Хворый пёс

18

Вернувшись к своему вагончику, Криммлер с тревогой увидел, что в окнах горит свет.

Он подошел к двери и услышал всплеск возбужденных голосов:

Она меня зарежет! Эта бешеная... ох!.. сука... ай!.. зарежет меня!

Успокойтесь. Пожалуйста, постарайтесь успокоиться.

Успокоиться?! У меня в заднице... ой!.. вилка для фондю торчит! НА ПОМОЩЬ!

Сэр, наряд уже в пути.

Нет, Дебби, сюда не надо! Ты обещала... НЕ СЮДА! Уйййййй!.. Господи, смотри, что ты наделала! Будь ты проклята, сука чокнутая!!!

Криммлер собрался дать деру, но дверь вагончика распахнулась. В мгновенье ока его сграбастали, втащили внутрь и швырнули, словно куль с удобрениями, на вонявший кислятиной ковер. Криммлер ожидал узреть хаос и обезумевшую гарпию с окровавленной вилкой, занесенной над умирающим любовником...

Но в вагончике находился лишь мощного сложения человек с необычными волосами — белесыми и стоявшими торчком. На нем были шерстяной костюм и коричневые кожаные ботинки на «молнии», какие могли носить в 1964 году музыканты группы «Джерри и Пэйсмейкерс». [30]

Следов дикой резни в вагончике не было. Крики и вопли жертвы обезумевшей Дебби доносились из стереодинамиков. Иглоголовый незнакомец выключил звук, расположился в кресле и развернулся к Криммлеру.

— Я работаю на мистера Клэпли, — сказал он.

Голос звучал обманчиво мягко.

— Я тоже работаю на мистера Клэпли. — Криммлер хотел подняться с пола, но ежистый незнакомец вынул пистолет и жестом приказал не шевелиться.

— Утром вы разговаривали с парнем. Босой парень с собакой, — сказал человек. — У моста, помните?

— Конечно.

— Я за вами наблюдал. Кто он такой?

— Просто турист, — пожал плечами Криммлер. — Спрашивал о новых полях для гольфа. Я направил его в киоск с проспектами.

— Что еще?

— Это все. Почему вы ко мне врываетесь? Я могу встать?

— Нет, — ответил человек в шерстяном костюме. — Он спрашивал про мост? — Криммлер кивнул. — И что?

— Я сказал, что это дело решенное.

— Почему вы так сказали?

— Потому что он вел себя как человек с деньгами. Ведь мистер Клэпли еще продает участки, или нет?

Незнакомец вынул кассету из стереомагнитофона Криммлера и положил во внутренний карман пиджака, все время держа пистолет на виду. Интересно, с какой стати Роберту понадобился такой головорез? Может, он врет, что работает на Клэпли? Хотя сейчас это не имело значения, поскольку Криммлер относился к огнестрельному оружию с неизменным уважением.

— Я этого парня раньше не видел, — сказал инженер. — Он не назвался, да мне и в голову не пришло спрашивать.

— Он приехал с женщиной?

— Представления не имею.

— Вчера я видел, как пара в фургоне «бьюик» проезжала по мосту на остров. В машине была собака.

— Вполне возможно. — Криммлер нервничал. — Послушайте, я рассказал вам все, что знаю.

— Похоже, он баламут. Вам так не показалось? — Человек достал пиво из холодильника. — Он не разозлился, когда вы сказали про новый мост?

— Я не заметил. Какое ему дело до моста?

Человек с пистолетом помолчал, потом произнес:

— В вашей уютной консервной банке чертовски классная звуковая система.

— Да, спасибо.

— На записях прямо слышно, как люди задыхаются. Слышишь: сопят, хватают ртом воздух, обделались со страху. У первоклассной системы поразительные возможности.

— Новейшие колонки, — сказал Криммлер. — Немецкие.

Человек открыл банку и глотнул пива.

— Значит, так. Этот баламут с собакой — где он мог остановиться?

— Если не в палатке, то, наверное, в пансионе миссис Стинсон.

