Императорский Китай в начале XV века

Внешние проявления переворота и его основная направленность

Вопрос о том, как победившая в войне «Цзиннань» группировка воспользовалась своим успехом, представляет самостоятельный интерес. Как отмечалось в предшествующих главах, Чжу Ди и его приверженцы выступали от имени недовольных деятельностью правительства Чжу Юнь-вэня. В соответствии с этим пекинская группировка выдвинула в начале войны определенную политическую программу. Теперь представилась возможность осуществить ее. Рассмотрим, насколько эта программа была реализована, и с этих позиций попытаемся оценить значение и характер происшедших в 1402 г. перемен в правящих кругах.

Внешним проявлением переворота явилось устранение с престола Чжу Юнь-вэня и его наследников и восшествие на императорский трон Чжу Ди. 13 июля 1402 г. был обнародован «траурный указ», оповещавший страну о смерти императора и императрицы [23, цз. 9 (II), 131]. Чиновникам, ведавшим ритуалом, предписывалось похоронить их, соблюдая все изложенные формальности. Тем самым Чжу Ди и его сподвижники твердо становились на позиции версии о гибели императора. 20 июля состоялась церемония похорон. Чжу Ди и царедворцы на ней не присутствовали. Был лишь послан дворцовый чиновник, чтобы вознести традиционные заупокойные жертвы [23, цз. 9 (II), 138]. Это лишний раз свидетельствует, что в опознании трупа императора не было уверенности. Тем не менее большинство формальностей было соблюдено и в стране объявлен трехдневный траур. Но практически он не соблюдался.

Если принять версию гибели Чжу Юнь-вэня, то Чжу Ди не получал еще законных прав на престол, который должен был перейти наследному принцу или братьям покойного. И здесь Чжу Ди и его сторонники уже не заботились о формальностях. В первые же дни после взятия Нанкина был схвачен и убит законный наследник престола Чжу Вэнь-куй [26, цз. 7, 166]. Затем последовало снятие императорского титула с Чжу Бяо — отца Чжу Юнь-вэня, — пожалованного не царствовавшему наследнику Чжу Юань-чжана посмертно [24, цз. 13, 594]. Наконец, 10 августа были понижены в рангах братья Чжу Юнь-вэня. Один из них был выслан в г. Чжанчжоу (пров. Фуцзянь), другой — в г. Цзяньчан (пров. Цзянси), а третий — поселен подле гробницы их отца [23, цз. 10 (I), 158]. Позже их всех разжаловали в простолюдины, а затем убили [33, цз. 5, 61].

Тем временем в столице была разыграна традиционная церемония прошения нового претендента на престол о вступлении на трон. С 14 по 16 июля удельные ваны, столичные сановники, военачальники и «народ» трижды просили Чжу Ди стать императором. Официальное восшествие на престол состоялось 17 июля [23, цз. 9 (II), 131–135].

Таким образом, вопреки всем своим заверениям, что война ведется лишь против «коварного» окружения прежнего императора, а не против самого монарха, Чжу Ди прибег к дворцовому перевороту и утвердился на троне. В официальных документах такая перемена объяснялась чисто случайным стечением обстоятельств. Манифест о вступлении Чжу Ди на престол, датированный 30 июля, в частности, гласил: «[Я] стремился приблизиться к идеалу друга… А [император], не разобравшись в моих душевных чаяниях, заперся во дворце и сжег себя. [Он] сам отказался от престола… Небо и Земля, злые и добрые духи не допустят того, чтобы дела [управления государством] остановились… Престол не может долго пустовать, а священные реликвии не могут быть без хозяина» [23, цз. 10 (I), 144–145]. Однако, как свидетельствует уничтожение семьи Чжу Юнь-вэня, приход Чжу Ди к власти был обдуманной и запланированной акцией.

Можно ли на этом основании предполагать, что захват престола с самого начала междоусобной войны являлся целью Чжу Ди? Отмеченный в первой главе династийный спор в 90-х годах XIV в. и последующее старшинство Чжу Ди в императорском роду позволяют думать, что такая цель могла ставиться. Но, в интересах престижа изображая себя обиженной правительством стороной, Чжу Ди не мог выставлять открыто столь далеко идущие планы. Вместе с тем соотношение сил в начале войны и последующая длительная борьба с переменным успехом не позволяли Чжу Ди и его сторонникам с уверенностью надеяться, что подобная цель осуществима. Иначе говоря, перспектива захвата престола учитывалась пекинской группировкой, но в зависимости от хода борьбы не отвергались и более скромные успехи — полное или частичное исполнение требований, предъявленных правительству.

