Идеальный план

Глава 7. Джордж

Антон Рябинин медленно шёл по пандусу, огибая поддоны с выставленными на отгрузку товарами. Обмотанная по периметру банок с коробками плёнка блестела на утреннем солнце. Когда он проверит соответствие собранных грузчиками продуктов накладным, водители повезут их в магазины, пекарни и столовые, а он вернётся в офис, заводить данные в 1С. Скучнее этого занятия могла быть разве что возня с архивными документами, если налоговой внезапно вздумается проводить камеральную проверку. Что периодически и случалось.

Услышанный по радио попсовый мотив крепко прилип к языку. Он тихо напевал построенную на одном аккорде песенку, пожимая мозолистые руки одетых в робы мужчин, загорающих на открытом воздухе в ожидании отмашки на погрузку. Они зарабатывали на жизнь тем, что изо дня в день перетаскивали на себе тонны грузов. Единственный электропогрузчик заменить бригаду грузчиков не мог, выручая там, где человек не мог справиться сам. Например, с верхними полками стеллажей.

За спиной Антона висел чехол с акустической гитарой. Пальцы сжимали контейнер со скромным обедом, включающим в себя бутерброды с ветчиной, красное яблоко и горсть грецких орехов. Пятнадцать минут на еду, сорок пять на музыку. Вполне справедливое распределение отведённого на отдых времени.

Студент катался на гидравлической тележке, которой передвигали поддоны, по холодной утробе тускло освещённого склада. Под управлением субтильного грузчика импровизированный самокат выписывал фигуры на пропитанном влагой бетоне. В отсутствие тестя Антона, за излишнюю жёсткость прозванного подчинёнными Карабасом-Барабасом, беспечная юность искала возможность разбавить рутину однообразной работы безобидными забавами.

Для заездов на дребезжащей рохле Антон считал себя слишком старым. А может, просто боялся быть застуканным отцом своей жены за невинным детским занятием.

– Сыграешь в обед? – Юноша затормозил на границе света и тени.

– Доброе утро, Кирилл. С радостью. – Исходивший от холодильной камеры мороз беззастенчиво облизывал ступни ног. Даже в летний зной на складе сохранялась безжизненная прохлада, не говоря уже о холодильнике, куда без тёплой одежды невозможно было зайти.

– Отлично! Я предупрежу остальных.

– Только вот… – Антон выдержал паузу, давая будущему историку задать вопрос.

– Что?

– Новые струны стоят денег. Как насчёт символического взноса в размере ста рублей в фонд помощи бродячего музыканта?

Бледное лицо мальчишки болезненно вытянулось.

– Новые струны, – выдавил он из себя после явного замешательства. – Да, да.

– Попался! – губы Антона растянулись в улыбке. – Поверил ведь.

– Вот блин!

– Видел бы ты себя.

– Здорово ты меня разыграл! – Кирилл несильно стукнул кулаком по рукояти тележки. – Обычно я над всеми подшучиваю. Моя гордость растоптана.

– Будешь мстить?

– Не то слово! Кирилл наносит ответный удар! Звучит, а?

– Так просто я не дамся, юный падаван. Придётся выдумать что-нибудь до безобразия изощрённое.

В глазах парня блеснул озорной огонь:

– Вызов принят, Оби Ван. Теперь тебе лучше обходить меня стороной.

– Перестанешь принимать душ?

– Да блин! – Кирилл хлопнул ладонью по лбу. – Опять ты меня уделал.

– До встречи в обед, мастер Люк.

– Усиленно налегай на зелень, Джабба.

Антон дотронулся до складки на животе:

– Запасы на зиму не пригодились, – отшутился он. – Посмотрим, как ты будешь выглядеть через двадцать лет.

– Через двадцать лет останется только один из нас.

– Не пора ли тебе заняться делом, Маклауд?

– Вас понял, шеф! – Кирилл отдал честь и, оттолкнувшись, скрылся верхом на тележке в петляющих внутренностях склада. Выбери Антон путь, полный уверенности, а не сомнений, у него мог бы быть сын одного с Кириллом возраста. К несчастью, полученные в университете уроки, связанные с противоположным полом, Антон не усвоил.

Он прошёл под грязной вывеской «Фуд-Трейд» и поднялся по крутой лестнице на второй этаж. Кому-то из строителей пришла в голову отличная идея воткнуть офисную часть складского комплекса под самую крышу.

Неонила пила кофе вприкуску с разбросанными по блюдцу сладкими крекерами.

– Привет, Антон. – Веснушчатое лицо девушки озарилось дружелюбием. Юристы в «Фуд-Трейде» долго не задерживались. Она была четвёртым, с кем Антон делил кабинет за последние два года. Милое создание с бронзовыми волосами, пахнущее древесной парфюмерной водой. Ему нравилась её неиспорченная простота, вздёрнутый нос и прилежный подход к обязанностям. Единственная девушка на его памяти, которая смущалась больше, чем он сам. Её парню определённо повезло с ней.

– Доброе утро, Нила. Герман Сергеевич у себя? – Он кивнул на закрытую дверь. Обычно тесть, директор и владелец оптового склада приходил на работу раньше остальных. Он жил ею, как музыкант живёт музыкой, а брокер котировками фондовых рынков.

– Герман Сергеевич ещё не приходил.

– Надеюсь, тому виной пробки на дорогах, а не что-то серьёзное.

Антон убрал обед в однокамерный холодильник. Неонила тоже предпочитала питаться домашней едой. Миска с салатом дожидалась своей участи с уложенным поверх неё бананом. Гитара на время отправилась в кладовку к метле с ведром.

– У тебя сегодня концерт?

– Это слишком громкое слово. Сыграю парням несколько песен на складе во время обеда, разомну пальцы.

– Можно мне прийти?

– Думаю, в раздевалке найдётся подходящая телогрейка. Но твои ноги в любом случае замёрзнут. Только если ты не захватила из дома пару удобных валенок.

– Спасибо.

