— Я разговаривал с губернатором.
Господи! Палмеру Стоуту совсем не это хотелось услышать от Роберта Клэпли. Тем более в ситуации, когда у кухарки выходной, а он, Стоут, в собственной кухне прикручен электропроводом к стулу, и перед ним стоит белесый незнакомец с тупорылым пистолетом.
Роберт Клэпли расхаживал взад-вперед и выдавал сентенции вроде: «Палмер, ты распоследний сучий потрох. Скажешь, нет?»
И двух часов не прошло, как Стоут позвонил Клэпли с известием о намерении губернатора заблокировать финансирование строительства моста на остров Буревестника. Палмер все валил на Вилли Васкес-Вашингтона. Дескать, это он, хитрожопая чернокожая чурка, свалил из сделки и накрутил губернатору яйца, чтобы тот подписал какую-то хренову поправку к бюджету, гарантирующую представителям национальных меньшинств контракты на строительство в Майами нового бейсбольного стадиона. Работу для гаитянских штукатуров, кубинских монтажников, индейцев-водопроводчиков — чего только не требовал этот Вилли! Понимаете, Боб, расовая политика. Любители задолбали. К нам с вами это не имеет никакого отношения.
Как Стоут и предполагал, Клэпли взвился, вопя о предательстве, подлом обмане и отмщении. Палмер постарался утихомирить юного клиента и сказал, что у него есть план по спасению моста. Правда, будет нелегко, но он абсолютно уверен, что дело выгорит. И объяснил, что Дик Артемус запланировал специальную сессию законодателей для увеличения бюджетных расходов на образование. Деньги тогда польются рекой, хватит и на мост для Клэпли. Ему только нужно построить на острове начальную школу.
— Вы дадите ей свое имя! — ликовал Стоут.
Наступившее на другом конце провода тяжелое молчание должно было насторожить Стоута, но он не придал ему значения.
— Стало быть, школа? — чересчур спокойно спросил Роберт Клэпли.
— Ну да! Неужели не понятно, Боб? Школе нужны автобусы, а они не могут ездить по старому шаткому мосту. Придется строить новый. Никуда они не денутся!
Опять молчание, затем раздалось нечто, похожее на рык, но Стоут все еще не врубился в серьезность происходящего.
— Это абсолютно выполнимо, Боб. Уверен, я все утрясу.
— И за сколько? — Голос Клэпли оставался бесцветным.
— Думаю, пятидесяти тысяч хватит.
— Еще пятьдесят?
— Плюс расходы. Придется поездить, — добавил Стоут. — Ну, и устроить несколько обедов.
— Я перезвоню, Палмер.
Это последнее, что сказал Роберт Клэпли, перед тем как незвано появиться в доме Стоута с чудищем, одетым в плотный шерстяной костюм. Это был кряжистый коротышка с нелепо торчащими волосами, явно крашеными — белыми на концах и жесткими, словно иглы. Казалось, мужику на череп уселся блондинистый дикобраз.
Стоут впустил гостей через парадную дверь. Не поздоровавшись, белесый ежик выхватил короткоствольный пистолет, прикрутил Стоута к стулу и притащил в кухню. Роберт Клэпли расхаживал перед окном, выходящим на Залив; когда он поворачивался на каблуках, в ухе посверкивала бриллиантовая вставка.
Начал он с заявления: «Палмер, ты говноед мирового класса», — а закончил сообщением: «Я разговаривал с губернатором».
Стоут почувствовал жидкий трепет в глубине прямой кишки. Он похолодел при мысли, что его застрелят в упор, а к тому все и шло. Еще с тоской подумал о «глоке» в бардачке джипа и о «кольте» в спальне, таких бесполезных в момент настоящей смертельной опасности.
— Дик мне все рассказал, — вещал Клэпли. — Именно ты предложил заблокировать строительство, потому что некий таинственный маньяк украл у тебя сволочную собаку. Правда это? Конечно, нет. Быть такого не может.
— Он прислал мне ухо, — сказал Стоут.
— Ну-ну? — Загорелая физиономия Клэпли, на которой блуждала насмешливая улыбка, вплотную придвинулась к лицу Стоута. Палмера поразил — нет, ошеломил — запах одеколона Клэпли: воняло протухшим фруктовым салатом.
— Собачье ухо, Боб. Парень его отрезал и прислал.
Клэпли хмыкнул и отодвинулся.
