Хронум Книга II (СИ)

Глава 5

Полунин недовольно буркнул на дверь:

— Ну? Кого там черти принесли?

В допросную ввалился молодой полисмен и с волнением в голосе сообщил:

— Вячеслав Викторович, в «кресты» прибыл Пожарский!

— Этого еще только не хватало, — нахмурился грандмейстер и скользнул по мне недовольным взглядом, — Твоих рук дело?

— Не понимаю, о чем вы, — сказал я чистую правду, так как в действительности не знал всех этих высокопоставленных имен.

Грандмейстер спешно набросил на себя китель и удалился вместе с молодым офицером. Оставили меня одного. Я ненадолго задумался о побеге. Ведь что такое для хронума железки на руках или шее? Ошейник не способен подавить мой навык хождения в лимбе, а в руках имеется недюжинная сила. Но обдумав последствия, все же решил в цепях дождаться грандмейстера.

Вскоре в допросную вошел статный мужчина лет пятидесяти. Мне он не был знаком, но судя по тому, что Полунин, стоявший за его спиной, втянул живот и стоял по стойке смирно, этот Пожарский — серьезный тип.

Мужчина критически оценил убранство допросной, хмуро посмотрел на Полунина, поцокал куда-то в пустоту, сетуя, и обратился ко мне:

— Ахматов Лев Константинович?

В его голосе было столько власти, что я на корню погасил ироничный настрой, бывший в беседе с грандмейстером.

— Да, это я.

— Пожарский Игнат Данилович — глава службы имперской безопасности, — представился он коротко.

Я догадывался, что СИБовцы относятся ко мне лояльно. Чего только стоило их неучастие в деле Златана, но встретиться лично с главой… Такого я не мог ожидать.

Видя мое замешательство, Пожарский взял стул у стены и уселся по-хозяйски напротив.

— Так вот ты каков, «палач»?

— Э-ээ… Я…

— Что «я»? Не мямли.

— Да не мямлю я. Просто как-то неожиданно это все. И никакой я не палач.

— Ну мне-то лучше знать, палач ты или не палач. Поговорим?

— Поговорим, — пожал я плечами. — Что будете? Чай, кофе?

— Хе! А он мне нравится. Слава, оставьте нас одних, — обратился он к Полунину. — И пусть сделают кофе.

— И мне тоже.

— Два.

— Игнат Данилыч, может приставить к вам охрану? Ахматов очень опасен.

— Да с хера ли я опасен⁈ — вырвалось из меня.

— Опасен, опасен, — подтвердил Пожарский слова грандмейстера (видимо что-то обо мне знал), — Но охраны не надо.

Спустя пару минут нам принесли кофе, и все это время Пожарский сверлил меня взглядом.

— Итак, Лев, начнём. Почему ты пошел войной на цыганского барона?

В висках больно кольнуло. Я дернулся, перепутав чувство опасности и ментальный удар пейрама, но сразу же взял себя в руки. Находиться в одной клетке с одаренным, способным выбить из тебя правду, было опасно.

— Повторю свой вопрос, — с нажимом произнес он, и в глазах у меня появились иллюзорные мушки (Астай был более мягок со мной). — Для чего тебе нужно было избавляться от Златана?

— Он… запустил… руки… в мой… приют, — каждое слово давалось тяжело, зубы скрежетали от перенапряжения.

Пожарский несколько ослабил свой дар, видя, как я корчусь от боли.

— Расскажи подробнее. Мотивация, детали.

— У меня несколько приютов. В ходе проверки выяснилось, что дети работают на ткацкой фабрике, а девчонок после выпуска отправляют в Османскую империю заниматься проституцией. Так же Златан нанял Всеволода Римского для моего устранения, и в той бойне погиб мой друг.

— Как ты вовлек Романова и Багратиона в эту авантюру?

— Подстроил взрывы на рынках, а мой специалист, поработав с нейросетью, смонтировал видео, на котором…

— Можешь не продолжать, эту часть я знаю.

Вмешательство в мой мозг прекратилось. Я облегченно выдохнул.

— А неплохо ты держался после катарсиса. Какой у тебя ранг дара?

О чем это он? Что за катарсис? Так называется вмешательство пейрама? Нужно будет спросить у Астая.

— Тринадцатый.