Он налил в кружку с изображением Битлов образца альбома «Вечер трудного дня» кофе из капельной кофеварки, наблюдая из окна за противоположным пандусом. В нутро П-образного здания одновременно вмещалось две двадцатитонных фуры. Когда такое случалось, снующие с тележками туда-сюда грузчики казались сверху замученными от изнурительного труда муравьями.

Кофеин прочистил голову от сонливости. Неонила предложила ему печенье. Он неторопливо покачал головой:

– Сидячая работа и лишние калории сделают из меня идеальную сферу.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Грешно смеяться над юродивыми. – Он сунул стопку бумаг под зажим планшета. Каков на самом деле процент правды в последней фразе, думать не хотелось. – Пойду отпускать товар, пока меня не порвали на части рассерженные водители.

– Удачи.

Он столкнулся с Германом на пандусе нос к носу. Близко подошедший к семидесятилетию мужчина разглаживал седые усы с налётом никотиновой желтизны большим и средним пальцами, пронзая каждого, кто попадался на пути суровым взглядом из-под нависших бровей. Всякий раз Антон с ужасом ждал, когда непременная клетчатая рубашка Германа, облегающая выпирающий живот, начнёт отстреливать пуговицы.

– Доброе утро, Герман Сергеевич. – Он отвёл руки за спину. Тесть, один чёрт, не терпел рукопожатий.

Старик еле заметно кивнул, молча контролируя действия рыскающих в досягаемой видимости подчинённых.

– Сегодня много работы, Антон, – сказал он. Что можно смело перевести как: «Почему ты не прыгаешь вокруг поддонов с подсолнечным маслом, надрывая спину вместе со всеми?».

– Уже иду.

– Загляни ко мне, как закончишь, пропустим по стаканчику кваса. Мне надо обсудить с тобой кое-что.

Последнее, о чём Антон мог подумать, было повышение зарплаты. Великий скряга экономил на всём, что не причиняло бизнесу вред. Если человек работал за тридцать пять тысяч в месяц, не имело смысла поднимать ему зарплату. Лучше он от этого трудиться не станет. Искать логику в людоедской схеме было так же бессмысленно, как ловить рыбу в сточной канаве.

– Хорошо. – Он зашагал вперёд, но тут же обернулся: – Что-то важное?

Старик приложил ко рту носовой платок и откашлялся.

– Принимайся за работу, Антон. Наши клиенты не терпят опозданий.

– Ладно.

В этот момент по складу прокатился исполненный отчаяния крик. Антон бросился к источнику звука, заклиная Бога не допустить непоправимой трагедии.

Кирилл лежал на полу с раскинутыми в стороны руками. Из череды разбросанных вокруг него разбитых банок вытекал густой джем, похожий на размягчённые окровавленные мозги. Антон растолкал склонившихся над парнем людей.

– Что с тобой?

– Спина, – сквозь хриплые стоны шепнул юноша. Стёганая куртка значительно смягчила удар. Без неё он запросто мог потерять при встрече с каменным полом сознание.

– Тяжело дышать?

– Да.

– Старайся не двигаться.

Антон задрал голову. Кирилл сорвался с кейсом «стекляшки» с трёхметровой высоты. Отрабатывал заявку и в запале энтузиазма забрался на второй ярус. Нарушение техники безопасности могло обойтись благополучно в девяноста девяти случаях из ста. Однако сотый случай непременно происходил. И ведь не он первый, кто забирался на верхотуру ради недостающего на нижней полке товара. Водитель штабелёра, обязанный пополнять истощавшиеся запасы, не успевал делать это оперативно. Отсюда и опасная для жизни самодеятельность.

– Голова?

– Нет, – сдавленно произнёс юноша. – Грудь болит.

– Скорее всего, ты отбил внутренности. Делай маленькие вдохи и оставайся лежать. Я позвоню в скорую помощь.

– Никаких скорых, Антон. Пусть парнишка отлежится как следует и возвращается к работе. – Герман теребил усы. Резкий тон не предполагал возражений. Антон подавил вспыхнувшее внутри него недоумение.

– Герман Сергеевич, Кирилла нужно показать врачу. Важно исключить переломы и повреждение внутренних органов.

– С каких это пор ты заделался знатоком медицины?

– Падение всегда приводит к ушибам. Вопрос в том – насколько серьёзным.

Хозяин склада обвёл взглядом прибежавшую на крик тройку мужчин.

– А вы чего столпились! Беритесь за работу, лодыри! Ваши причитания парню не помогут.

Старик подошёл вплотную к Кириллу, бегло оценив нанесённый неудачным падением ущерб.

– Подпиши заявление на отгул за свой счёт вчерашним числом и иди на все четыре стороны, – велел он. – Придёшь утром. Стоимость испорченного товара, само собой, вычтут из твоего заработка.

– Как вы можете сейчас думать о деньгах? – Антон не смог остаться в стороне. Старик прикрывал свой обвислый зад, лишая сотрудника права на больничный и открещиваясь от какой-либо помощи.

– Я всегда о них думаю. Даже когда сплю. Возвращайся к работе, зять.

Антон проигнорировал слова тестя и вновь присел.

– Я помогу тебе подняться. Приляг на диван в раздевалке. Звони, если понадобится помощь, я сразу приду. Как полегчает, отправляйся в больницу. Если боль не отпустит, вызови сюда скорую. Посмотрю в аптечке, что может сойти за болеутоляющее средство. Ни о чём не волнуйся.

Всю дорогу до раздевалки Антон поддерживал юношу, чьё тело сотрясалось от болевых спазмов. Бредущий заплетающимся шагом с низко опущенной головой юноша ничем не напоминал весёлого любителя «Звёздных войн», каким он предстал перед Антоном всего полчаса назад.

Герман поджидал его на пандусе, выпуская изо рта кольца сигаретного дыма.

– Поднимись-ка ко мне прямо сейчас.

– Мне нужно отпустить водителей.

Старик пустил в Антона струю дыма. В тёмно-коричневых, поблекших за давностью лет глазах старика читалось изумление.

– Передай накладные кладовщику. Моё дело отлагательств не терпит.