— Знаю, Дик рассказал об этой бандероли. Брехня, Палмер. Изобретательная, но брехня. Ты всего лишь классный говноед, который сочиняет байки, чтобы раскрутить меня на лишние пятьдесят тысяч. Попробуй меня убедить, что я не просек ситуацию.
Тут, ухватив Стоута за волосы, Белесый Дикобраз в одно мгновенье запрокинул ему голову, растянул рот, сунул туда что-то теплое и мягкое и сжал челюсти, словно тисками: большим пальцем уперся в изваянный косметологом подбородок и два пальца засунул в ноздри.
Роберт Клэпли продолжил:
— До того как я всерьез принялся за недвижимость и застройку, у меня было занятие другого плана. Но не экспорт видеомагнитофонов, как ты, возможно, подумал. Мистер Гэш состоял у меня на службе. Наверняка ты догадался, что входило в его должностные обязанности. Если понял, кивни.
В хватке мистера Гэша это было нелегко, но Стоут изловчился кивнуть. Он отчаянно сдерживал рвоту, понимая, что захлебнется собственной блевотиной. Позывы начались, когда мягкая штучка, которую мистер Гэш запихнул ему в рот, вдруг заелозила. Она колко скреблась на языке и мокро тыкалась в щеку. Стоут выпучил кукольно-голубые глаза, потом зажмурился, замычал и яростно задергал головой.
— Ладно, отпусти его, — сказал Клэпли.
Мистер Гэш убрал руку с лица Стоута, и тот, разжав челюсти, вдогонку запеканке из тунца, которую съел за ланчем, выплеснул живого крысенка — в розовых пятнышках, почти безволосого, размером не больше венской сосиски. Крысенок благополучно приземлился на кухонный стол рядом с бутылкой перечного соуса и засеменил прочь.
Когда Стоут перестал давиться и рыгать, Клэпли взял его за шкирку.
— Это былой приемчик, называется «В рот тебе крыску». Всегда срабатывал.
— Чтобы ты понял — мы не шутим. — Это было первое, что произнес мистер Гэш. Он говорил мягко и вкрадчиво, как священник, но от его голоса у Стоута по спине пробежал холодок.
— Кажется, теперь ты хочешь что-то сказать, Палмер, — проговорил Клэпли. — Давай-ка заполним пробелы.
Стоут, который прежде не сталкивался с пытками и близкой смертью, с трудом сглотнул. Поморщившись от вкуса желчи, он обильно отхаркнул на пол и прохрипел, дернув подбородком в сторону огромного холодильника, выбранного Дези для кухни:
— Морозилка... Загляните же в морозилку...
Мистер Гэш открыл дверцу, заглянул внутрь, обернулся к Клэпли и пожал плечами.
— За мороженым! — выдавил Стоут. Не дай бог, Дези переложила или выбросила хреновину!
Мистер Гэш зашарил в морозильнике, что-то переставляя, что-то выбрасывая на пол: пару бифштексов, пакет замороженного горошка, полуфабрикат пиццы, коробку мороженого с ромом и изюмом. Потом негромко хмыкнул и вытащил пакет с собачьим ухом.
— Видите! — крикнул Стоут.
Мистер Гэш вытряхнул ухо на ладонь. Поворачивая к свету, внимательно осмотрел, словно опавший лист или обрывок древнего пергамента.
— Настоящее, — сказал он. — Ну и что из того?
Но Роберт Клэпли все понял. Отрезанное ухо в морозильнике означало, что Стоут, каким бы говнюком ни был, говорит правду. Он дешевка, и способен на многое, но отсечь собаке ухо не может. Вот мистер Гэш сделал бы это за милую душу. Только не Стоут — ни за пятьдесят, ни за пятьсот штук. Ни своей, ни чужой собаке он вреда не причинит.
Клэпли велел развязать взмокшего засранца и дал ему несколько минут, чтобы привел себя в порядок. Когда Стоут с мокрым и опухшим лицом вышел из ванной, мистера Гэша уже не было, а Клэпли кивком предложил сесть.
— Ну, Палмер, — сказал он, — давай с самого начала.
Стоут все рассказал.
Клэпли откинулся на спинку стула и сложил руки на груди.
— Вот именно поэтому я никогда не заведу детей! Никогда! Зачем им этот больной и извращенный мир? Твой случай с ухом — это что-то из ряда вон.
— Ага, — вяло отозвался Стоут. Во рту еще жило ощущение крысиных коготков.