— Хм, а мои источники сообщали, что шестой. Обманываешь меня, Лев? — нахмурил брови суровый безопасник, и мою голову вновь пронзили острые иглы.

Пытка продолжалась недолго.

— Похоже, что не обманываешь. Будь ты шестого ранга, после второго катарсиса валялся бы на полу. В чем сила, хронум?

— В правде.

Наверное он спросил другое: «Где ты взял такую силу?» Я же предпочел ответить иначе и не соврал.

СИБовец улыбнулся, но сразу посерьезнел. Если он напрямую начнёт задавать вопросы про источник моей силы, боюсь, мне придется что-то с этим делать. Я уже готов был запустить пелену времени и бежать отсюда. Но он спросил другое:

— Зачем ты убил Фон Таубе?

Как бы мне ни хотелось возразить Пожарскому и опровергнуть обвинения в убийстве барона, воля пейрама не позволяла мне лгать:

— Он был насильником и убийцей. Ненавижу таких.

— А ты сам не убийца?

— Безвинных я не трогаю. И насилие над слабыми не приемлю.

Пожарский слегка кивнул, как бы принимая мой ответ.

— Еще ты забыл упомянуть, что он также участвовал в нападении на морской порт в Кенигсберге, принадлежащий тебе. Знаешь, кто заказчик?

— Арбитры.

Выпалив это слово, я охнул и прикрыл было себе рот, но не рассчитал в силы и вырвал из стола крепление наручников.

— Одна-а-ко, — искренне восхитился он увиденным, но даже не сменил положения. Неужели не боялся? Или уверен, что я не стану причинять ему вреда? А может быть пейрам так же чувствует опасность, как хронум? Вряд ли. Иначе бы Астай не действовал так глупо в битве с приспешниками Асмодея.

— Арбитры, — задумчиво проговорил он это ненавистное мне с некоторых пор слово, — есть сведения, что их главный не что иное, как полубожество. Сильный некромант, способный оживлять мертвых. Говорят, что вместо человеческой головы у него голова змеи.

— Левиофан, — проговорили с ним одновременно. И оба удивились. Он, наверное, совпадению или моей осведомленности, а я тому, что это имя всплыло из глубин моего сознания.

— Может быть он носит реалистичную маску и подражает Князю Тьмы?

— Может и так. Ты веришь в эти сказки? Про Левиофана.

Я ничего ему не ответил на этот вопрос. Бредово звучало бы из моих уст, что с одним из его братьев я уже встречался. К счастью, Пожарский не стал выбивать из меня эту информацию. Чему я был благодарен.

— Теперь я спрошу главное, и от этого будет зависеть твое будущее. — Пожарский выдержал паузу и пристально посмотрел мне в глаза. — Почему ты пошел на диалог с князем Романовым, вместо того, чтобы исполнить поручение Организации?

Пожарский решил перестраховаться, снова включил свой дар. Я стиснул зубы и, ведомый волей одаренного, принялся рассказывать ему о причинах, побудивших меня ослушаться приказа арбитров:

— Во-первых, Романов лоялен к империи и нужен ей. Во-вторых… Я умираю. Мне нужно обеспечить своим близким спокойное будущее и как можно скорее разгрести проблемы семьи.

Мужчина скрестил руки на груди, откинулся на спинку стула. Деревянный стул жалобно заскрипел под его крепкой фигурой, но все же выдержал.

— Так вот для чего ты просил женить своего брата на одной из его дочерей?

— Да.

— А что за болезнь такая, от которой нет лечения? Что говорят лекари? Ты вообще обращался к ним?

— Обращался.

— Может быть, не к тому обращался?

— Обращался к кому нужно.

Пожарский похлопал себя по карманам, достал пачку сигарет марки «Ахмат» — я отметил это машинально — прикурил и со вкусом выпустил кольца дыма. Я попросил и себе.

— Хочешь, я посодействую в поисках нужного человека?

— Посодействуйте, — пожал я плечами и тут же пожалел о своем решении. Сильные лекари не смогли мне помочь. Что сделает человек Пожарского? Разведет руками после осмотра и расскажет князю о моем недуге? Этого бы я не хотел. А еще я не слышал, чтобы в империи кто-то из одаренных перешагнул десятый ранг. Лекарский дар развивался крайне медленно. Чудо, что я смог урвать Матвея. С другой стороны, что я теряю? Вдруг и вправду поможет?