— Где это?

Криммлер объяснил. Человек убрал пистолет в кобуру и разрешил инженеру подняться с пола.

— Могу я узнать ваше имя? — спросил Криммлер.

— Гэш.

— Вы действительно работаете у мистера Клэпли?

— Да. Спросите у него сами. — Иглоголовый направился к выходу.

— А пленка, что вы слушали, она настоящая? Это вы там звали на помощь?

Человек рассмеялся. У него был неприятный булькающий смех, от которого по коже ползли мурашки. Криммлер пожалел, что спросил.

— Вот это да! — смеялся мистер Гэш. — Ну, уморил!

— Послушайте, я не хотел...

— Ладно, все нормально. Я смеюсь, потому что мужик с пленки мертв. Дохлее не бывает. На пленке его предсмертные слова: «Будь ты проклята, сука чокнутая!!!» и последний вздох.

Мистер Гэш усмехнулся и вышел в ночь.

В половине десятого вечера Лиза Джун Питерсон сидела одна в своем кабинете, примыкавшем к губернаторскому. Когда зазвонил телефон, Лиза решила, что это Дуглас, адвокат по завещаниям, с которым она встречалась. Каждый раз Дуглас первым делом спрашивал: «Как ты одета, Лиза Джун?»

Пребывая в игривом настроении, Лиза Джун подняла трубку и сказала:

— Я без трусиков.

Мужской голос, ниже и старше, чем у Дугласа, ответил:

— Я тоже, дорогуша.

Ответственный секретарь губернатора задохнулась.

— Ах, прекрасная юность, — продолжил голос.

Запинаясь, Лиза Джун Питерсон пробормотала извинение:

— Мне так... Я приняла вас за другого...

— Иногда и я себя не узнаю.

— Чем могу быть полезна?

— Устройте мне встречу с губернатором.

— Боюсь, его нет в городе. — Лиза Джун пыталась прийти в себя, говорить сдержанно и профессионально.

— Что ж, постараюсь поймать его в другой раз.

Что-то в голосе человека обеспокоило Лизу — даже не угроза, а непоколебимая уверенная целеустремленность.

— Может быть, я смогу помочь? — спросила она.

— Очень сомневаюсь.

— Я могу попробовать с ним связаться. Губернатор Артемус вас знает?

— По всей видимости.

— Могу я узнать ваше имя?

— Тайри. Назвать по буквам?

Лиза Джун едва не упала со стула.

— Вы шутите?

— Никоим образом.

— Вы — губернатор Тайри? Без балды?

— С каких это пор юные леди употребляют в официальной беседе подобные выражения? Я потрясен до глубины души.

Лиза Джун Питерсон уже вскочила, схватила сумочку и ключи от машины.

— Где вы находитесь? — спросила она.

— В телефонной будке на Монро.

— Встретимся у Законодательного собрания. Через десять минут.

— Зачем?

— У меня фургон «таурус». Я в голубом платье и в очках.

— И без трусиков, не забудьте.

Жизненный опыт Лизы Джун Питерсон не подготовил ее к виду Клинтона Тайри. Прежде всего поражали его габариты — он казался громадным, как рефрижератор. Затем гардероб — он был одет как уборщик: башмаки, самодельный килт и купальная шапочка. Когда он сел в машину, в уличном свете мелькнул белым бритый череп и рубиновым — искусственный глаз. И лишь когда они уже сидели на перевернутых шлакоблоках перед костерком, Лиза Джун Питерсон хорошенько рассмотрела на его щеках пышные косы, украшенные блеклыми клювами.

— Канюки, — пояснил бывший губернатор. — Неудачный выдался день.

Его темное, цвета седельной кожи лицо испещряли морщины, но озаряла та же обезоруживающая улыбка, которую Лиза Джун запомнила на ранних газетных фотографиях, когда жизнь еще не пошла наперекосяк. Инаугурационная улыбка.

— Это в самом деле вы, — сказала Лиза.