— Украсть и искалечить собаку! — разглагольствовал Клэпли. — Господи, этот мудила совсем с мозгов съехал. Ты не догадываешься, кто это может быть?
— Нет, Боб.
— А где находится?
— Нет.
— А жена?
— Она его видела. Он похитил и ее, но потом отпустил.
Роберт Клэпли нахмурился.
— Интересно, почему он это сделал? В смысле, отпустил.
— Сам не знаю.
У Стоута уже не осталось сил, хотелось, чтобы этот гад убрался из его дома.
— Ты не против, если я поговорю с миссис Стоут?
— Ее нет дома.
— Тогда как-нибудь потом.
— Зачем?
— Чтобы узнать как можно больше об этом рехнутом похитителе. Я должен понимать, с чем придется столкнуться.
— Столкнуться? Когда?
— Когда напущу на него мистера Гэша. Ну же, Палмер, напряги мозги. — Клэпли сухо улыбнулся и побарабанил пальцами по столу. — Он отыщет и прикончит этого свихнувшегося недоноска.
Стоут кивнул: мол, вполне разумно, дело обычное. Он был готов как угодно поблажить Клэпли, только бы тот поскорее убрался и появилась возможность напиться. После пережитого потрясения Стоут еле сдерживался, чтобы сломя голову не выскочить из дому. Господи! Теперь еще эти разговоры про убийство!
— Я в этой жизни понял одно, — вещал Клэпли. — Такие придурки сами не уходят. Обещают, но никогда не делают. Представь: Дик закрывает мой мост, и этот педрила, режущий уши, отдает твою собаку или то, что от нее осталось. И что, по-твоему, произойдет, когда он узнает, что мост все же строится?
— Да, я понимаю, — ответил Стоут.
— Он опять выкинет какую-нибудь дикость.
— Наверное.
— А это не только хлопотно, но и очень дорого.
— И просто ужасно, — поддержал Стоут.
— Поэтому единственно разумный выход — пустить сучонка в расход. Так у нас говаривали.
— Ты сказал об этом губернатору?
— Ага. И он обещал одолжить свой автомат. — Клэпли раздраженно стукнул по столу. — Что с тобой такое, черт побери? Разумеется, я ничего ему не сказал.
Далее Клэпли сообщил, что в душе тоже любит собак. И потому пойдет на аферу с мостом, чтобы выручить лабрадора и выиграть время, пока мистер Гэш выцеливает рехнувшегося похитителя.
— Но я не стану строить на острове никаких начальных школ на свои деньги, доставшиеся потом и кровью. Я это прямо выложил нашему приятелю губернатору Дику, а он сказал, что не о чем беспокоиться. История со школой — сплошная показуха, никому и в голову не придет удостовериться, существует ли она, когда мост будет построен.
— Губернатор прав, — согласился Стоут. — О школе все забудут.
— Стало быть, эту проблемку мы решим. Но меня не это беспокоит, — продолжил Клэпли. — Меня огорчаешь ты, Палмер. После всего, что я для тебя сделал — голубиная охота, бесплатные девочки и так далее...
— Верно, Боб. Я должен был сразу все тебе рассказать.
— Что утаил, само по себе плохо. Но главное — ты пытался меня ободрать... Вот что бесит! Не только свалил вину на Радужного Вилли, но хотел извлечь выгоду из истории с собакой. Знаешь, это уж подлейшая подлость.
— Прости, — с несчастным видом сказал Стоут. Нужно было составить запасной план и предвидеть, что бешеный Клэпли напрямую выйдет на губернатора, а тот проигнорирует инструкции Стоута и ответит на звонок, поскольку Роберт — золотоносная жила избирательной кампании, а сам Дик — подобострастно радушный паразит.
— Я считал все это брехней, пока не увидел ухо. — Клэпли мрачно кивнул на морозилку. — Думал, Палмер сочиняет черт-те что и громоздит вранье ради пятидесяти тысяч долларов. Но оказывается, ты не выдумывал.
— К сожалению, нет.
— Но это еще хуже. Ты выглядишь еще хуже — самый говнистый из всех говноедов. Что, не так?
Сникший Стоут измученно взглянул на Клэпли.
— Чего ты от меня хочешь, Боб?