Элемент борьбы за престол, несомненно, присутствовал в войне «Цзиннань». Но не он определял ее причины и характер. Социальная база, на которую полагался Чжу Ди, начиная войну с центральным правительством, была, как отмечалось, гораздо шире, чем круг его личных приверженцев, желавших возвести его на престол. Группировка Чжу Ди не смогла бы выстоять и победить, если бы она не опиралась на сравнительно широкий фронт недовольства, образовавшийся в результате внутриполитической борьбы в стране. Династический спор лишь сопутствовал развитию конфликта, вливаясь в него как одна из струй в многоплановый поток противоборствующих интересов[20].

Поскольку это было так, то смена императора сама по себе не могла ликвидировать внутренние противоречия, приведшие к войне. Отсюда рамки переворота 1402 г. не могли ограничиться одной лишь сменой монарха. Группировка Чжу Ди должна была осуществить обещанные изменения в политическом курсе предшественников. Здесь мы подходим к основному содержанию переворота 1402 г.

В упомянутом манифесте от 30 июля прослеживается мысль, что смена монарха была лишь средством к изменению порочной, с точки зрения составителей документа, политики правительства Чжу Юнь-вэня. Манифест гласил: «Молодой император по причине незрелости и мягкости своего характера, по своим природным качествам не подходил для наследования и сохранения великого дела. [Он] возвысил коварных [сановников] и [оказал им] доверие, [а они] изменили старые законы, загубили ванов, изгнали [прежних] наставников, поручили политику мелким чиновникам, служившим на чужбине, без меры предавались разврату… Молодой император в свое время не осознал своей вины» [23, цз. 10 (I), 144]. Как видим, необходимость смены монарха предстает здесь отнюдь не случайностью. Тем самым в одном манифесте приводились две по существу противоречившие друг другу версии, объяснявшие перемены на троне. При этом последняя более точно отражала смысл происшедших событий.

Направленность переворота 1402 г. против всей политики предшествующего правительства нашла проявление и в развиваемой в манифесте от 30 июля мысли о неизбежности внутреннего военного конфликта в стране после 1398 г. даже в том случае, если бы Чжу Ди остался в стороне от него. В документе провозглашалось от имени Чжу Ди: «Если бы я и не начал войны, то и тогда в Поднебесной нашлись бы [люди], которые, прослышав о преступных [сановниках], ополчились бы против них» [23, цз. 10 (I), 144]. В этом заявлении отразилось понимание объективного характера внутриполитических противоречий в стране на рубеже XIV–XV вв. Иначе говоря, на первый план здесь выдвигалась необходимость отстранения от власти проводников прежнего политического курса, а какими путями этого достигнуть — это уже другой вопрос.

Изменение политической линии было провозглашено сразу же после восшествия Чжу Ди на престол. Первым его указом от 18 июля правительственным учреждениям предписывалось «восстановить по старому порядку все указы, нормативы и статьи [законов] годов Хунъу, измененные в годы Цзяньвэнь» [23, цз. 9 (II), 136]. Тем же указом упразднялось наименование периода правления Чжу Юнь-вэня — Цзяньвэнь. Текущий год предписывалось именовать в официальном делопроизводстве 35-м годом эры правления Хунъу. Одновременно приказывалось восстановить названия всех дворцовых палат, переименованных при Чжу Юнь-вэне.

Распоряжение об изменении существующих порядков было повторено в манифесте от 22 июля, адресованном высшим сановникам страны. Здесь же обосновывалась необходимость данного шага: «В документах периода Цзяньвэнь [отразилось] полное изменение старых порядков коварными сановниками, которые пользовались доверием [императора]. [Они] сделали так, что сановники и народ в Поднебесной не имели законоустановлений, которые можно было бы уважать… Все измененные законоустановления и порядки моего покойного отца [повелеваю] восстановить в прежнем [виде]» [23, цз. 9, 138]. Обращает внимание утверждение о полном изменении «старых порядков» при Чжу Юнь-вэне. Если даже учесть, что здесь допущена некоторая гиперболизация, данная сентенция доказывает серьезность перемен, происшедших после 1398 г.

Наконец, изменение политического курса было широковещательно объявлено в манифесте от 30 июля примерно в тех же словах, как и в документе, цитированном выше [23, цз. 10 (I), 145].

Таким образом, события, последовавшие за победой и воцарением Чжу Ди, с первых же дней рисуются в виде контрпереворота. Настойчивое провозглашение восстановления существовавшего до 1398 г. положения показывает, что данный переворот явился прямым продолжением предшествующей внутриполитической борьбы.

Победившая группировка не только отменила все преобразования 1398–1402 гг., но и приступила к уничтожению проектов реформаторских начинаний, которые правительство Чжу Юнь-вэня не успело осуществить. 25 июля 1402 г. по распоряжению императора были сожжены все найденные доклады высших сановников с изложением «политических планов», представленных Чжу Юнь-вэню. Некоторые приближенные Чжу Ди советовали сначала ознакомиться с этими докладами, а затем уже решать их участь. Но император отверг такое предложение [23, цз. 9 (II), 140].

