А вы влезете в наши гробики без диет и аэробики.
Ноги зама перестали, конечно, чесаться, хоть и чище от этого не стали. Да и, честно говоря, запах, исходящий от ступней товарища Хавченко, весьма точно передавал то зловоние, что источало от себя Министерство Охраны в целом. Всё потихонечку гнило, и это, в свою очередь, радости никому из нас не доставляло.
Дядя Слава, мой верный друг и товарищ, тоже не прыгал в восторге от запахов, что источал от себя Военный Флот. Не травя свои лёгкие ароматами и долго не думая, он уволился. Опуская весь этот трудоёмкий процесс, начну как раз с того момента, когда в базу пришла долгожданная для него бумажка — приказ об увольнении с моря.
Схватив драгоценный приказик, дядя Слава чуть свет-заря поскакал в базу, с которой он не встречался с момента ухода в госпиталь, за расчётом. Одет наш хирург был, разумеется, не по Уставу: гражданская обувь, тёмно-синие джинсы и серый пуловер не только украшали моего друга, но и круто выделяли из общей толпы морских подводников. Душа пела и внутренности сладостно потрясывались.
С бравадой, придя в штаб дивизии, что располагался в ненавистной базе, дядя Слава с ноги открыл входную дверь. Сделал он это не из-за какой-то злобы на Сооружённые Силы и не от общего невежества, а чисто символически. Можно сказать, что, скорее всего, имел место крик души загнанного зверя (сочетаемый со свободным полётом и размахами крыльев) или, другими словами, выплеск наружу накопившегося отвращения конкретно к тому месту, на котором стоял штаб.
Может быть, если бы штаб стоял в другом месте, то и отвращение у дядя Славы тоже было бы к другому месту. Хотя, не исключён вариант, что отвращения не проявилось бы и вовсе, если бы вышеупомянутый штаб стоял в Питере. Тем не менее, штаб находился в самом что ни на есть Мухосраньске, и крик души моего товарища действительно имел место.
Итак, дядя Слава, хорошо размахнувшись в коленном и тазобедренном суставах, смачно зарядил в дверь ногой и переступил порог штаба. Стоящий на входе дневальный матрос, моргнув бровями, задал один-единственный, возможный в подобной ситуации, вопрос:
— Вы кто?
— Я — уволенный старший лейтенант медицинской службы, — членораздельно произнёс дядя Слава. Произнёс он это так, что слово «уволенный» было сказано громче, нежели остальные слова, с ударением на каждую гласную букву. В подтверждение своих слов мой коллега весело помахал обходным листом, на котором уже виднелись печати с телефонного узла и библиотеки.
— А-а-а, — протянул матрос и тут же полностью потерял всякий интерес к вошедшему медику.
Не успел мой юный друг ступить и двух шагов от потерявшего интерес, как упёрся в командира дивизии — свежевыбритого адмирала. От командира пахло дешёвым одеколоном и кубинскими сигарами, по той же цене. Массивный подбородок выдавал в нём важную личность. Самооценка хозяина подбородка была непоправимо завышена.
Адмирал вытащил из кармана правую руку, поднял её на уровень плечевого сустава, сообразил указательный палец и со всего маху ткнул им в сторону «обидчика входной двери». После такой хитрой процедуры с пальцем Свежевыбритый спросил как бы ни у кого:
— Это кто?!
Слово «кто» адмирал произнёс необычно, выговорив первую букву звуком, находящимся на промежуточном положении между «к» и «х».
— Я — уволенный старший лейтенант медицинской службы, — вновь повторил дядя Слава, аналогично раннему расставляя ударения в слове «уволенный».
— Вон отсюда! — завопил адмирал, пуская на кожу своего лица красные пятна самых различных оттенков. Других слов для молодого доктора у него не нашлось.
Друг мой, не имевший привычки подолгу выяснять отношения там, где это бессмысленно, развернулся на 180 градусов и, аккуратно прикрыв многострадальную дверь, вышел…
.. в прокуратуру.
«Мешают таинству процесса увольнения» сообщил он приватно прокурору в письменном виде.
Спустя буквально тридцать минут и пятьдесят две секунды проявился эффект от написанного — дяде Славе позвонил флагманский:
— Приходи скорее в штаб, будем увольняться, — кратко заключил он.
— А если… — открыл, было, рот мой товарищ.
— Быстро! — сходу захлопнул ему калитку флагман.
Второй раз прискакав в базу в прежнем неуставном обличии и с неостывшим настроем, обидчик входной двери вновь захотел повторить свой трюк. Набрав обороты в четырёхглавой мышце бедра, он уже было начал замах, как вдруг дверь сама распахнулась, и за ней обнаружился хмурый первый заместитель командира дивизии. «Вот уж действительно не думай о секундах свысока» подумал дядя Слава: «Чуть-чуть раньше и получился бы смачный удар». Первый зам стоял молча, как глиста, совершенно не подозревая, насколько крупно ему повезло.
Взяв уволенного старшего лейтенанта медицинской службы за ручку, будто это был его младший сын, главный офицер проводил столь милое создание по всем востребуемым кабинетам, регулярно нервно приговаривая:
— Ставьте быстрее свои печати.
Заполнив обходной лист в рекордные сроки, дядя Слава поднялся в кассу, получил расчётную капустку и исчез из базы раз и навсегда…
В ЗАТО опять начались хорошие и спокойные деньки.