Князь сделал запись в своем блокноте.

— Игнат Данилыч, вы что-то говорили про мое будущее. Я правильно понимаю, мой ответ вас устроил, раз вы решили посодействовать в лечении?

— Более чем, Ахматов. Более чем.

— Для чего я вам нужен?

Пожарский пристально на меня посмотрел, не решаясь что-то говорить. Я же успел сделать для себя кое-какие выводы.

Про связь с арбитрами ему рассказал сам Романов. Все остальное СИБовцы узнали сами. Возможно пристально следили за мной последние месяцы. И то, что Пожарский до сих пор разговаривает со мной, а не ведет на плаху, означает, что мои грехи нивелируются моей жертвенностью ради блага многих. Осталось выяснить, для чего я им нужен.

— Арбитры, Лев, — угроза национальной безопасности. Но подобраться к их главному, который копирует адского персонажа, мы не можем. У Организации четко выстроенная иерархия. И в ней ты находился примерно во-о-от здесь.

Он наклонился к полу и ладонью отметил уровень где-то у носка туфли.

— Ты выполнил их первое задание — устранил Романова. После освобождения из СИЗО тебя, наверняка, поднимут на одну или две ступени.

— А меня скоро выпустят из СИЗО?

— Скоро, скоро. Не перебивай меня. И так они будут поручать тебе дело за делом. Если ты не умрешь от своей болезни и не сгинешь на очередном задании, тебя поднимут на самый верх. И вот тогда с твоей помощью мы сможем накрыть их разом.

— С чего вы решили, что я буду это делать?

— А у тебя есть выбор? Откажешься работать на арбитров, они тебя в порошок сотрут. Не будешь работать на нас? Не работай. Вот только не жди лояльности в ответ.

— А можно еще сигаретку?

Пожарский казался нормальным мужиком. Говорил по делу, не пытался блефовать. Служба сделала его таким или дар пейрама? Он мне импонировал. Глядя на то, как я пускаю дым кольцами, глава СИБа и сам закурил, перед этим размягчив сигарету пальцами.

— Нравится? — указал ему глазами на пачку в руке.

— Хорошие. Погоди. «Ахмат?» — до него наконец дошло, — Так это твоего производства что ли?

— Хе! А сказали, что все про меня знаете.

— Сыроват последнее время твой табак. Ты там скажи своим технологам, чтобы не халтурили.

— Скажу.

После небольшой паузы я задал интересующий меня вопрос:

— А что, если заданием будет убить царя-батюшку или вас, и я его выполню?

— Типун тебе на язык! Провалишь задание и все тут. Все так делают.

— И будете молча наблюдать?

— Ну не совсем так. Реагировать мы будем. Привлекать тебя к ответственности тоже. Мы ведь не хотим, чтобы арбитры прознали о нашем сотрудничестве? — вопрос был скорее риторический.

— И много у вас двойных агентов?

— Сейчас только ты.

— А до меня были?

— Восемнадцать или девятнадцать было. Не помню точно.

— Ну ничего себе! И где они?

— Одни не справились с очередным заданием Организации, другие были заподозрены в связях с СИБ и убиты.

— Да уж, — задумчиво докуривал я свою сигарету.

— Тебя нужно еще поуговаривать? Так у меня нет времени рассусоливать прописные истины.

— А нужно было озвучить свое согласие вслух? Вроде и коню понятно, что за яйца меня схватили крепко. За одно тянут ублюдки Левиофана, за другое… кхм, уважаемый князь Пожарский.

— Как ты думаешь, Лев, почему я обратился с этим предложением именно к тебе?

— Очевидно же. Я умный, сильный, нахожусь ближе всех к Организации, — без ложной скромности начал перечислять ему свои достоинства. — А еще, если я не сдохну от болезни, то наверняка смогу добраться до Левиофана.

— Потому что ты патриот, Лев. Такой же, как я. Ты любишь свою родину. Защищаешь слабых и не терпишь несправедливости. Ты ушел служить, хотя мог и не идти в армию. Сколько у тебя государственных наград? Две? Три?

— Пять.