Он прошёл мимо него, пережёвывая окурок уголком рта. Антон протянул планшет кладовщику, наравне с ним имевшим право на отпуск товара, и последовал за Боссом. День обещал быть запоминающимся.

Антон переступил порог кабинета директора, как только попросил Неонилу отнести Кириллу таблетку анальгина. Она не задала ни одного вопроса.

В комнате пахло застарелой пылью. Курить старик предпочитал на улице, в противном случае им с Нилой в соседней комнате пришлось бы несладко.

Герман закинул ноги на письменный стол, откинувшись в кресле с высокой спинкой. Узкие носки кожаных ботинок торчали вверх, словно шпили винтажных башен. В стакане, который он вертел в руках, плескалось нечто, совсем не похожее на квас.

– Присядь, Антон.

– О чём вы хотите со мной поговорить?

– Налить тебе выпить?

– Я не пью на работе, Герман Сергеевич. – Пальцы Антона перебирали заполненный дурным предчувствием воздух. Гитара находилась в паре метров от того места, где он сидел, и одновременно в параллельной вселенной. – Если вы хотите уволить меня, можете сделать это без повода.

– Уволить? – Старик обнажил в улыбке жёлтые неровные зубы. – Ты один из лучших моих сотрудников. И мой зять. Как, по-твоему, я смогу объяснить дочери, почему вышвырнул её мужа на улицу?

– Не имею понятия.

– Нет, Антон, у меня нет причин расставаться с тобой. – Старик сделал глоток подозрительной жидкости, жадно причмокивая. – Ты, конечно, можешь уйти сам. Попробовать создать свой бизнес или наняться в подмастерья к нашим конкурентам. Они с удовольствием купят секреты, которые тебе известны. Только не забудь перед уходом закрыть вопрос с недостачей.

– Ммм. – Антон не нашёл подходящих слов. Тесть не разделял идею проведения повторной инвентаризации, а другого способа докопаться до истины не существовало.

– Мне всегда импонировало твоё красноречие, – неохотно произнёс Герман. – Для меня остаётся загадкой, что моя дочь нашла в тебе. – Он потянулся за пачкой сигарет. – С детства ненавижу загадки. Ты знал об этом?

– Теперь знаю.

– Так чем ты привлёк Анжелу, Антон?

– Хотите обсудить мои отношения с женой? Для этого меня позвали?

– У моей дочери нет от меня секретов. Осталось услышать твою версию.

– С моей семьёй всё в порядке, Герман Сергеевич. Два года назад, когда компания, в которой я работал, обанкротилась, вы назначили меня своей правой рукой.

– И ты ни разу меня не подвёл.

– За что я вам очень признателен.

– Но?

– Но мои взаимоотношения с вашей дочерью выходят за рамки контракта. Поверьте, у нас всё складывается прекрасно. А теперь я бы хотел вернуться к недостаче.

– Чем-то ты привлёк мою малышку, раз она выбрала тебя. – Тесть Антона зажёг сигарету от спички, наблюдая за тем, как она догорает в его руке. Он не разжал пальцы, даже когда их облизнул огонь. Антон следил за болезненным фокусом с тяжёлым сердцем. Сбивчивый разговор вызывал у него мурашки по коже. Его вели по минному полю с завязанными глазами. Занервничаешь тут.

– Помнишь наш уговор?

– Да. Вы хотели сделать меня компаньоном.

– Кое-что поменялось, зятюшка. – Тесть пускал дым из носа, пережёвывая зубами крупинки табака. – За этим я тебя и позвал.

Антон задержал дыхание. Либо он станет совладельцем компании, либо будет послан. Однако следующая фраза тестя спутала у него в голове все мысли.

– У меня рак лёгких, – признался Герман. – Три, может, четыре месяца. Больше врачи не дают.

Вот и нашлось объяснение частому кашлю и скверному настроению хозяина складов.

– Мне очень жаль.

– Какая неприкрытая фальшь. – Старик выплюнул слова, будто они жгли язык.

– Зря вы так. – Он часто повторял это или похожее выражение. Агрессия нисколько решала проблемы, сколько создавала новые. Он впервые видел перед собой человека, который знал, что не доживёт до конца года.

– Я думал, меня угробит сердечный приступ. Ан нет, всё куда интереснее, буду заживо гнить, пока господь не приберёт мою душу. Скверна пустила глубокие корни, в операции нет смысла. Ни один скальпель не справится с опухолью. Она пожирает меня изнутри, понуждая отхаркивать лёгкие по кусочкам. Основное веселье ещё впереди.

Герман достал из ящика стола бутылку с коньяком и второй стакан. Мясистые пальцы дрожали, когда он наполнял оба стакана.

– Выпей со мной.

Антон не был уверен, что способен проглотить неразбавленный коньяк, но не хотел расстраивать старика отказом. Тёплый напиток стекал по пищеводу расплавленной лавой, обжигая горло. Он взял из вазы фруктовый леденец, чтобы перебить противный вкус.

– Давай порассуждаем, мой мальчик. – Герман открыл окно, впуская в помещение свежий воздух в паре с неразборчивыми голосами рабочих. – После того, как я подохну, моя дочь получит контроль над «Фуд-Трейдом» и другим принадлежащим мне имуществом. Неплохой куш, я тебе скажу. Со складом её мало что связывает, и она быстренько переведёт недвижимость в наличные. Ты спросишь, радует ли меня, как мой ребёнок поступит с делом моей жизни? И я отвечу – мне наплевать. Моё тело будет гнить в земле, я не буду испытывать по этому поводу никаких эмоций. Ста миллионов, которые она выручит с продажи земли и зданий, ей хватит до конца дней. Я даже не стану составлять завещание, кроме неё, на мои деньги больше нет претендентов.

Старик успел заткнуть рот платком прежде, чем кашель согнул его пополам. Антон заметил на куске ткани пятно крови.

– Ты многому у меня научился, – продолжил старик, сполоснув рот спиртным так, будто это была вода. – И мог бы управлять складом не хуже меня. Иначе, но точно не хуже.

