Хронум Книга II (СИ)

Глава 10

— Вячеслав Викторович, голубчик, вы получили мое сообщение?

— Да, ваша светлость, получил, — в трубке послышался тяжелый вздох.

В разговоре с Пожарским старший грандмейстер полиции старался держаться достойно, хотя слегка дрожащие губы выдавали его. Минутой ранее Полунин выбросил пожеванный галстук, ставший жертвой его эмоций на фоне просмотренной видеозаписи, полученной от Пожарского. Вторую запись он уже не стал смотреть. Посчитав, что нервы ему дороже.

— Готовь КПЗ на три сотни одаренных. Будем размещать палача и его гвардию.

— Нет!

— Я ослышался, или ты сказал нет⁈ — Пожарский не поверил своим ушам.

— Нет оснований для задержания, — попытался он исправить свое категоричное «нет».

— А это уже мне решать: есть основания или же их нет. Вячеслав Викторович, будьте благоразумны и немедленно выполняйте приказ!

Полунин слышал стук своего сердца, которое вот-вот должно было остановиться (в глубине души он надеялся, что так оно и случится). Лучше умереть от инфаркта, нежели быть «ебучей мумией, которую будут отдирать от кафельной плитки», — кажется, так ему обещал палач в прошлый раз. Но нет, сердце продолжало предательски биться.

— Приказ принял, ваша светлость. Выполняю.

— Вечер в хату, арестанты! Часик в радость, чифир в сладость. Ногам ходу, голове приходу. Матушку удачу, сто тузов по сдаче, — я ненадолго завис, вспоминая продолжение культовой фразы из фильма, — Забыл, как там дальше… Где моя шконка?

Уж не знаю, кем был тот умник, посадивший меня в общую камеру, но я был благодарен ему. Полунин? Вряд ли. Похоже, что инициативу проявил кого-то не очень компетентный. Но лучше так, чем сидеть в одиночной камере.

Грузный мужчина средних лет, без единой наколки, в пенсне, оторвался от игры в нарды, критически меня осмотрел и нехотя указал на спальное место:

— Вон то место свободно, располагайся, — и сразу же потерял всякий интерес к моей персоне.

Я немного опешил от такой «наглости». Хронум хочет повеселиться, а ему явно дают понять, что конфликта не будет! Не знаю уж, сколько я здесь пробуду, но хотелось бы скрасить чем-нибудь тюремные денечки.

Минуты две я провозился с неудобным постельным, хмыкнув про себя, что нежные рученьки хронума совсем забыли простые вещи (этим было кому заняться). Глядя на то, как я мучаюсь с бельем, сосед снизу тяжело вздохнул, убрал в сторону книгу и принялся надевать белье, бурча что-то под нос. Меня немного смутила неожиданное вмешательство интеллигентного сидельца. Сухо поблагодарив незнакомца, вернулся к общему столу, где продолжали увлеченно играть в какую-то игру.

— Кто главный в хате?

Сзади кто-то сильно закашлялся. Мужчина, ответивший мне в первый раз, поднял на меня круглые глаза, полные недоумения, и начал хохотать.

И что это значит? Что не так?

— Молодой человек, ваши сведения о таких местах явно поверхностны и… недостоверны. Пожалуйста, не говорите глупостей и присаживайтесь к нам за столик.

— Ну, как так-то, а⁈ — с досадой произнес я.

Мужчина нахмурился, отложил нарды в сторону.

— Я правильно вас понимаю? Вы досадуете, что кулаками не удастся помахать?

На этих словах сокамерники выжидательно уставились на меня, побросав свои дела. На минуту в камере настала полная тишина, и только звук тикающих часов нарушал ее. Я даже застеснялся. Между лопаток было спокойно. Сменив тон на «деловой», протянул руку почтенному господину.

— Лев Ахматов.

За спиной снова кто-то начал закашливаться.

— И… прошу меня извинить за вышесказанное, — как-то быстро сдался я.

— Сергей Иванович, — крепко пожал мою руку в ответ. — Чай, кофе? Может, чего покрепче душа просит?

Такого приема я не мог ожидать. Ещё раз окинув глазом убранство камеры и ее жителей, заключил для себя, что они мало чем напоминают матерых преступников. У многих были смартфоны, они читали книги серьезных авторов. Со стороны все выглядело чинно и благородно. Да, непохоже было, что здесь сидели преступники. Если бы не подавляющие дар ошейники и серая арестантская одежда, я бы легко спутал это место с больничной палатой.