— Мне нужно было лично поговорить с тобой, чтобы увериться в тебе. Все, мне пора, Ахматов. Извини за то, что последует после моего ухода.

— А что последует после вашего ухода? — не понял я его слов.

— Отмудохают тебя, чтобы не вызывать подозрений. Сильно отмудохают, Лев.

— Обязательно сильно мудохать?

— Вячеслав Викторович, голубчик, разрешаю вам высказать Ахматову все, что о нем думаете.

— Так точно, Игнат Данилович! — повеселел тот сразу. И даже, сука, не мог скрыть своего ликования.

Следующий час я был грушей для битья. Сам грандмейстер принимал участие в моем избиении. Какую же лютую ненависть он испытывал ко мне, если так зверски ломал мои ребра. И это, на минуточку, прокачанное тело одаренного. Что было бы со мной, не будь я настолько крепок? Вначале я хотел нырнуть в лимб, но после очередного удара по голове напрочь забыл о своих способностях.

— Сука, изверги! — бросил я напоследок полисменам, прежде чем оказаться в луже на Арсенальной набережной.

По легенде меня отпустили под подписку о невыезде из страны, сделали главным подозреваемым в похищении князя Романова. Ну и, естественно, придали соответствующий вид. Как сказал Полунин: «Вот теперь претензий к тебе нет, Ахматов. Ползи к себе домой». Надеюсь, и у Организации не возникнет вопросов по поводу моего скорейшего освобождения.

— Хозяин! — бросился ко мне счастливый собакен и начал облизывать мое лицо шершавым языком.

А мне даже сопротивляться ему не было сил, так сильно меня оприходовали полисмены.

— Командир, вы как?

— Хреново, — сказал я чистую правду.

— Выглядите, как говяжья отбивная.

— И я рад тебя видеть.

Меня подхватили под руки, бережно усадили в авто, и мы поехали в усадьбу.

Весь следующий день я не вставал с кровати. Матвей изо всех сил пользовал меня. Замотал в гипс, как мумию. Пичкал лекарствами. Мне казалось, он просто наугад давал мне все, что лежало на полках. Лишь бы показать усердие. Хорошо, что хуже мне не становилось, это точно.

Внешне он сильно изменился. После поездки в город, где он с Карелиной должен был закупить новых лекарств, Матвей приехал в обновках. И теперь мне приходилось смотреть на его тощий зад, обтянутый в узкие лосины, а еще на новомодную прическу с хвостиком на затылке. С каким восхищением он рассказывал мне об этой поездке. Его рот не закрывался просто. И ведь подгадал же удачный момент, гад такой, когда я и слова сказать не мог. Сломанная челюсть была зафиксирована, и оставалось только мычать.

Брат прибыл в тот же день. Вместе с дядюшкой. Требовал выдать имена полисменов, участвовавших в моем избиении. Хотел устроить им «темную». Но что я мог ему сказать? Да и мстить я не собирался. Смотрел на него и через боль улыбался своей фирменной улыбкой, но без переднего зуба. Знал бы он, какой подарок я ему подготовил…

После того, как с «почившим» Романовым мы достигли договоренностей, я дал близким добро на явку в усадьбу. Нонна Владленовна все охала, как курочка-наседка. Бранила меня и запретила участвовать в драках. Конечно же, я ее «послушался». В усадьбе снова аппетитно запахло стряпней.

В конце дня Матвей провел рентген своим глазом, сообщил, что часть костей срослась, а моя тушка восстанавливается быстрыми темпами. Регенерация хронума работала. Часть повязок была снята в тот же день, и когда я вновь мог говорить, высказал чудному хакасу все, что я думаю о его болтовне. Поникший от такой новости, он грубо вколол мне конскую дозу кофеина и ушел спать, оставив включенным телевизор с корейским сериалом для подростков. Пульт унес с собой. Якобы забыл.

Заходила Марьяна и требовала, требовала, требовала: машину, квартиру, шубу, мужа устроить на работу. И так по кругу. Девушку совсем не смущал мой вид. Я отворачивался к стенке, пытался игнорировать ее. Приход Кати был спасением. Марьяна почему-то слушалась только ее.