Выявление «крамольных» докладов продолжалось и после сожжения первой партии. К 12 сентября во дворце было найдено более тысячи подобных докладов. На этот раз решили их просмотреть. Члену Академии Ханьлинь Се Цзиню и переданным в его распоряжение людям предписывалось отобрать те из них, которые касались вопросов экономики: о деньгах, продовольствии и разведении лошадей. Все остальные доклады по-прежнему приказывалось сжигать [23, цз. 11, 186].

Вместе с декларированием общего изменения политического курса издавались и распоряжения о конкретных, частных преобразованиях. После 19 июля началось преобразование претерпевших изменения в 1398–1402 гг. чиновных должностей и государственных учреждений [23, цз. 9 (II), 137]. 1 августа по представлению Ведомства обрядов были отменены все прежние нововведения в «табели о рангах» [23, цз. 10 (I), 151–153]. На следующий день приступили к восстановлению штатов, существовавших в государственных учреждениях до 1398 г. [23, цз. 10 (I), 155], 15 августа было предписано упразднить все изменения Чжу Юнь-вэня в области организации и размещения в стране военных гарнизонов [23, цз. 10 (II), 165]. Отменили также все последние нововведения в ритуалах — одной из важных сторон китайской официальной жизни в средние века [23, цз. 16, 298].

Контрреформаторская деятельность, предпринятая группировкой Чжу Ди, нашла теоретическое обоснование в словах самого нового императора. Оценивая предшествующие реформы, он говорил: «Зачем предпринимать изменения, если они не приносят ни выгоды, ни убытка военному и гражданскому населению? Если долгое время не случается бед, то зачем же предпринимать изменения? [Они] в этом случае [принесут] лишь разрушение и гибель. Все поспешные изменения следует [отменить] и вернуть [все] к старым порядкам» [23, цз. 10 (I), 153].

Подобно тому как после 1398 г. были возвращены из изгнания люди, подвергшиеся гонениям при Чжу Юань-чжане, после переворота 1402 г. были восстановлены в прежнем статусе и званиях все чиновники и военные, уволенные, пониженные и сосланные в годы Цзяньвэнь. Это декларировалось в указе об амнистии от 30 июля, обнародованном одновременно с манифестом о вступлении Чжу Ди на престол и составлявшем нечто вроде продолжения данного документа [35, цз. 4, 274–275]. Такая мера не выглядит простым освобождением «преступников», практиковавшимся при вступлении на трон каждого нового императора. В условиях острой внутриполитической борьбы речь шла именно о противниках прежнего политического курса.

Тем же указом об амнистии гарантировалось восстановление прежнего положения и возвращение потерянного имущества людям всех сословий, пострадавшим при ликвидации уделов Чжоу-вана, Ци-вана, Сян-вана, Дай-вана и Минь-вана [35, цз. 4, 272]. Самим же опальным ванам начали возвращать титулы еще с 18 июля 1402 г. [23, цз. 9 (II), 136].

Как видим, меры по восстановлению системы уделов (подробнее коснемся этого вопроса ниже) были лишь одним из направлений в общем многогранном потоке контрреформаторских мероприятий новых властей. Это опять-таки наглядно свидетельствует, что группировка Чжу Ди в своей борьбе с императорским двором опиралась не только на сепаратистские силы в уделах, но и на общее недовольство различных слоев и представителей господствующего класса всей политикой правительства.

Формирование новой правящей верхушки

Переворот 1402 г. сопровождался существенными перестановками в правящих верхах. Отмечая насильственный характер восшествия Чжу Ди на престол, Ван Гэн-у пишет: «Отзвуки такого восшествия были велики. Двор потерял некоторых самых способных сановников и ни на кого нельзя было действительно положиться, кроме его (Чжу Ди) лояльных армейских офицеров и евнухов. Правительство нужно было создавать заново» [231, 378]. Действительно, сложность положения, в котором оказался Чжу Ди в первые дни после победы, не приходится отрицать. Однако нельзя согласиться с мыслью о вынужденной необходимости перемен в правительстве. Захват ключевых постов в управлении страной и соответственно отстранение от власти проводников и сторонников прежнего политического курса было одной из основных целей победившей группировки. Только так она могла реализовать плоды своей победы.

Перемены в верхах прежде всего коснулись наиболее приближенных к трону лиц, причастных к выработке и осуществлению основных политических мероприятий. На смену Ци Таю, Хуан Цзы-дэну и Фан Сяо-жу пришли новые советники. Ван Гэн-у пишет по этому поводу следующее: «Он (Чжу Ди) отыскал семь молодых ученых, сделал их своими личными секретарями и с их помощью стал способен управлять непосредственно и самолично» [231, 378]. Насколько можно судить по источникам, в упомянутую семерку входили Се Цзинь, Хуан Хуай, Ху Гуан, Ху Янь, Ян Жун, Ян Ши-ци и Цзинь Ю-му. Обращаясь именно к этим лицам в конце 1404 г., Чжу Ди говорил: «Со времени моего восшествия на престол вы, семеро, днем и ночью вместе со мной трудитесь. [Вы] — новые приближенные» (23, цз. 34, 602]. Занимая посты государственных секретарей (да сюэ ши), все они считались членами Академии Ханьлинь и подчинялись непосредственно особе императора.

