Клеопатра сидела за столом, заваленным государственными бумагами. Большие папирусные свитки свисали со всех краев. Она быстро прочитывала очередной документ, делала исправления или сразу подписывала, ставила печать. Просмотренные бумаги отдавала рядом стоящему Аполлодору, с благоговейным восторгом и затаенной любовью следившему за своей царицей.
Клеопатра тяжело вздохнула, устало откинувшись на спинку кресла. Аполлодор тотчас махнул рукой стоявшему у стены нубийцу с опахалом. Тот подошел ближе, усердно работая шестом с павлиньими перьями. Высокие двери в кабинет отворились, вбежали несколько рабынь с опрыскивателями, увлажняющими сухой египетский воздух. Они бесшумно суетились вокруг отдыхавшей царицы, как вдруг в центре помещения возникло странное искрящееся потрескивание. Полупрозрачный тюль, прикрывающий широкое окно на александрийскую пристань, резко надулся, словно парус каравеллы от порыва ветра. Рабыни вскрикнули, а нубиец с опахалом затрясся от страха, сел на пол, завывая в молитве. Аполлодор и несколько охранников выхватили мечи, встав в боевые стойки. Телохранитель метнулся к окну, цепким взглядом осмотрел все вокруг. Вниз отвесно уходила гладкая стена, дальше, до самой земли тянулись колоны дворцового анта. От его основания широкие ступени спускались к рыночной площади, запруженной купцами со всего света. Отсюда никак нельзя было незаметно проникнуть в царские покои.
Клеопатра приказала всем удалиться, подозвала Аполлодора, велев спрятаться в тайном проеме. Когда незаметная дверь в стене бесшумно закрылась за телохранителем, царица снова склонилась над папирусами и стала ждать.
Не прошло и нескольких минут, как высоко над полом, возник шарик похожий на стеклянную елочную игрушку. Он быстро раздулся до двухметрового диаметра, стенки растворились, а на оставшемся сегменте висевшем в воздухе, стоял Понс.
Генерал расплылся в широкой улыбке, словно не сомневался, что ему безмерно рады. Бодро спрыгнув с сегмента, он подошел к Клеопатре, галантно поцеловал ручку.
— Перестаньте кривляться, Понс, — неприязненно произнесла Клеопатра.
Понс однако не обиделся и спокойно сел в соседнее кресло, не заметив как за спиной неслышно возник Аполлодор. Он навис над головой генерала, застыв в напряженной готовности обрушиться на незваного гостя.
— Хотя бы за преданность осчастливьте его и, наконец, сделайте любовником, — цинично произнес генерал на интерлинге.
— Разберусь без ваших рекомендаций, — осадила царица.
— Впрочем, я не за этим пожаловал. Приходится просить об очередной услуге.
— «Услуги» — это, как правило, отвратительные дела, в которые вы меня втягиваете.
— Будет вам, — беспечно махнул рукой Понс. — Я совсем не такой плохой, как вы думаете.
Клеопатра занервничала, встала, несколько раз беспокойно прошлась по кабинету. Подошла к окну, слепо оглядела бухту александрийского порта. Мысли путались, не давали сосредоточиться. На душе было тревожно. Она чувствовала, что сейчас решится ее судьба…
— Вы ломаете мою жизнь! — вырвалось у царицы.
— Какого черта вы лезете на стенку? — генерал недовольно скривил рот.
— Царица! — воскликнул Аполлодор. — Я не слышу ни почтения, ни страха в его голосе. Прикажи, и я разорву его на куски! — Мышцы красивого тела играли в неверном свете факелов.
Клеопатре захотелось увидеть страх Понса. Но генерал спокойно раскрыл ладонь — на ней лежала маленькая коробочка с мигающими диодами.
— Вам известно как работает инвертор, — тихо сказал Понс. — Хотя бы пожалейте этого влюбленного в вас придурка.
От бессилия у Клеопатры навернулись слезы.
— Уходи! — приказала она Аполлодору дрогнувшим голосом.
— Боже мой, до чего вы хороши, — Понс плотоядно улыбнулся, — слезы в этих восхитительных глазах…
— Замолчите! — одними губами прошептала Клеопатра.
Понс понял, что переиграл. Перед ним сидела царица Египта в последнем градусе бешенства. Ему даже стало жаль ее.
— Простите меня, — Понс коснулся руки царицы, но Клеопатра одернула ее и отвернулась. — Ну давайте мириться, прошу вас… Может поплачете, здесь же никого нет, — он заглянул в лицо.