Залевская стала моим постоянным сидельцем. Она приказала перенести в медицинский отсек мягкий диванчик, журнальный стол и ноутбук. Ее присутствие грело мое сердце, восполняло горечь утраты Саны (а находясь прикованным к кушетке, я только и думал о ней). Мне требовалось срочно отвлечься. А для этого я должен был хотя бы подняться на ноги.

Порой Залевская не выдерживала тяжести моего взгляда, отрывалась от экрана монитора, подсаживалась ко мне. Запускала руку в волосы и нежно массировала мою дурную голову. Мне нравились ее прикосновения.

Однажды я позволил себе слабость: щекой прижался к ее руке. Мне вдруг захотелось тепла. Это продолжалось не более пяти ударов сердца, и позже я корил себя за непозволительную слабость. Катя сделала вид, что не придала этому особого значения.

Были опасения насчет арбитров, но те посчитали задание выполненным и передали мне через Молоха синего цвета значок Организации.

На утро у нас с Молохом состоялся обстоятельный разговор. К нему вопросов было больше, чем к кому-либо. Времени мне было не занимать, а этот загадочный тип как раз сидел на диванчике, потягивал ароматный чай и смотрел дурацкий сериал про ученого и его внука, блуждающих по просторам галактики (к слову, тут наши вкусы совпадали, несмотря на разницу лет).

— Молох, что за имя у тебя такое… странное?

Молох — это одно из самых противоречивых существ в славянской мифологии. Ему поочередно приписывали то божественную, то демоническую сущность, способную влиять на естественный ход событий и менять человеческие судьбы. Этот старец возомнил о себе Бог невесть что, раз назвался его именем.

— Родители дали такое имя, — пожал он плечами, не отрываясь от экрана телевизора.

Ясно, тут правды не добиться.

— Расскажи тогда подробнее об организации. Почему ты на них работаешь?

— А что рассказывать? Платят хорошо. Социальные льготы. Проезд в транспорте бесплатный.

Он так шутит по-дурацки или правду говорит? Точно знаю, что проезд в транспорте ему не нужен. А с его талантами деньги можно зарабатывать и без арбитров.

— А мне будут социальные гарантии? Может быть, гарантия безопасности? — решил ответить ему в его же манере.

Молох оторвался наконец от экрана телевизора и посмотрел на меня лукавым взглядом.

— Работай, хронум. Какие гарантии можно дать пушечному мясу? Поднимись на восьмой- десятый уровень доступа, тогда будешь получать другие задания, менее опасные.

— Сколько всего этих уровней? И на каком сейчас я?

— Двенадцать. Синий — соответствует третьему уровню доступа.

— Доступа к чему?

— К знаниям, к силе, к руководству Организации.

Если за убийство Романова меня подняли на две ступени, то в принципе, не таким уж и долгим будет путь наверх.

— А ты знал, что работаешь на Левиофана, Князя Тьмы?

— Не дури мне голову, Лев, — отмахнулся от меня Молох, — Ну, Левиофан, ну, Князь Ада. И что? Теперь ты работаешь на него.

— И это говорит мне тот, кто знает о существовании Асмодея? Молох, а ты сам видел его вживую?

Старец несколько замешкался с ответом, но все же ответил отрицательно. Контроллеры, как он, находятся вне категорий. Им дозволено многое (что именно, он умолчал), но встречаться с руководителями организации (владельцами радужного значка) не позволено.

Я пытался выпытать у него больше информации, но Молох уходил от прямого ответа. Также он не сказал мне о причинах, побудивших его работать на арбитров. Ничего не сказал про свою семью. После этого вопроса он разозлился и хотел уйти, но я попросил остаться. Мне требовалось выяснить возможности скипетра Индры.

— Расскажи мне про скипетр.

Чуть раньше я попросил Олега принести мне его в медотсек как раз для разговора с Молохом.

Молох был раздражен. Разговор не задался с самого начала. Молча он взял скипетр и вложил мне в покалеченную руку. Я скривился от боли, ведь пальцы были сломаны и только начали гнуться.

— Чувствуешь?

— Чувствую. Боль. Падла ты!

— Никакого уважения к старику, — осудительно покачал он головой. — Что еще чувствуешь?

— Больше ничего.

— Значит еще не готов познать его свойства. Носи его с собой всегда. Держи почаще в руках. Пусть привыкает к новому хозяину.