На основании имеющихся источников весьма трудно судить, сколь велика была на первых порах роль этих новых приближенных в решении политических дел. Во всяком случае, Чжу Ди не передоверял им своей высшей власти и скорее использовал их как помощников и советников. В этом плане их роль менее заметна, чем та, которую играли Ци Тай, Хуан Цзы-дэн и Фан Сяо-жу при предшествующем монархе. О характере поручений, которые давал Чжу Ди своим новым приближенным, свидетельствуют лишь отрывочные данные. Ян Жун, например, участвовал в разработке процедурной стороны вступления Чжу Ди на трон. Се Цзинь руководил, как упоминалось, изысканием и ревизией политических проектов прежнего правительства, Ян Ши-ци осуществлял надзор за составлением новой версии хроники правления Чжу Юань-чжана («Мин Тай-цзу ши лу»), призванной оправдать Чжу Ди и изобразить события в нужном для него свете.

Упомянутых советников новый император использовал главным образом в сфере гражданского управления. Контроль над армией осуществлял он сам либо его соратники по войне «Цзиннань». Почти полная замена военной верхушки была естественным результатом победы группировки Чжу Ди. Вопрос о роли армии после окончания войны «Цзиннань» представляет самостоятельный интерес и будет рассмотрен особо. Здесь же следует отметить, что Дао Янь, сыгравший существенную роль накануне и во время войны «Цзиннань», после воцарения Чжу Ди не попал в число ближайших советников императора.

Широкие полномочия после прихода Чжу Ди к власти получили начальник личной стражи императора (цинь цзюнь сы) Цзи Ган и столичный цензор Чэнь Ин. Оба они занимались искоренением оппозиционных новому правительству настроений. Чэнь Ин взял на себя функции главного обвинителя политических противников Чжу Ди. Обвинения Чэнь Ина неизменно принимались двором. Цзи Ган называется в источниках «интимным другом» нового императора [26, цз. 8, 2а].

В 1402 г. произошли существенные изменения и в высших правительственных органах — шести ведомствах. Из всех начальников ведомств (в большинстве ведомств их было по два — старший и младший) на своих постах в 1402 г. остались лишь три — начальник Военного ведомства Жу Чан, начальник Ведомства налогов Юй Синь и начальник Ведомства работ Чжэн Цы. Однако последний не был оставлен на прежнем посту, а переведен в Судебное ведомство. Остальные посты заняли новые лица, выдвинутые Чжу Ди [29, цз. 111, 7360]. Интересно отметить следующую закономерность: оставленные Жу Чан и Юй Синь занимали свои посты еще во времена Чжу Юань-чжана (Жу Чан временно был уволен со службы в 1398–1399 гг.). Смещались же в 1402 г. сановники, выдвинутые на свои посты при Чжу Юнь-вэне. Исключение представляет лишь один Чжэн Цы, занявший свой пост в 1398 г. Но это не может опровергнуть общей тенденции, свидетельствующей о том, что перемены 1402 г. носили окраску контрпереворота.

Перемены должны были охватить и более низкие ранги служилого сословия. Указы о повышении и выдвижений чиновников начинают издаваться уже с 19 июля 1402 г., т. е. через день после воцарения Чжу Ди [16, цз. 12, 852]. Новые лица появились во многих государственных учреждениях. В Академии Ханьлинь, например, наряду с упомянутой «большой семеркой» видную роль стали играть Ван Цзин и Ван Да. Новые люди заняли руководящие посты в столичном Цензорате [29, цз. 111, 7360]. В настоящей работе, однако, нет возможности детально проследить все персональные изменения. Необходимо лишь отметить, что выдвижение новых людей сопровождалось устранением с политической арены значительной части прежней элиты. Последнее происходило отнюдь не безболезненно.

Победители начали сводить счеты с поверженным противником с первого же дня после взятия Нанкина. Сохранилось следующее свидетельство о событиях, последовавших за вступлением войск Чжу Ди в императорский дворец: «Перебили почти всех дворцовых чиновников, мужчин и женщин, дворцовых евнухов. Оставили [в живых] лишь тех, кто признал перед императором свою вину» [33, цз. 4, 67]. 13 июля, в день взятия города, появился указ «О коварных сановниках». Основная его мысль сводилась к тому, что тех, «кто имеет вину, нельзя пощадить» [16, цз. 12, 848]. Правда, в указе победителей призывали к умеренности: предписывалось хватать лишь главных противников Чжу Ди. Указ сопровождался поименным перечнем лиц, причисленных к «порочной группировке коварных сановников». Этот перечень начинался именами Хуан Цзы-дэна, Ци Тая, Фан Сяо-жу, начальников ведомств — Чэнь Ди, Хоу Тая, Чжэн Цы, Чжан Чжэня, старшего цензора Лянь Аня и других высокопоставленных лиц. Здесь же фигурировали воевавшие против Чжу Ди генералы — Те Сюань, Се Шэн и многие другие сановники. Всего перечислялось 50 имен [16, цз. 12, 848].