— Так и будете молчать, голубчик?

— Кофе, если можно, — спохватился я.

Сергей Иванович повелительно махнул рукой молодому парню, залипшему в телефоне:

— Петя, сделай кофе.

Петя тотчас шмыгнул куда-то. Мужчина же оценивающе на меня смотрел. Холеные черты лица, поставленная речь и этот, несколько презрительный взгляд насмешливых глаз, выдавали в нем аристократа. До меня наконец начало доходить, что в этой камере содержатся арестанты «голубой крови».

Отпуск начался, а мне так хотелось веселья… Впрочем, это я еще не отошел от битвы и в голове творился какой-то хаос. Минувшие дни, недели, были насыщены событиями. Ни минуты покоя. Я пёр напролом, наслаждаясь потоками крови своих врагов и, наконец, ударился о непробиваемую стену, имя которой — правосудие.

Я обреченно вздохнул, принимая новую реальность.

— Вы недовольны чем-то?

— Не люблю аристо, — признался я.

— Не все аристократы подонки, как вы думаете. За что попали сюда?

Отпив горький кофе из белой чашки тонкого фарфора и закурив крепкую сигарету, коротко бросил:

— За все.

— Хм, вот как? Давно пора было…

А вот это уже интересно.

— Что это значит?

Сергей Иванович устало потер переносицу, откашлялся и заговорил. Не только мне было интересно послушать его. Сидельцы навострили уши, вмиг побросав свои занятия.

— Пару часов назад сорока принесла весточку на хвосте, что, мол, ждите гостя. Я, конечно же обрадовался. Знаете ли, попадаются интересные собеседники. Но та же «сорока» огорошила, что гость будет не простой, а…

— Золотой? — кто-то сострил на «пальме».

— Не перебивайте, пожалуйста, — Сергей Иванович нисколько не выдал своего недовольства и продолжил. — В общем, говорит, ждите Ахматова. Палача, главного бандита столицы, и непримиримого борца с аристократией. Добавил, чтобы были с ним, то есть с тобой, аккуратней, иначе ненавистная Ахматову голубая кровь окропит вашу камеру.

За спиной снова закашлялись. В третий раз. Я обернулся посмотреть, кто этот «болезный», но кашель мгновенно прекратился.

— Это так, Лев? Ты настолько страшен?

— И да, и нет.

Мужчина кивнул сам себе, принимая мой ответ, позволил себе короткую улыбку.

Откуда-то с дальней шконки донеслось заинтересованное:

— А правду говорят, что ты можешь убивать взглядом?

— Могу. Хочешь попробовать?

В камере повисла гнетущая тишина, и даже «болезный» уже не кашлял.

Я сказал так не от бахвальства и не потому что мне нравилось щекотать нервы аристократов. Начни я отвечать на их вопросы, остановиться будет невозможно. После неудачной попытки вычислить «главного в хате», я решил принять этот эпизод моей новой жизни как неизбежность. Будь здесь Астай, непременно напомнил бы мне о судьбе. Что некая божественная сучка ведет нас за руку, как слепых, и нужно с благодарностью принимать ее дар.

Вскоре, вопреки бодрящему кофе с сигареткой, меня начало клонить в сон. Сонный, я забрался на шконку, а перед глазами все еще стояли картины минувшей битвы.

С момента нападения на усадьбу я так и не сомкнул глаз. Флэшбэк из будущего и подлый лекарь, усыпивший меня во время лечения, не в счет.

Я рвался в бой с самого момента пробуждения. Катя же убеждала меня, что сквад держится достойно, и помощи ему не требуется.

«Лежи, Лёва, и ни о чем не беспокойся», — уговаривала она меня.

Но когда в подвале послышался третий по счету хлопок артефакта защиты, я начал разрывать веревки, удерживающие меня на привязи. Залевская сработала на опережение и прижалась своими чувственными губами к моим, задержав меня на мгновение. В это время Матвей, воспользовавшись заминкой, погрузил меня в сон.

— Подлая женщина… Подлый лекарь… — успел сказать им на краю сознания.

Проспал, казалось, вечность. Хотя на самом деле прошло не больше получаса. За это время на шее не осталось и следа от раны. Подумать только, приложи клоун чуть больше рвения, и моя смерть была бы неотвратимой. Но чудом я остался жив.