На этих словах он удалился, и я остался один.

После пришла заспанная, но все же выглядевшая безупречно Катя, принесла завтрак. Из ее рук завтрак казался вкуснее. Покончив с трапезой, я решил обсудить с ней наши финансовые дела. Кое-какая информация поступала от нее и раньше, но, как оказалось, порции были щадящими. Залевская, казалось, только и ждала моего вопроса.

На мою больную голову тут же вылили ушат финансового дерьма, к которому я питал исключительно негативные эмоции. Зато теперь я мог без зазрения совести пялиться на прелести моего казначея.

Точеные ножки она подложила под попу, оголив аппетитное бедро, через непрозрачную блузу прослеживались очертания сосочков. Она периодически останавливалась и недовольно переспрашивала у меня, все ли я услышал. Но, кажется, вся эта напускная суровость была лишь данью приличия. Сама же девушка, как бы невзначай, изгибала спинку, демонстрируя свои прелестные груди.

Препараты, которыми пичкал меня Матвей, не позволяли расслабиться, и в моем паху все время было напряженно.

— …несколько семей покинули Суходольское, поставили недвижимость на продажу. Цены, Лев, просто смешные. Я считаю их покупку отличной инвестицией.

А вот это уже интересно.

— Если продаются дешево, значит есть проблемы с недвижимостью. Узнай подробнее в чем причина.

Суходольское — небольшой поселок на берегу одноименного озера. Расположен в живописном месте, примерно в ста километрах от столицы.

Я часто подумывал о смене места жительства. Особенно сейчас, когда над головой повисла угроза, а спина спазмирует от напряжения. Не нравилось мне жить под Питером. Усадьба была расположена в коттеджном поселке, как в чаше. Захоти на нас напасть, противнику не потребуется даже входить в поселок, он просто откроет огонь на расстоянии с ближайших холмов.

В дверь невовремя постучали. Катя прервала бесконечный доклад, и спешно прикрыла свои прелести полой махрового халата.

— Зябко здесь.

— Угу, — улыбнулся ей в ответ.

Женщины, такие женщины.

— Заходите.

Дверь открыл глава сквада.

— Константиныч, доброе. К нам гость пожаловал. Назвался лекарем. Но мы ведь никого не ждём, верно?

Неужели это человек Пожарского? Впрочем, чему тут удивляться? Игнат Данилыч человек военный, а у военных другие понятия: сказал — сделал.

— Веди его сюда. А ты, Катя, оставь, пожалуйста, меня одного.

Всегда нужно подстраховаться.

— Но… я не закончила! — возразила девушка.

— Позже, Катенька, все позже. Подготовь пока информацию по Суходольскому.

— Хорошо, — она поджала губки и покинула медблок.

Вскоре ко мне зашла целая делегация: неизвестный мужчина среднего возраста, полностью седой, в пенсне и белом халате, гей-Матвей (пробил-таки, падла, правое ухо!), моя тройка телохранителей, а также Олег с Молохом.

Мужчина встал напротив, заложил руки за спину и деловито поинтересовался:

— Ахматов Лев Константинович?

— Он самый. Вы от Пожарского?

На этот вопрос ответа не последовало. Лекарь снял перчатки и легкими касаниями прошелся по всему моему телу. Это вмешательство сопровождалось слабыми покалываниями и жжением кожи. Когда он закончил, я был весь в поту, но в то же время чувствовал сильный заряд бодрости.

— Оплачивать как будете? Желательно наличными.

— Это все?

— Да, кости восстановлены, внутренние органы приведены в порядок.

— Но этого мало! — возразил Матвей, — Господин, загляните пожалуйста в астральную проекцию Льва Константиновича.

Мужчина нахмурился, недовольно посмотрел на моего лекаря, но все же последовал его совету. Долго и упорно он, зажмурив глаза, что-то высматривал в моем теле. Его лицо выдавало глубокую задумчивость. Наконец, он открыл глаза и недоуменно сообщил:

— Вы умираете…

— Ты умираешь⁈ — в один голос воскликнули девушки и брат.

Я как-то упустил этот момент. Думалось, что всем известно о моем недуге.

— Да, я умираю. Брат, распорядись заплатить чудо-лекарю столько, сколько он запросит.

— Увы, я не могу вам помочь, — холодно добавил тот.