14 июля в императорском дворце в Нанкине был вывешен первый проскрипционный список из 29 человек. Предлагалось этих людей хватать и доставлять во дворец [33, цз. 5, 60]. Затем последовали дополнительные списки. В различных источниках сообщается более 60 имен, вошедших в подобные списки. За поимку означенных лиц обещалась награда. Поиски «преступников» велись по всей стране. В этой связи надо упомянуть, что многие чиновники, оставив свои посты, бежали. По данным Тань Цяня, после бурных событий 1402 г. оставили службу и бежали 463 чиновника [16, цз. 12, 844]. Некоторые же, не надеясь на милость победителей, покончили с собой, например начальник Ведомства чинов Чжан Чжэнь, помощник начальника Ведомства работ Чжан Юнь-го, упоминавшийся выше Гао Вэй, ректор Академии Ханьлинь Ван Шу-ин и многие другие [32, цз. 18, 51–60].

Подытоживая результаты розысков «преступников» в 1402 г., в источнике отмечается: «С этого времени (после появления проскрипционных списков. — А. Б.) тех, кто стал чиновником благодаря поимке [разыскиваемых], стало очень много» [33, цз. 5, 60]. Были схвачены и главные противники Чжу Ди. Фан Сяо-жу захватили в Нанкине при штурме города. Ци Тая и Хуан Цзы-дэна арестовали во время неудачных попыток организовать сопротивление Чжу Ди в провинции. Всех троих допрашивал сам новый император. Официальная версия, изложенная в «Мин Тай-цзун ши лу», гласит, что они признали свою вину перед Чжу Ди [23, цз. 9 (II), 140]. Но в источниках менее официального характера говорится о том, что они «не покорились» и не признали себя виновными [26, цз. 7, 176]. Известно также, что Фан Сяо-жу отверг предложение Чжу Ди служить ему [32, цз. 18, 48]. 25 июля эти три бывших советника императора были публично четвертованы на столичном рынке.

В результате проведенных репрессий были ликвидированы почти все лица, перечисленные в проскрипционных списках, а также многие политические противники Чжу Ди, по тем или иным причинам не попавшие в списки.

Гу Ин-тай называет 67 человек, уничтоженных в результате переворота 1402 г. [32, цз. 18, 49–60]. Среди них служащие ведомств и других столичных учреждений, ханьлиньцы, цензоры, военные, служащие провинциальной администрации, преподаватели. Нужно учесть, однако, что Гу Ин-тай перечислил далеко не всех пострадавших, а лишь тех, кого считал достойным упоминания. Подтверждением тому служит амнистия, объявленная участникам событий 1402 г. лишь в 1736 г. В списки амнистируемых вошло 144 пострадавших чиновника [26, цз. 7, 196].

Однако и эта цифра не включает всех подвергшихся репрессиям. Во-первых, в нее не вошли простолюдины, так или иначе связанные с лагерем противников Чжу Ди, Во-вторых, многие из перечисленных чиновников были главами так называемых группировок (дан), в которые входили десятки и сотни человек. Кроме того, нужно учесть, что для средневекового Китая было нормальным явлением казнить вместе с провинившимся его родственников (причем иногда самых отдаленных), друзей и даже знакомых.

Имеется много примеров того, что казни тех или иных «коварных сановников» в 1402 г. сопровождались широкими репрессиями. Вместе с Фан Сяо-жу казнили 873 человека, с сановником Цзоу Цзинем — 448 человек, с цензором Дун Юнем — 230 человек (казнены и высланы), с цензором Лян Цзы-ни-ном — 151 человек, с Хуан Цзы-дэном — 93 человека, с цензором Чжун Шао-цзянем — 80 человек и так далее [16, цз. 12 г 857; 32, цз. 18, 49–60]. Во многих случаях, как, например, с Ци Таем, число казненных точно не указывается, а говорится лишь об истреблении всех родственников или родственников до определенного колена.