После пробуждения, взглядом испепелив «чудо»-лекаря, потянулся за капсулами, что ждали меня на серебряном блюдце. Хмыкнул про себя:

«Заботливый Молох».

Без особого промедления закинул в рот все три таблетки.

— Зачем столько⁈ — бросилась на перехват Залевская, но не успела.

Сложно передать словами то, что я испытал в тот момент. Как если бы у меня внутри одновременно разместились еж, гремучая змея, двухметроворостая, и бомба. Когда боль стихла, на груди медленно стали расползаться нити рисунка. Это было хоть и болезненно, но уже терпимо.

Четыре новых узла стали мне наградой. Черные, как смоль. И такие же черные витки к ним. Но я чувствовал, что это не предел. Что еще немного, и смогу взять девятнадцатый ранг. После «хронумских» таблеток, почти весь рисунок окрасился в черный цвет.

Снова Астай будет называть меня адским выродком и проверять мою «человечность» причудливым амулетом. Но два узла, доставшихся мне от Дениса и Саны, продолжали ярко светиться, как маленькие звездочки в черноте ночного неба. Они будто говорили мне: «Все будет хорошо, хронум. Мы здесь, мы всегда рядом с тобой». Это грело мое черствое сердце.

Я уже находился в полудреме, как створки камеры клацнули и меня окликнули:

— Ахматов, на выход!

Я тяжело вздохнул: не видать мне покоя.

— Руки!

Послушно протянул их вперед. Надзиратель (или как их тут называют), защелкнул массивные наручники на моих запястьях.

— Хм…

Потянул их слегка, пробуя тяжёлую сталь, но наручники были надёжны. Охранник шарахнулся в сторону, но я поднял руки в примирительном жесте. Незачем проявлять агрессию. Глядя на магические железки на руках, в голове промелькнула нерадостная мысль:

«Вот и на тебя нашли управу, ухарь».

Меня повели по нескончаемым коридорам к главному следователю. Попадавшиеся по пути работники исправительного учреждения, опасливо вжимались в стены, хотя ширина проема была достаточной, чтобы свободно разойтись четырем людям. Это какие же слухи ходят вокруг моей персоны, что «безопасники» в своем же логове не чувствуют себя в безопасности? Несколько польстил мне такой прием, отвлекая от мыслей о потерях.

На момент приезда имперского спецназа, я продолжал в облике хронума истреблять людей Златана, и совсем не думал о последствиях нападения. Вся надежда была на Молоха, шепнувшего мне напоследок, что скоро навестит. Этот может…

Каково же было мое удивление, когда в кабинете вместо следователя оказался сам Пожарский.

— Игнат Данилович, рад вас видеть! — поприветствовал я его.

— А я тебя нет. Сними с него наручники, — обратился он к подчиненному. — И скажи, пусть приготовят нам два кофе.

— Я, пожалуй, откажусь.

— Один тогда. Все, оставьте нас одних.

За спиной послышался облегченный вздох, и надзиратель спешно покинул кабинет. Оставшись наедине со мной, Пожарский с минуту пилил меня тяжелым взглядом, никак не решаясь начать разговор. Я подтолкнул его:

— Не знаете, с чего начать?

— Именно… Вот скажи мне, Лев, как с тобой работать? Только замели одни следы, ты оставляешь другие. И так по кругу. Где палач, там кровь. Ты маньяк? Психопат-убийца?

— …

— Молчишь. Сказать тебе нечего.

Закурив сигарету, Пожарский, недовольный, отвернулся куда-то в сторону.

— Я вот сижу и думаю, а не махнуть бы мне рукой и на самом деле не засадить бы тебя далеко и надолго?

— Но вы ведь должны понимать, что клетка меня не удержит? И то, что я нахожусь здесь, считайте жестом доброй воли…

Это была наглость с моей стороны, а потому договорить я не смог. Скулы свело от напряжения из-за вмешательства в мой мозг. Длилось это не больше пяти ударов сердца, после чего пейрам ослабил свой дар.

— Игнат Данилович, вам не кажется, что правда на моей стороне? Разве я напал на барона? Как же мое конституционное право — защищаться⁈ Или мне следовало самому явиться к цыгану, чтобы тот лично казнил человека, лишившего его власти и богатства?

Пожарский не стал отвечать на провокацию.