— Ну и пошел отсюда нахер, бесполезный кусок… — договаривать я не стал. При других обстоятельствах вряд ли позволил бы себе такое, но настали другие времена.

Непомерная заносчивость седовласого, и то, как он смотрел на нас, будто мы челядь, недостойная его внимания… А в итоге он выдал простенький вердикт, совершенно для меня не новый.

Некоторое время мужчина еще стоял с ошарашенным видом, рассматривал меня, но ему швырнули пачку денег и бесцеремонно вытолкнули наружу.

— Лев, почему ты молчал⁈

Мне надоели пустопорожние разговоры. Настроение было ни к черту. Не обращая внимания на присутствующих, повернулся к ним спиной. Некрасиво? Плевать!

Уже уперевшись лицом в стенку, буркнул Карелиной:

— Я уже говорил тебе, что, возможно, вам придется сменить работодателя.

Долго и упорно от меня добивались ответов. Настойчиво. Почти угрожали (смешно). Я провалился в лимб и перестал о них думать.

«Чего ты ожидал, хронум? Ты ведь не думал, что произойдет чуда, и человек Пожарского сможет найти лечение. Ты вообще не ждал его появления. Так зачем сорвался?», — ловил себя на мысли, что психически нездоров, раз разговариваю сам с собой.

Как же сильно давят эти стены! На душе тоска и полная безнадега! А еще запах бинтов и лекарств, как в госпитале!

Не заметил, как остался совершенно один. Накатила апатия и сильнейшее желание спать. Если я не проснусь, плевать! Надоело это все!

Секунду я промаргивался и не понимал, что происходит. Сон? Нет. Снова флэшбэк. Я, склонившись над картой Европы, пристально всматривался в небольшой клочок суши. Хотел было перевести взгляд дальше, оценить обстановку, но зацепился за неправильное очертание Балканского побережья.

Между Италией и Албанией располагался толстый перешеек, а Адриатическое море — внутреннее. Территория Албании и Сербии окрашены в багровый цвет, часть южной Италии и сам перешеек тоже. Несколько крупных городов Европы имели тот же окрас, но на фоне Адриатической агломерации (странное название этому региону выдал мой мозг), очаги вторжения там были в самом зачатке (еще порция непонятной информации из головы теперешнего меня). Границы Российской империи сдвинуты вглубь Европы. Обозначен широкий фронт от Средиземья до Балтийского моря. Указано расположение наших армий. Идет полномасштабная война.

Где я, мать его⁈ Неужели будущее? Флэшбэки эволюционировали и вместо прошлого направили меня в другом направлении? Почему я так спокоен? Не будет чувства ужасающего осознания?

Отрываю взгляд от карты. В комнате незнакомые мне люди. Выжидательно на меня смотрят. Среди прочих я вижу Карелину. Взгляд отсутствующий. Она ожесточенно гладит Стивена. Такое ощущение, что она пребывает в шоковом состоянии.

— Генерал-фельдмаршал, какие будут приказы?

Это обращаются ко мне. Игнорирую вопрос военного. Какой к черту фельдмаршал⁈ Я — это точно я?

— Карелина, что здесь происходит? — не узнаю своего голоса. Он чужой мне. Какой-то хриплый и мрачный.

Она медленно переводит на меня взгляд. Все еще находится в прострации и не сразу понимает, что я обращаюсь к ней.

— Лев?

— Какой сейчас год и что происходит?

Плевать, что подумают другие. Если мне дана возможность посетить будущее, я должен знать, что нас ждёт.

— Лев? Лев, миленький! — она бросается мне в ноги, обхватывает колени и надрывно плачет. Сотрясаются ее хрупкие плечи. Я спокоен. Не понимаю причины такого поведения. Шок после переноса во времени? Или я изменился? Девушка наконец берет себя в руки и начинает несвязно говорить:

— Двадцать шестой год! Бессарабия! Лев, родненький! Прошу! Умоляю! Спаси Окси! Нет! Не так! Сделай так, чтобы нас здесь не было! Уволь ее! Меня! Чтобы никогда не видеть! Не видеть этого!!

Девчонка сломана. Одни эмоции.

— Возьми себя в руки, Марина. Вас здесь не будет.

— Правда⁈

— Обещаю.