Кроме того, многих высылали, подвергали телесным наказаниям, насильственному определению в солдаты, поруганию, конфисковывалось имущество, а некоторых даже обращали в рабов. Гу Ин-тай, заканчивая описание одного лишь дела Фан Сяо-жу, отмечал: «А сколько было уволено со службы, выслано на границы и там умерло в одиночестве — сосчитать невозможно» [32, цз. 18, 49]. По делу Хуан Цзы-дэна было выслано более 100 семейств, по делу сановника Ху Жуня — 270 человек, начальника Ведомства обрядов Чэнь Ди — 180 человек, по делу помощника Чэнь Ди — Хуан Гуаня и управителя округа Юаньчжоу Ян Жэня — более чем по 100 человек и так далее [16, цз. 12, 857; 32, цз. 18, 50–51, 56–57].

Ли Гуан-би дает следующую характеристику репрессиям 1402 г.: «Чжу Ди казнил многих чиновников из окружения императора Цзянъвэня… Тех, кто был связан или общался с осужденными, называли «лишними тыквенными отростками». Число уничтоженных вместе с родственниками, казненных, отданных в солдаты и потерявших свои хозяйства достигло нескольких десятков тысяч человек» [130, 34]. Тот факт, что узурпация Чжу Ди престола сопровождалась массовыми «экзекуциями, изгнаниями и увольнениями со службы», отмечает также и Ван Гэн-у [231, 377]. Основной удар был направлен прежде всего против административно-бюрократических кругов, связанных с деятельностью предшествующего правительства. Описанные насильственные действия победившей группировки в отношении своих противников были закономерным следствием всей предшествовавшей внутриполитической борьбы в стране. В этом плане переворот 1402 г. особенно четко предстает новым актом отмеченной борьбы, прослеживаемой в Китае в конце XIV в. и нашедшей наиболее яркое проявление на рубеже XIV–XV вв.

Однако формирование в 1402 г. новой власть имущей элиты происходило не только путем механического устранения одних деятелей и выдвижения на их посты других. С самого начала царствования Чжу Ди прослеживается также практика «привлечения старых людей» на службу интересам правительства. Стремление следовать такому курсу рельефно обозначилось в манифесте от 22 июля. В нем содержится следующее обращение к чиновным верхам: «Надеюсь, что вы, высшие сановники, приложите свой разум и силу для того, чтобы помочь мне в управлении… Если [кто-либо] в прошлом допустил ошибки в делах, то следует разъяснить им, что я не буду привлекать их к ответу. Если же [что-либо] будет утаено и не рассказано, то при выявлении [этого] дело будет приравнено к обману и [виновные] будут наказаны по закону… Я помню, что государь и подданные — это одно целое. Поэтому я с открытой душой и чистым сердцем спокойно предписываю вам и всем другим, чтобы вы с уважением поддержали мои намерения» [23, цз. 9 (II), 138–139].

Естественно, что прекраснодушие нового императора здесь несколько гиперболизировано. К «допустившим ошибки в делах» проявлялся весьма разный, дифференцированный подход, а сам манифест 22 июля совпадает по времени с отмеченной выше волной репрессий. Но сам факт санкционирования свыше возможного пути к примирению со «старыми людьми» весьма примечателен.

После обнародования манифеста началось паломничество к новому двору сановников и генералов для выражения своей преданности. Эта процедура по сути явилась принесением присяги новому монарху. Первый прием для них был устроен 23 июля [23, цз. 9 (II), 140]. Для поощрения прибывавших на подобные аудиенции было приказано выдавать им из казны материальное вознаграждение [23, цз. 10 (II), 162–163].

О претворении курса на привлечение «старых людей» свидетельствует отмеченная выше попытка использовать в интересах новых властей Фан Сяо-жу, предоставление высоких постов в армии Шэн Юну и Ли Цзин-луну, восстановление на службе таких видных деятелей 1398–1402 гг., как Ся Юань-цзи, Чжэн Цы и многих других [24, цз. 13, 593, 610; 26, цз. 5, 16].

Следует также иметь в виду, что многие новые люди не были ранее приближенными Чжу Ди. Они служили прежнему правительству и получили повышение после переворота. Это относится, в частности, к семи государственным секретарям и таким деятелям, как Ван Цзин, Ван Да и многие другие. Естественно, все они были скрытыми сторонниками группировки Чжу Ди, но формально вплоть до падения столицы находились на службе в правительственном лагере.

Курс на привлечение «старых людей» диктовался реальной потребностью нового правительства закрепить свою власть в стране, не прибегая к коренному изменению издавна сложившейся системы управления. Полная замена административного аппарата отнюдь не входила в планы Чжу Ди. Этот момент можно проследить в его программных документах начального периода войны «Цзиннань». В этой связи становится понятным, что добровольный уход со службы расценивался в манифесте ОТ 11 июля как провинность [23, цз. 9 (II), 139].

