Уснуть в эту ночь Маше так и не удалось. Она звонила и Марку, и Ворону, но у обоих телефоны были недоступны. К Голицыну-старшему идти было страшно. Вдруг посчитает Машу угрозой и прикончит? А если Марк посчитает ее угрозой и прикончит? Об этом думать не хотелось. Нет, такого не могло быть.
Лизу будить тоже не стала. Если хозяин дома не спал, то мог почувствовать их эмоции. Сама старалась сохранять спокойствие. Получалось плохо, но она могла это списать на адреналин и перевозбуждение, а вот если Лиза начнет проявлять что-то, то это будет слишком ярко и не останется незамеченным. Это уже не спишешь на адреналин.
Поэтому лежала прямо в одежде на покрывале и изучала инкрустированные камнями рукояти сабель, изогнутые плавные линии стали, арабскую вязь на клинках. Оружие выглядело словно игрушечным, подарочным, хотя Маша и подозревала, что в этом доме пустышек нет. Здесь все дорогое, раритетное, статусное, возможно даже древнее. Вещи, которым место в музее, но не в жилище, где ими может любоваться лишь ограниченный круг людей... точнее существ.
Через неплотно закрытые шторы в комнату начал проникать серебристый свет. Незаметно подобралось холодное осеннее утро, а она так и не сомкнула глаз.
Маша ещё раз набрала Марка, и снова абонент оказался недоступен. Она в сердцах бросила телефон на его подушку, но тут сбоку мелькнула чья-то тень. Маша подняла голову и онемела. Убийца стоял буквально в паре метров от кровати.
Маша вскочила и бросилась к саблям, висящим на стене. Едва схватила за рукоять одну из них, как ведомая сила потянула ее назад, но рукоять Маша держала слишком крепко, и сабля осталась у нее в руке.
Маша развернулась в полете и ударила наотмашь. Полет тут же прекратился, и она упала на пол. Убийца стоял и смотрел, как через прорезь в балахоне сочится кровь.
Маша успела отметить, что серебряный шар под сердцем маньяка в десять раз больше, чем у домработницы, но пока сволочь не опомнилась, бросилась в коридор. Бежала в другое крыло, где обитали хозяева дома, но стоило выскочить в холл второго этажа, как маньяк появился перед ней.
Она не знала услышит ли кто ее крики, так что кинула в негодяя саблю и толкнула ногой очередную тумбу с очередной китайской вазой.
Грохот стоял такой, что наверняка проснулись не только домочадцы, но и все соседи. Маньяка однако это не напугало. Он сощурил кроваво-красные глаза и пошел на нее, но в следующий миг сила акудзин сдернула его со второго этажа и, перелетев через балюстраду, он рухнул на ступени главной лестницы.
Маша перегнулась через перила. Ожидала увидеть кого угодно, но только не Марка с друзьями.
Глаза всех троих были алыми, а Кирилл уже целился из ружья. Но едва выстрелил, маньяк испарился. Однако теперь он не покинул дом как было днем, а появился за спинами мужчин.
Отбросил Кирилла. Тот ударился о стену, и ружье отскочило в гостиную, а сам Кирилл кулем свалился на пол.
Ворону тоже досталось. Того маньяк подбросил до самого потолка, и он упал с высоты шести метров, больше не поднявшись.
Марк среагировал, но поздно. Ему удалось бросить в маньяка комод, но убийца поднялся над полом и отправил в Марка картину, сорванную со стены. Марк остановил ее и отбросил в сторону, но маньяк схватил его и поднял в воздух.
Взвизгнула Лиза, появившаяся рядом с Машей. Она бросилась к Ивану, который лежал на полу в неестественной позе. Краем глаза Маша заметила, что Кирилл бросился в гостиную на поиски оружия.
А маньяк начал пить Марка. Маша не видела его лица, но нутром чувствовала всю боль и страх существа, ставшего таким родным и любимым.
Благодаря отвару из кофуку она видела, как к маньяку тянется ручеёк сущности Марка. Серебристая нить ещё не достигла цели, но была близка, когда из арки появился Кирилл и выстрелил.
Ручеек замер на месте, но и Марк остался висеть в воздухе. Дротик тоже замер, а потом со скоростью ветра полетел в обратную сторону. Кирилл увернуться не успел. Дротик попал в плечо, и Ищейка рухнула на пол.