— Развлечений на пятьдесят тысяч баксов, — тотчас ответил Клэпли. — Начнем со шкуры гепарда на стенку. Помнится, ты говорил, есть местечко, где можно подстрелить зверя. Прямо здесь, во Флориде, и не нужно лететь в африканскую Тмутаракань или куда там еще.
— Есть такое место. Называется «Пустынная Степь».
— Где ты завалил носорога?
— Точно.
— Организуешь охоту на гепарда. Все расходы оплачиваешь ты.
— Без проблем, Боб. — Пара пустяков, подумал Стоут, один звонок Дургесу. — Нужно лишь чуть-чуть времени, чтобы все устроить. Там может не оказаться своей кошки, тогда придется заказать.
— В Африке? Это ж сколько ждать!
— Да нет. Зверей берут в зоопарках, в цирках, у частных владельцев. За пару дней перебросят самолетом. Максимум за три.
— Только чтоб зверь был стоящий!
— Разумеется.
— С отличной шкурой.
— Гарантия.
Стоуту до смерти хотелось оказаться в «Поклоннике», выпить и выкурить сигару. Забить вонь страха и ощущение крысы во рту. Может, в баре будет Эстелла, проститутка-республиканка, и он ей расскажет о пережитом ужасе.
— Гепард — это что-то! Фантастика! — предвкушал Роберт Клэпли.
— Я тебе позвоню и все уточню.
— Класс! А что еще?
Стоут беспомощно дернул головой.
— Что тебе еще нужно?
— Что-нибудь для моих Барби. Этакое особенное.
— У меня как раз есть одна штучка. — Напряжение чуть отпустило.
Стоут достал из шкафа банку, откинул крышку и показал содержимое.
— Догадываюсь, что это, — недовольно протянул Клэпли. — Много я переправил всякого дерьма, но сам никогда наркотой не пользовался. Закон профессии.
— Это не герыч, Боб. Порошок из носорожьего рога.
— Ух ты! — Клэпли мизинцем потрогал мелкие крупинки. — Слыхал я про него.
— Барби одарят тебя любовью. Потом еще одарят, еще и еще, — подмигнул Стоут.
— Честно?
— Волшебная эрекция. Потом расскажешь в подробностях.
Мысленно Стоут похвалил себя, что вспомнил о порошке. Теперь они с Робертом снова почти друзья. Клэпли закрыл банку и взял подмышку, словно футбольный мяч. Воспарив от ощущения свободы, Стоут проводил гостя до дверей.
— А как пользоваться порошком? — спросил Клэпли. — Нюхать, курить или что?
— Посыпь в вино, — сказал Стоут. — Вино пьешь? Вот в него и добавь. — Так советовал китаец из Панама-Сити.
— А сколько сыпать?
Этого Палмер не знал, он забыл спросить мистера Йи о дозировке.
— Обычно кладут столовую ложку, но тебе лучше две — по одной на Барби.
— Уж я постараюсь ни одну не обидеть! — рассмеялся Клэпли.
— Вот это правильно! — хохотнул Стоут.
— Спокойной ночи, Палмер. Извини, если мистер Гэш тебя напугал, но надо было во всем разобраться.
— Кстати, чуть не забыл... — Стоут беспокойно оглянулся. — А как быть с этой чертовой крысой?
— Оставь себе, — дружелюбно ответил Клэпли. — Она твоя.
Вопреки общему мнению Лиза Джун Питерсон не спала со своим боссом. Вообще-то Дик Артемус держал это в уме, когда брал ее на работу. Тройное имя, длинные соломенные волосы, безупречные официальные рекомендации — она олицетворяла все, чего может хотеть новый губернатор от младшего сотрудника администрации. Но похотливые планы в отношении Лизы Джун рухнули из-за ее неожиданно блестящих способностей, благодаря которым она оказалась слишком ценным кадром, чтобы превращать ее в любовницу. Дик Артемус звезд с неба не хватал, но таланты ценил, особенно такие, что подавали его в выгодном свете. Дотошная, сообразительная и с хорошей интуицией, Лиза Джун быстро продвинулась на влиятельную должность ответственного секретаря — стража губернаторской администрации. Никто не получал аудиенции у Дика Артемуса без проверки Лизой Джун Питерсон. Ни один телефонный звонок не мог пройти к губернатору, миновав уши Лизы Джун. В немалой степени это была ее заслуга, что в администрации Дика Артемуса все шло гладко.