– Вы хотите сделать меня управляющим? – Нескромный вопрос вырвался наружу по милости тлетворного влияния коньяка.

– После моей смерти между тобой и богатством будет только одно препятствие – моя дочь. Как мне быть с этой дилеммой, зятёк?

Антон с трудом удержался в кресле. Комната вращалась вокруг него в безумном танце с дьявольской скоростью. Герман не собирался вовлекать его в бизнес. Рассчитывал держать наивного простофилю на поводке с морковкой перед носом как можно дольше. Смертельная болезнь сделала конструкцию неудобной в использовании. Зять становился не добычей, а потенциальным хищником. Антона искусно разыграли по нотам. Браво.

Едва головокружение замедлилось, он озвучил свои соображения:

– Продайте бизнес, отдайте деньги в управление фонду, который будет ежегодно выплачивать Анжеле приличную сумму. Что-то вроде дивидендов. За меня не волнуйтесь, я найду, как заработать на жизнь. Нужда нам не грозит.

– Зачем ей неудавшийся гитарист, когда у неё будет возможность собрать вокруг себя оркестр?

Слова о неудавшемся гитаристе больно кольнули Антона в самое сердце.

– К чему вы ведёте, Герман? – Он натянул на лицо воображаемую маску непроницаемости. – Мне искренне жаль, что болезнь не удалось выявить на ранней стадии, тем не менее вы дважды усомнились в моей честности.

– Умерь свой пафос, зять. Я в бизнесе тридцать пять лет и научился видеть людей насквозь.

– В моём случае зрение вас подвело.

– Перечить хозяину в присутствии подчинённых – плохая идея.

Хозяину? Интересно, какой смысл Герман вкладывал в это слово.

– Когда дело касается здоровья, субординацию можно отодвинуть в сторону. Я не должен во всём с вами соглашаться. Ещё неизвестно, чем обернётся для Кирилла падение.

– Меня ты тоже хочешь отодвинуть?

Надменный тон директора надоел Антону до тошноты. Парни правы, он позволил себя использовать. Надо было заключить с тестем письменное соглашение. Или вообще не ввязываться в историю с маргарином, начав выступать в музыкальных барах. Сначала за еду, потом за деньги. За два года кривая судьбы непременно обозначила бы свою благосклонность. Ну или отворила врата в ад. Через пару месяцев Герман закроет контору, а его выпнет под зад. Перспективы, надо прямо сказать, безрадостные.

– Могу я вернуться к работе?

– Не думаю, что она тебя ещё волнует. – Герман поднялся, размял затёкшую спину. – Давай прогуляемся. Хочу кое-что тебе показать.

Антон спускался вслед за стариком по изъеденной ржавчиной лестнице. Один неловкий шаг мог прикончить его раньше, чем рак, избавив от наполненных приступами боли ночей. Анжела получит наследство, которого им хватит на много десятилетий. Он сможет купить себе любую гитару, какую захочет. Целую коллекцию гитар. Они переедут в домик на побережье, где он будет музицировать на фоне морского заката. Пастораль на костях.

Ему стало стыдно за короткую вспышку слабости. Руки ухватились за поручень. Он не смог бы столкнуть старика с лестницы, а потом спокойно проедать его деньги с его же дочерью. Откуда вообще в нём взялись столь кровожадные наклонности? Надо бы поменьше смотреть гангстерских фильмов. Убийца из него всё равно никудышный. Первый допрос, и дело раскрыто. Его стезя – музыка. Разрушив сделку, Герман снял с него обязательства. Отложенных денег хватит на несколько месяцев. За это время можно найти учеников или даже начать концертную деятельность. Если всё, что сейчас происходило, нельзя назвать знаком, то тогда непонятно, как эти самые знаки различать в принципе.

Эй, Джорджи, что скажет Анжела о твоём решении податься в творчество?

«Почему бы тебе не устроиться на нормальную работу, дорогой?» – вот что она скажет. И выразит недовольство через ограничение интимной близости.

– Какие-то проблемы, сынок? – Герман сверлил в нём дырку за дыркой, не спуская залитых бренди глаз.

– Спиртное ударило в голову.

– Так и будешь стоять там?

Он вдруг поймал себя на мысли, что мнение Анжелы не изменит его намерений.

– Мне уже лучше.

– Тогда какого чёрта ты торчишь там? Спускайся, чёрт тебя подери!

– Слишком много чертей, мне кажется.

– Если в постели ты такой же заторможенный, понятно, почему у меня до сих пор нет внуков.

Обидная оплеуха отозвалась в ушах противным звоном. Он сжал зубы.

– Их нет потому, что ваша дочь предпочитает социальные сети топоту детских ножек.

– Это в тридцать-то, мать его, пять лет?! Не буду спрашивать, кто в вашем доме хозяин. Оно и так понятно.

Антон опустил плечи. Так и есть, не все женщины созданы для семьи. Менять подгузники, не спать по ночам и отдавать, отдавать, отдавать. Он не мог представить, что Анжела способна на такую жертву.

Тогда зачем ты с ней, Джордж?

– Какое решение вы приняли, Герман? Я не могу день за днём ждать увольнения. Мне нужна определённость.

– Скоро ты всё узнаешь. – Большой сгусток слюны отправился с пандуса на землю. Был ли это жест пренебрежения по отношению к Антону, или старик просто избавлялся от клокочущей в нём желчи, не имело значения. – За этим я тебя и позвал. Ступай за мной.

В угрюмой тишине склада двое мужчин сгружали остатки мешков с кокосовой стружкой с одного поддона на другой, освобождая место для свежего товара. «Фуд-Трейд» снабжал кондитерские производства города продуктами для производства хлебобулочных изделий: от начинок и посыпок, до муки и масла. На заре работы в компании Антон предлагал Герману открыть сеть пекарен, пользуясь преимуществом в виде дешёвых ингредиентов, но старый лис не захотел вкладывать деньги в новое для себя направление. Он круглосуточно держал расправленные крылья над созданной им мини-империей, и новый бизнес был ему безразличен.

