И пришел доктор...

Вместо предыстории

Отдалённый, забытый абсолютно всеми, даже морскими чертями и речными водяными, военный гарнизон, находящийся на порядочном расстоянии от какого-либо центра человеческой цивилизации, мирно проводил выходные дни. Из всей мирской суеты, что существует на нашей круглой необузданной планете, ничто не отвлекало военнослужащих от тлетворного отдыха: телевидение в гарнизоне стремительно не вещало, из радиостанций в эфире значился исключительно общероссийский «Маяк», а обычно ласковое и весёлое солнце светило как-то категорически уныло.

На единственной городской улице имени Коли Томчака небрежно располагались восемь домов, окружённые дикой порослью, штаб с идеально выкрашенными в белый цвет бордюрами и голый стадион, на котором чуть дышали давно покосившиеся футбольные ворота. Сетка, которая могла бы украсить ворота, давно была разорвана на части то ли весёлыми фанатами, то ли несчастными коренными жителями, то ли ещё кем-то. Следы того, что она когда-то здесь висела, ещё имели место быть в виде жалких верёвочек и ниточек, оплетающих хаотично верхнюю балку, вполне возможно, что именно эти сплетения и не давали шаткой конструкции свалиться, словно раненному в бою татарину (русскому, немцу, французу и т. д.)

Ещё, помимо недвижимого, в данном городке можно было встретить несколько единиц движимого имущества: творения отечественного автопрома. Эти механизированные создания составляли «шикарный» автомобильный парк гарнизона, который представлял собой жалкое зрелище из шести транспортных средств: пять в руках частных владельцев и одна, так называемая «таблетка», — в собственности медицинской службы. На этом материальные блага городка и оканчивались.

Двум матросам срочной службы, примыкавшим к отдалённому гарнизону и не задумывавшихся, на время службы, ни о каких ценностях, было скучно, как никогда. Вахта в ближайшие сутки им не грозила, а торчать в части и напороться на какую-нибудь бессмысленную работёнку, придуманную начальством сиюминутно, не очень-то и хотелось. Как обычно, пришедшие выходные дни, судя по всему, радости не сулили

Передислоцировавшись на другой край гарнизона, словно навозные, мухи выбравшиеся на луговую полянку, юные военнослужащие просто прогуливались, ногами попинывая морскую гальку («морская галька» — это не женщина флота, а насыпь мелких камней). Так они и шли, не сворачивая прямо, пока не наткнулись на свалку чего-то более тяжёлого. Как выяснило позже следствие, чем-то более тяжёлым оказались регенеративные патроны некогда расформированной водолазной группы. Только неопытные матросы об этом никак не могли подозревать. А если бы и подозревали, то конечный результат всё равно бы не изменился. Любопытство и шаловливые ручонки сделали своё непорочное дело. Оглядевшись кругом по сторонам, юные хлопцы взяли в руки один из патронов, повертели его вокруг собственной оси и спокойно приступили к разбору такой опасной «игрушки», чтобы хоть как-то убить застывшее воскресное время

Отступление (для любознательных): регенеративный патрон используется в морском деле, чтобы регенерировать воздух в подводных лодках. Не вдаваясь в подробности устройства данного патрона, замечу, что при контакте с открытым воздухом регенеративного вещества возгорание протекает настолько бурно, что даже деревянная палка, пролежавшая в воде сутки безвылазно, горит словно сухая листва, политая бензином. Другими словами, разбору на составные части такие дивные патроны совсем не подлежат.

Скучающие матросы книжек умных не читали, занятия по спецподготовке по причине сна не слушали и упомянутой информацией не обладали. Отсутствовали у них, в принципе, и сведения, как разбираются данные штучки с подобным легковоспламеняющимися веществами. Однако, несмотря ни на что, последний факт не помешал им активировать вышеозначенный патрон, разломав его на части. После вероломной активации ждать долго не пришлось: в следующую же секунду, издав пронзительный шипящий звук, «игрушка» разлетелась на мелкие составные кусочки…

На другом конце гарнизона начальник медицинской службы части купал своё молодое не осунувшееся тело в раскинувшемся среди сосен пруду. Купал он его уже битый час, отчего кожа на ладонях сделалась морщинистой, словно у старца, перевалившего через отметку в сто лет. Начмед нырял и снова выныривал, и издали казалось, что купаются дети, хотя со стороны он себя не видел. Лёгкий ветер гнал по поверхности пруда крохотные волны, но ныряющий врач не замечал и этого.