Наверное, губернатор огорчился бы, узнав, что усилия Лизы Джун Питерсон, сберегающие его благополучие, не имеют ничего общего с преданностью. Усердие и ответственность были ее природой. На службу ее привлекла не высокая честь работать у губернатора, а, скорее, глубоко расчетливый интерес. Ей хотелось узнать, как в действительности ведется управление, кто обладает подлинной властью и как ее получает. Дик Артемус мотался в Джексонвилл на слет торговцев «тойотами», а Лиза Джун смотрела в будущее, в тот день, когда сама станет серьезным игроком, найдет хорошее применение всем усвоенным трюкам и использует контакты, которые наладила, пока нянчилась с губернатором Диком...
— Кем ты видишь себя в дальнейшем, милочка? — спрашивал он порой.
— Я бы хотела стать лоббистом, — отвечала Лиза Джун.
Дик Артемус кривился, будто наступил в собачье дерьмо, — дескать, уж отвратительней профессии на свете не найти. Лизу Джун Питерсон всегда подмывало отпустить шпильку по поводу высоких нравственных стандартов любого торговца автомобилями...
Но она держала язык за зубами и принимала звонки. Новый губернатор изображал презрение к лоббистам, но многие из их числа были его приятелями. В большинстве своем, как сразу поняла Лиза Джун, народец гнилой. Взять хотя бы Негги Киля — тщедушного представителя Национальной стрелковой ассоциации в Таллахасси. Или того же Карла Бэндсо — проныру, отстаивающего интересы производителей сахарного тростника и владельцев фосфатных шахт. Но главная свинья среди них — Палмер Стоут с его лоснящейся мордой. За хорошие деньги он не отказывался от самых грязных дел, работал на кого угодно. Неимоверный себялюбец, он открыто гордился своим занятием. Улаживание сделок считал престижной работой.
Другие лоббисты не пытались заманить Лизу Джун Питерсон в постель, поскольку считали, что она спит с губернатором. Дик Артемус не опровергал этот слух. Лиза Джун тоже, потому что это облегчало жизнь и избавляло от необходимости отгонять полчища развесивших губу притязателей. И лишь Палмер Стоут не придавал значения молве. Он даже неоднократно намекал, что раньше они с губернатором «делили» женщин, и словно бы приглашал вступить в закрытый клуб. Лиза Джун вежливо, но твердо отказывалась. Сам Дик Артемус за два года лишь раз спьяну полез к ней, когда она как-то вечером сидела за своим столом. Он подошел сзади и схватил ее за груди. Лиза Джун не стала вырываться и вопить, а просто положила телефонную трубку и сказала:
— У вас есть шестьдесят секунд, губернатор.
— На что? — спросил Дик Артемус, дыша перегаром.
— Чтобы за них подержаться. Постарайтесь получить максимальное удовольствие, поскольку ничего другого не достанется. Никаких «отсосать», «подрочить», «перепихнуться» — ничего. Это ваша звездная минута, губернатор. Валяйте, наслаждайтесь.
Дик Артемус отдернул руки, словно от осиного гнезда, и нетвердо удалился в служебный туалет, где отсиживался, пока Лиза Джун не ушла домой. К радости губернатора, она никогда не вспоминала об этом инциденте, а также не вмешивалась в его многочисленные интрижки с другими сотрудницами, оставляя их без комментариев. Дик Артемус ошибался, когда принимал молчание Лизы Джун за осмотрительность, — ее просто не интересовали его похождения. Дурацкие выходки губернатора ее не удивляли и не смущали, как и поведение законодателей, членов кабинета или (ну да) лоббистов. Все они ловчили, но это не обескураживало Лизу Джун, а внушало надежду. Ничего не стоило обвести вокруг пальца этих распутных, безмозглых клоунов; придет время, и она это сделает.
А пока Лиза Джун наблюдала, слушала, училась. Каждое утро она приходила на службу ровно в восемь — всегда собранная, приветливая и готовая к работе. Так было и в тот день, когда (редкий случай) Дик Артемус пришел в контору раньше нее. Лиза Джун принесла ему кофе, а он попросил закрыть дверь и сесть.
— У меня возникла небольшая проблема, Лиза Джун. — Губернатор всегда называл ее полным именем.
— Слушаю, сэр.
— Мне нужно разыскать одного пропавшего человека.
— Я сейчас же позвоню в ФОП. [21]
— Не, лучше по-другому, — помотал головой губернатор. — Если я его назову, сможете собрать о нем информацию?
— Разумеется.