Главным продуктом компании по праву считался незаменимый при изготовлении теста маргарин. Каким-то чудом Герман смог заполучить право региональной дистрибуции крупнейшего в стране маргаринового завода. Картонные коробки с завёрнутыми в вощёную бумагу брусками высились до потолка шестидесятиметровой холодильной камеры. Спрос на переработанное пальмовое масло разной степени жирности с годами только увеличивался.

– Парни, подышите-ка снаружи, – приказал Герман грузчикам. – Нам с Антоном надо пощебетать с глазу на глаз. И никого сюда не впускайте. Пусть подметают пандус или займутся другим полезным делом.

Изо рта Антона вырывались клубочки пара. Он потёр руки в молчаливом недоумении. Зачем бы старик его сюда ни привёл, он хотел скорее разделаться с этим.

– Я надену куртку.

– Не трать время. – Герман открыл гигантскую дверь холодильника. – Мы ненадолго. Ты не успеешь замёрзнуть.

– Я уже замёрз.

– Холод полезен для мужчины. Ты ведь мужчина?

– Не пытайтесь меня унизить, Герман. Я всё ещё муж вашей дочери.

– Да, разбираться в людях я её не научил.

Антон представил, как разбивает заносчивому тестю нос.

– Что вы хотели мне показать?

Железная дверь отъехала в сторону, обнажая облицованное фольгой нутро камеры. Тесть жестом пригласил его пройти внутрь.

– Вы серьёзно?

– Чем быстрее ты зайдёшь, тем быстрее мы с этим покончим.

Антон зашёл в камеру, обхватив предплечья. Для трёх градусов Цельсия он был одет преступно легко. Повседневные джинсы, футболка-поло с коротким рукавом и прогулочные кроссовки от собачьего холода не спасали. Металлический ремешок часов покусывал кожу на запястье.

Тонны паллет с маргарином ждали, когда торговые представители продадут их мелким и средним лавочникам. Из свисающего сверху шланга в ведро капал конденсат. Он развернулся и посмотрел на тестя.

– Объясните, что происходит. Вы же не маргарин мне хотели показать. Он мне и так снится каждую ночь.

– Ты очень меня разочаровал, сынок. – Рука Германа легла на плечо Антона, сдавив его намеренно сильно. – Я пустил тебя в свою семью, доверил дочь, обеспечил работой, когда ты нуждался в ней. Я относился к тебе как к сыну, которого моя покойная жена выскребла из своего чрева, потому что не хотела рожать от меня. И вот как ты отплатил мне за доброту.

Антон стряхнул с себя тяжёлую ладонь, отступил назад, натолкнувшись на безжизненную твёрдость стены.

– Неужели ты и впрямь рассчитывал занять моё место, зятёк? С твоими-то нейлоновыми яйцами. Да ты угробишь за месяц всё, что я создавал половину жизни. Исполнитель ты сносный, спору нет. Только для ведения бизнеса нужны стальные яйца, понимаешь? Это как минимум. Но вернёмся к разочарованию.

– По-моему, вы перешли черту.

Сжатый кулак угодил в солнечное сплетение. Антон схватился за грудь, медленно съезжая на пол. Герман потряс рукой, которой нанёс удар.

– Узнаю, что заикаешься о деньгах, подвешу сам знаешь за какое место. С дочерью я всё улажу, а ты и думать не смей о наследстве. Скажи Анжеле спасибо, что она не прогоняет тебя. Я бы на её месте давно избавился от такого куска дерьма. Ты ненужный балласт, сынок. Никто не любит неудачников. Я в твоём возрасте воспитывал оставшуюся без матери дочь, налаживал бизнес, не упуская возможности задирать девицам юбки. Чего добился ты? Бренчание по струнам не делает из тебя мужчину. Брак с моей дочерью не делает из тебя мужчину.

– Вы… меня ударили.

– И сделаю это снова, если ты попробуешь подняться. Внизу тебе самое место.

– Вы сошли с ума, Герман.

– Давай проверим насколько.

– Я не хочу с вами драться.

– Драться? – Герман запрокинул голову в булькающем хохоте, быстро перешедшего в кашель. Мерзкий звук отражался от стен, многократно усиливаясь. Антону стало жутко. Он потирал ушиб, чувствуя, как нижняя часть спины немеет от холода. – Ты даже мою малышку одолеть не в силах.

Морщинистая пятерня схватила Антона за волосы. В лицо пахнуло винно-табачным зловонием.

– Никогда не переходи мне дорогу, – процедил Герман. – Из могилы достану, уж поверь. Если я говорю, что скорая не нужна, не надо мне доказывать обратное. На моём складе я Бог, а ты божий раб. Это к вопросу о разочаровании. Придётся тебя проучить. Посидишь здесь, в тишине и покое, подумаешь о своём поведении и о жизни вообще. Только не благодари. От такого засранца мне благодарности не нужны.

Закончив монолог, Герман резко откинул голову Антона назад. Затылок последнего врезался в стену с глухим стуком. Старик вытер руки о рубашку, словно трогал слизкое насекомое и вышел из холодильной камеры. Перед тем как запереть дверь снаружи, он бросил в пропитанное унижением помещение последнюю фразу:

– Между прочим, ты уволен за нахождение на рабочем месте в состоянии алкогольного опьянения.

Лязгнул засов. Антона обступила вязкая темнота, тело пронизывал озноб. Ещё пара минут испытания холодом, и он надолго свалится с температурой. По ту сторону старик кричал рабочим, что они будут уволены, если посмеют открыть дверь. Больной псих. Сколько минут он собирался продержать камеру запертой?

В одном старик прав, яйца у него действительно из нейлона. Позволить отделать себя дряхлеющему тестю это надо постараться. Как и поверить в лапшу, которую он развесил на его ушах. Когда же ты научишься испытывать злость, Джорджи?

Руки нащупали бочонок с нестерилизованным повидлом. Преисполненный гневом из-за собственной слабости, он запустил им в дверь. Бууум. Бочонок выплюнул сладкое содержимое стоимостью три тысячи рублей на пол. Надо бы не запачкать ног.

