Императорский Китай в начале XV века

Введение

Предлагаемая работа посвящена внутриполитической истории Китая в один из острых моментов — междоусобной войне на рубеже XIV–XV вв. и последующему периоду так называемого процветания. Последнее проявлялось в некоторой стабилизации внутриполитического положения в стране, укреплении ее внешних позиций, военной и политической экспансии, культурном подъеме. Внешние проявления этого «процветания» отмечались всеми историками, так или иначе касавшимися истории Китая в период правления династии Мин (1368–1644). Однако вопрос, на чем зиждилось это «процветание», насколько глубоки были его корни, остался неразрешенным. Ответ на него может быть дан лишь после тщательного и всестороннего изучения внутриполитической ситуации, сложившейся в китайской империи в интересующий нас период.

Что касается хронологических рамок предлагаемого исследования, то нужно отметить следующее. Как китайские, так и западноевропейские ученые в своих схемах внутренней периодизации истории Китая во второй половине XIV — середине XVII в. принимали начало XV столетия за определенный рубеж [131, 9–10; 130; 33; 227, 95]. При этом нижней границей отделяемого периода, как правило, служат 1402–1403 гг., т. е. время междоусобной войны и воцарения императора Чжу Ди (1402–1424), узурпировавшего престол. Не отрицая важности этих событий в политической истории страны и в целом присоединяясь к рассмотрению начала XV в. как определенного этапа истории, будет, однако, более рациональным взять за его нижнюю границу момент резкого обострения внутриполитических противоречий в стране, которые привели к отмеченной внутренней борьбе. Такой момент наступает в 1398 г., после смерти основателя династии Мин — Чжу Юань-чжана, когда накопившиеся за бурный период его царствования (1368–1398) искусственно подавляемые трения бурно прорываются наружу и когда новое правительство, на словах декларируя верность линии предшественника, на деле пошло на существенные перемены в политике.

В свою очередь, вспыхнувшая в стране на рубеже XIV–XV вв. внутренняя война наложила отпечаток на многие стороны политической линии, принятой правительством Чжу Ди в начале XV в., правительством, пришедшим к власти на гребне этой войны по праву победившей стороны. Таким образом, внутриполитические катаклизмы 1398–1402 гг. представляются неразрывно связанными с последующим историческим этапом и органически вписываются в рамки предпринятого исследования.

Принимая 1398 г. за начальный рубеж своего исследования, автор вполне сознает определенную его условность, ибо означенные катаклизмы уходят своими корням» в предшествующие десятилетия. Однако тем не менее есть основания сосредоточить внимание именно на последующих за указанным рубежом событиях. Нужно отметить, что первые три десятилетия в истории династии Мин — время правления ее основателя — уже неоднократно были объектом пристального изучения как зарубежных, так и советских ученых [см. 47; 49; 55; 96; 105; 106; 108; 126; 137; 145; 149; 152; 174; 181; 230]. Это неудивительно, ибо конец XIV в. представляет собой время, когда после широкого народного движения и свержения монгольского господства в стране закладывались социальные, законодательные, идеологические и экономические основы новосозданной империи. Вопросы же о том, какие изменения произошли в результате внутриполитических катаклизмов конца XIV в. и политики правительства Чжу Ди в начале следующего века, практически не поднимались. Между тем они представляют несомненный интерес. Настоящее исследование можно рассматривать как прямое продолжение того, что уже сделано для освещения первых трех десятилетий минской истории.

Несколько сложнее с определением верхней границы исследуемого периода. Здесь нет столь четких вех, какими могут служить 1398 или 1402 г. для нижней границы. Период «процветания» минской империи обычно продлевается историками до 1434–1435 гг. [131, 9; 130, 37; 210, 109–112]. Однако некоторые исследователи отмечают, что существенные изменения во внутренней и внешней политике страны начинают сказываться уже где-то около 1425 г. Например, О. Б. ван дер Шпренкель считает, что приблизительно с этого момента империя Мин вступает в полосу постепенного «истощения сил» [227, 95–96]. Ч. О. Хакер, наоборот, полагает, что в 1424 г. только еще начинается «эра процветания» страны [210, 109–112]. Но определенный рубеж на грани первой четверти XV в. усматривается обоими исследователями. С. П. Фицджеральд также констатирует существенные внутриполитические изменения, начинающиеся после 1425 г. [201, 27].

