Когда мы выходили из Гургустий, многие батраки этой деревни хотели пойти с нами, и некоторые из тех, что провожали нас от самой Вици. Я запретил им это, не желая, чтобы меня сопровождали словно какую-нибудь диковину.
Сперва они протестовали, но, увидев, что я непреклонен, удовлетворились долгими (часто повторявшими друг друга) речами благодарности и вручением подарков: мне преподнесли резной посох, замечательное творение двух лучших местных резчиков, Бургундофаре – шаль с бахромой разноцветной шерсти, должно быть, самый богатый у них предмет женского убранства, и нам обоим корзину еды. Со съестным мы разобрались по пути и выбросили корзинку в реку, остальное же оставили себе. Посох мне понравился, он был удобен при ходьбе, а Бургундофаре пришлась по душе шаль, скрасившая грубую простоту ее мужской матросской робы. В сумерках, перед самым закрытием городских ворот, мы вступили в городок Ос.
Именно здесь речка, вдоль которой мы шагали, впадала в Гьолл, и вдоль его берега стояли на приколе шебеки, караки и фелюки. Мы искали встречи с их капитанами, но все они сошли на берег по делам или в поисках развлечений, и скучающие сторожа, оставленные охранять их суда, посоветовали нам прийти наутро. Один из них порекомендовал нам заглянуть в «Горшок ухи»; мы как раз направлялись туда, как вдруг увидели человека в зеленой с пурпуром одежде, стоявшего на перевернутой бочке и обращавшегося к слушателям, которых собралось человек сто или около того:
– …погребенных сокровищ! – уловили мы обрывок фразы. – Все тайное становится явным! Если в ветвях сидят три птицы, третья может не ведать о первой, но я знаю обо всех трех. Под подушкой у нашего правителя, мудрого и проницательного, есть кольцо – оно лежит там прямо сейчас, когда я говорю о нем… Спасибо, добрая женщина. О чем ты хочешь спросить? Будь уверена, я знаю, но пусть эти добрые люди тоже услышат. Тогда я открою это всем.
Толстая горожанка высыпала ему в ладонь несколько аэсов.
– Пойдем, – потянула меня Бургундофара. – Пора уже сесть где-нибудь и перекусить.
– Подожди, – сказал я.
Я остановился отчасти из-за характерной скороговорки шарлатана, напомнившей мне доктора Талоса, а отчасти потому, что в его глазах было нечто от взгляда Абундантия. Но в нем ощущалось и что-то еще, более существенное, хотя, похоже, я не смогу объяснить это внятно. Я чувствовал, что незнакомец совершил путешествие, подобное моему, что мы оба забрались очень далеко и вернулись оттуда, да так, как не путешествовала и Бургундофара; и хотя мы побывали не в одном и том же месте и вернулись не с одним и тем же, но оба оставили за спиной дороги самого загадочного свойства.
Толстая горожанка что-то сказала ему; шарлатан огласил:
– Она просит сообщить ей, найдет ли ее муж новое место для своего веселого заведения и будет ли его предприятие прибыльным.
Он закинул руки за голову, зажав в кулаках длинную палку. Глаза его остались открыты, но зрачки закатились вверх, а белки помутнели, как скорлупа вареного яйца. Я усмехнулся, ожидая, что народ рассмеется тоже; но что-то страшное было в его слепой, кликушествующей позе, и никто не засмеялся. Мы услышали плеск реки и дуновения вечернего ветерка, хотя он был так слаб, что не тронул ни волоска на моей голове.
Руки шарлатана резко упали, и вернулись на место его черные рыскающие зрачки.
– Ответы таковы: «Да!» и «Да!» Новые бани будут стоять в полулиге от места, где мы сейчас находимся.
– Ну, это нетрудно, – прошептала Бургундофара. – Весь городишко не занимает и лиги.