— Лишь остов, дорогуша.

Они сидели в леске за городом неподалеку от аэропорта. Экс-губернатор свежевал лисицу, которую подобрал мертвой на Апалачи-парквэй. Он сказал, что ее сбил мотоцикл, — дескать, определил это по вмятине на голове.

— Как мне к вам обращаться? — спросила Лиза Джун Питерсон.

— Надо подумать. Есть хотите?

— Хотела.

Она отвернулась, пока Тайри с небольшим ножом трудился над лисьей ляжкой.

— Я впервые вернулся в Таллахасси, — сказал он.

— А где вы сейчас живете?

— Знаете, что самое вкусное? Правильно сготовленный опоссум.

— Буду иметь в виду.

— Что вы делаете у мистера Ричарда Артемуса?

Лиза Джун рассказала.

— У меня тоже был «ответственный секретарь», — вздохнул Клинтон Тайри. — Она старалась, искренне старалась, но я оказался невыносимым типом.

— Я все знаю.

— Откуда? Вы тогда были ребенком.

Лиза Джун рассказала об изысканиях по заданию губернатора Артемуса, но умолчала о плане, который засел у нее в голове и не давал спать по ночам, — написать книгу о Клинтоне Тайри, исчезнувшем губернаторе Флориды.

— Босс не сказал вам, что ему нужно в моих документах? — Тайри ухмыльнулся. — Да нет, вряд ли.

— Скажите вы.

— Бедная вы, бедная.

— Почему?

— Ваш губернатор Дики, милочка, дал мне поручение, и весьма неприятное. Если я ему не поблажу, он вышвырнет моего несчастного беспомощного брата на улицу, где тот наверняка погибнет. Поэтому я здесь.

Лизу Джун пронзило чувство вины.

— Дойла?

Клинтон Тайри приподнял косматую бровь.

— Да, моего брата Дойла. Наверное, и он встречался вам в изысканиях.

— Простите меня, пожалуйста, — сказала Лиза Джун, но подумала: Дик Артемус не способен на столь хладнокровный шантаж.

Экс-губернатор насадил куски мяса на обструганную дубовую ветку и поворачивал их над огнем.

— Потому я и хочу повидаться с вашим боссом, чтобы уведомить его об ужасных последствиях двойной игры. Он должен сознавать, насколько серьезно я отношусь к условиям этой сделки.

— Может, вы что-то не так поняли?

Во взгляде Клинтона Тайри сквозила безграничная усталость. Он порылся в запыленном рюкзаке и достал мятый запятнанный конверт. Лиза Джун прочла отпечатанное на машинке письмо, которое доставил Тайри его лучший друг лейтенант Джим Тайл. Подписи не было, но и без нее Лиза Джун узнала напыщенные обороты, глупые орфографические ошибки и тяжеловесные фразы. Автором угрозы мог быть только досточтимый губернатор Флориды Ричард Артемус.

— Господи! — Потрясенная Лиза свернула письмо. — Просто не верится!

Клинтон Тайри схватил ее за плечи и притянул к себе.

— А мне вот не верится, — прорычал он, — что этот сволочной недоумок, у которого в башке дерьмо вместо мозгов, связался со мной! — Искусственный глаз уставился в небо, но здоровый смотрел прямо, и в нем полыхала ярость. — Если с моим братом что-то случится, кое-кто умрет медленной мучительной смертью, продырявленный, как дуршлаг. Вы меня поняли?

Лиза Джун кивнула, и Тайри ее отпустил.

— Попробуйте лисью ногу, — предложил он.

— Нет, спасибо.

— Рекомендую отведать.

— Ну разве что кусочек.

— Многие называют меня Сцинком. А вы зовите капитаном.

— Хорошо.

— У вас сегодня есть дела дома?

— Вообще-то нет.

— Вот и славно. — Клинтон Тайри подбросил веток в костер. — Будет время познакомиться.