— Потратьте столько времени, сколько нужно, хоть весь день. Это очень важно, Лиза Джун.
Губернатор назвал имя человека и сказал, что этот человек сделал.
— Я никогда о нем не слышала, — удивилась Лиза.
— Это произошло еще до вас, милочка.
— Да, но...
— Давняя история. Вы когда родились?
— В семьдесят пятом.
— Господи! — улыбнулся Дик Артемус. — Вы под стол пешком ходили, когда это произошло.
Утро Лиза Джун провела в архиве штата, обеденный перерыв потратила на телефонные разговоры, а вторую половину дня проторчала в редакционном хранилище «Демократа Таллахасси». Вечером она вошла в кабинет губернатора с двумя коробками папок и газетных вырезок.
— Вся информация очень старая, — доложила она. — Очень. Он мог уже и умереть.
— Сильно сомневаюсь, — ответил губернатор. — А кто-нибудь может это знать? И где этот человек находится?
Лиза Джун передала губернатору бумагу — копию рапорта дорожного полицейского своему командиру с обычным прошением о переводе по службе. Красным Лиза Джун обвела подпись внизу рапорта.
— Возможно, он знает, — сказала она. — И он все еще служит.
— Хорошо. Что-нибудь еще?
— Да. — Лиза Джун протянула копию другого документа. Там стояла подпись самого человека.
Дик Артемус прочел бумагу.
— Отлично, — сказал он. — Превосходно. Спасибо, Лиза Джун.
— Не за что.
Лиза отправилась домой, приняла душ, легла в постель без ужина и всю ночь не сомкнула глаз. Она все думала о пропавшем человеке, и почему через столько лет Дик Артемус захотел его разыскать.
Торговец автомобилями заделался губернатором.
Подобные высказывания бесили Дика Артемуса; в них высокомерно подразумевалось, что все торговцы машинами жуликоваты, лживы и недостойны занимать высокие общественные посты. Поначалу он огрызался и с гордостью говорил, что его агентства торговали исключительно «тойотами» — самыми популярными и надежными автомобилями в мире. Качественные машины! Высоко ценятся во всех солидных каталогах потребительских товаров!
Но потом медиа-консультанты подсказали, что подобные заявления отдают мелочной саморекламой. Те, кто обожает свой новый «камри», не обязаны любить парня, его продавшего. Для его будущей политической карьеры лучше, если избиратели вообще забудут (коли позволят демократы), что он когда-то торговал машинами. Выбирайте магистральное направление, говорили советники. Ведите себя по-губернаторски.
Это было нелегко, но Дик Артемус послушно приказывал себе не отвечать на шутки и подначки о его прежней жизни. Он был горд и убежден в том, что не занял бы губернаторский особняк, если б не сбывал в поте лица партии машин. Вот где выявляются умения твоих людей, говаривал он своим сотрудникам. Вот где проявляются искренность, подхалимство и великодушие. Вот где учишься улыбаться до оскомины, до боли в щеках.
Дик Артемус любил говорить, что баллотирование в губернаторы — чепуха по сравнению с тем, как сбыть за год 107 легких пикапов (что он собственноручно провернул в 1988 году). Новый губернатор выиграл выборы и потом частенько ловил себя на том, что в общении с тучными лоббистами, законодателями и избирателями использует проверенную методику продаж. Ведь в политике главное убедить. А разве не этим Дик Артемус занимался всю сознательную жизнь — убеждал сомневающихся и недоверчивых людей раскошелиться?
Он понимал, что не вполне готов к новой работе, но был уверен в своей способности продать кому угодно что угодно. (В интервью он настаивал, чтобы его называли «простой человек от простого народа», что вызывало беззвучный вздох сотрудников.) Непоколебимая вера губернатора в свое обаяние стала причиной многочисленных личных встреч в особняке. Один на один — вот как я веду дела, говаривал Дик Артемус. И даже самые циничные помощники признавали, что встречи с глазу на глаз ему удаются как никому — уговорит рыбу купить зонтик, а собаку — плетку.
Вот такую беседу Дик Артемус и проводил. Он распустил галстук, закатал рукава и развалился в кожаном кресле в своем кабинете с высокими стеллажами из дерева ценных пород, где стояли ни разу не открытые книги. Дик Артемус разговаривал один на один с чернокожим, одетым в жесткую серую форму дорожного полицейского. На рукаве патрульного красовался шеврон с изображением спелого апельсина — предполагалось, что приятное яркое пятно отвлечет туриста, когда ему выписывают штраф в 180 долларов за превышение скорости.