Заметные изменения в середине 20-х годов XV в. можно проследить и во внешней политике Китая. После 1424 г. прекращаются походы китайцев в Монголию; в 1425 г. императорское правительство отказывается (хотя пока еще временно) от широкой дипломатической и торговой экспансии в заморские страны, практиковавшейся в начале века; наконец, в 1427 г. китайские войска под давлением народного сопротивления покидают оккупированный с 1407 г. Вьетнам.

Во внутренней политике, в связи с тем что в 1424–1425 гг. дважды происходят перемещения в правящей группировке, также намечаются некоторые сдвиги. Не предваряя конкретных выводов настоящего исследования, отмечу, что в общем и целом первая четверть XV в. представляется как некий имеющий самостоятельное значение этап в политической истории Китая.

Таким образом, предлагаемое исследование охватывает 1398–1425 гг. Это, однако, не мешает в случае необходимости совершать исторические экскурсы в предшествующее или последующее время.

Основная цель исследования — показать место очерченного периода во внутриполитической истории Китая, а также проследить на этом примере наиболее характерные методы действия правительства в сфере внутренней политики как во время острой вспышки междоусобной борьбы в стране, так и в сравнительно спокойные годы. В связи с этим объектом изучения были избраны самые разнообразные вопросы: происхождение и характер внутриполитического кризиса в последние годы XIV в., война 1399–1402 гг., методы разрешения конфликта победившей группировкой, взаимоотношения центральной власти с властителями удельных держаний, политика правительства в отношении армии, отдельных слоев господствующего класса, крестьянства, отношение властей к развитию ремесла и торговли в стране, национальная политика, методы подавления народных движений. Круг охваченных вопросов в значительной мере определяется данными китайских исторических источников, использованных в работе.

Что же касается чисто познавательного интереса, то начало XV в., по словам Ван Гэн-у, представляется одним из «наиболее насыщенных событиями» периодов истории Китая [231, 377].

Основным источником для написания работы послужила наиболее подробная хроника, охватывающая события 1398–1424 гг., — «Мин Тай-цзун ши лу» («Записи о свершившемся при Минском Тай-цзуне»)[1]. Она была составлена в 1430 г. придворными историками во главе с Ян Ши-ци, Хуан Хуаем и Ян Жуном — видными политическими деятелями начала XV в. Хронологически она служила продолжением аналогичной хроники, охватывающей правление Чжу Юань-чжана («Мин Тай-цзу ши лу»), составленной в 1418 г. В свою очередь, такие же записи о событиях в годы правления минских императоров делались и в последующие царствования. Все вместе они составляют обширнейшую хронику минской эпохи, сокращенно называемую «Мин ши лу».

Ценность «Мин Тай-цзун ши лу» как исторического источника состоит в том, что он создавался на основе ежедневных записей придворных летописцев о всех событиях политической и придворной жизни и что в него включены почти все решения двора, императорские указы, а также многие доклады, поступавшие от различных сановников и с мест на имя императора. Материалы, которые можно почерпнуть из этого источника, чрезвычайно разнообразны. Они охватывают вопросы внутренней и внешней политики, отдельные аспекты экономической жизни страны, жизнь императорского двора и положение в провинциях, вопросы идеологии и культуры.

Однако весь этот поток самых разнородных по характеру данных размещен лишь по хронологическому принципу. Никакой другой системной группировки фактов нет. Поэтому использование данного источника имеет немалые трудности. Но зато строгая подневная датировка событий дает возможность воссоздать их последовательность, представить историческую канву.