Она снова начинает реветь:

— У тебя не получится! Я никуда от тебя не уйду!

— Тогда возьми себя в руки и сражайся, воин!

— Да, ты прав. Ты прав. Извини, Лев.

Девушка вытирает слезы, встает на носочки, тянется ко мне губами (почему, сука, я так холоден и спокоен⁈). Получив от меня ответный поцелуй, она берет знакомую мне булаву, доставшуюся от Всеволода Римского и, преобразившись в гравера (не меньше пятнадцатого ранга), покидает военный совет. Стивен следует за ней.

Присутствующие находятся в смятении. Я не обращаю на них ровным счетом никакого внимания. Уставившись на карту, я жадно поглощаю информацию о неминуемом будущем.

Открыв глаза в нашем времени, я увидел обеспокоенное лицо Кати, склонившейся надо мной. На фоне лампы над нами, она казалась ангелом, сошедшим с небес.

Не в силах противиться своим чувствам, я потянул ее лицо к себе. Она ответила взаимностью и мы застыли в долгом, чувственном поцелуе. Прочные бинты и куски гипса полетели в стороны. Силы в руках Кати было достаточно, чтобы активно помогать мне освобождаться от ненавистной больничной ткани.

Ее незамысловатый легкий наряд был порван в порыве желания обладать ею. Краем взгляда я зацепил светящийся узор на ее груди. Она использовала свой дар еще во время моего пробуждения, но и сейчас он продолжал активно гореть. Восемь ярких звездочек на нежно-бежевой коже светились алым цветом. Кровь. Она маг крови, как я и предполагал раньше.

Подхватив ее на руки, я потащил Залевскую на диванчик, предусмотрительно ею же здесь поставленный. Нежно, чувственно, но без прелюдий, ибо не было сил держаться, я вошел в нее. Стоны удовольствия заполнили комнату, предназначенную для другого.

Повинуясь звериным инстинктам, я начал ожесточенно вколачивать ее в кожаный диван, ускоряя темп с каждым новым движением. Ее аккуратные груди волнительно колыхались, заставляя меня рычать в иконическом экстазе.

Катя сладко постанывала, прикусив нижнюю губу. Узор на ее груди продолжал ярко светиться. Рисунок завораживал. То ярко вспыхивал, то наливался насыщенным багровым светом. Объяснять это явление я не мог и не хотел. Я был занят ею. А ее податливая щель благодарно принимала мой возбужденный орган.

В последний момент я хотел прекратить акт и спустить на ее животик, но Катя почувствовала мои намерения, резко подалась вперед и крепко прижалась ко мне. Стенки ее влагалища сильно заспазмировали, принимая в себя обильные потоки семени.

Впервые я не жалел о случившемся. Мне двадцать восемь, не сегодня-завтра я умру и стоило подумать о наследнике. Катя подарена мне судьбой и кто, если не она.

Хотя… Стоп! Кто сказал, что я должен умереть?

Я видел себя через три года. Странного себя — безэмоционального и холодного, как сталь, но я был жив.

Мы лежали с Залевской, обнявшись, каждый думал о своем. Я хотел закурить сигарету, но Катя тактично отняла ее и вновь заняла мои губы своими.

К своему удивлению понял, что хочу еще. Мой орган вновь занял боевое положение. Я недоуменно отнял голову от подушки, чтобы посмотреть на неугомонного дружка. Он стал будто бы больше, толще и крепче. Магия, мать его! Самая настоящая магия крови. Без вмешательства Залевской тут не обошлось.

— Ты получил, что хотел, а теперь будь нежен со мной, — проворковала она мне на ухо и слегка прикусила мочку.

Долгие минуты-часы (чувство времени ушло куда-то на другой план) мы занимались с ней любовью. Такой восхитительной и непохожей на то, что было раньше. Я отдыхал. Телом. Душой. Мой некогда затуманенный отравой мозг начал работать в полную силу. Мое сердце стучало неровно, но уже не от отравы, а… прикосновений, поцелуев, влажного дыхания Кати и многочисленных оргазмов, полученных с ней.

Как иронично… Я искал лекарство от недуга, а оно всегда было рядом со мной. Ходило по усадьбе и виляло аппетитной попой. Отныне мне принадлежащей!