Он измерял камеру шагами, иногда прыгая на месте и размахивая руками. Это не сильно помогало. Холод добрался до костей, кончики ушей пощипывало.

– Эй! Выпусти меня! Я здесь замёрзну!

Здорово старый бес подвёл его под увольнение. Растрогал новостью о болезни, дал выпить, а затем растоптал своими вонючими ботинками с заострёнными носками.

А ты хотел продолжать на него работать после откровенного обмана?

– Эй! Мне холодно! Кто-нибудь, откройте эту чёртову дверь!

На глазах Антона выступили слёзы. Обида сжала горло. По части жалости к себе он был мастер. Жизнь катилась под откос, и он не знал, как это остановить.

Прекрати, Джордж. Не падай в собственных глазах ещё глубже. Тебе с этим жить долгие годы. Надо заполнять ячейки памяти гордостью, нежели бесплодными стенаниями. Герман преподнёс тебе хороший урок. Смертельная болезнь не сломила его, стальная хватка не ослабла ни на йоту. Такие дерутся до последнего вздоха, создают обстоятельства или ломают их, если им это выгодно, а угодив в капкан, отгрызают лапу. Не нужно во всём брать с него пример, у тебя это не получится. Нужно лишь перестать ввязываться в чужие истории, ничего, кроме боли, они не приносят. События раз за разом выталкивают тебя на обочину усеянной битым стеклом дороги. Только починишь проколотое колесо, как тут же лопается другое. Чужой маршрут несёт одни убытки. Если ты не знаешь куда едешь, не удивляйся, когда попадёшь туда.

Он вытер слёзы, не дав им застыть. Бесславная работа на Скруджа подошла к концу. Он будет скучать по этому складу… часа два. Осталось заручиться поддержкой Анжелы и громко заявить о себе музыкальному миру. Великий Джорджи готов держать свой главный бой.

Внутри него зажглось позабытое чувство азарта. Он выпрямил спину, взял с поддона коробку весом двенадцать килограмм и принялся приседать с ней, чтобы согреться. На двадцать шестом приседании несмазанная дверь незначительно приоткрылась. В камеру проник узкий луч света.

– Антон?

– Осторожно, Нила, на полу повидло, – предупредил он.

После холодильника склад показался ему тропиками. Тусклый свет склада бил по глазам.

– Спасибо.

– Как же тут холодно. – Девушка содрогнулась. – Извини, я только узнала. Он поступил жестоко. У тебя есть полное право заявить в полицию.

– Где он?

– Заперся у себя. Ты собираешься поквитаться с ним?

– Не-а. Заберу вещи и уйду. Эта мелодия спета.

– Оставишь незаконную выходку безнаказанной? – изумилась она.

– Я не собираюсь плодить зло. – Они вышли на солнце. Тело Антона продолжало биться в лёгкой судороге. Грузчики смотрели на них с испугом. – Он тебя уволит за то, что ты меня выпустила.

– Он оставил тебя умирать. Как, по-твоему, я должна была поступить? Продолжить пить чай, в то время как ты замерзаешь насмерть?

– Ты сгущаешь краски, – неуверенно проговорил он.

– Герман напивается у себя в кабинете, о тебе он и думать забыл! – возмущённо воскликнула девушка.

– Спасибо, – повторил Антон. – Не знаю, спасла ли ты мне жизнь. Здоровье точно. Я всё ещё не чувствую пальцы ног.

Неонила заглянула ему в глаза. Он первый отвёл взгляд, предельно смущаясь. Их разделяло восемь лет, Анжела и много чего другого. За месяцы работы бок о бок он ни разу не разрешил себе флиртовать с ней. Наверное, она считала его неуверенным в себе занудой.

– Я сама уволюсь, – внезапно сказал она. – Уже уволилась.

– Не стану тебя отговаривать. – Он мучительно охнул. Оттаявшие руки сводило от боли. – Менять работу всегда непросто. Извини, что втянул тебя в это.

– Это не твоя вина, Антон. Я не могу работать под руководством человека, способного запереть кого-либо в холодильнике. Это ужасно.

– Как Кирилл?

– Ушёл домой. Не думаю, что он вернётся.

– И правильно сделает.

– Я заберу наши вещи и подвезу тебя домой.

– Не хочешь, чтобы я поднимался в офис? – догадался он. – Я и сам не хочу. Спасибо. Ты очень мила со мной.

– Встретимся на стоянке.

Он в последний раз прошёл через проходную с ощущением узника, вышедшего на свободу после долгого заключения. Белый «Пежо» Нилы скромно грелся на солнце в дальнем конце забитой автомобилями парковки. Едва ли тесть сообщил дочери о конфликте с её мужем. Она удивится, когда он придёт домой ближе к полудню. Её удивление станет ещё больше после озвученных им идей. Любая качка вызовет у неё отторжение, Анжела не из тех, кто радуется переменам. Для неё нет ничего лучше безветрия.

Потому что так проще тебя контролировать. Да, Джордж?

Нила тащила на себе футляр, прижимая к платью коробку с утварью. Хрупкие плечи девушки могли ввести в заблуждение относительно её внутренней силы. Однако она у неё была. Непреодолимо притягательная энергия, обращённая на созидание и заботу.

– Как я мог забыть о гитаре.

Он забрал у неё вещи. Вскоре скарб разместился на заднем сиденье, и «Пежо» навсегда покинул территорию склада.

– Чем ты теперь займёшься?

– Плотно поем и постараюсь забыть тяжёлое утро, – честно ответил он.

– Да нет, я про работу. – Нила проворно управлялась с механической коробкой передач. Голые коленки вздымались, когда она отпускала педали. Антон так и не удосужился получить водительское удостоверение. В его семье обязанности шофёра исполняла Анжела.

– Займусь тем, на что двадцать лет не хватало смелости. – Он кивнул на заднее сиденье. – Музыкой. Начну с частных уроков. Параллельно изучу объявления в интернете. Быть может, не самая паршивая группа нуждается в соло-гитаристе. С ритм-гитарой я тоже в ладах. Ещё пройдусь по пабам, где есть сцена. Если не умру от скованности, то смогу заработать за вечер на хороший кусок жареного мяса. А ты?