Отмечая непреходящую ценность «Мин Тай-цзун ши лу» как исторического источника, следует иметь в виду и некоторые его слабые стороны. Во-первых, в нем преимущественно отображена официальная, придворная точка зрения. При отборе включаемого материала, несомненно, учитывалась существовавшая политическая ситуация. Однако этот недостаток присущ и всем прочим китайским «официальным» источникам, составлявшимся историками, находившимися на государственной службе. «Мин ши лу» даже в меньшей степени, чем все другие официальные источники, подвержен этому недостатку, ибо предполагалось, что труд будет доступен лишь ограниченной части политических деятелей высшего круга. Во-вторых, предпочтение при изложении отдается самому факту. Побудительные же мотивы, объясняющие данный факт, либо вообще отсутствуют, либо приводятся весьма кратко или же в нужном для двора свете. В-третьих, некоторые события в хронике опущены, отдельные документы помещены: в пересказе или с сокращениями и иногда также опускаются, что связано с субъективными расчетами составителей, а также упомянутыми конъюнктурными соображениями. Последнее особенно относится к помещенному в источнике описанию событий 1398–1402 гг. Недаром даже китайские ученые старой школы отмечали, что «военные дела», составляющие основное содержание событий этих лет, в «Мин ши лу» весьма приукрашены [24, цз. 12, 559].

Отмеченные недочеты объясняют, почему, несмотря на всю универсальность «Мин Тай-цзун ши лу», наряду с ним для изучения исследуемого периода можно и нужно привлекать и другие исторические источники[2].

Для изучения событий, следующих за 1424 г., были также привлечены «Ши лу» двух преемников Чжу Ди «Мин Жэнь-цзун ши лу» (хроника составлена в 1430 г. под руководством Ян Ши-ци, Хуан Хуая и Ян Жуна) и «Мин Сюань-цзун ши лу» (составлена в 1438 г. под руководством Ян Ши-ци и Ян Жуна).

Из прочих многочисленных исторических хроник, охватывающих события периода Мин, были использованы такие, как «Го цюе» Тань Цяня (1653), «Мин да чжэн цзуань яо» Тань Си-сы (1619), «Цзяньвэнь сунь го чжи цзи юэ бяо» Лю Тин-луаня (1643), «Мин цзянь ган му» Инь Луань-чжана (1746), «Мин цзи» Чэнь Хао (1757–1811), «Мин тун цзянь» Ся Се (1870), а также французский перевод хроники XVIII в. «Юй чжуань тун цзянь ган му сань бянь», выполненный Деламарром [38], и русский перевод неозаглавленной хроники, исполненный С. Липовцевым [13].

Все эти хроники менее подробны, чем «Мин ши лу», и использованы главным образом для справок, сравнения и отдельных дополнений описываемых событий. Среди них следует выделить труд Тань Цяня — одну из довольно ранних и весьма полных хроник «частного» характера, т. е. составленных не под непосредственным контролем государственных чиновников. В связи с этим многие события здесь имеют несколько иное звучание, чем в «официальных» историях. Это особенно относится ко времени междоусобной войны и смежных с ней событий (1398–1402). Этот факт отмечался У Ханем, давшим высокую оценку источника [148, 173]. Сопоставление данных Тань Цяня с «Мин ши лу» весьма полезно и интересно. В его труде отразились также те события, которые были нарочито опущены при составлении «Мин ши лу». В связи со всем этим В. Франке характеризовал «Го цюе» Тань Цяня как наиболее важную работу хроникального типа для изучения периода Мин [202, 38].

Из работ нехроникального типа следует отметить «Мин ши цзи ши бэнь мо», составленную Гу Ин-таем (1658). Это история периода Мин, составленная по тематическому принципу. Но внутри каждой тематической рубрики соблюдается строгий хронологический принцип изложения. Гу Ин-тай пользовался для составления своей работы большим числом оригинальных источников минского времени, многие из которых уже утрачены. Данные обстоятельства повышают ее ценность. Кроме того, в труде не так ярко, как в официальных историях, отразились конъюнктурные соображения при описании событий. В связи с этим работа особенно ценна для понимания событий 1398–1402 гг., которые не получили самостоятельного отображения и были наиболее искажены в «Мин Тай-цзун ши лу».