Все происходило так быстро, что Маша не понимала, сможет ли справиться с тем, что задумала. К счастью, сегодня ей тоже крупно повезло. Неизвестно, почему на шум не явился хозяин дома, зато на лестнице появилась хозяйка.
Софья Эдуардовна, словно разъярённая фурия, начала бросать в убийцу все предметы, что попадались под руку. Маньяк не то что не мог противостоять такому напору, скорее не ожидал его и отпустил Марка.
Если бы ситуация не была страшной, она могла бы показаться смешной. Двое против одного, используя чёртову древнюю магию, кидали друг в друга самые неожиданные предметы.
Марку даже удалось на пару мгновений сковать негодяя, но тот был настолько силён, что одолел сущность противника.
Теперь Маша видела, что магия акудзин — не просто веление мысли и желаний. Это работа сущностей. Сущности выкидывали свои серебряные щупальца, поднимая ими и существ, и предметы. Это она создавала кокон, который переносил акудзин в пространстве, это она тянула эмоции, а иногда и жизненную силу людей.
Пока мать и сын сражались с сильным и опасным противником, Маша не теряла зря времени. Она мысленно потребовала, чтобы сущность маньяка направилась к ней, ещё когда Марк висел в воздухе, а Кирилл получил дозу снотворного.
Маша чувствовала, что нутро наполняется чем-то тошнотворным, неприятным, липким, но останавливаться не собиралась. Понимала, что, если ей не удастся отобрать у маньяка хотя бы часть силы, никто не выживет.
Но ручеек перетекал к ней очень медленно. Так что маньяк успел снова выкинуть Софью Эдуардовну на улицу, разбив стекло во второй дверной створке. А у Марка из ноги торчал осколок зеркала, которое маньяк разломил на куски и направил в противника.
Марк держался, и Маше казалось, что силы его и маньяка уровнялись, но тварь сорвала с потолка вторую из трёх хрустальных люстр, и та полетела на Марка.
Тот не успел отскочить, и тяжёлый обод задел ногу. Марк упал, и тогда маньяк при помощи своей сущности пригвоздил его к полу. Даже пошевелиться было невозможно.
Убийца медленно двинулся к Марку, ступая по битому стеклу и небрежно откидывая мыском кроссовок щепки и мусор.
Маша испугалась. Понимала, что убийца жаждет крови. Он не пил Марка, не хотел. Хотел просто убить, и осознание этого пронзило сердце ледяной иглой. Поток силы, что тянула Маша из маньяка возрос, возросла и ненависть. Ей захотелось придушить тварь, лишь бы не приближался к Марку.
Маньяк схватился за горло и удивлённо уставился сначала на Лизу, прижимавшую какой-то тряпкой рану на голове Ивана, а затем заметил Машу, стоящую на втором этаже и неотрывно смотрящую на него кроваво-красными провалами глазниц.
Поздно спохватился. Страх уже захватил его мысли и тело. Маньяк перестал воздействовать на Марка, но выбраться из-под обломков люстры тот не мог. Оставалось лишь наблюдать, как человеческая девушка, которую полюбил всем сердцем, на глазах превращалась в монстра и тянула сущность из врага. То, что она тянула, сомнений не было.
Маньяк начал хрипеть, раздирать пальцами горло. Затем его подняло в воздух, и он задергался всем телом. Глаза стали обычными человеческими...
Раздался хлопок, и в ноге маньяка оказался дротик. Убийца сразу затих и повис в воздухе тряпичной куклой.
Марк посмотрел наверх. На лестнице стоял Константинов с ружьём. Рядом отец.
Демон-старший положил руку Маше на плечо, наклонился к самому уху и что-то прошептал. Глаза девушки вернулись к обычному состоянию. Она несколько раз моргнула, непонимающе посмотрела на Голицына, затем на Марка и бросилась к нему вниз по лестнице.
Юрий Алексеевич поднял люстру, и Марк смог освободить ногу. Указал отцу на улицу, и тот бросился искать жену.
Константинов спустился вниз. Оглядел бедлам и, бормоча себе под нос ругательства, начал считать подчинённых.
— С тобой все понятно, — махнул он на хромающего Марка. — Этот отдыхает, пусть отдыхает, — скользнул взглядом по Кириллу. — А этого в Еленовку.
Он подошёл к Ворону, рядом с которым сидела рыдающая Лиза, едва коснулся их, и все трое испарились.
Марк, опираясь на Машу, доковылял до маньяка, который лежал на полу без движения, раскинув руки и ноги в стороны. Наклонился и сорвал с лица убийцы шарф.