«Ребёнок» не сразу услышал, что с берега несётся нечленораздельный ор. Выплеснув из ушей забившуюся туда скопом пресную воду, купающийся доктор двинулся к берегу, шестым чувством поняв: кто-то опять своё здоровье подорвал. Подплыв к суше обетованной, он увидел, что на песке, рядом с аккуратной стопкой его одежды, стоял Колька, офицер их части.

— Док, давай быстрее в казарму. Два бойца подорвались, — протараторил он, тяжело дыша открытым ртом, в котором смело можно было насчитать ровно два десятка пожелтевших зубов.

— Как это подорвались? — попытался удивиться док, мгновенно сообразив, что подорвать здоровье можно и в прямом смысле. — У нас ведь служба радиосвязи, пистолетов-то и то лишь две штуки.

— А вот так, — кратко заключил зубастый Колька. И начмед понял, что действительно так.

Прибежав в часть будто горный ягуар, скачущий по отвесным склонам, юный врач увидел, что без госпиталя не обойтись, это точно. А может быть даже и без центрального. Понимание о центральном госпитале пришло к нему сразу же, как он только осмотрел своих новоявленных клиентов. Клиенты представляли собой чуть ли не экспонаты судебной медицины в самом натуральном виде. У одного пальцы рук болтались на кожных лоскутах, точно на шёлковых ниточках, а у второго регенеративное вещество упорно пыталось разъесть орган зрения — глаза.

Моментально уложив обоих в «таблетку», док, как мог, помчался в стационарное лечебное учреждение.

Надо заметить, что в подобных ситуациях время играет неоспоримо ключевую роль. Быстрая первая помощь — девяносто процентов успеха. Опытный водитель «таблетки» знал это не хуже других, поэтому и ехал ураганно, хоть и достаточно аккуратно. Во время пути, оказывая пострадавшим помощь, начмед ещё раз убедился, что в России только две проблемы: дороги и дураки. В настоящий момент эти проблемы он ощущал и тактильно, и визуально: одна болталась у него под ногами, а другие — перед глазами.

Домчавшись до искомой цивилизации за тридцать минут вместо расчётных пятидесяти, все пассажиры, находившиеся в автомобиле, сразу же угодили в плотное городское движение.

Угодить в плотное городское движение (автомобильную пробку, извините) с мигалками и сиренами — это одна история, маленькая. А вот в отсутствие них, с одной лишь надписью на борту «медслужба» и маленьким красным крестом, — другая, большая.

Тем не менее, всё было бы прекрасно, если бы перед мчавшейся в крайнем левом ряду «таблеткой» не замаячила юная дамочка на новенькой иномарочке. Впустую посигналив и поморгав ей фарами с просьбой уступить дорогу в течение трёх минут (вот терпение!), лихой водитель повернулся к доку за советом. «Бей», — кратко заключил хмурый начмед, судорожно моргнув правым глазом. Шофёр вздохнул, утопил педаль газа в пол и ловко стукнул дамочку в зад. Разлетелось обзорное стекло, иномарочка подпрыгнула, пронзительно взвизгнула тормозами, слетела на разделяющий полосы газон и остановилась. «Таблетка», прибавив ходу, промчалась мимо. Дама, оцепеневшая от манёвра, не пострадала. Газон помялся.

Залетев в приёмное отделение госпиталя, чуть не выбив и без того на ладан дышащую входную дверь, раненых бойцов сопроводили в операционную. Сопроводили поэтапно. Сначала на железной каталке по разбитому кафельному полу через весь «приёмник», а затем на плечах, по обшарпанной бетонной лестнице, на второй этаж. Оперблок, наркоз… Всё, как положено.