Нами использованы также хроникальные записи (бэнь цзи), таблицы (бяо) и различные разделы тематического характера из официальной общей истории периода Мин «Мин ши» (составлена правительственными историками во главе с Чжан Тин-юем между 1678–1739 гг.), ее прототипа «Мин ши гао» (составлена также придворными историками во главе с Ван Хунсюем в 1678 г.), а также «неофициального» варианта, подобного общей истории «Мин шу» (составлена Фу Вэй-линем в 60-х годах XVII в.). Для уточнения отдельных моментов привлекался сокращенный вариант общего труда по истории Мин — работа Лун Вэнь-биня «Мин хуй яо» (1887), а также списки высших сановников минского времени — «Мин ци цин као люе» (составлены на рубеже XIX–XX вв. Хуан Да-хуа).

Из источников энциклопедического характера были использованы «Гу цзинь ту шу цзи чэн» (составлена в начале XVIII в. под руководством Чэнь Мэн-лэя), куда в виде тематически подобранных разделов вошли отрывки из многих исторических и географических трудов минского времени (в частности, «Да Мин хуй дянь», «Да Мин и тун чжи», «Да Мин чжэн цзи» и др.), и «Сюй вэнь сянь тун као» (составлена к 1749 г. под руководством Цзи Хуана), также основанная на многих более ранних исторических трудах.

Для сверки текстов некоторых императорских указов привлекался сборник избранных указов минского времени — «Хуан Мин чжао лин», составленный Фу Фэн-сяном в середине XVI в.

В работе были частично использованы материалы раннеминского кодекса законов «Да Мин люй» как в переводе Н. П. Свистуновой [14], так и в оригинале, а также сводного труда по законодательному и административному устройству минского Китая — «Хуан Мин чжи шу» (составлен Чжан Лy около 1579 г.).

Специальной научной литературы, посвященной всему комплексу проблем, которые затрагиваются в настоящем исследовании, практически нет. Однако рассматриваемые ниже вопросы находили частичное отражение либо в общих трудах по истории, экономике и культуре Китая, либо в работах, затрагивающих отдельные аспекты этих проблем. Остановимся на некоторых из этих вопросов.

Во-первых, это общая оценка исследуемого периода. Китайские авторы, в частности Ли Гуан-би и Ли Сюнь, посвятившие специальные работы истории Китая конца XIV — середины XVII в. и конца XIV–XIX в., выделяют 1403–1435 гг. как этап «экономического процветания» страны [130, 37–41; 131, 9]. В свою очередь, американский исследователь Ч. О. Хакер, как упоминалось, склонен относить «эру процветания» империи Мин лишь к 1424–1434 гг. Предшествующую четверть столетия он считает периодом становления и консолидации порядков новой империи, сближая тем самым по своему значению время правления Чжу Ди (1402–1424) с первыми десятилетиями минской истории. Аналогичное сближение прослеживается у другого американского автора — Р. Хуана, который считает, что в 1368–1425 гг. империя «управлялась мечом» [209, 105].

В советской исследовательской литературе высказывалось мнение, что начало XV в., как и предшествующие десятилетия минской истории, было отмечено экономическим подъемом в стране, на котором базировались внешнеполитические успехи Чжу Ди [45, 61; 113, 90]. Однако советские авторы не склонны переоценивать упомянутое «процветание». К. А. Харнский еще в 1927 г. отмечал, что к концу первой четверти XV в. империя Мин процветала лишь внешне [118, 225].

Как видим, оценки исследуемого периода в целом весьма различны, что не удивительно в свете указанной неразработанности проблемы. Это лишний раз говорит о необходимости предлагаемой работы.