— Твою мать... — прошептал Марк и зажмурился. — Идиот. Ты полный идиот.
— Кто это? — спросила Маша, и прижалась к нему.
— Белая ворона, — закусил губу Марк.
Ему было жаль, ему было очень жаль, что маньяком оказался именно этот акудзин.
***
Переговорная Седьмого отдела напоминала лазарет.
Марку повезло, перелома не было, но ногу зафиксировали так, что он едва ли мог ходить, поэтому сидел в кресле вытянув ее.
Маша дремала рядом, прижимаясь к его плечу.
Ворон с Лизой оставались в Еленовке. Прохорова заявила, что Иван жить будет, но на недельку придется поселиться в больнице. Лиза была с ним, наотрез отказавшись покидать больничную палату.
Кириллу ввели антидот, так что он сидел над кружкой кофе и пытался бороться со сном. Получалась плохо, поэтому периодически он бессильно ронял голову на грудь и пытался поспать. Константинов не давал, выполняя указания Жанны Игоревны.
Софья Эдуардовна выглядела прилично за исключением лёгкого сотрясения, пары синяков и кровоподтёков, которые безуспешно попыталась скрыть косметикой.
Помимо них в Седьмой отдел прибыли Демон-старший и Гессен-Штатский.
— Ищейка, просыпайся! Эта тварь почти очухалась! Тебе допрос вести! — рявкнул Константинов на вновь задремавшего Кирилла.
От его голоса подскочила и Маша. Все тут же заинтересовано уставились на нее.
— А к вам, дорогая, у нас тоже есть вопросы, — хищно улыбнулся Константинов.
Марк оскалился в сторону начальства и положил руку Маше на плечи, словно защищая.
В этот момент в кабинете появилась Прохорова. Она окинула всех взглядом и остановила его на Маше:
— Аху...
— Жанна Игоревна! — воскликнул Константинов.
— Да-да, и вам не хворать, — бросила она через плечо и, подойдя к Маше, начала внимательно изучать ее. — Да тут даже больше десятки, я даже не могу определить точно, но... Я такой силы ещё не видела.
— Она не моя, — всхлипнула Маша.
— Уже твоя, — возразил Голицын-старший. — Носителей уже нет, так что теперь твоя.
— Но как? — выдохнула Прохорова, словно перед ней сидела не девушка, а диковинная зверушка.
— Я это и хотел выяснить, — подхватил Константинов. — Как, твою мать, ты, Мария, это сделала?
Маша не ответила, а уткнулась в плечо Марка. Тот бросил злой взгляд на начальство и предостерегающе покачал головой.
— Маша, — подал голос, молчавший до этого Кирилл. — Я должен его допросить, но без твоей помощи я не смогу восстановить всю картину. Помоги, пожалуйста.
— Если я скажу... или он скажет, — отвечала Маша, не глядя ни на кого. — Вы можете получить оружие против друг друга. Этим могут воспользоваться те, кто жаждет силы и власти. Но вы не правы. Сущность не в оболочке, не в сосуде. Она и есть сосуд. А я слышу их. Слышу их и хочу забрать.
Она всхлипнула, и Марк прижал ее к себе, а в следующий миг они исчезли.
— Ну приехали! — выплюнул Константинов.
— Ничего. Девочке нужно подкрепиться. Мы не знаем, что с ней, и как это произошло, но она никуда не денется, — добродушно отвечал Гессен-Штатский. — А вот над ее словами нам стоит подумать. Так ли нам нужно знать об этом? Она в чем-то права.
— Я бы на ее месте послала бы всех к черту, — высказалась Софья Эдуардовна, затягиваясь тонкой дамской сигаретой. — Она абсолютно права. Это оружие, и оружие сильное. И чем позже об этом узнает общественность, тем лучше.
— Согласен, — поддержал жену Юрий Алексеевич. — Но нам все равно надо выяснить, как она это сделала, чтобы понять, чего опасаться.
— То есть мы можем отобрать у нее эту силу? — почесал затылок Константинов. — Она же не акудзин!
— Уже акудзин. Только попробуйте к ней прикоснуться — убью, — заявила Софья Эдуардовна.
— Госпожа Голицына, к чему такие заявления? — подозрительно сощурился Константинов.
— К тому, что сила моей семьи при помощи этой девушки останется прежней. И не говорите, что это для акудзин неважно. Что происходит с теми, кто, имея силу, не думает о том, что ее следует сохранять в семье, вы все сегодня видели. Это удар, и удар для всех, — она нервно затушила окурок и с вызовом посмотрела на всех по очереди. — Девушка под защитой семьи Голицыных. Не захочет говорить — не будет.
