Как только Александра, увидев подъезжающий «ситроен» Хэмиша, положила трубку на рычаг, в доме Эбби вновь зазвонил телефон. И Дженни Линден, шмыгая носом, рыдая, пролепетала, что у нее побывали грабители. Вернувшись от аналитика, она хватилась фотографий Неда, а также своего ежедневника и записной книжки.
— А что еще они взяли? — спросила Эбби.
— Ничего, — сообщила Дженни. — Но разве этого мало? В такой момент украсть самое заветное и дорогое.
— Следы взлома есть? — спросила Эбби.
— Никаких следов, — вздохнула Дженни. — Это как раз и странно. Только Мандаринка необычно себя ведет — все мяукает и трется о мои ноги. Я уверена, она пытается мне что-то сказать. Ты знаешь, что Мандаринку принес мне Нед? У меня от него ничего не осталось — только кошка… Ой, не слушай меня, я сейчас глупость сказала. Со мной его дух. Он в моем сердце, в каждой клеточке моего тела. Леа сегодня сказала, что явственно ощущает во мне его присутствие.
— Это хорошо, — сказала Эбби. — Ты точно помнишь, что не перекладывала записную книжку и остальное в другое место? Машинально. Так часто случается. Тем более что ты была в таком состоянии… Возможно, ты сама сняла фотографии со стены. Они точно исчезли? Ты везде искала?
— Когда я уходила, записная книжка и ежедневник лежали на столе, — возразила Дженни. — Я совершенно уверена. Но, естественно, я могу ошибаться…
— Или ты взяла их с собой, — продолжала Эбби. — И положила, допустим, к себе на колени или куда-то там. И когда в Бристоле ты выбиралась из машины, они, допустим, вывалились на мостовую. У меня так однажды было.
— Да, наверное, могло быть и так, — задумалась Дженни. — И ты права, я ведь меняю фотографии. Возможно, я их убрала, а новые не повесила. Мне сейчас так тяжело — я сама себе не отдаю отчета в своих действиях. Воздух в моем милом домике весь ходил ходуном от ярости и злорадства. Я это четко почувствовала. Как по-твоему, может, это Александра меня ограбила? В ней столько ненависти. Почему Нед умер, а она жива? Как несправедлив этот мир.
— Послушай-ка, Дженни, — сказала Эбби, — у тебя самая настоящая паранойя. А причина в том, что тебе совестно, ведь ты сама иногда тайком заглядывала в «Коттедж». Нед принадлежал Александре, не тебе. Смирись. Носить по нему траур — ее дело. Она была его женой.
— Что? Да как ты смеешь! — завопила Дженни Линден. — Леа говорит, что мы с Недом обвенчаны на небесах: мы — древние души, мы шли друг к другу в течение множества жизней и только в этой воссоединились. Леа осознала это, как только увидела Неда. Она говорит, что Александра — это крест, который Нед должен был нести. Моим крестом был Дейв. У каждой из нас есть свой крест. Чем я перед всеми вами провинилась? Ничем! Почему вы все говорите мне гадости? Вы были на моей стороне.
— Дженни, — сказала Эбби. — Да успокойся же наконец. Мне кажется, ты иногда склонна помнить то, что сама себе намечтала, а не то, что было на самом деле. Будь поосторожнее в выражениях, пожалуйста. Не нужно никого еще больше расстраивать, все и так расстроены.
— И так? — завизжала Дженни. — А если я устала нести свое бремя в одиночку, устала быть среди всех вас единственной праведницей? Если мне не отдадут ежедневник и записную книжку, я эту Александру Лудд проучу! Много о себе мнит!