– И вы будете иметь с них больше, чем когда-либо имели со старых, – пообещал шарлатан. – А теперь, дорогие друзья, прежде чем вы зададите новые вопросы, я хочу поведать вам еще кое-что. Вы думаете, я пророчествовал ради тех денег, которые заплатила мне эта добрая женщина? – Он подкинул медяки на ладони, потом составил их черным столбиком на фоне темнеющего неба. – Так вот, вы ошиблись, друзья мои! Глядите-ка!
Он швырнул монеты в толпу, и, по-моему, их было гораздо больше, чем он получил от женщины. Началась дикая чехарда.
– Ну все, теперь пойдем, – сказал я.
Бургундофара покачала головой.
– Давай дослушаем.
– Дурные времена настали, друзья мои! Вы жаждете чудес. Магических исцелений и яблок, вырастающих на ели! И что же? Нынче утром я узнал, что некий чудотворец обходит деревни по Флуминию и направляется сюда. – Его взгляд пересекся с моим. – Я знаю, что сейчас он здесь. Так пусть он предстанет перед нами. Мы устроим для вас, друзья мои, состязание – магический поединок! Покажись, приятель! Подойди к Цериксу!
Толпа зашевелилась, по ней прокатился ропот. Я улыбнулся и покачал головой.
– Ты, ты, добрый человек, – он ткнул пальцем в мою сторону. – Ты знаешь, что это такое – упражнять свою волю до тех пор, пока она не становится твердой, как стальная отливка? Гонять свой дух перед собой, точно нерадивого раба? Трудиться без устали, бесконечно, во имя награды такой далекой, что кажется, будто она вовсе недостижима?
Я покачал головой.
– Отвечай! Пусть все услышат!
– Нет, – сказал я. – Я этим не занимался.
– А следовало бы, если ты хочешь взять в руки скипетр Предвечного!
– Я ничего не знаю о том, как взять в руки этот скипетр, – ответил я. – По правде говоря, я уверен, что это невозможно. Если уж ты хочешь уподобиться Предвечному, вопрос в том, можно ли преуспеть, поступая иначе, чем Он?
Я взял Бургундофару за руку и повел ее прочь. Мы шагали по какой-то узенькой улочке, как вдруг посох, который мне подарили в Гургустиях, сломался с громким треском. Я бросил оставшийся у меня в руке обломок в грязь, и мы двинулись дальше вверх по крутому подъему, тянувшемуся от набережной к «Горшку ухи».
Выглядело сие заведение вполне прилично; я заметил, что собравшиеся в его зале ели почти столько же, сколько пили, а это всегда хороший знак. Когда трактирщик перегнулся через свою стойку поговорить с нами, я спросил его, найдется ли у него для нас ужин и уютная комнатка.
– Конечно, найдется, сьер. Не вполне подходящая твоему положению, но лучше ты в Осе не найдешь.
Я достал один из хризосов Идас. Он взял его, внимательно оглядел, словно удивляясь, и сказал:
– Конечно, сьер. Ну да, разумеется. Встретимся утром, сьер, и я отдам тебе сдачу. Ужин, наверно, подать прямо в комнату?
Я покачал головой.
– Ага, значит, на стол. Ты, надо думать, предпочитаешь подальше от двери, от стойки и от кухни. Понимаю. Вон там, сьер, стол со скатертью. Подойдет?
Я кивнул.
– У нас есть любая пресноводная рыба, сьер. Свежепойманная. Наша уха славится повсюду. Камбала, лосось, копченый, соленый. Дичь, телятина, говядина, птица…
– Я слышал, что в этой части света с едой неважно.
– Неурожаи, верно, сьер. – Он, похоже, встревожился. – Уже третий год подряд. Хлеб очень дорог – не для тебя, сьер, но для голытьбы… Многие бедные детишки лягут сегодня спать натощак, поэтому возблагодарим судьбу, что нам не придется.
– А свежий лосось у вас бывает? – спросила Бургундофара.