Перелет из Форт-Лодердейла в Гейнсвилл занял полтора часа, и Палмеру Стоуту хватило времени обдумать, как продуктивно использовать вторую половину рабочего дня. Двухминутным телефонным звонком он заработал сорок штук баксов. Женщина, с которой переговорил Стоут, была председателем Окружной комиссии в Майами-Дейд и любезно согласилась передвинуть в конец повестки вечернего заседания обсуждение вопроса, имевшего для Палмера большое значение. Предлагалось отдать исключительное право на торговлю жареными бананами в Международном аэропорту Майами человеку по имени Лестер «Большой Луи» Буччионе, который с целью обойти квоту национальных меньшинств сейчас представлялся как Лесторино Луис Бандерас, латиноамериканец.

Уклоняясь от малоприятной перспективы тендера, Лестер-Лесторино прибегнул к услугам лоббиста Палмера Стоута, хорошо известного своим влиянием на членов комиссии в Майами-Дейд. Поскольку предприниматель изыскал необходимую лазейку и собрал требуемое большинство голосов, Стоуту оставалось лишь заручиться, чтобы вопрос по жареным бананам переместился в конец повестки и «дебаты» по нему начались не раньше полуночи. Стратегия заключалась в сведении к минимуму вмешательства публики путем минимизации ее присутствия. Малочисленность аудитории означала слабую оппозицию, а также снижалась вероятность, что какой-нибудь ненадежный член комиссии вдруг смалодушничает и провалит все дело.

Золотое правило улаживания политических сделок: чем позже проходит голосование — тем лучше. Обычные заседания настолько отупляли, что от звонка до звонка не выдерживали даже усерднейшие трутни. Как правило, до конца высиживали только те, кому за это платили: юристы, лоббисты, стенографисты и несколько сонных репортеров. И поскольку самые темные сделки приберегались напоследок для обсуждения в полупустом зале, за места в хвосте повестки шла ожесточенная борьба.

Лестер Буччионе воодушевился, узнав, что контракт по жареным бананам будет обсуждаться последним и что за сию услугу председатель комиссии потребовала лишь устроить ее бездельника-кузена кассиром на полставки в один из киосков, торгующих вышеупомянутой снедью. «Лесторино» так обрадовался, что без промедления отправил Палмеру Стоуту чек на 40 000 долларов гонорара, чем прекрасно подкрепил пошатнувшуюся самоуверенность лоббиста. Пятизначная сумма подтверждала, что планета не соскочила с оси и разумный порядок цепочки «ты — мне, я — тебе» не нарушен, несмотря на душераздирающее безумие, расколовшее личный мир Стоута.

Он шупал чек, наслаждаясь его жизнеутверждающим хрустом, когда вдруг позвонила Дези и опять попросила прислать за ней самолет в Гейнсвилл. Прямо сейчас. Слава богу, она наконец-то пришла в себя, подумал Стоут. Он ее заберет, и они на время уедут в укромное местечко, где нет свихнувшихся потрошителей собак, распутных лысых циклопов, белесых садистов-дикобразов и зацикленных на куклах клэпли...

Самолет приземлился в половине третьего. Стоут поискал Дези в терминале, но ее там не было. Зазвонил один из сотовых телефонов (Стоут носил с собой три), и он выхватил его из кармана. Звонил Дургес: с носорогом пока не получается, зато хорошая новость о гепарде для Клэпли. Всё обыскали и нашли одного в гамбургском зоопарке, представляете? Днями кошку доставят в «Пустынную Степь», помоют и посадят в клетку, чтобы обросла жирком перед большой охотой. Так что в любое время! Стоут не помнил Дургеса таким бойким. Он сказал, что известит мистера Клэпли и перезвонит.

Щурясь от солнца, Стоут прошел к автостоянке, хоть сам не понимал, что ищет. Дважды прогудел клаксон. Стоут обернулся и увидел медленно подъезжавший белый фургон «бьюик». За рулем мужчина, Дези не видно. Машина остановилась, распахнулась дверца. Стоут сел в автомобиль. На заднем сиденье лежал Магарыч, передними лапами зажав губчатый оранжево-голубой мячик. При виде Стоута пес радостно замолотил хвостом, но игрушку не выпустил. Палмер перегнулся через спинку сиденья и потрепал Магарыча по голове.

