Хворый пёс

15

Как и договаривались, губернатор Дик Артемус вычеркнул из сметы 27,7 миллиона долларов, выделенных на «реконструкцию шоссе и строительство моста на Жабий (Буревестника) остров». Губернатор также заблокировал выделение средств по следующим статьям: 17,5 миллиона на строительство и развитие «Зала Славы» в Золфо-Спрингсе; 14,2 миллиона на «агрономические исследования» по технологии генетического удаления пупкообразных рубчиков у апельсинов-навелей; 2,6 миллиона на восстановление имитирующего приливную волну аттракциона «Водотрясение», принадлежащего дяде сенатора от штата и разрушенного в результате подозрительного пожара; 375 000 на программу по разведению в неволе находящихся на грани исчезновения розовобрюхих саламандр, которых осталось всего семь особей (все самцы).

Всего по разным статьям Дик Артемус наложил вето на расходование впустую 75 миллионов долларов. Кроме моста на Жабий остров, все предложения исходили от демократов. Среди статей, не заблокированных губернатором, имелось множество легкомысленных прожектов, инициированных его приятелями-республиканцами. Например, выделялось 24,2 миллиона на перепланировку поля для гольфа в Сарасоте якобы для проведения турнира в рамках Ассоциации профессионального гольфа, но на самом деле с целью облагородить ландшафт для председателя законодательного комитета по субсидиям, владевшего тремя участками земли в этом районе; 8,4 миллиона шло на покупку заброшенной плантации помидоров, оцененной от фонаря в 561 000 долларов, будто бы для расширения пояса безопасности вокруг Национального парка в Эверглейдс, но в действительности для того, чтобы подкинуть деньжат отсутствующим собственникам земли, которые великодушно финансировали комитет республиканской партии; 19,1 миллиона отпускалось на то, чтобы замостить и расширить до шести рядов гравийную дорогу к коровьему пастбищу в 312 акров в округе Колльер — вышеозначенное пастбище должно было негласно превратиться в гигантский торговый центр, который втихую собирались построить супруга, свояченица и племянница республиканского спикера законодательного собрания.

Ни один из этих баловней, пропущенных губернатором Диком Артемусом, не возбудил прессу, а вот запреты возымели действие. В газете «Сан-Сентинел» Дези увидела перечень заблокированных статей подзаголовком:

ГУБЕРНАТОР СОКРАЩАЕТ РАСХОДЫ БЮДЖЕТА НА 75 МИЛЛИОНОВ И ОБЪЯВЛЯЕТ ВОЙНУ ПОЛИТИЧЕСКОЙ КОРМУШКЕ.

В машине Дези прочитала статью Твилли.

— Радуйся, — сказала она. — Ты своего добился. Мост канул в Лету.

— Посмотрим, — ответил Твилли. Он вел машину одной рукой, а другую выставил в окно, зачерпывая воздух. Когда Дези спросила, думает ли он еще о своем сне, Твилли кивнул.

— Знаешь, что сказал бы психолог? — спросила Дези. — Он бы сказал, что ты совершил прорыв.

— Вполне возможно. — Твилли не казался ни расстроенным, ни огорченным, просто задумчивым.

— Ты помнишь, что попросил меня остаться?

— Да.

— Почему?

— Я испугался.

— Чего? Что опять приснится?

— Нет, не снов, — улыбнулся Твилли. Он повернул зеркало заднего вида, чтобы посмотреть, как там Макгуин в кузове. — Думаешь, ему там хорошо?

— Наслаждается жизнью, — ответила Дези.

— Пожалуй, лучше ему ехать с нами.

— Твилли, он блаженствует.

— А вдруг дождь пойдет?

— Но он — собака!

— Хворая собака. Ему нельзя быть на улице в непогоду.

Твилли съехал на обочину и перевел Макгуина в кабину, посадив между собой и Дези. Дальше поездка проходила в тесноте, усугубленной собачьим ветроиспусканием.

— Это у него из-за корма для собак, — объяснила Дези. — Самый плохой — со вкусом печенки.