Константинов не стал ничего отвечать. Перевел взгляд на Гессен-Штатского. Тот задумался и повернулся к чете Голицыных с добродушной улыбкой:
— Дело будет засекречено. Акудзин много. То, что Марк нашел себе сильную партию ни у кого не вызовет вопросов. Но лучше бы довести ее до десятки. Ее нынешняя сила может вызвать вопросы, если она столкнется с медиком.
— Я готова подписать все что угодно, лишь бы увидеть это, — проговорила Прохорова, все ещё находясь под впечатлением.
— Вот и прекрасно. Все, кто был свидетелями этого, знают правду, остальным она ни к чему. А как объяснить общественности? Да никак. У Седьмого отдела есть особые полномочия. Главное, что маньяк пойман и понесет самое суровое наказание, — председатель посмотрел на каждого присутствующего, словно закрепляя незримый договор.
С ним согласились. По-другому быть не могло. Только не сейчас.
***
Марк учил. Сидя на крыше хосписа, он учил ее пить боль и страх людей, не причиняя им больших страданий. Маша пила эмоции через силу, будто с отвращением к самой себе, но вскоре успокоилась и послушно выполняла все указания Марка. Не сразу, но получилось насытиться.
Это был другой уровень голода. Марк был прав: невозможно описать, можно лишь почувствовать.
Там же, на крыше, она рассказала ему и про Крапивницкого, и про кофуку, и про то, откуда взялся ужасный запах у него дома. И про то, что она, выпив отвар, стала видеть то, что раньше приняла бы за галлюцинации.
Марк все же уверил Машу, что стоит рассказать это остальным. Никто из них не будет использовать отвар так, как это делал убийца. А от прочих это можно и скрыть.
Маша после долгих сомнений наконец согласилась с ним, и они перенеслись в особняк Голицыных, чтобы забрать ещё одну, последнюю пробирку с отваром, и вернулись в Седьмой отдел.
Уже близилось время обеда, но никто не торопился есть. У всех кусок бы в горло не пролез. Выслушав Машин рассказ, все испытали шок. Но успокоили Машу, убедив в том, что дело засекретят.
Единственной проблемой оставалось то, что у Маши, по заверениям Жанны, силы было больше, чем у присутствовавших здесь сильнейших акудзин страны: Юрия и Марка Голицыных и Гессен-Штатского.
— Надо подумать, надо подумать... — ходила по переговорной Жанна, стуча каблучками. — Точно никому больше не отдашь?
— Только Марку, — ответила Маша на вопрос.
— Хорошо, а ты точно больше не видишь наши сущности?
— Нет.
— Значит зелье действует около двенадцати часов, — Жанна задумчиво приложила палец к губам. — Хорошо, Марк, пей. Остановишься, когда скажу.
Марк отвинтил крышку с пробирки и сморщился от запаха.
— Я точно не отравлюсь? — спросил он Машу.
Та молча протянула ему полный стакан воды.
— Ясно, — обречённо вздохнул тот и залпом осушил пробирку.
Вода понадобилась. Правда, одного стакана оказалось мало. Когда Марк продышался, замер на месте и начал смотреть на всех по очереди.
— Видишь? — спросила Жанна.
— Вижу, — прошептал он, пораженный действием отвара.
— Хорошо. Встаньте рядом, и, Марк, попробуй что-то сделать.
Марк подошёл к Маше и взял ее руки в свои, сосредоточился и дотянулся до сущности, сидящей внутри девушки. Притянул к себе тонкий ручеёк и тот, повинуясь воле Марка, стал перетекать к нему.
— Стоп! — в какой-то момент воскликнула Жанна, и Марк оборвал связь.
Прохорова придирчиво посмотрела на Марка и Машу, сощурила один глаз, второй и удовлетворённо кивнула:
— Да. То, что надо. Визуально поровну и за пределы десяток вы не выходите... Просто очень сильные десятки.
Марк улыбнулся, крепко обнял дрожащую Машу и прошептал:
— Не бойся. Ты же сама говорила, что страх всего лишь иллюзия, — а затем он повернулся к Кириллу. — Теперь дело за тобой.
Калинин кивнул, взял со стола папку и направился к двери. Квартиру маньяка обыскали, родственников привезли в отдел. Пора было приступать к допросу.