— И это все? — спросил водитель.

— От него воняет.

— Еще бы не воняло, он все утро коров гонял. Ну обнимите же его!

Как же, в костюме за две тысячи долларов, подумал Стоут, а вслух сказал:

— Вы тот парень из «Поклонника». Где, черт побери, моя жена? — Фургон тронулся с места. — Вы меня слышите?

— Потерпите, — ответил водитель.

На вид ему было лет двадцать. В темно-синей рубахе, просторных линялых джинсах и темных очках. Лохматые выгоревшие волосы, загар, как у любителя серфинга, босой.

— Хотели запугать меня тем, что уродуете мою собаку? Какой ублюдок на это решится?

— Упертый.

— А где вы взяли ухо и лапу?

— Не имеет значения.

— Где Дези?

— Фу! Ну и одеколон у вас...

— ГДЕ МОЯ ЖЕНА?

Со скоростью семьдесят пять миль в час автомобиль мчался на север, к Старку. Стоут злобно сжал повлажневшие кулаки; его пухлые руки выглядели не грознее пончиков.

— Куда вы меня везете? Как вас зовут? — У похитителя не было оружия, что придало Стоуту храбрости. — Вы, юноша, понимаете, что вас ждет тюрьма? И чем дольше вы держите мою жену и собаку, тем больший срок намотаете. Приключений ищете на свою задницу?

Водитель вдруг спросил:

— Та блондинка, что иногда сопровождает вас в поездках, такая, с сумочкой от Гуччи... Дези про нее знает?

— Что?! — деланно вознегодовал Стоут, а сам думал: откуда он знает про Роберту?

— Я вас видел в аэропорту Лодердейла, барышня еще языком щекотала вам гланды.

Стоут сник. Ему казалось, он постарел на тысячу лет.

— Ладно, ваша взяла.

— Есть хотите? — спросил парень.

Свернув к «Макдоналдсу», он заказал шоколадные коктейли, картошку и двойные чизбургеры. На шоссе вручил пакет Стоуту:

— Угощайтесь.

Пахло восхитительно. Стоут ожил и принялся уплетать чизбургеры. Магарыч выпустил обслюнявленный мячик и сел клянчить подачку. Парень предупредил, чтобы Стоут ничего не давал.

— Врач не велел, — объяснил он.

— Это вы виноваты, что он заболел, — проговорил Стоут с набитым ртом — на щеках выступили сизые прожилки. — Вы же выковыряли глаза у чучел, а этот дуралей их сожрал.

— Да, я помню, ваши охотничьи трофеи.

— Дези не сказала, во сколько обошлась его операция?

Парень покрутил ручки стереосистемы. Песня оказалась знакомой, Стоут не раз слышал ее по радио.

— Колонки здесь совсем недурны, доложу я вам, — заметил парень.

— Зачем вы украли мою собаку? — Стоут бумажной салфеткой вытер губы. — Поведайте. Наверняка интересно. — Он дожевал чизбургер и скомкал масляную вощеную обертку.

Водитель удивленно приподнял брови, но продолжал смотреть на дорогу.

— Только не говорите, что ничего не поняли.

— Чего ничего?

— Почему я выбрал вас, как все закрутилось. Правда не понимаете?

— Я понимаю одно, — фыркнул Стоут. — Вы просто псих, я выполнил ваше требование и теперь заберу жену и собаку. — Он завозился с ручкой стеклоподъемника.

— О господи! — проговорил парень.

— Что еще? — встревожился Стоут.

— Поверить не могу! — простонал водитель.

— Во что? — бестолково спросил Стоут и небрежно выбросил обертку в окно. — Во что поверить-то? — переспросил он за долю секунды до того, как его голова взорвалась болью, и мир погрузился во тьму.