Твилли поморщился. На ближайшем съезде он подрулил к агентству по продаже «бьюиков» и сторговал свой пикап в обмен на фургон «роудмастер» 1992 года выпуска. Вся сделка заняла двадцать одну минуту, а разницу в цене Твилли покрыл наличными из пачки банкнот, которую достал из джинсовой куртки. Дези была заинтригована.

— Самый большой семейный фургон из когда-либо производившихся в Соединенных Штатах, — объявил Твилли, помещая Макгуина в просторный задний отсек машины. — Теперь воняй, сколько душе угодно.

И они поехали дальше.

Дези удержалась от вопроса, откуда у Твилли деньги, потому что это не имело значения. Даже если он ограбил церковь, ей бы не захотелось возвращаться домой. Она понимала его не лучше, чем себя, но рядом с ним почему-то было уютно. Иногда Дези ловила на себе его взгляды украдкой, ни один мужчина на нее так раньше не смотрел: сочетание неприкрытого желания, испытующего интереса и грусти. Наконец она спросила:

— Любопытно, о чем ты думаешь?

— Какая ты красивая.

— Брось.

— Ладно. Как мне хочется с тобой переспать.

— Да нет. Есть еще что-то.

— Ты права. Все забываю, какой я сложный человек. — Твилли глубоко вздохнул и положил сцепленные руки на рулевое колесо. — Я думаю, как сильно я хочу нуждаться в тебе.

— Так лучше, — сказала Дези. — Ответ не такой льстивый, как прежние, но зато оригинальный.

— А вдруг это правда?

— А вдруг и я то же самое чувствую?

Твилли тихо присвистнул.

— Вот именно, — сказала Дези.

— Значит, мы оба соскочили с катушек.

— Да, можно заводить историю болезни.

Несколько миль Твилли вел машину молча, потом сказал:

— Просто уточняю — я действительно тебя хочу.

— Я знаю. — Дези старалась не выглядеть польщенной.

— И как ты на это смотришь?

— Обсудим позже, когда кое-кто уснет. — Дези показала взглядом на задний отсек.

— Собака? — удивился Твилли.

— Собака моего мужа. Как-то не по себе — на глазах у пса изменить его хозяину.

— А он вылизывает у нас на глазах свои причиндалы и не стесняется.

— Дело не в стеснительности, а в чувстве вины. Давай сменим тему. Например, куда это мы едем?

— Не знаю. Я просто еду за той машиной.

— Зачем? — спросила Дези, глядя на четырехдверный синий «лексус» с мичиганским номером. — Можно узнать?

— Ничего не могу с собой поделать, — ответил Твилли. — Миль двадцать назад она выбросила непогашенную сигарету. А вокруг сосновые посадки!

— Ну, идиотка. И что дальше?

— По счастью, окурок упал в лужу. Иначе мог быть пожар.

Дожили, подумала Дези, еду в компании с медвежонком Смоки. [24]

— Значит, она выбросила сигарету, и ты ее преследуешь...

В синем «лексусе» сидел лишь водитель — женщина с копной кудрявых волос пугающе голубого цвета. Она болтала по сотовому телефону.

— И часто ты так — преследуешь незнакомцев? — спросила Дези.

— Ведь лесок сухой.

— Твилли, в мире полно идиотов, и нельзя сходить с ума из-за каждого.

— Хорошо, мамочка.

— Пожалуйста, не приближайся к ней.

— Ты видела? — показал Твилли.

Женщина в «лексусе» выбросила еще один дымящийся окурок. Твилли вцепился в баранку, на шее у него вздулись жилы, но лицо оставалось безмятежным. Именно ледяное спокойствие во взгляде испугало Дези.

— У ее машины огромный бензобак, — сказал Твилли.

— Послушай, так жить невозможно.

Дези вцепилась ногтями в подлокотник. Они были в нескольких дюймах от бампера «лексуса». Стоит идиотке затормозить, и они все покойники.

— Думаешь, ты можешь переделать этих людей? — спросила Дези. — Чему-то их научить?

