На другой день после возмущения 14 декабря один из заслуженных и очень уважаемых императором Николаем I генералов явился во дворец в полной парадной форме, сопровождаемый молодым офицером, который без эполет и без шпаги шел за ним с поникшей головой. Генерал просил доложить его величеству, что привел одного из участников вчерашних печальных событий. Его тотчас пригласили в кабинет.
– Государь, – сказал генерал, едва удерживая слезы, – вот один из несчастных, замешанный в преступный заговор. Предаю его заслуженному наказанию и отрекаюсь признавать его отныне своим сыном.
Тронутый таким самоотвержением и доказательством преданности, император отвечал:
– Генерал, ваш сын еще очень молод и успеет исправиться… Не открывайте передо мной его вины. Я не желаю ее знать и предоставляю вам самим наказать его.
(Из собрания М. Шевлякова)
Когда государь приезжал в Инженерное училище и, окончив с его осмотром, направлялся к выходу, то кадеты училища, следовавшие до того все время на почтительном расстоянии за своим начальством, в этот момент теряли всякую дисциплину и бросались к государю, чтобы подать ему шинель и вынести его на руках к экипажу. Это было, так сказать, уже их неотъемлемое право, против которого не восставало начальство и которое государь всегда снисходительно допускал. Они подымали его при этом буквально на воздух и чуть не бегом выносили по лестнице к экипажу. Понятно, что государю такое воздушное путешествие было вовсе неудобно, но он терпел его, чтобы доставить юношам счастье чем-нибудь выразить их любовь и преданность ему. Однажды, при общей торопливости занять место, случилось, что кто-то нечаянно щипнул государя, желая, конечно, в излишнем усердии, хоть за что-нибудь прицепиться. Государь и на это не рассердился.
– Кто там щиплется? Шалуны! – сказал он, лежа на кадетских руках, при спуске с лестницы.
(Из собрания И. Преображенского)
Император Николай I как-то осматривал артиллерию. Проходя по рядам и увидев у одного капитана множество орденов на груди, не без иронии спросил:
– У кого вы были адъютантом?
Нужно заметить, что государь был того мнения, что больше всего и легче всех получают награды именно адъютанты каких-нибудь высокопоставленных особ.
Капитан с сознанием своего достоинства ответил:
– При этой пушке.
(Из собрания М. Шевлякова)
Однажды, поздно вечером, император Николай I вздумал объехать все караульные посты в городе, чтобы лично убедиться, насколько точно и правильно исполняется войсками устав о гарнизонной службе. Везде он находил порядок примерный. Подъезжая к самой отдаленной караульне у Триумфальных ворот, государь был убежден, что здесь непременно встретит какое-нибудь упущение. Он запретил часовому звонить и тихо вошел в караульную комнату. Дежурный офицер, в полной форме, застегнутый на все пуговицы, крепко спал у стола, положив голову на руки. На столе лежало только что написанное письмо. Государь заглянул в него. Офицер писал к родным о запутанности своих дел вследствие мелких долгов, сделанных для поддержания своего звания, и в конце прибавлял: «Кто заплатит за меня эти долги?» Государь вынул карандаш, подписал свое имя и ушел, запретив будить офицера.
Можно представить себе изумление и радость офицера, когда, проснувшись, он узнал о неожиданном посетителе, великодушно вызвавшемся помочь ему в затруднительном положении.
В Петергофе в николаевское время все знали старика Нептуна. Собственно фамилия его была Иванов, а звание – отставной корабельный смотритель. Однако как прозвал его кто-то Нептуном, так за ним это прозвище и осталось.
Однажды едет император Николай и видит, что чалая корова забралась на цветочные гряды, прилегающие к государевой даче, и мирно пощипывает травку. Беспорядок! о чем думает Нептун?
– Нептун!
Нептун вырастает как из-под земли и вытягивается во фронт.
– Нептун! Твои коровы на моем огороде ходят, – замечает строго государь, – смотри, под арест посажу.
– Не я виноват – угрюмо отвечает Нептун.
– Кто же?
– Жена.
– Ну, ее посажу!
– Давно пора!
(Из собрания И. Преображенского)
Один помещик желал определить сына в какое-то учебное заведение. Для этого ему нужно было подать прошение на Высочайшее имя. Не зная, как следует обращаться к царю в таких случаях, помещик вспомнил, что государя называли августейшим, и, так как дело было в сентябре, накатал в прошении:
«Сентябрейший Государь! и пр.»
Прочитав это прошение, Николай I учинил резолюцию: «Непременно принять сына и учить, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как его отец».
(Из собрания М. Шевлякова)