Страх — странная штука. Он не просто парализует, не просто замораживает тело. Он разъедает изнутри, вытягивает все силы, оставляя лишь пустую оболочку. Как будто ничего вокруг не существует, кроме одного чувства — острого, ледяного ужаса, который невозможно изгнать. Именно этот страх пронизывал меня, когда я узнала, что Миша и Саша исчезли. Я помню, как мы с Ахмадом бежали в комнату охраны. В моих ушах шумело, я не слышала его слов, не понимала, что происходит. Всё, что я чувствовала — это резкую, невыносимую боль и ужас, который сковал меня от кончиков пальцев до кончиков волос. Дети исчезли. Моё сердце сжалось до размеров маленькой точки, оставляя после себя только тугую петлю боли. Невыносимо. Просто невыносимо.
Когда я увидела запись с камер наблюдения, где Аят выводила Мишу и Сашу за ворота, мне стало плохо. Я не могла поверить своим глазам. Это было неправдой, это было невозможно. Но она виднелась на экране — маленькая, хрупкая девочка, без единой эмоции на лице. Она вывела их… и оставила там.
— Останови запись! — крикнул Ахмад, его голос резал тишину как лезвие.
Я стояла рядом, пытаясь понять, что же, чёрт возьми, происходит. Мы увидели, как дети уходят из дома, а затем… ничего. Камеры больше не зафиксировали их. Они исчезли за пределами территории. Камеры отключились…
— Аят… вывела их? — прошептала я, не в силах поверить в происходящее. Как? Зачем?
Ахмад молчал, его кулаки сжимались с такой силой, что я увидела, как побелели костяшки его пальцев. Я смотрела на него, но в его глазах был не просто гнев, в них был ужас, смешанный с беспомощностью. Мой взгляд метался между экраном и Ахмадом, пока не возникло чувство, что всё вокруг происходит не со мной. Какой-то кошмар, из которого я не могу проснуться. И тут появилась Аят. Она стояла в дверях, словно привидение. Тихая, неподвижная, будто всё происходящее не имело к ней никакого отношения. Моё сердце застучало быстрее. Я подбежала к ней, схватила её за плечи, но она просто стояла, молчала, как статуя.
— Что ты сделала?! Где дети?! — мой голос дрожал, но не от злости, а от абсолютной паники. Аят не ответила. Её лицо оставалось бесстрастным, пустым. Она даже не смотрела на нас, просто стояла, как будто её здесь не было.
— Аят, — Ахмад подошёл ближе, его голос был странно спокойным, почти умиротворяющим, хотя я знала, что внутри него бушует буря. — Где они? К кому ты отвела малышей? Тебя кто-то попросил?
Она молчала. Не сказала ни слова. Я чувствовала, как внутри меня всё сжимается от страха, как холод ползёт вверх по спине. Ахмад взял её за руку, аккуратно, но настойчиво. Но она так и не ответила.
— Господи… что же делать? — я шагнула назад, прижав руки к лицу, стараясь не сорваться в истерику. Как она могла это сделать? Как могла вывести их за ворота и оставить? Время словно замерло. Я не могла думать ни о чём, кроме одного — мои дети где-то там, на улице, среди чужих, и я понятия не имею, что с ними. Но Аят молчала, её губы сжались в тонкую линию. Она не говорила ни слова, и это пугало меня больше всего. А еще…меня пугало то отчаяние, которым накрыло с головой. Это было первое что я ощутила по отношению к детям – дикий страх, что с ними что-то случилось.
Пока Ахмад пытался организовать поиски, внутри меня росло чувство беспомощности. Мы были в центре какого-то хаоса. Охранники бегали, проверяли камеры, сканировали территорию. Но я чувствовала, как что-то внутри меня треснуло. Всё, что мне рассказал Амир, внезапно стало нестерпимой тяжестью, давящей на грудь. Я не могла избавиться от этой мысли, оттого что, возможно, Ахмад был именно тем чудовищем, каким его описал Амир. И даже сейчас, когда он организовывал поиски, я не могла перестать думать об этом.
— Ты не должна идти с нами, — сказал Ахмад, когда мы уже собирались выезжать на место, где, по словам охранников, могли быть дети.
Я резко повернулась к нему, мои глаза полыхали.
— Не говори мне, что я должна или не должна делать! — прошипела я. — Это мои дети! Я пойду!
Он замер на мгновение, но затем лишь кивнул. Его лицо оставалось бесстрастным, но я видела, что внутри него кипит всё так же, как и внутри меня. Он позволил, и я была ему за это благодарна. Мы сели в машину. Всё вокруг стало одним сплошным размазанным пятном. Я не могла думать, не могла сконцентрироваться. Все те слова, что Амир рассказал мне о прошлом Ахмада, о том, как он разрушил мою семью, как довёл до смерти Алену… они вертелись в моей голове, как назойливые мухи, мешая здраво рассуждать. Как я могла верить этому человеку? Как я могла сидеть рядом с ним и не испытывать омерзения? Но когда я смотрела на него сейчас — на человека, который потерял своих детей, — я видела не того чудовища, о котором говорил Амир. Я видела человека, разрываемого болью и страхом. Мы были в одном аду. Мы ехали быстро, слишком быстро, но время всё равно тянулось бесконечно. Мы направлялись в сторону старого завода — место, которое показалось охранникам подозрительным. Это был единственный след, и мы цеплялись за него, как за спасательный круг. Внутри машины повисла напряжённая тишина. Я видела, как Ахмад несколько раз пытался что-то сказать, но так и не нашёл слов. Возможно, он боялся, что любое слово может сломать меня окончательно.