— Считай, что я оптимист.

— Да ты посмотри на нее, господи боже мой! Она существует совсем в другом мире! В иной вселенной! — Твилли немного отстал от машины. — Кому знать, как не мне? Я замужем за таким человеком.

— И это не сводило тебя с ума?

— Твилли, я готова была рехнуться. Поэтому я здесь с тобой. Но ты меня так напугал, что я чуть не обмочилась. Пожалуйста, отстань от нее и забудь обо всем.

Твилли заерзал. Женщина впереди ни о чем не догадывалась, дымила новой сигаретой и, болтая по телефону, мотала кудлатой головой.

— Прошу тебя. — Дези коснулась руки Твилли.

— Хорошо.

Твилли сбросил газ. Синий «лексус» стал удаляться, и в этот момент из его окна вылетела и плюхнулась в кусты банка из-под «Спрайта». Дези обреченно вздохнула. Твилли придавил акселератор, и фургон рванул вперед. Снова приблизившись к бамперу «лексуса», Твилли стал сигналить.

— Господи! — выдохнула Дези. — Я даже перхоть у нее вижу.

— Надеюсь, она нас все же заметила.

Женщина в машине беспокойно завозилась с зеркалом заднего вида, которое было развернуто для макияжа, а не наблюдения за движением.

— Момент истины, — объявил Твилли.

— Умоляю тебя, — сказала Дези.

Ненормальная в «лексусе» бешено завиляла по всей дороге. Твилли погрустнел.

— Согласись, великолепное было бы зрелище: горящая машина, а эта баба скачет вокруг в отсветах пламени, как кузнечик, и верещит по своему дурацкому телефону...

— Не делай этого, — сказала Дези.

— Неужели ты не понимаешь? Как еще себя вести, после того, что она сделала?

— Понимаю. Я тоже разозлилась. — Дези говорила правду и призналась себе, что описанная Твилли сцена не вызвала большого протеста. Но это же безумие, господи...

«Лексус» затормозил, Твилли тоже. Разбрызгивая гравий, кудрявая дама неуклюже съехала на обочину. У Дези стучало в висках, во рту пересохло. Машина дернулась, когда Твилли ударил по тормозам. Макгуин вскочил, готовясь к прогулке.

Фургон остановился рядом с «лексусом». Женщина съежилась за рулем. На ней были огромные квадратные очки от солнца, скрывавшие ужас в глазах.

Твилли ожег ее взглядом и резко отвернулся. Глубоко вздохнул. Дези затаила дыхание. К ее удивлению, фургон тронулся с места.

— Как-нибудь в другой раз, — тихо сказал Твилли. Дези потянулась к нему и поцеловала.

— Все хорошо.

— Милая, где у нас диск с Томом Петти? [25]

— Вот он.

Дези прижало к сиденью, когда Твилли резко набрал скорость.

Он включил музыку и запел:

— Одной ногой в могиле...

— А другой на педали... — подхватила Дезирата Стоут.

Приятно быть с человеком, который не перевирает слова.

— Это все ты виноват, — сказал Роберт Клэпли.

— Не понял?

— Ты же подсунул мне это дерьмо.

— Во-первых, — возразил Палмер Стоут, — предполагалось, что средством воспользуешься ты, а не девочки. В моем понимании, Боб, порошок из носорожьего рога — мужской стимулятор. Во-вторых, только законченный идиот станет курить порошок, когда его полагается подмешивать в напитки. Как подсластитель, понимаешь?

Они стояли на пороге спальни квартиры Клэпли в Палм-Бич. В комнате, провонявшей чесноком, гашишем и застарелым потом, все было перевернуто вверх дном. Разбитое зеркало скособочилось, матрацы валялись на полу вместе со сбитыми в кучу запятнанными простынями. На стене над спинкой кровати виднелись смазанные жирные отпечатки пальцев, ступней и ягодиц.

— Вот же срань это оливковое масло! — прорычал Роберт Клэпли. — Все изгваздало!

— Что они еще принимали, кроме порошка? — спросил Стоут.