– Только весной, боюсь. Тогда он идет на нерест, госпожа. В иное время его ловят лишь в море, и он не выдерживает перевозки так далеко вверх по реке.
– Значит – соленой лососины.
– Вам понравится, госпожа, я уверен. И трех месяцев не прошло, как мы засолили его на нашей кухне. О хлебе, фруктах и прочем не беспокойтесь. Все принесем в лучшем виде, и можете выбирать сами. У нас есть бананы с севера, хотя из-за повстанцев они здорово подорожали. Вино красное или белое?
– Наверно, красное. А ты бы что посоветовал?
– Я могу предложить любое из наших вин, госпожа. В моем погребе нет ни одной фляги, которой я бы не порекомендовал гостям.
– Ну, тогда красное.
– Очень хорошо, госпожа. А тебе, сьер?
Мгновение назад я сказал бы, что не голоден. Теперь же я пускал слюнки при одном упоминании о еде; я никак не мог решить, чего мне хочется больше.
– Фазан, сьер? У нас на птичнике есть прекрасный фазан.
– Хорошо. А вот вина, пожалуй, не надо. Матэ. У тебя есть матэ?
– Конечно, сьер.
– Вот его я и буду пить. Давно его не пробовал.
– Сию же минуту будет готово, сьер. Еще чего-нибудь?
– Только завтрак пораньше утром; мы собираемся на пристань, чтобы отправиться в Нессус. Тогда же и рассчитаемся.
– Все будет готово, и сдача, и добрый горячий завтрак – все будет готово поутру. Сосиски, сьер, ветчина и…
Я кивнул и жестом отослал трактирщика. Когда он ушел, Бургундофара спросила:
– Почему ты не захотел отужинать в своей комнате? Это было бы куда приятнее.
– Просто я надеюсь кое-что выведать. И потому, что не хочу оставаться наедине с собственными мыслями.
– Я буду с тобой.
– Конечно, но лучше, когда вокруг много народу.
– Что…
Я дал ей знак замолчать. Мужчина средних лет, который ужинал неподалеку от нас, поднялся и бросил последнюю кость на тарелку. Теперь он со стаканом в руке шел к нашему столу.
– Хаделин, – представился он. – Шкипер «Альционы».
– Присаживайся, капитан, – кивнул я. – Чему обязан?
– Слышал, как ты говорил с Кирином. Ты, значит, хочешь отправиться вниз по реке? У иных проезд дешевле, а у других, может быть, получше каюты. В смысле побольше и побогаче – чище ты не найдешь. Но быстрее моей «Альционы» – только патрули, и мы отходим завтра утром.
Я спросил, сколько времени займет у него путь до Нессуса, и Бургундофара добавила: «А до моря?»
– В Нессусе мы будем через день, хотя это зависит от ветра и от погоды. Ветер в это время года обычно легкий и попутный, но если мы попадем в раннюю бурю, придется вставать на якорь.
– Понятное дело, – кивнул я.
– В худшем случае доберемся послезавтра, к вечерне или чуть раньше. Высажу вас где скажете, по эту сторону хана. Там мы остановимся на пару дней на разгрузку-погрузку, а потом пойдем дальше вниз. От Нессуса до дельты мы обычно доходим за две недели, а то и меньше.
– Прежде чем сесть на твой корабль, хотелось бы взглянуть на него.
– Ничего такого, за что мне было бы стыдно, ты не найдешь, сьер. Я подошел к вам потому, что мы отходим рано, и если вам нужна скорость, вы ее получите. Вообще-то мы бы отчалили раньше, чем вы доберетесь до реки. Но если ты с ней спустишься сюда, едва встанет солнце, мы перекусим и тронемся вместе.
– Ты ночуешь здесь, капитан?
– Да, сьер. По возможности ночую на берегу. Как и все мы. Завтра ночью мы тоже пристанем где-нибудь, если на то будет воля Панкреатора.
Подошел официант с нашим ужином, и трактирщик через весь зал переглянулся с Хаделином.