Привлечение «старых людей» на службу встречало некоторое противодействие со стороны наиболее радикально настроенных приверженцев Чжу Ди, принадлежавших к его лагерю с самого начала борьбы против центрального правительства. Источники свидетельствуют: «Некоторые говорили, что всех служивших в период Цзяньвэнь следует уволить в отставку» [23, цз. 9 (II), 140]. Но Чжу Ди не разделял подобные мнения. Оправдывая избранный им курс, он говорил: «Все сегодняшние людские дарования — это результат многолетнего воспитания при моем покойном отце. Разве за 2–3 года Цзяньвэнь можно было [сколько-нибудь] существенно их изменить?» [23, цз. 9 (II), 140]. Однако «радикалы» не хотели легко уступать свои позиции. Они предложили формально оставить прежних чиновников на их постах, но не допускать их к «главным участкам» управления. Но и это было отклонено императором [23, цз. 9 (II), 140].

Как видим, формирование новой правящей верхушки происходило не без внутренних трений. Такое явление отнюдь не удивительно, если учитывать, что переворот 1402 г. в известной степени продолжал собой внутреннюю борьбу в среде китайского господствующего класса.

Особенность позиции императора в ходе переворота

При рассмотрении вопроса о формировании правящей верхушки во время переворота следует обратить внимание на позицию императорской власти в сопровождавших данный процесс трениях: предпочтение умеренной линии в отношении основного костяка прежней администрации.

В этой связи представляют интерес попытки императора несколько ограничить размах репрессивной волны, последовавшей за переворотом. 2 августа он дал следующее устное предписание служащим Судебного ведомства: «Совершавшие преступления [либо] уже покорились, [либо] казнены. Невиновные спокойно служат и занимаются своим делом. Но в столице и провинции [еще] много арестованных из военного и гражданского люда. Надеюсь, что невиновные приобретут [наше] благоволение и уважение. С преступниками же нельзя [дольше] тянуть. Срочно [подготовить] императорский манифест, чтобы покончить с этим» [23, цз. 10 (1), 154]. Здесь, правда, еще нет намерений отказаться от насильственных мер, однако выражено стремление покончить с ними по возможности быстрее.

Определенную ограничивающую репрессии роль сыграл и указ об амнистии от 30 июля. С одной стороны, его появление было данью сложившейся традиции при вступлении на престол нового монарха и имело несколько формальный характер. Но с другой — в этом документе содержались статьи о прощении всех генералов, офицеров и солдат, воевавших на стороне прежнего правительства, а также всех чиновников, допускавших «преступные слова» в адрес Чжу Ди во время войны [35, цз. 4, 272–273, 277–278].

Дальнейшее развитие отмеченная выше позиция императора получила в резолюции от 15 августа, наложенной на представление Ведомства чинов о наказании очередной группы опальных чиновников. Ее текст гласил: «Когда я вступил на престол, в Поднебесной произошли перемены и обновление. Не следует снова припоминать старое зло. Нужно всех их освободить» [23, цз. 10 (II), 165]. Высочайшее прощение получили даже некоторые из попавших в проскрипционные списки, например Чжэн Цы, Вань Дунь, Хуан Фу, Инь Чан-лун и др. [24, цз. 13, 593].

В результате, несмотря на то что устранение отдельных прежних политических противников победившей группировки продолжалось в сентябре-октябре 1402 г. и позже, широкая волна репрессий в стране после августа была прекращена. В какой-то мере это объясняется боязнью нового двора, что чрезмерные насильственные меры могут вызвать общее недовольство и смуту в стране. Свидетельство о первых признаках такого недовольства, в частности в армии, мы находим в беседе императора с чиновниками Военного ведомства, датированной 12 августа 1402 г. «Все преступники, — говорил Чжу Ди, — [либо] уже покорились, [либо] казнены… [однако] недавно выяснилось, что в столичных войсках еще есть иносказательные намеки. Говорят, что я лелею в сердце намерения снова начать казни и истребление. Передавая друг другу [эти слухи, они] сеют смуту. Разве это не глупости?.. Вы o-[чиновники] Военного ведомства — срочно издайте и обнародуйте императорский манифест с приказанием успокоиться и с воодушевлением заниматься своим делом, не питая в душе подозрений» [23, цз. 10 (II), 164].

Но главная причина заключалась в том, что прекращение репрессивной волны отвечало интересам избранного новым двором умеренного курса. В следовании такому курсу проявилась особая самостоятельная позиция, занятая императорской властью во время переворота 1402 г. Это, в свою очередь, диктовалось объективными причинами. В борьбе против центрального правительства Чжу Ди опирался на известное недовольство различных групп и представителей из господствующего класса страны политикой императорского двора. В том числе немалую роль здесь играли сепаратистские силы, сосредоточившиеся вокруг удельных ванов. Если бы война «Цзиннань» закончилась победой группировки Чжу Ди без смены монарха, то можно было бы ожидать, что победители постарались бы обеспечить последовательное проведение в жизнь всех своих требований, и в частности гарантий для еще большей самостоятельности уделов. Но, узурпировав высшую власть, Чжу Ди стал выразителем и представителем интересов всей страны в целом, а не только группировки своих бывших приверженцев. А интересы центральной власти во многом совпадали с целями, преследовавшимися прежним правительством, т. е. прежними противниками Чжу Ди.