— А что скажут родители наркоманов, чьим детям больше негде взять очередной пакетик с дурью, когда узнают, что их спасителя засадили за решетку? Или вдовам…

Вот тут он не стал меня дослушивать, и его понесло:

— Вдовам⁈ Я не ослышался? Лев, скольких баб ТЫ сделал вдовами? Поешь тут сиротскую песню. А наркотики? Знаешь, как говорят: «Свято место пусто не бывает»? Вот и здесь так же. Ушел барон — пришли другие дилеры!

Я презрительно хмыкнул, что не осталось незамеченным моим собеседником.

— Снова скажешь, что безопасники плохо работают⁈

— Скажу.

— Не вижу смысла распинаться перед тобой!

Я смотрел на беспричинно разгневанного безопасника и никак не брал в толк, чего он такой агрессивный. Ну и что, что я покрошил кучу людей? А как можно было сделать иначе? Не я их — они меня. Тут дело было в чем-то другом, но мне не хотелось забивать свой уставший мозг анализом. Поэтому я прямо поинтересовался, в чем причина такой агрессии к невинному палачу.

Пожарский сдался:

— Да были тут у меня дебаты по поводу тебя. Ничего доброго тебе не светит. Обвиняют по трем статьям. Пока. А там по ходу судопроизводства нароют еще чего-нибудь.

— Это было ожидаемо. Разве, нет?

— Ожидаемо, ожидаемо, — быстро согласился со мной Пожарский, — но обвинителем выступит генеральный прокурор, а следствие будет вести главный криминалист и сыщик Российской империи Ефим Алексеевич Кошко.

Если Пожарский — не последний человек в империи — был взбудоражен участием этих лиц, то и мне следовало напрячься. Фамилия Кошко была на слуху. Главный следователь страны являлся непримиримым борцом с преступностью. И его непосредственное участие в моем деле действительно не сулило мне ничего хорошего.

Буквально на мгновение я задумался, а может, ну его? Сбежать при первой же возможности, спрятаться на своем острове и спокойно доживать отмеренные мне деньки, вплоть до вторжения адской нечисти. Но пришлось напомнить себе о последствиях. Что будет с людьми сквада, Аликперовым, и всеми, кто связан со мной? Нет, стоило попытаться. Тем более что закон находился на моей стороне (хотелось думать).

После небольшой паузы я спросил:

— Почему вы помогаете мне?

— А это так очевидно?

— Будь иначе, вас бы здесь не было.

— Верно. Я все еще считаю, что мы можем повернуть все вспять.

Я хотел знать подробности, но Пожарский меня оборвал на полуслове:

— Позже узнаешь свою полезность. И вот еще… Мне следует тебе напомнить, что мы не знакомы лично.

Эти его слова снова заставили меня задуматься о побеге. Безопасник опасается за свою шкуру. Но в то же время я ему для чего-то очень нужен, раз он готов рискнуть.

Мне оставалось лишь принять навязанную игру:

— Как же мне надоело быть гребаной пешкой в чужих руках! Уважаемый Игнат Данилович, будьте уверены, Ахматов не мудак и вас он не выдаст.

Лицо князя просветлело, уголки губ слегка дернулись вверх. Он усмехнулся и продолжил:

— Подумай вот еще над чем, Лев. Это так… Дружеский совет для тебя… В Крестах есть отличный психотерапевт. Обратись к нему. То, что ты называешь себя в третьем лице, настораживает. А если хронум и Воин Света начнут спорить между собой у тебя в голове…

Договаривать он не стал. Выдержал многозначительную паузу в конце, чтобы я сам додумал.

Этот разговор мне не нравился! Всем! И тем, что Пожарский держит меня на привязи, как пушистого зверька. Если, мол, получится выиграть суд, я буду нужен, и меня будут использовать в качестве женщины с низкой социальной ответственностью. Не выиграем — «мы лично не знакомы». Откуда он мог знать о Воине Света? О том, что я разговариваю сам с собой? Разве я один так делаю? Еще и в психи меня записал!

Похлопав себя по карманам, достал пачку сигарет «Ахмат», размягчил табак в пальцах и нервно закурил. Пожарский сделал также.

— Табак все такой же сырой.

— Не успел съездить на производство, постоянно отвлекают, знаете ли.

«Кресты»…

Дерьмовое название этому месту. Дерьмовый сброд по обе стороны решетчатых стен, дерьмовый внешний вид, негативно контрастирующий с попмезным Питером.

«Вляпался ты, хронум, в это дерьмо, по самые уши!»