Клеопатра вспыхнула, в ней что-то надорвалось, и она вдруг разрыдалась, закрыв лицо руками. Понс искоса поглядывал на нее, не решаясь утешить. Наконец Клеопатра успокоилась, быстро встала, отошла в конец комнаты к зеркалу. Когда через минуту она вернулась, перед генералом сидела великая царица Египта.
— Положение очень серьезное. Нужно прочувствовать важность момента…, — проникновенно начал Понс, но Клеопатра холодно перебила:
— Ближе к делу.
Понс не обратил внимания на грубость.
— Предложите Антонию разделаться с Октавианом на море.
— Вы с ума сошли! Он никогда не согласится на морское сражение.
— Постарайтесь убедить.
— Не понимаю зачем? Нам легче выиграть сражение на суше.
— Достаточно трех доводов: тщеславие Антония, ненависть к Октавиану и ваш огромный флот.
— А как Октавиан?
— Это моя проблема.
Клеопатра задумалась. Так уж велико тщеславие Антония? Она не могла себе простить, что в эту воину Антония втравила она. Сколько пришлось приложить усилий, чтобы Антоний забыл спокойную жизни, о которой мечтал. А ведь они могли просто любить друг друга.
Понс украдкой глянул на таймер модуля возвращения.
— Предположим, мне удастся уговорить Антония, — заговорила Клеопатра. — Что дальше?
Понс откинулся на спинку стула, положив ногу на ногу.
— Следуя собственно традиции, Антоний будет продираться к флагману Октавиана, чтобы самому срубить его голову. И вот когда их корабли начнут гореть, вы отведете свой флот.
Возникла долгая пауза. Клеопатра недоуменно смотрела на Понса.
— Не понимаю, генерал, — наконец сказала царица. — Без моих кораблей Антонию не выиграть.
Понс уставился на собственные сандалии. Царица ничего не понимала или не хотел понимать.
— Я жду разъяснений, — тихо произнесла Клеопатры.
Понс мысленно проклял работу. В конце концов, ему наплевать и на Октавиана, самоуверенного прыщавого юнца, и на Антония, удачливого смельчака. Он понимал, что Клеопатра любит Антония, а его может только ненавидеть. Понс тяжело вздохнул.
— Антоний должен проиграть сражение, — наконец выдавил он.
— Почему!?
— Таков ход истории.
— Не морочьте мне голову! — взбесилась Клеопатра. — Вы прикрываетесь высокой идеей Сохранения Истории, а на самом деле… Меня сделали игрушкой в отвратительной возне, которую называете Историей. Сломали мою жизнь, постоянно разлучая с любимым человеком. Теперь, когда мы вместе и можем дожить остаток дней с детьми, вы хотите убить его!
— Ради Бога, успокойтесь. Все совершенно не так. У вас удивительная судьба самой красивой женщины всех времен! О вашей любви будут сложены легенды. Личность царицы Клеопатры вдохновит тысячи поэтов, писателей, художников.
— А как же я сама? В этой грандиозной затее нет места женщине, которая хочет любить и быть любимой мужем и детьми. Вы не учли самую малость — меня! — Клеопатра горела лихорадочным огнем ненависти и решимости. — И вот мое последнее слово, Понс: мы с Антонием будем драться за счастье!
— Не делайте глупостей! — угрожающе пробасил генерал.
— Идите к черту! — закричала Клеопатра.
— Я прикажу ввести в сражение военный спейсер! Он в два счета выжжет ваш флот. А царицу Клеопатру я отдам Октавиану! Он мечтает посадить вас в клетку и провести по Риму. А когда это развлечение надоест, вас оставят мучительно стареть в нищете на задворках империи!
Клеопатра рыдала, сотрясаясь всем телом закрыв лицо руками.
Александр недоверчиво посмотрел на Понса, но забрался в хронокапсулу — двухметровый пластиковый цилиндр с управляющей панелью в торце. Плотное бесцветное желе, похожее на силикон, окутало тело, слегка сдавив его. Но лежать было удобно. Александр посмотрел вверх, увидел склонившееся лицо Понса.
— Не волнуйтесь и верьте мне, — сказал генерал. — Как Трансхрон в Гедросии оказался заблокирован, действительно загадка. Мы займемся расследованием. А сейчас вы убедитесь, что я умею держать слово. С эвакуационного корабля отправка пройдет безупречно.
Лицо исчезло, Александр закрыл глаза, почувствовав, как проваливается в уже знакомое состояние полета в невесомости. А когда в следующее мгновение очнулся, в лицо ударил пятидесятиградусный зной египетской пустыни. Он стоял один среди барханов в полном боевом вооружении, в сверкающих на солнце золотых доспехах. У самого горизонта виднелись серые дома окраин Александрии. Македонский царь поправил амуницию, подтянул перевязь и побрел к городу.
