю пока, не придумал. Пусть выплатит компенсацию, а позже будет видно, куда его пристроить.

— Я, кстати, хотел спросить насчет сквада. Его ведь нужно расширять.

— Все верно говоришь, я и сам хотел тебе об этом сказать. С учетом потерь у нас числится сто восемьдесят шесть бойцов?

Друг утвердительно угумкнул.

— Доведи до трехсот пятидесяти, а дальше видно будет. Обязательно подумай над структурой. Ты ведь не сможешь вечно бегать за всеми, назначь старших, разбей по звеньям. Что я тебе рассказываю, ты ведь служил. Сделай что-нибудь подобное имперской армии, только лучше. Справишься?

— Справлюсь. Сложно будет найти столько одаренных, но я справлюсь.

— Да, вот еще что… Нам срочно нужны туманники или бойцы с похожим даром и лекари. Не меньше десятка.

Денис ненадолго завис, укладывая в не совсем уже трезвой голове полученную от меня информацию, и снова угумкнул.

— Ну что, долго мы еще будем любоваться на закат? — не выдержал уже брат. — Может в «Пьяную вишню» заглянем?

— А пошли!

Мне не нужно было говорить дважды. Почти два месяца, что я скитался по джунглям, обходился лишь редкой мастурбацией, в минуты невыносимого спермотоксикоза. Один раз даже пришлось онанировать на особо «красивую» корягу, представляя вместо нее… Не буду говорить кого. Была с нами страшненькая проводница из местных, но запах немытого тела отбивал всю охоту.

Элитный публичный дом «Пьяная вишня» находился на окраине Петербурга. Почему выбор пал именно на него, а не на ближайший к нам? В «Вишне» сегодня выступала «волшебница» Герда. Свое имя она получила после череды фееричных выступлений. В самом деле, девушка определенно была одаренной, иначе объяснить ее волшебство я не мог.

В машине переоделись в новые комплекты, которые здесь хранились как раз для таких случаев, открыли бутылочку хорошего виски и в предвкушении веселой ночи тронулись в путь.

Когда до «Вишни» оставалось всего ничего, машина неожиданно остановилась. Шумоподавляющее стекло, разделяющее нас, опустилось, водитель поспешил пояснить:

— Впереди пост.

Я напрягся. С чего бы ему тут взяться? Не иначе подстава. Мы одновременно потянулись за оружием, когда к нам не спеша зашагал крепкий на вид полисмен с жезлом в руке.

Водитель вновь опустил стекло, но включил звук из водительского отсека, чтобы мы слышали их разговор.

— Младший грандмейстер Обухов. Предъявите документы.

— Пожалуйста, — водитель протянул ему кипу бумаг.

Мы не сводили глаз с Обухова, но никаких подозрительных действий с его стороны пока не было. Парни заметно нервничали. Успокаивающим жестом попросил Олега прекратить трансформацию.

— С документами все в порядке, но попрошу вас развернуться.

— Это еще почему?

— Сатанисты, — буднично вздохнул младший грандмейстер и отдал документы обратно. — Счастливого пути.

— Лев Константиныч, возвращаемся в усадьбу?

— Нет, Валентиныч, проложи другой маршрут, но мы едем в номера, как и запланировали.

Дед расплылся в ехидной ухмылке.

— Позвольте сказать дерзость, Лев Константиныч.

— Говори уж.

— Вас если не шальная пуля погубит, так член.

Парни весело заржали, я только улыбнулся. Была в его словах частичка правды. Но что ж поделать, если тело требует эндорфинов немедленно.

Водитель свернул в ближайший переулок, но, проехав буквально двести метров, резко дал по тормозам. Мы вывалили наружу, заняв круговую оборону. Денис наспех накинул на всю четверку доспех туманника, скрыв нас от чужих глаз.

— Что случилось? — шепотом обратился я к своему водителю.

— Не знаю, как объяснить, что я видел. Что-то очень быстро промелькнуло перед носом и также быстро скрылось из виду.