Само название «Кресты» появилось в первые годы основания учреждения, когда тюрьма представляла собой два крестообразных корпуса. Строили ее заключенные: они сами, кирпичик к кирпичику, складывали свой новый тюремный дом.

В конце двадцатого века, какой-то «мудрый» правитель (не помню его имени), на площади в шесть футбольных полей, прилегающей к тюрьме, основал целый комплекс сооружений. «Кресты» можно сравнить с конвейером, куда каждый день стекаются заключенные со всей страны. Их судят, садят, отпускают или казнят. И так каждый день, год за годом.

Кого-то главного во всем этом «дерьмовом» комплексе не было. Каждое ведомство занимало свою нишу, занималось разным и в целом, работали весьма эффективно. Если походить по длинным коридорам, покататься на лифте, можно найти здесь и генерального прокурора и главного следака Кошко.

Но в то же время, сделать это было практически невозможно — «Кресты» по праву считались самым безопасным местом во всей нашей матушки России.

Пока меня вели в камеру, я жадно впитывал все увиденное, и после с уверенностью мог сказать, что Молоху сюда путь заказан. Не сможет он миновать все эти датчики, сенсоры, даже автоматические турели, непрерывно сопровождавшие мою персону, отсвечивали лазерным прицелом в мой лоб. Но я ждал. Ждал и надеялся, что он явится.

Когда надзиратель доставил меня по «адресу» и снял наручники, первым делом я завалился спать.

И пусть мир подождёт.

— Сергей Иванович, как вы думаете, почему палача поместили именно к нам?

Образовав на кухне тематический кружок, арестанты обсуждали животрепещущий вопрос: «Как быть дальше? И чего ожидать от такого соседа?»

— Потому что мы неудобные, «политические», понимаешь? — так же шепотом ответил Бездомный барону Потылицыну. — Хотят избавиться от нас чужими руками. Или чтобы мы запачкали свои.

— Так может нам того… этого… кхх? — (показывает руками, как душить) — И нет Ахматова. На нем ошейник, а значит, дар не работает. Если толпой навалимся, то справимся с палачом.

Несмотря на то, что предлагал такое ни много ни мало, а барон, герцог Бездомный не удержался и влепил барону звонкую оплеуху. Но сразу же извинился, посчитав свои эмоции избыточными.

— А вы в курсе, что палач сегодня ночью в одиночку положил больше тысячи одаренных? И сам при этом находился при смерти.

«Болезный», из их банды, рефлекторно начал закашливаться, отчего две пары рук залепили ему рот, а другие две — сильно били по спине, выбивая из него всю «дурь». Когда «болезный» пришел в норму, аристократы напряглись. Гусиной кожей покрылись их руки, а по спине пробежал холодок опасности.

— Спит⁈ — густым шепотом спросил Бездомный у Пети, что стоял на «шухере».

— Спит! — сразу же ответил Петя, бросая опасливые взгляды в сторону.

На кухне послышалось всеобщее облегчение.

— Так что будем делать?

— Поговорим. Заключим сделку. Если слухи верны, Ахматов стремится попасть к нам.

— К демократам⁈ — не выдержал кто-то из сидельцев.

— Да нет же! В нижнюю палату парламента.

Демократы начали думать, переваривать вновь полученную информацию. Появилась надежда на мирное сосуществование с палачом. Но общий концепт был понятен всем: требовалось переговорить с Ахматовым, рассказать, что они ему не враги, а в будущем могут стать верными союзниками или вовсе взять его в свою партию. А после освобождения можно было забыть об этой встрече. Долго ещё спорили и обсуждали план действий, пока рядом не раздался спокойный голос:

— Я вот одного понять не могу: как в ваши умные головы пришла мысль, что мне надо всех вас убить? Я похож на психопата-убийцу?

В комнате стало тихо.

— Слухами земля полнится, Лев.

— Повторюсь, если вы мне не враги, то и я вам не враг. А вот насчет палаты парламента, признаюсь, звучало очень интересно.

Мне срочно требовалось сменить личину матерого убийцы. Яркий тому пример — всполошенные аристо-сокамерники, срущиеся от моего имени. При других обстоятельствах я был бы рад такой реакции. Может быть и Златан тогда передумал бы нападать. Однако сейчас мне требовалась любовь и народное признание, потому как суд должен быть открытым. С толпами репортеров и полными залами.

«Будь лапочкой, хронум!»