Второй проблемой, получившей частичное отражение в научной литературе, можно считать междоусобную войну «Цзиннань» («За устранение кризиса») 1399–1402 гг., вернее, моменты, связанные с оценкой ее причин и результатов. В общеисторических трудах эта война рассматривается обычно как борьба различных претендентов на императорский престол [77, 534]. Эта точка зрения проводится и в упомянутой работе Ли Гуанби, хотя и с оговоркой, что война «возникла в результате внутренних противоречий в самых верхах правящей клики и вылилась в борьбу за престол» [130, 34]. Сходную позицию занимает и Ли Сюнь. Однако, касаясь содержания отмеченных «внутренних противоречий», он поясняет, что борьба шла между придворной группировкой и группировкой сторонников усиления власти удельных властителей — ванов [131, 46–47]. Тем самым внутренние противоречия увязываются с проблемой распределения власти в стране, хотя сам автор не акцентирует эту мысль. Авторы коллективного труда по истории Китая под редакцией Шан Юэ подчеркивают, что война «Цзиннань» явилась прямым результатом попыток центрального правительства упразднить систему удельных ванов, насажденную Чжу Юань-чжаном [98, 412].

Заслуживает внимания позиция виднейшего исследователя истории Китая XIV–XVII вв. У Ханя — автора одной из первых специальных работ о войне «Цзиннань». Возникновение междоусобной борьбы на рубеже XIV–XV вв. он склонен связывать с противоречиями и соперничеством между северокитайскими и южнокитайскими феодалами. Отсюда упомянутая война непосредственным образом увязывается с последующим переносом столицы победившей северной группировкой из Нанкина в Пекин [143]. При этом У Хань рассматривает борьбу между северокитайскими и южнокитайскими феодалами не как специфическую черту периода Мин, а как явление, прослеживающееся в истории страны с X по XVII в. [147]. Точка зрения У Ханя на характер внутриполитических противоречий в конце XIV — начале XV в. поддерживается современным китайским автором, работающим на Тайване, Чэнь Лунь-сюем [173].

Наиболее подробно вопрос о возникновении войны 1399–1402 гг. через призму противоречий между удельными ванами и центральным правительством рассматривается американскими синологами Э. Фэрмером и Д. Чэнем [189; 200]. Касаясь причины насаждения Чжу Юань-чжаном удельных властителей из числа своих сыновей, оба автора приходят к выводу, что побудительным мотивом императора было в этом случае стремление эффективно защитить северную границу страны от нападения монголов. Если Э. Фэрмер в какой-то мере допускает иные побуждения, например стремление Чжу Юань-чжана укрепить позиции нового правящего дома в стране, то Д. Чэнь настаивает исключительно лишь на военных целях. Концентрация военной власти в руках ванов, как согласно считают оба автора, и привела в конечном счете к конфликту с центральным правительством.

Отмеченная точка зрения поддерживается также китайским буржуазным историком У Ци-хуа. Однако последний ставит проблему несколько шире, чем Э. Фэрмер и Д. Чэнь. Передача военной власти ванам рассматривается У Ци-хуа не как утилитарная мера по обороне границ, а как результат борьбы Чжу Юань-чжана за концентрацию всей власти (и гражданской и военной) в руках монарха и правящего дома [154, 10]. Тем самым затрагивается проблема общей трансформации государственной власти в Китае в конце XIV — начале XV в. Это весьма важно. Однако У Ци-хуа недостаточно развивает эту мысль. Весьма симптоматично, что в другой своей работе, специально посвященной упомянутой трансформации власти, о войне «Цзиннань» он упоминает лишь вскользь [153, 7].

Д. Чэнь посвятил также небольшое исследование роли монаха Дао Яня в развитии конфликта между ваном удела Янь-Чжу Ди и императорским двором, т. е. основными противниками в войне 1399–1402 гг. [190]. Действительно, Дао Янь был одним из близких помощников Чжу Ди накануне и во время войны. Но преувеличение роли первого ведет к затушевыванию объективной закономерности развития конфликта между центральной властью и удельными властителями.