– Я? – Нила загадочно улыбнулась. – Я буду твоим импресарио.

Он решил ответить ей в такой же шутливой манере:

– Ты будешь самым бедным импресарио во вселенной. Пятьсот раз подумай, перед тем как подписать со мной контракт.

– Ничего, однажды я два месяца питалась одними спагетти с сыром. – Она заметила его недоумённый взгляд и неопределённо пожала плечами. – Долгая история. Ты любишь спагетти с сыром?

– Звучит заманчиво. Осталось понять, как избавиться от лишнего веса.

– Ты меня смутил!

– Ты подумала… о мой бог, теперь я сам смутился. Я не имел в виду ничего низменного.

– Так ты про секс?! – воскликнула она. – А я, дура, сразу на свой лишний вес подумала.

– Я говорил про свой вес, Нила! С твоим телом всё в порядке. Ты очень… видная девушка. – Он отвернулся к окну. – И ничего ты не дура.

– Только с парнями что-то не везёт, – с грустью произнесла она.

– Ты ведь шутила про импресарио?

– Со спагетти неплохо сочетается тёртый чеддер.

– Нет, ты не шутила. – Он присвистнул. Золотое кольцо внезапно сжалось вокруг безымянного пальца. То ли палец распух, то ли кольцо уменьшилось.

На светофоре она достала со дна коробки флешку.

– Что это?

– Список поставщиков и покупателей «Фуд-Трейда». И много что ещё. Скопировала на всякий случай. Вдруг пригодится.

– Что мне с ней делать? – Он вертел в руках зелёный пластик, гадая, какое наказание предусмотрено за похищение информации, составляющей коммерческую тайну.

– Выбросить, оставить на память, продать конкурентам Германа. Что угодно.

– Спасибо за сувенир, – наконец сказал он, пряча флешку в маленький кармашек на джинсах, необходимый то ли для зажигалок, то ли для презервативов, то ли для любой ерунды, которая в него поместится. – Мне, к несчастью, нечего тебе подарить.

Когда Нила ответила, в замкнутом пространстве салона стало нестерпимо жарко.

– Подари мне свою кружку.

Около полуночи Антон сидел на кровати, отрешённо массируя Анжеле ступни. Зарывшись в телефон, она время от времени дёргала ногами. Яркое свечение экрана отбрасывало на располневшее лицо гротескные тени. Она не всегда была такой. Когда-то он мог отнести её в спальню из любого угла квартиры. Сейчас за такой фокус придётся заплатить растяжением мышц, а то и грыжей. Страстная любовь к пицце и роллам, сдобренными газированными напитками повлияла на обмен веществ самым ужасным образом. Плюс двадцать три килограмма за неполные четыре года. Объём талии рос быстрее, чем она меняла гардероб, потому вся одежда сидела на ней в обтяжку.

Редкий интим превратился в подъём по отвесной скале. Всегда в одной позе на боку, механически, без поцелуев и объятий. Потом она принимала душ и отворачивалась от него. Каждую ночь он видел перед собой широкую спину и больше ничего. Её перестали интересовать его потребности, успехи и неудачи. Вся её неглубокая жизнь уместилась в чёрной коробочке с логотипом надкусанного яблока. Виртуальной реальности она уделяла больше внимания, чем законному мужу. Он сам гладил свои рубашки, допуская, что благоверная давно забыла, как пользоваться утюгом.

По телевизору шло безликое юмористическое шоу, в котором участники соревновались друг с другом в примитивизме. Он думал о Неониле, оставившей себе Битловскую кружку с чайными разводами и помахавшей ему при расставании из окна автомобиля. А также о возможностях зелёной флешки, совсем не случайно попавшей ему в руки. По крайней мере, он так считал. Разрозненные детали рискованной авантюры выстраивались в голове в башню исполинских размеров. Один неправильно вставленный кирпичик мог привести к катастрофе. И всё-таки стоило дерзнуть. Ему до смерти надоело ходить с нейлоновыми яйцами, терпеть издевательства, сглаживая не им высеченные углы. Люди предавали его, потому что он позволял им это, принимая свою слабость за доброту. Никто не сможет вместо него прервать череду поражений. Он не должен спрашивать ни у кого разрешения, чтобы быть счастливым. Мужчина или берёт что ему нужно, имея внутреннее право, или уходит в закат.

Увы, в области закатов с ним никто не мог сравниться.

Анжела кинула в него тюбик крема с мочевиной. Он потёр плечо. Затем выдавил на ладонь кляксу крема.

– Папа написал мне, что между вами произошло. Тебе следует перед ним извиниться.

– Он сказал тебе, как запер меня в холодильнике?

– Да.

– И что ты об этом думаешь?

– У отца специфичное чувство юмора. Относись к этому как к невинной шутке.

– У нас с ним разное представление о шутках. – Антон втирал крем в кожу её ног, осмысливая просьбу об извинениях. Она пришла домой час назад, когда за окном заступала на дежурство ночь. К его увольнению она отнеслась более чем спокойно. Больше он ни о чём ей не рассказывал. Где жена ходила целый день, он спрашивать не стал. Отчего-то причины её отсутствия его совсем не тревожили. Привычный звон любви угас. Внутри него больше не трепетали струны. Они оборвались, возникшая пустота заполнилось тишиной. Он новому чувству не противился. – Это всё, что он тебе сообщил?

– Хочешь поговорить о болезни отца?

Сдержанный тон Анжелы навёл Антона на единственно правильный вывод:

– Ты давно знала о раке, – заключил он.

– У нас нет друг от друга секретов.

– Почему ты относишься к этому так спокойно? Твоему отцу осталось жить несколько месяцев.

– Мои слёзы не помогут ему излечиться. – Она возилась с пилкой для ногтей, не отрываясь от телефона.

– Ты права. – Он размазал излишки крема по рукам. Субстанция белого цвета с синтетической мочевиной пахла старостью. – Скоро ты станешь богатой.

