53 История девушки из Армии спасения в Берлине (8)

Словно в зарожденьи будущих морей зеркальных найдя покой в прибрежной пены многоцветье, и дуновенье ветерка над водной гладью, поток лучей дрожащих солнца золотого, и у края дальнего того, где сотворенное им небо, само на зеркало похожее, к зеркальной глади моря, наклонясь и сон увидя Афродиты, спросило: Тогда ли это все случилось с ним? Тогда ли он узнал все это, вознесенный, в муках родовых кружась наигранное страсти сладкой? Леса ль то были, разделенные лугами, что, окруженные проклятьем, в безвозвратно? Ведь в озареньи глас оглушительный за ним вдогонку несся, и глаз его ужасный лишь теперь открылся, кружась здесь в зное скал высоких, в туман бездонных пропастей летя, в неистовство впадая, застывая в напряженье страшном, чтобы бежать обратно из мира жаркого огня, чтоб снова оказаться в роще кипарисов стройных, в прохладе, рожденной ручейков журчаньем, и день и ночь, в тени деревьев сидя, вдыхая ароматов многообразье, зари великолепьем наслаждаться, он будет вечно час искать сей, ибо забыл его он навсегда; тут, голосом испуганный, вскочил, что совести мученья столь внезапно разбудил, довел его до края, лишив меж тем существование его любого смысла, сомнением наполнил и безмерно опустошил: так было ль море или нет? И были ль кипарисы? Но голос перекрыл все это, гот глас, что возносил его, тот глас, рабом чьим был он; найди его он снова, пришел бы просветленья час, и в забытье ушедшее вернулось бы обратно в пьянящем аромате волн морских, в рощ прибрежных водном отраженья, — Но знанье то, что в нем возникло вновь, сомнению на смену нового сомненья боль приносит, гоня его в пустыни раскаленной пыль в попытке глас найти, что был утерян безвозвратно, что прочь бежит, за ним он мчится, поскольку клятве следует, что дал он лживо тому Единственному, кем избран был однажды, предатель: уста его — то крик, они раскрылись в крике, заглушая разум, раскрылись в крике, что несется из пропасти бездонной, в крике, ветром по пустыне разносимом, в крике цепей не знающего зверя, в диком крике огнедышащих вершин,

О, изумленья крик! Крик путника, домой бредущего!

Почувствовать бы изумленье то! То изумленье чуда?

Способно ль "Я" мое так изумиться?

О, мысль, приходишь ты с каких пределов?

Иль глубоко случайно все?

Брожу я там, где жизни нет, вопя и к вечности взывая, о, Агасфер[32] по пути на Голгофу.)! В кроваво-тусклом свете ада покоя нет, усохнуть суждено моим рукам и лику моему усохнуть тоже, рожден для крика я, я — Агасфер! Лишен корней и загнан в пропасть, знаньем одарен и съедаемый сомненьем,: разбрасывающий камни, вскормленный прахом, ума великого творенье, снедаемое жуткою тоской, благословенный гласом и им же проклятый, знаменьем крестным осененный сеятель плода запретного.

Загрузка...