На него смотрели во все глаза, словно догадывались, кто идет по улицам. Во взглядах жителей города читались благоговение и страх. Даже повстречавшийся военный патруль пропустил не останавливая. Хотя потом осторожно, держа дистанцию, пошел следом. Но Александр невозмутимо шагал к Дворцу Клеопатры.
У входа во Дворец его встретили начальник охраны с десятью солдатами и командующий флотом.
— Кто ты, назовись! — властно потребовал командующий, седой крепкий воин с мужественным лицом.
Александр неторопливо оглядел обоих начальников, оценивающе посмотрел на отряд охраны, оглянулся на застывшую в ожидании толпу горожан, запрудившую всю торговую площадь до самой пристани.
— Друг царицы Клеопатры, — наконец произнес македонский царь.
— Это не ответ, не дерзи нам! — разозлился начальник охраны. — На тебе доспехи Александра Великого, основателя нашего города. Как они к тебе попали?
— Я должен встретиться с царицей. Доложите обо мне.
— Клянусь Атоном, ты поплатишься за дерзость! — воскликнул разъяренный начальник охраны, и махнул солдатам.
Отряд бросился на Александра, но он ловкими приемами обезоружил троих. Остальные в замешательстве отступили, окружив странного воина.
— Что вы возитесь с осквернителем могилы великого царя! Убейте его! — крикнул начальник охраны, ринувшись на противника.
Александр хладнокровно выбил меч у него и еще у двоих солдат. Все застыли, пораженные неизвестными приемами и легкостью, с которой загадочный воин в золотых доспехах македонского царя, отбил атаку десяти воинов из личной охраны царицы. Первым пришел в себя командующий флотом.
— Пойдем со мной, — сказал он, подойдя к Александру. — Я проведу тебя к Клеопатре. Думаю, она будет рада тебя видеть.
— Я сильно постарела? — Клеопатра сдерживала слезы, не теряя царственного достоинства.
— Ты красива, как прежде, — тихо произнес Александр.
Клеопатра горько усмехнулась. Слезинка выскользнула из под густых ресниц, скатившись по щеке. Она опустила голову, и Александр уткнулся в пышные душистые волосы царицы.
— Значит, Александр Великий поможет мне? — спросила Клеопатра.
— Это честь для меня! — ответил Александр, целуя руки. — Тринадцать лет назад со станции я угодил в разгар штурма Тира, а потом сюда. Нас будет двое — я и тот Александр, кому тогда было двадцать семь. Вдвоем мы сможем переломить ход сражения.
— А для меня с тех пор прошло шестнадцать лет, мой преданный друг, — прошептала царица и осеклась. — Прости!
Александр горестно улыбнулся, прощая нечаянную правду. Царица потянулась к нему, прижалась, и он поцеловал ее в дрожащие раскрывшиеся губы.
Амбракийский залив на 34 километра врезался вглубь Балканского полуострова, разделяя Эпир и Акарнанию. Тесным извилистым пятикилометровым проливом с высокими скалистыми берегами он соединялся с Ионическим морем. В таком природном тоннеле постоянно дули сильные ветры, затрудняя маневрирование кораблей. В самом узком месте у мыса Акциум Антоний построил укрепления, с которых обстреливали приближающиеся корабли противника. Вход в залив охраняли башни с тяжелыми метательными машинами. Здесь разбила лагерь стотысячная армия Антония. На той стороне залива, в пятнадцати километрах севернее, с семидесяти пяти тысячным войском расположился Октавиан. Перед сражением полководцы обоих армий разместили на кораблях более половины своих легионов.
Оба флота разделились на три эскадры — центр и два фланга. Антоний выстроил флот так, что фланги почти примыкали к берегам, а за спиной находился вход в залив и несколько самых больших кораблей египетской царицы. Командный пункт флотилии расположился на корабле Клеопатры, откуда открывался великолепный вид на бухту, залитую утренним солнцем. 250 кораблей Октавиана, вытянулись дугой от берега до берега, против 250-ти кораблей Антония. С флагмана Клеопатры они казались игрушечными корабликами. Как макеты на доске с нарисованным побережьем, лежащей перед ней и генералами. На левом фланге игрушечной вражеской флотилии, спрятавшись за рядами больших кораблей, стоял папирусный макет флагмана Октавиана. А центральная эскадра царицы выстроилась клином, острием которого был большой корабль Антония. Слева от него маневрировала быстроходная триера Александра.
— Дайте сигнал к наступлению, — приказа Клеопатра.