– Не будь таким меркантильным, Антон. Если бы это зависело от меня, отец жил бы вечно.

Он внимательно посмотрел на жену. Она никогда не называла Германа папой. Всегда только отцом.

– С кем ты переписываешься?

– А?

– Дай мне свой телефон, милая.

Он протянул руку. Она в свою очередь отвела руку с телефоном как можно дальше.

– С чего это вдруг тебе понадобился мой телефон? – Анжела сделала ударение на слове «мой». – Не надо нарушать мои личные границы. Веди себя прилично.

– Моё желание безобидно. Хочу быть в курсе, на что моя жена тратит десятки часов в неделю.

– Да что с тобой?!

– У тебя появился любовник, Анжела Рябинина, дочь своего отца?

– Ты меня пугаешь. – Она перебралась на другой конец кровати с ловкостью медведя.

– Я должен удостовериться, что ты мне верна. – Он переключил телевизор на канал с художественными фильмами. Гоша дрался в подворотне с хулиганами. «Москва слезам не верит» справедливо получил «Оскар». Сейчас такое кино не снимали.

– Сегодня тебе лучше переночевать в гостинице, дорогой. Не вынуждай меня звонить в полицию.

– Уже полночь, Анжела. – Угроза полицией никак его не затронула. – Я никуда не пойду.

– Да, утро не скоро. Не забывай, кто подарил нам эту квартиру. Ты нас собственным жильём обеспечить не смог.

– Зато я обеспечил всё остальное, – ввернул он, уязвлённый её замечанием. – Ты дашь мне телефон, или я возьму его сам.

– Хорошо, поспи на диване в гостиной.

Короткое мгновение в нём боролись две противоположные сущности. Одна жаждала вырвать у неё телефон, другая хотела уйти из остывшей спальни. Победил голос разума. Антон и без телефона знал всё, что ему было нужно.

– Извини. – Он добавил в интонацию горсть примиряющих ноток. – День выдался пасмурным. Твой отец не сдержал обещание. Но он не виноват в том, что я поверил ему.

– То-то же. – Лоснящееся лицо его жены исказила гримаса брезгливости. – Не проси меня ласкать тебя там. Ты знаешь, я это не люблю. Набери ванну с пеной, если не знаешь другого способа снять напряжение. Не втягивай меня в разборки с отцом. Ты большой мальчик, разберись с проблемами сам.

Он свесил ноги с кровати, удар Германа отозвался в груди остатками боли.

– Теперь мои будни будут заполнены музыкой, – сообщил он. – Я намерен сделать из хобби полноценную работу. Могу я рассчитывать на тебя?

– Ты хочешь получить часть отцовских денег?

– Нет, я хочу, чтобы дома меня ждал горячий ужин, когда я буду приходить после концертов выжатый как лимон. Чтобы ты стирала и чинила мою одежду, как подобает нормальной жене. Неработающей жене. Хочу, чтобы ты испытывала за меня радость и верила в меня.

– Ты просишь меня стать твоей прислугой?

– Разве я многого прошу?

– Ты злишься на отца за шалость с холодильной камерой. Не можешь добраться до него, поэтому срываешься на мне.

– Ты услышала хотя бы слово из того, что я сказал?

– Доставка еды работает круглосуточно, милый.

Антон взял подушку. Вернул на экран телеканал растлевающих сознание развлечений.

– Диван в гостиной не так уж плох, Анжела.

В дверях спальни он задержался. У него осталась для неё последняя мысль.

– Я виноват перед тобой. Из-за моего попустительства ты превратилась в бачок для сбора отходов.

– Не смей меня оскорблять!

– Когда-то мы мечтали о хоре детских голосов, называющих нас мама и папа, прогулках под луной и семейных пикниках. Или я один об этом мечтал? Ты променяла радость на удовольствие. Труд на праздность. Из нас не вышло крепкой семьи. Это моя вина.

– Я повзрослела, Антон, а ты нет, – сказала она. – Хватит попрекать меня детьми. Мне не нужны варикозные вены и растянутое сам знаешь что.

– Я тебе тоже не нужен, Анжела. Спокойной ночи.

Он прикрыл за собой дверь, отрезая прошлое от будущего. Швырнул подушку на диван и стал вспоминать, куда положил телефон. Хотел успокоить нервы, переслушав сольный альбом Джорджа Харрисона «Cloud nine» под завязку набитого сладкой для слуха слайд-гитарой. В телефоне четыре часа как болталась присланная Неонилой фотография: тарелка со свежеприготовленными спагетти, посыпанными сырной стружкой, с уложенными по краям вилками. Двумя вилками.

Обручальное кольцо слезало с оплывшего пальца неохотно. Он положил его на стол. После долгих лет брака свободный палец смотрелся непривычно.

«Извини, не сразу увидел твоё сообщение» – написал он. – Последний раз я приглашал девушку на свидание в эпоху динозавров. Согласишься ли ты встретиться со мной завтра? У меня есть непреклонное желание напоить тебя чаем. С плюшками, конечно».

Мгновенный ответ Нилы заставил сердце Антона биться чаще.

«Ты знал, что в нашем городе семнадцать заведений, где посетителям предлагают живую музыку?»

«Нет», – ответил он.

«Теперь знаешь. Забыла сказать – в детстве бабушка научила меня печь замечательные булочки с изюмом. В дуэте с ежевичным чаем они незабываемы».

«Ты вкусно рассказываешь. У меня потекли слюни».

«Мне начинать готовить тесто?»

«Ночью есть вредно».

«Я знаю хороший способ сжечь калории».

Антон выдохнул. Нижней частью тела овладело приятное возбуждение. Общение на откровенную тему нервировало его. Ни одной слайд-гитаре не справиться с этим.

«Я вызываю такси. Нам нужно многое обсудить». – Рубикон дался ему нелегко. В соседней комнате находилась его официальная жена, а он не из тех парней, кто изменяет. Он из тех, кто покидает тонущий корабль последним.

«Купи, пожалуйста, изюм».

Джордж Харрисон запел заглавную песню с альбома. Антон слез с дивана и пошёл одеваться.