В этот момент совсем рядом раздался пронзительный женский крик:

— А-ааа! Не-е-ет! Что вы сделали с ним⁈ Саша, миленький!

— Идем туда, — указал на темный проулок, в котором вспыхивали огни красного пламени.

— И я с вами?

— Валентиныч, а ты чего, трусишь?

— Нет-нет, вы не подумайте, Лев Константинович. Машинку нельзя оставлять на виду. Поцарапают, ироды.

— Ну-ну, — похлопал его по плечу. — Ладно, оставайся здесь и не высовывайся. Олег, Денис, вы машину будете стеречь?

— Головой стукнулся что ли? — возмутился брат и зажег вязь своего узора, трансформируясь в смертоносного гравера. Денис осуждающе покачал головой.

— Твари! Нет! Нет! Не трогайте меня! — снова раздалось душераздирающее в проулке.

Медлить мы не стали. Что-то явно нехорошее происходило с девушкой, а насильников мы не любим.

Крадущейся походкой (осторожность не помешает в любом деле), мы медленно шли на крик. Вокруг были самые настоящие трущобы. Помпезный красавец Питер не терпел нищеты, поэтому все маргиналов населяли его окраины. На улочках трущоб стоял такой смрад, что давал фору европейскому средневековью: отходы выливались прямо из окон и текли бурой массой по разбитой брусчатке в Неву.

На очередном, уже последнем развороте мы застыли в изумлении. Пред нами предстала иррациональная картина. На кресте вверх ногами был распят молодой парень. Из множественных ран сочилась алая кровь, стекаясь в небольшой желоб. Дальше она равномерно распределялась по канавкам, формирующим собой дьявольскую звезду.

Двенадцать религиозных фанатиков или, проще сказать сатанистов, проводили обряд призыва. Образовав собой круг, и, взявши друг друга за плечи, они раскачивались из стороны в сторону и тянули мантру на непонятном мне языке. Их лица были скрыты под лошадиными черепами с пустыми глазницами, тела покрыты длинными рясами в пол. Размеры фанатиков впечатляли.

Но даже на их фоне выделялся тринадцатый, более внушительных размеров. Он занимался сейчас жертвой — снимал бездыханное тело с креста. Я не сразу нашел глазами кричавшую девушку, но с ней было все в порядке. Пока. Сейчас она мирно спала в темном углу на куче тряпок, не догадываясь о своей участи.

— Люцифер! Люцифер, приди в наш мир! Очисти его от скверны! — завопил их главный утробным нечеловеческим голосом. — Мы призываем тебя, Люцифер! Прими эту жертву в знак смирения! Испей крови! Явись в этот мир во плоти!

Завораживающее зрелище. Пока девушке ничего не угрожало, мы оставались под покровом теневика, наблюдая бесплатное представление.

Вряд ли у них получится призвать мифического Люцифера, но многочисленные россказни про фанатиков начали обретать четкие очертания.

Я пристально всматривался в сатанистов, что напоминали своими размерами граверов седьмого ранга, не ниже. Столько сильных одаренных в одном месте? Что-то невероятное! Бойцы сквада обладали даром второго, третьего, максимум пятого рангов, а тут… Если они действительно те, кем кажутся на первый взгляд, мы можем и не справиться.

— Наблюдаем и ждём, — шепотом объявил своим друзьям (да, брат тоже был для меня другом и преданным соратником). — В случае угрозы так же тихо уходим, как и пришли.

— Спасать красавицу из лап чудовищ не станем? — поинтересовался Денис.

— А кто сказал, что она красавица? — попытался я отшутиться, только вот лапа хронума предательски скользнула по разорванному карману в поисках сигареты. Я откровенно нервничал.

Дальше становилось интересней. На наших глазах открылся портал (самый, мать его, настоящий портал!) из которого показалась собачья лапа, затем вторая и уже после появился сам пес. Красивый немецкий овчар.

Он оглядел сатанистов, горестно вздохнул и сказал вполне человеческим голосом:

— Чего уставились, ублюдки? Нет хозяина дома. Давно уже нет. Сами ищем.