Среди китайских авторов еще в 20-е и 30-е годы настоящего столетия началась дискуссия о судьбе свергнутого в 1402 г. императора Чжу Юнь-вэня. Не вдаваясь в ее подробности, отметим, что одни авторы, как, например, Мэн Сэнь более склонялись к версии ухода Чжу Юнь-вэня в монахи [138]. Другие, как Ху Ши, настаивали на гибели императора в 1402 г., а версию о его последующей жизни считали литературным вымыслом [164]. Нужно сказать, что обе отмеченные версии нашли отражение в китайских источниках, и поэтому разрешить этот спорный вопрос со всей определенностью трудно. Другие же вопросы, связанные с результатами войны «Цзиннань», в научной литературе почти не поднимались.

Говоря о работах, посвященных бурным политическим событиям 1398–1402 гг., следует упомянуть интересную попытку китайского буржуазного автора Шэнь Ган-бо проанализировать идеологические позиции одного из ведущих политических деятелей того времени — Фан Сяо-жу [178]. Такого рода работа — пока единственная — может повести к более углубленному подходу в исследовании интересующего нас периода.

Имеется также ряд работ «сквозного» по времени характера, где затрагиваются отдельные проблемы, относящиеся и к исследуемому периоду. Это работы по организации армии, некоторым аспектам аграрной политики, ремеслу, экономике, государственному устройству и другим вопросам, касающимся периода Мин в целом [см., например, 107; 109; 116; 119; 121; 122; 125; 133; 135; 140; 141; 142; 144; 147; 150; 155–157; 158; 166; 167; 179; 180; 187; 188; 194; 205–207; 209–213; 226; 228; 232]. В этих работах в большей или меньшей степени отражены события начала XV в. Но выделить в них какой-либо проблемный подход к этим событиям нет возможности.

Пожалуй, единственной широкой проблемой, дискутируемой в общих работах и непосредственно связанной с тематикой предлагаемого исследования, является социальное, государственное устройство и характер власти в средневековом Китае. Здесь имеются в виду работы советских историков Л. С. Переломова, Л. С. Васильева, А. В. Меликсетова и зарубежных исследователей Е. Балаша, В. Эберхарда, С. Эйзенштата, К. Витфогеля, В. Т. де Бари, Дж. Б. Парсенса и др. [см. 58; 60–63; 91; 100; 103; 123; 124; 182–186; 195–198; 222, 233, 234]. Советские исследователи отмечают важность хозяйственно-организаторской функции китайского государства на различных этапах его развития. В их работах также отразилась та специфическая роль, которую играла бюрократия — обособленный слой господствующего класса страны в жизни китайского общества. Нашли отражение и сложные проблемы взаимоотношений императорской власти с бюрократией.

Западноевропейские и американские синологи акцентируют внимание на традиционности китайской социальной и государственной структуры, избегая термина «феодализм». Однако это не исключает различного подхода к некоторым важным теоретическим проблемам. Например, В. Эберхард называет «традиционный» Китай «Обществом джентри», подчеркивая тем самым преобладающие позиции господствующих слоев в стране на внутриполитической арене [195]. В свою очередь, К. Витфогель считает, что в Китае существовал деспотический режим в полном смысле этого слова и государственный аппарат империи, контролируемый правителем, был сильнее каких-либо социальных сил [234].

К последователям К. Витфогеля можно отнести В. Т. де Бари и отчасти Ч. О. Хакера [186, 163–164; 213, 38–39], к тем, кто разделяет мнение В. Эберхарда — американского исследователя Лo Юн-бана. Последний, в частности, доказывает, что любые решения, исходившие от императора, были на деле плодом коллективного творчества и отражали интересы многих заинтересованных слоев [218, 51, 70–72].

Отмеченные проблемы ставятся учеными в широком историческом и социологическом плане без применения к какому-либо узкому конкретному периоду. Но в той или иной степени — как общее к частному — они имеют отношение и к истории Китая начала XV в. Выявление конкретных особенностей социального строя и специфики деятельности государственной машины в рассматриваемое время может быть полезным для уточнения поднятых выше спорных вопросов.

Считаю своим приятным долгом выразить благодарность сотруднику Отдела Китая Института востоковедения АН СССР Ду И-сину, оказавшему мне помощь при трактовке наиболее сложных мест в переводе староязычных китайских текстов, а также всем товарищам, принявшим участие в обсуждении рукописи данной работы.