— Гашиш, экстази и бог знает что — в их ванную можно входить только в космическом скафандре, точно тебе говорю. — Клэпли невесело рассмеялся. — На курорте они познакомились с каким-то мудаком, и он прислал им «кваалюд». Ты когда о нем последний раз слышал? Его даже в фармацевтическом музее не найти.

Мужчины приблизились к эркеру, выходившему на веранду, где в джакузи валетом лежали с закрытыми глазами Катя и Тиш. Сейчас девушки совсем не походили на кукол Барби. Скорее на истаскавшихся наркоманок. Опухшие, в пятнах и такие неаппетитные, что Палмер Стоут даже слегка посочувствовал Роберту Клэпли. Но лишь слегка. В конце концов, этот самый хмырь обзывал его говноедом, угрожал и привел к нему в дом психопата Дикобраза. И потому затруднения Клэпли не могли вызвать в Стоуте полноценного сочувствия.

— И как у тебя сейчас с двойняшками обстоит, Боб?

— Да все повисло. — Клэпли нервно затянул пояс купального халата. Стоут заметил у него свежую ссадину на мочке, где раньше красовалась бриллиантовая вставка. — В том-то и закавыка. Последние два дня какой-то карнавал безумия. Главное, на меня порошок никак не действует, только поганит хороший виски. А девчонки сочли, что это классный, улетный наркотик...

— Они и так были укуренные.

— Дело в том, что они считают, будто заторчали от порошка. Они в него верят, Палмер. — Клэпли поднял палец. — Девяносто процентов воздействия наркоты в убеждении, что она несет кайф. А эти бабы, позволь тебе заметить, кореш, не самые утонченные дамы на свете. Они вырвались из тупого, холодного, гнусного мира и оказались в солнечной Южной Флориде, то есть в раю. Здесь все новое и прекрасное. Все должно быть лучше — не только погода, но и мужики, наркотики, вечеринки. Полный набор.

Сквозь затемненные очки Стоут разглядывал обнаженных женщин в ванне — их неправдоподобно округлые силиконовые груди торчали из воды, словно причальные буйки. Яркое солнце безжалостно высвечивало лица — пушистые ресницы, пухлые губы. Мокрые спутанные волосы походили на слипшиеся белые водоросли; темные корни намекали, что пора освежить окраску.

— Они требуют еще, — сказал Клэпли.

— Уже все израсходовали?

Клэпли мрачно кивнул.

— И теперь хотят еще.

— Боб, эту дрянь невероятно трудно достать.

— Могу себе представить.

— Да нет, даже не представляешь, как трудно.

— Понимаешь, на следующей неделе им должны делать подбородки, — сказал Клэпли. — Я выписал лучшего пластического хирурга из Сан-Паулу, прилетает первым классом. Но девки утром первым делом заявили: больше никакого секса, никаких операций и платьев Барби, пока не получим носорожью пыльцу. Так они это называют — носорожья пыльца.

— Восхитительно, — ответил Стоут, поглаживая свой вылепленный косметологом подбородок. — Хочешь совет, Боб? Отправь этих неблагодарных тварей прямиком на родину и наслаждайся жизнью.

Лицо Клэпли страдальчески скривилось.

— Ты не понимаешь. Я ведь все рассчитал, составил для них график.

— Запросто найдешь себе новых Барби — и вперед по стремянке на небеса. Флорида такими кишмя кишит.

— Не такими, не двойняшками.

— Они ведь не настоящие близнецы, господи боже мой...

Клэпли вцепился в руку Стоута.

— Я слишком много в них вложил. И дело не только в деньгах, Палмер. Этот проект важен для меня. Они, — он дернул головой в сторону ванны, — мне важны.

Проект, подумал Стоут. Словно заказные «шевроле».

— По графику мы должны были все закончить к Рождеству, все — от головы до пят. Видишь, как мы уже близки к финалу.

— Они же шлюхи, Боб. Сделают все, что прикажешь.

— Теперь нет. — Клэпли отошел от окна. — Без носорожьей пыльцы не станут.