– Прошу прощения, сьер, – сказал тот. – Кирину что-то нужно от меня, а вы, должно быть, проголодались. Увидимся утром.
– Мы будем здесь, – пообещал я.
– Лосось у них отменный, – сообщила мне Бургундофара, попробовав. – У нас на лодках имеется запас соленой рыбы, на случай, если ничего не ловится, но эта куда лучше. Я и не знала, как соскучилась по рыбе.
Я сказал, что рад это слышать.
– И я снова окажусь на корабле. Как думаешь, он хороший капитан? Готова спорить, с командой он – сущий дьявол.
Кивком я предупредил ее, что Хаделин возвращается.
Он снова отодвинул свой стул, и она спросила:
– Не выпьешь со мной вина, капитан? Мне принесли целую бутылку.
– Полстакана, за знакомство. – Хаделин бросил взгляд через плечо, потом повернулся к нам, едва заметно приподняв уголки губ. – Кирин только что предупреждал меня насчет вас. Сказал, вы дали ему хризос, каких он в жизни не видал.
– Он может вернуть его, если хочет. Желаешь взглянуть на наши монеты?
– Я моряк; мы знакомы с монетами разных стран. К тому же порою попадаются монеты из могильников. В горах, надо думать, полно могильников?
– Понятия не имею. – Я послал хризос по столу.
Хаделин рассмотрел его, попробовал на зуб и вернул обратно.
– Чистое золото. Похож на тебя, смотри-ка, только у него стрижка покороче. Ты, наверно, и не замечал.
– Нет, – сказал я. – Никогда не обращал внимания.
Хаделин кивнул и встал, отодвинув стул.
– Сам себя не обкорнаешь. До встречи утром, сьер, госпожа.
Наверху, когда я уже повесил свой плащ и рубашку на крючки и умывался перед сном теплой водой, которую принесла трактирная служанка, Бургундофара сказала:
– А ведь он сломал его, верно?
Я понял, о чем она, и кивнул.
– Ты должен был вступить с ним в состязание.
– Я не маг, – сказал я, – но однажды участвовал в магическом поединке. И едва остался жив.
– Ты же исправил той девчонке руку.
– Это было не волшебство. Я…
На улице затрубила раковина, послышались нестройные голоса. Я подошел к окну и выглянул наружу. Комната наша находилась на втором этаже, и с моей позиции открывался прекрасный вид над головами собравшихся. Посреди толпы, возле носилок, которые держали на плечах восемь мужчин, стоял давешний шарлатан с набережной. На мгновение мне показалось, что это мы с Бургундофарой вызвали его своим разговором.
Увидев меня в окне, он снова протрубил в свою раковину, указал в мою сторону и, когда все взоры устремились на меня, воскликнул:
– Воскреси-ка вот этого человека, приятель! Если же ты не можешь, то дело за мной. Могучий Церикс заставит мертвеца снова ходить по Урсу!
Окоченелое тело, на которое он указал рукой, распростерлось на носилках наподобие поверженной статуи.
– Ты считаешь меня своим соперником, могучий Церикс, – крикнул я, – но у меня нет таких притязаний. Мы просто остановились в Осе по пути к морю. Завтра мы покинем этот город.
Я закрыл ставни и запер их на засов.
– Это был он, – сказала Бургундофара. Она уже разделась и стояла, склонившись, над умывальником.
– Да, он, – откликнулся я.
Я ждал, что она снова станет упрекать меня, но она лишь произнесла:
– Мы избавимся от него, как только отчалим. Хочешь меня сегодня?
– Наверно, чуть позже. Мне надо подумать. – Я вытерся и забрался в постель.
– Тогда тебе придется будить меня, – сказала она. – От вина меня что-то клонит в сон.
– Разбужу, – пообещал я, и она скользнула ко мне под одеяло.
Сон уже сомкнул мне веки, когда топор мертвеца распахнул нашу дверь и он ввалился в комнату.