В связи с этим новый монарх не был заинтересован в радикальном претворении в жизнь чаяний всех своих бывших приверженцев. Отсюда не удивительна та двойственность, которая наблюдается в политике императорского двора в ходе переворота. С одной стороны, он пошел навстречу некоторым требованиям оппозиционно настроенных к прежнему правительству представителей господствующего класса: отменил реформаторские начинания предшествующих лет, предпринял насильственное устранение части прежней элиты, декларировал возвращение к порядкам, существовавшим до 1398 г. С другой — пытался ограничить максималистские устремления победившей группировки: объявил амнистию участвовавшим в войне на стороне противника войскам, взял курс на привлечение «старых людей» к государственной службе, тормозил расширение репрессивной волны.

Характерно, что перемены, декларированные после переворота, никоим образом не предусматривали сколько-нибудь заметного усиления уделов и связанных с ними сепаратистских сил. Это опять-таки связано с тем, что интересы последних уже не могли отвечать укреплению единовластия Чжу Ди. Удельные властители и их доверенные не заняли руководящего положения в новом правительстве. Правящая элита, как было показано выше, складывалась из разнородных компонентов. Помимо подчиненных Чжу Ди по уделу Янь и примкнувших к его лагерю во время войны в нее вошли противники прежнего политического курса, остававшиеся в правительственном лагере, а также «старые люди» — служилая администрация прежних властей. Подобное положение, несомненно, ущемляло устремления бывших соратников и сторонников Чжу Ди, т. е. непосредственно его группировки.

Отсутствие каких-либо ощутимых шагов в сторону укрепления роли уделов, а также компромиссная линия, избранная императорской властью при формировании новой правящей верхушки, факт весьма примечательный. Он свидетельствует о том, что, несмотря на настойчивое провозглашение возвращения к «старым порядкам», т. е. положению до 1398 г., последовательной реализации этой программы не произошло. Такое возвращение было объективно невозможно. Бурные политические события, последовавшие за смертью Чжу Юань-чжана, существенно изменили ситуацию в стране. Дальнейшее обострение борьбы в среде господствующего класса, перестановки в правящих верхах, сопряженные с реформаторскими попытками коллизии, и, наконец, сама трехлетняя война «Цзиннань», явившаяся сильнейшим потрясением для внутриполитической и экономической жизни страны, — все это, вместе взятое, безвозвратно отодвинуло в прошлое эпоху Чжу Юань-чжана и многие из складывавшихся тогда в силу объективных и субъективных предпосылок «порядков».

Отсюда при всей направленности переворота 1402 г. против политики правительства Чжу Юнь-вэня возвращение к существовавшим до 1398 г. порядкам могло быть лишь частичным. Настойчивое провозглашение такого возврата в известной мере оставалось политическим лозунгом. Выставляя и частично осуществляя его, правительство Чжу Ди шло навстречу настроениям всего оппозиционного лагеря, на поддержку которого оно опиралось во время войны. Вместе с тем указанный лозунг подразумевал возвращение к политической стабильности, которая, как представлялось официальной пропагандой, существовала до начала реформаторской деятельности советников Чжу Юнь-вэня и войны. Такой подтекст провозглашения восстановления «старых порядков» весьма важен. В данном понимании этот лозунг мог найти широкий отклик в пострадавшей от междоусобной войны стране.

Подводя итоги всему сказанному, можно отметить, что переворот 1402 г. рисуется как сложный сплав, образованный взаимодействием различных сил на внутриполитической арене. Переворот знаменовал собой кульминационный момент во внутренней борьбе в Китае в конце XIV — начале XV в. Победившая группировка реализовала свое преимущество, ниспровергнув прежнее правительство и его политические начинания. Однако отказ от старого курса не повлек за собой механического возрождения предшествовавших ему политических порядков во всех их деталях. Буквальное копирование методов и средств, преобладавших в управлении до 1398 г., не отвечало интересам пришедшего к власти в 1402 г. правительства уже потому, что именно политика Чжу Юань-чжана привела к нарастанию внутренних противоречий и созданию кризисной ситуации. Логика событий, сопутствовавших воцарению Чжу Ди, требовала, таким образом, новой, а не старой в прямом смысле этого слова политики. Отмеченная выше двойственность позиции центрального правительства в ходе переворота позволяет считать, что оно в какой-то мере учитывало данную потребность. Но тот факт, что события 1402 г. не повели к полному возврату назад — к положению, существовавшему при Чжу Юань-чжане, еще более рельефно выступает на примере всей последующей политики правительства Чжу Ди. К рассмотрению ее мы и перейдем в последующих главах.