— Мы их найдём, — вдруг сказал он, его голос был резким, но в нём я услышала ту же неуверенность, что испытывала сама.
Я молчала. У меня не было сил говорить. Всё, что я могла — это смотреть в окно, стараясь не дать себе сойти с ума от мысли, что дети могут быть в опасности.
— Вика… — его голос пронзил тишину. Я почувствовала, как его рука коснулась моей, но я отдёрнула её, словно от горячего угля.
— Не трогай меня, — прошептала я, и мои слова были холодными, полными боли. — Не смей.
Ахмад на мгновение замер, но затем убрал руку. Я чувствовала, как всё напряжение, что было внутри нас, нарастает, как натянутая струна. Но сейчас не было времени для выяснений. Сейчас главное — найти наших детей.
Когда мы приехали на завод, всё внутри меня сжалось. Охранники уже были на месте, окружив здание, готовые к любым действиям. Ахмад ринулся вперёд, но я остановила его.
— Подожди, — я едва дышала, но смогла взять его за руку, чтобы остановить. — Аят… Она вывела их не просто так. Это что-то значит.
— И что это должно значить? — его голос был полон гнева, но я видела, как он пытается держаться. — Кто-то подставил её? Кто-то заставил её?
Я не могла ответить. Всё казалось слишком нереальным. Всё, что я знала, — это то, что наши дети могут быть где-то там, в опасности.
- Здесь может быть ловушка…
Мы вошли в здание завода. Внутри было темно, воздух был затхлым, пахло ржавчиной и старым маслом. Каждый шаг эхом раздавался по пустым коридорам. Я чувствовала, как напряжение пронизывает воздух. Охранники шли впереди нас, проверяя каждый угол, каждую дверь.
— Миша! Саша! — мой голос дрожал, я пыталась сдержать панику, но внутри всё клокотало.
Ахмад шёл рядом со мной, его лицо было напряжённым, глаза метались по сторонам, как у хищника, готового к атаке. В какой-то момент мы услышали слабый звук — тихий шорох. Я бросилась вперёд, даже не думая, куда бегу. Моё сердце стучало так, что казалось, оно вот-вот вырвется наружу. И тогда я их увидела. Миша и Саша. Они лежали на холодном полу, связанные, беспомощные, их лица были бледными, измождёнными. Я бросилась к ним, падая на колени, мои руки дрожали, когда я касалась их лиц, проверяла пульс, искала признаки жизни.
— Саша… Миша… — я всхлипнула, развязывая верёвки. Миша тихо застонал, открыл глаза, но Саша был неподвижен.
— Ахмад! — крикнула я в ужасе, не зная, что делать. Штанина светлых брюк была окровавлена, словно что-то проткнуло его ногу и было безжалостно выдрано.
Ахмад подбежал ко мне, схватил Сашу на руки. Его лицо было белым, как мел, и я видела, как страх сковывает его так же, как и меня.
— Его нужно в больницу! — рявкнул он охранникам.
Всё внутри меня кричало, но я не могла произнести ни слова. Саша. Мой мальчик. Мой сын… Но ведь Амир сказал… Что он не мой? Ахмад посмотрел на меня, его лицо исказилось от боли.
— Он потерял много крови…Ему будет нужна кровь, — сказал он тихо, его голос был резким, но полным отчаяния. — Твоя кровь. Она идеально подойдёт. Так уже было…
Я замерла, не понимая, что он говорит. Моя кровь? Но Амир сказал, что Саша не мой сын… Значит ли это, что Амир солгал? Или Ахмад солгал?
Мир передо мной плыл, я не знала, кому верить. Всё смешалось. Но я знала одно — я должна была спасти Сашу, любой ценой.
Миша сидел у меня на коленях и сжимал меня своими маленькими ручками, вздрагивая и всхлипывая.
***
Когда мы были в больнице, Саша был подключён к аппаратам. Я сидела рядом с ним, держа его маленькую руку, мои глаза были прикованы к его бледному лицу. Всё, что я знала, всё, что я чувствовала — это страх. Страх потерять его. Врачи сказали, что мальчик видимо напоролся на кусок арматуры, кто-то вытянул его из раны…Но малыш потерял много крови и испытал болевой шок.
Я была в замешательстве. Амир сказал, что Саша не мой сын, но моя кровь подошла для переливания идеально. Как это возможно? Неужели Амир солгал мне? Ахмад стоял рядом со мной, его глаза были полны боли. Я чувствовала, что в его сердце сейчас то же, что и в моём — боль и страх за детей.
— Мы найдём Амира, — сказал он тихо. — Я не знаю, почему он это сделал, но я узнаю правду.
Я не ответила. Моё сердце было разорвано на части. Всё, что я могла думать, — это о своих детях. О том, что теперь я не могу верить никому.