Чернокожий полицейский, сидевший в кабинете губернатора, был широкоплеч, с красивым волевым лицом. Лет пятидесяти, в коротко стриженных волосах серебрилась седина.
— Ну как, многое переменилось, с тех пор как вы здесь работали? — спросил Дик Артемус, имея в виду губернаторский особняк.
— Не особенно, — вежливо улыбнулся полицейский.
— Вы теперь лейтенант?
— Да, сэр.
— Это впечатляет. — Было понятно, что подразумевает губернатор: в дорожной полиции неохотно продвигали по службе представителей национальных меньшинств. — Как жена?
— Прекрасно, сэр.
— Она ведь тоже служила в полиции?
— Так точно, сэр.
— Но не вернулась?
— Нет, сэр.
Дик Артемус одобрительно покивал.
— Достаточно одного копа в семье. На дорогах чертовски опасно.
Будто лейтенант сам этого не знал.
— Вот зачем я попросил вас заглянуть на приватную беседу, — сказал губернатор так, словно полицейский мог и отказаться. — У меня возникла проблема, с ней нужно управиться быстро и без шума. Деликатная ситуация, где замешан весьма неуравновешенный индивид, псих, если говорить без обиняков, который где-то разгуливает на свободе. — Дик Артемус вяло махнул в окно.
Лицо полицейского нисколько не изменилось, но губернатор тотчас уловил во взгляде легкое беспокойство и напряженность. Он много раз замечал такой взгляд у клиентов «Тойота-Лэнд, США».
— Все, что я расскажу, — губернатор подался вперед, — должно остаться строго между нами.
— Разумеется, — ответил полицейский. Его звали Джим Тайл.
И Дик Артемус поведал всю историю, или почти всю, как некий молодой человек похитил собаку Палмера Стоута и прислал по почте ее отрезанное ухо, чтобы остановить строительство моста на Жабий остров.
— Или «остров Буревестника», как его называет рвач-застройщик, — добавил губернатор. — Но я пригласил вас не для того, чтобы говорить о спасении собаки придурка-лоббиста, об этом позаботятся. Речь о молодом человеке, который способен — скажу, хоть я не психиатр, — причинить вред или даже кого-нибудь убить, если мы быстро его не разыщем.
— И что потом?
— Окажем ему помощь, разумеется. Профессиональную помощь, лейтенант Тайл. Ему это нужно.
— Вам известно его имя?
— Нет.
— Как он выглядит?
— Это можно выяснить. Его видели в баре «Поклонник» в Лодердейле.
— Где он сейчас? Имеете представление?
— Ни малейшего, друг мой. — Губернатора позабавили лобовые вопросы полицейского, которому он загадал шараду.
— Тогда вряд ли я что смогу сделать, — сказал Джим Тайл.
— Не совсем так, — улыбнулся губернатор. Но не той улыбкой, что предназначалась для продажи автомобилей, и не той, что использовалась в избирательной кампании. Эта была из разряда «ладно, хорош пороть ерунду». — Послушайте, Джим, вы прекрасно понимаете, что мне от вас нужно.
Полицейский тотчас отвел взгляд. Дик Артемус заметил, как у Таила напряглись жилы на шее.
— Так расскажите, как поживает наш бывший губернатор? Только не спрашивайте — какой. Вы знаете. Тот самый, выживший из ума. Клинтон Тайри.
— Не знаю, сэр. Я с ним не общался с год, а то и больше.
— Но вы ведь знаете, где его найти?
— Нет, сэр, — ответил Джим Тайл. Это не назовешь ложью: он знал, как разыскать экс-губернатора, но не знал где.
Дик Артемус встал, потянулся и прошел к окну.
— Здешние старожилы его все еще вспоминают. Ведь он года два до исчезновения даже не появлялся в администрации. А о нем все говорят: где он? что поделывает? его еще не поймали? думаете, он жив? Черт, такие недоумки всегда интересуют публику. Как сейчас называет себя старина Клинт?
— Не знаю, — бесстрастно произнес полицейский. — Я его называю губернатором.
Реплика прозвучала так невозмутимо, что Дик Артемус резко обернулся. Во взгляде Джима Таила он прочел не просто недоверие и неприязнь, но равнодушное и оскорбительное безразличие.