Солнце перевалило зенит, когда пришло первое сообщение:
— С триеры Александра: идут на таран, — сказал офицер.
— Где Антоний? — беспокойно спросила Клеопатра.
— Движется наперехват пентеконтере на подмогу Александру.
— Хорошо, — напряженно выдохнула Клеопатра. — Что еще? — Дурные предчувствия мучили ее всю ночь. Офицеры красноречиво переглянулись: мрачное застывшее лицо царицы внушало им тревогу.
— С триеры Александра пришло странное сообщение. Там появился его близнец.
Несколько мгновений Клеопатра слепо смотрела вдаль. В этот момент подошел командующий флотом.
— Могу спросить тебя, царица?
— Говори.
Командующий поклонился.
— Кто такой Александр? — спросил он сиплым голосом.
— Разве это имеет значение? — удивилась Клеопатра.
— Мы не знаем кто он и откуда, — веско начал он. — В то же время, ты всецело доверяешь ему. Наши войны его боятся. Я видел, как он работает мечом — человек не может так сражаться. А боги не могут так наградить человека.
— Ты не веришь в могущество богов? — спросила Клеопатра.
— Я не верю в чудеса.
— Ты богохульствуешь, генерал, — голос Клеопатры оставался бесстрастным.
— Я всего лишь хочу понять с кем имею дело, — ответил командующий.
— Он наш друг.
— Это я уже понял, царица, — почтенно кивнул воин. — Но кто он?
Клеопатра гневно сверкнула глазами, но взяла себя в руки. Дотошный старик сейчас все поймет! Как ему объяснить, что на триере два Александра Великих — одному 27, другому 40 лет?! Она подошла к макету сражения. Десятки папирусных корабликов горели, как их оригиналы с живыми людьми, участвующими в историческом сражении.
— Мне жаль тебя генерал, — сказала она изумившемуся командующему.
— Я не понимаю тебя, царица? — смутился он.
— Мне казалось, что именно вера в чудеса отличает жестокие времена от времен грядущих, гуманных. А ты лишаешь себя такого важного достоинства нашего времени, оставляя лишь жестокость века.
— Я всего лишь воин, царица, — покачал седой головой старый полководец, — которого должна беспокоить только мощь страны твоей и благоденствие народа твоего. Мне трудно понять ученые речи умнейшей правительницы.
— И все же, этот человек — настоящее волшебство, которое… быть может, вызволит меня из плена, — задумчиво произнесла Клеопатра, словно обращаясь к себе. — Хотя плен скоро завершится естественным образом, — неслышно прошептала она.
— Смотрите, что там происходит! — воскликнул вдруг офицер, указывая на скопище больших кораблей, среди которых выделялись флагман Антония, триера Александра и пентеконтера Октавиана.
Там было самое жаркое место битвы. Оттуда доносились крики сражающихся и вопли умирающих. Вокруг полыхали дымные пожары, охватившие десятки кораблей. Падающих в воду воинов добивали со снующих вокруг мелких суденышек. Внезапно над всем этим ужасом возник черный диск, покачивающийся на небольшой высоте. Из него вылетел тонкий ослепительный голубой луч, вонзился в один из кораблей и через мгновение там прогремел мощный взрыв.
Клеопатра ахнула, закрыв лицо руками. Она готова была упасть, но Аполлодор поддержал ее. Офицеры подавлено переглядывались.
Наконец, с места событий пришло сообщение.
— Флагман Антония уничтожен молнией из колесницы Зевса!
Клеопатра вздрогнула, как от удара плетью, и бурно разрыдалась на плече Аполлодора.
Сквозь обступивших царицу офицеров, расталкивая их, пробился командующий.
— Что это было?! Ты знаешь! Скажи мне! — гневно кричал он.
Она подняла заплаканное лицо.
— Колесница Зевса.
— Мне шестьдесят лет и за свою долгую жизнь я никогда не видел бога!
— Для меня уже ничего не имеет значения. Антоний мертв, — сказала Клеопатра утираясь маленьким расшитым платком.
— В сражении участвовала таинственная третья сила, которая была против нас, — продолжал бушевать старый генерал. — Но это не боги, это люди, правда, могущественные как боги. Ты их знаешь и боишься.
— Оставь меня, все кончено. Я не гневаюсь на тебя, — сказала Клеопатра сухим голосом.
— Не гневаешься потому, что я прав и все понял, — пробурчал старик, вглядываясь в царицу из-под косматых бровей.
— Не перегибай палку! — сверкнула глазами Клеопатра и властным голосом скомандовала: — Уходим домой, в Египет!