Увидев, что всё, что положено, применено, юный начмед сладко потёр ладошками и только повернул к выходу, дабы вернуться к прохладному озеру с окружающими его соснами, как услышал лёгкий, призывающий кашель. Остановившись, он на секунду задумался и тут же развернулся на пятках, очутившись лицом к хирургу. Подняв брови вверх максимально высоко, любитель купания изобразил на лице вопрос.

— Будешь помогать, — ответил ему на немой вопрос хирург. — У меня, кроме операционной сестры, никого нет.

И для значительности своих слов хирург повёл глазами по стенам операционной, как бы показывая, что действительно никого нет.

Составленная бригада взялась сначала за то, что когда-то называлось глазами. Док их постоянно промывал фурациллином и физраствором, переведя в общей сложности три четырехсотмиллилитровые банки, но при всякой попытке приоткрыть веки, он снимал лишь очередной пласт кожи. После трёх таких попыток открывания, ему в голову пришла недобрая мысль, что кожа скоро закончится.

В увлекательное лечение органа зрения включилась опытная медсестра. Лёгким движением руки, с зажатым между пальцев пинцетом, она ухватилась за чрезвычайно маленький волосок, торчавший из глаза, и через секунду на свет появился пятисантиметровый кусок проволоки. В тот же миг огромная стая мурашек захватила тела медиков полностью, от пят и до макушки. Медицинские работники ужаснулись.

Пальцы второго пострадавшего сопоставили тупо на те места, где они крепились ранее, и туго забинтовали так, что вся кисть получилась точно хорошая боксёрская перчатка. Приложив лангету и вколов очередную дозу промедола, хирург разрезал воздух словами:

— Надо срочно везти в центральный окружной госпиталь. Там и офтальмологи, и сосудистые хирурги. — Он тяжело вздохнул и продолжил, — только до него восемьсот километров.

Везти раненых — задача начмеда.

Чем хороши отдалённые гарнизоны, это тем, что там почти всегда есть военный аэродром. Специалистов нет, дорог нет, а аэродром есть. Именно на этот самый аэродром и помчался док со своими подопечными, любителями регенерации. Счастье вновь улыбнулось пострадавшим: военный борт уже ждал их, как будто по заказу.

Военный борт — это, как правило, грузовой самолет с экипажем в три человека (без стюардессы), использующийся для транспортировки военно-морских грузов стратегического назначения. Иногда, правда, на нём возят и людей, если очень надо улететь. А иногда — и больных….

Удовольствие летать военным бортом, мягко говоря, сомнительное. Когда летишь на нём, то чувствуешь себя первопроходцем в авиационном деле. Нужды в свежем воздухе на таком борту нет — дует изо всех щелей. Поскольку в салоне свежо, то, дабы не заморозить пассажиров, он и летит на высоте полутора тысяч метров, что тоже привносит свой шарм в такое путешествие. Однако, в нашем случае, выбора особо ни у кого и не оставалось: ни у начмеда, которому заботы привалило, ни у матросов, которых вообще уже мало что в этой жизни интересовало.

Умудряясь на лету оказывать непосильную помощь, держа капельницы с растворами, капая фурациллин в глаза, вкалывая обезболивающие внутримышечно и кутаясь в фуфайку, доктор довёз-таки матросов до центрального окружного госпиталя, где есть и офтальмологи, и сосудистые хирурги, и ещё куча всякого рода узких специалистов.

Своевременно сдав потерпевших в живом, но уже остывающем виде, начмед части радиосвязи облегчённо выдохнул. Огромный груз свалился с его усталых военно-морс- ких плеч. Он упал на пол, громко звякнув о кафель, словно глиняный кувшин. Звук разлетелся по коридорам и исчез далёким эхом. Наступила гробовая тишина. Одну-единственную проблему осталось решить юному врачу: обратно военный борт летел лишь через неделю. Взяв телефонную трубку, док как бы нехотя набрал свой несложный домашний номер:

— Алло, — услышал он, после трёх длинных гудков, мягкий и радостный голос супруги.

— Дорогая, — устало произнёс начмед в ответ. — Ты не поверишь…