— Послушайте, Джим, ведь вы были здесь, когда это произошло. Вы были его телохранителем.
— И другом.
— Ну конечно, и другом, разумеется. Когда я говорю «выживший из ума», вы понимаете, что я имею в виду. Но есть безумие и безумие. У того парня, что в политических целях кромсает собак, дурное безумие.
— Уверен, вы его найдете, сэр. — Джим Тайл поднялся со стула. Он был на несколько дюймов выше губернатора, настоящий здоровяк.
По торговой привычке Дик Артемус продолжал давить:
— Кажется, экс-губернатор сейчас называет себя Скунсом? Или Сцинком? [22] Видите, лейтенант, я тоже подсуетился. Мне, как и всем, любопытны эти разговоры и слухи. Представляете, он никогда не позировал. Во всем особняке ни фотографии, ни таблички с именем — ничего, что говорило бы о его присутствии здесь. Черт, ну еще бы меня не заело.
— Простите, сэр, мне пора. Через двадцать минуту меня занятие с водителями, задержанными в нетрезвом виде.
— Это займет пять минут. — Дик Артемус ненароком загородил выход. — Затея с мостом на Жабий остров стоит двадцать восемь миллионов долларов. А люди, которые хотят получить контракт на строительство, дали уйму денег на мою избирательную кампанию. Хочешь не хочешь, чертов мост будет построен, можете голову прозакладывать. Но из-за этого сумасшедшего парня может подняться шумиха, а мне это ни к чему. И моим верным друзьям с будущего курорта на острове Буревестника это тоже нежелательно... Дальше — хуже. У меня четкое ощущение, что своими выходками парень себя подвергает серьезной опасности. Информация не для чужих ушей, лейтенант. Скажу одно: кое-кто из заинтересованных в проекте людей не такие уж душки. Думаете, я горжусь, что они сделали меня губернатором? — Дик Артемус фыркнул. — Но это совсем другой вопрос. Сейчас я должен быть уверен, что с этим ненормальным похитителем ничего дурного не случится, потому что: а) никого нельзя убивать из-за такой глупости, и б) поднимется ужасный шум. Газеты устроят настоящий кошмар, согласны?
— Вы действительно думаете, что его могут убить? — спросил полицейский.
— Как пить дать. Даже если он чокнутый вполовину того, что я о нем думаю, он тихо сидеть не будет. Поднимет большую волну, как все эти полоумные экотеррористы. Остров Буревестника попадет на первые страницы, и очень скоро какой-нибудь проныра-репортеришка отыщет грязный след, и след приведет его к вашему покорному слуге. Который, кстати, рассчитывает на переизбрание через пару лет.
— Я понимаю вашу проблему, сэр, — сказал Джим Тайл.
— Прекрасно.
— Но Клинтон этого не сделает. Даже если я его разыщу, голову даю на отсечение — он не станет помогать.
— Полагаю, вы ошибаетесь. — Дик Артемус достал из шкафа кленового дерева коричневый конверт, запечатанный клейкой лентой с обоих концов. — Пожалуйста, передайте это бывшему губернатору. Это все, о чем я прошу, Джим. Удостоверьтесь, что он получил конверт, и вы свободны от всей этой кутерьмы. Пусть он решит, как решит. Там все изложено черным по белому. — Губернатор передал конверт полицейскому. — Это не просьба, лейтенант.
— Да, сэр, понимаю. Сделаю, что смогу.
Джима Тайла явно не восторгало это поручение, и губернатор отказался от заготовленного плана с соблазнительным предложением работы. Полицейский получил бы возможность убраться с шоссе и дать отдых старым натруженным костям, вылезти из жаркой синтетической формы и облачиться в хороший костюм, вернуться в губернаторский особняк и служить в охране.
Дик Артемус не стал тратить время, чтобы заблеснить Джима Тайла. Равнодушного клиента он распознавал с первого взгляда. Лейтенант выполнит поручение, но только по долгу службы. Не больше. Он не хотел связывать свое будущее с судьбой губернатора. Лично.
— Знаете, я столько наслышан о вашем легендарном друге, что хотелось бы как-нибудь встретиться лично. Разумеется, при других обстоятельствах.
— Непременно передам.
Полицейский ушел, а губернатор налил себе превосходного бурбона и откинулся в кресле, вспоминая беззаботные времена, когда самой большой трудностью было всучить вишневую автокраску беспомощным вдовицам в двухдверных «короллах».