Стоут прошел за Клэпли в гостиную.

— Я позвоню кое-куда, но не могу ничего обещать.

— Спасибо. — Клэпли плюхнулся в мягкое кресло.

— И за последствия не отвечаю. Они могут обкуриться этой дрянью и загнуться у тебя на глазах. Как это им в голову взбрело?

— Наверное, по телику увидели. Но вдруг решили сосать эту дрянь через стеклянную трубку. Потом сосали меня...

— Довольно. Я уже представил картину.

— Потом объявился их курортный знакомец, и они сосали его, а потом он сосал их... — Клэпли клацнул зубами. — Ты бы видел, Палмер, просто какой-то праздник сосанья...

— Благодарю, но у меня свои забавы.

— Да? — Взгляд Клэпли на мгновение плотоядно вспыхнул.

— Мне нужно поговорить с тобой о похитителе.

— Что еще?

— Он прислал мне собачью лапу в коробке от кубинских сигар.

— Следом за ухом? — хмыкнул Клэпли. — Круто.

— И вот еще что, Боб, — у него моя жена.

— Как? Ты же сказал, он ее отпустил.

— Отпустил. А теперь она снова у него.

— Как же это вышло?

— Откуда мне знать. Главное, она точно у него.

— Вместе с собакой?

— Да.

— Черт! — взвился Клэпли. — Что за сволочной мир! Сволочь на сволочи и сволочью погоняет!

— И потому речь о твоем очаровательном мистере Гэше... Где он, Боб?

— По последним данным, на острове Буревестника. Выслеживает твоего психа.

— Пожалуйста, отзови его, — попросил Стоут.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы он там маячил, пока чокнутый потрошитель собак не отпустит мою жену.

— А если не отпустит?

— Отпустит, — сказал Стоут. — Губернатор Дик заблокировал строительство твоего моста. Утренние газеты сообщили.

Вопрос вето задел Клэпли за живое.

— Тебе чертовски повезло, что ты еще жив, — напомнил он.

— Знаю, знаю. Главное, что похититель этого и требовал. Теперь он думает, что победил.

Клэпли раздраженно поерзал в кресле.

— И ты полагаешься на слово психа? Какой-то недоумок посылает тебе обрубки твоей собаки, и ты ему веришь. Не слишком ли это?

— Послушай, я, как и ты, хочу, чтобы он исчез с горизонта. Как только Дези будет свободна, мистер Гэш делает свою работу, а ты принимаешься за остров. Я прошу только пару дней. Пока жена не вернется целой и невредимой.

— С собакой? Вернее, с тем, что от нее осталось?

Стоут не отреагировал на ехидство.

— Когда обычно мистер Гэш с тобой связывается?

— Когда есть о чем доложить.

— Как только он позвонит...

— Я все сделаю, не беспокойся. А ты тем временем разузнаешь о покупке носорожьего порошка.

Стоут кивнул.

— Но если получится, это будет недешево.

— Совершенство всегда обходится дорого, — вяло улыбнулся Клэпли. — Ты уж постарайся, Палмер.

С веранды донесся шум. Клэпли поспешил к двери, Стоут следом. Барби в джакузи дрались, наделяя друг друга тумаками и вопя на своих весьма неблагозвучных наречиях. Клэпли с проклятиями полез в горячую ванну, а Стоут в который раз подумал, какой огорчительно гадкий оборот приняла его жизнь. Вот он стоит на солнцепеке и держит, словно послушный евнух, шелковый халат своего клиента. А в карманах халата куколки, зеркальце, щетка и всякие косметические причиндалы.

Стоут вынул миниатюрную щетку для волос, размером не больше жевательной резинки. Изящная щетина, а ручка... Господи, быть того не может! Изумленный Стоут вгляделся — ручка перламутровая!

Избегая смотреть на клубок мерзкой вопящей плоти в джакузи, Стоут перевел взгляд на безмятежную голубизну Атлантического океана. Что сталось с нашей страной, печально подумал он. И что со мной происходит?