Императорский Китай в начале XV века

Политическая обстановка в стране во времена царствования Чжу Юань-чжана

Ночью 24 июня 1398 г. в покоях императорского дворца в Нанкине умер Чжу Юань-чжан[3] — основатель династии Мин. После того как всей стране было предписано плакать по усопшему и семидневные траурные церемонии завершились погребением его тела в заранее подготовленной гробнице Сяолин под Нанкином, 30 июня был обнародован манифест о вступлении на престол внука старого императора — Чжу Юнь-вэня[4].

Внешне все выглядело вполне традиционно: кандидатура наследника была избрана заранее, что оговаривалось в манифесте-завещании, составленном еще при жизни Чжу Юань-чжана, ритуал погребальных процедур осуществлен согласно древним образцам, манифест 30 июня содержал положенные для данной ситуации статьи и славословия. Однако в этом манифесте, обнародование которого само по себе являлось данью сложившейся в Китае традиции, обращает на себя внимание одно интересное обстоятельство. Среди стандартных фраз, возвеличивавших покойного монарха, и обещаний наследника следовать его наказам и наставлениям своеобразным диссонансом звучат слова: «Я начну вводить преобразования в политике» [16, цз. 11, 787]. Конкретный смысл этого обещания в документе не раскрывается. Вместо этого идут весьма расплывчатые сентенции: «Всегда подходили [в политике] и щедрость, и строгость… Добродетельна лишь хорошая политика. Политика [же] заключается в пестовании народа. Нужно уважать слова древних мудрецов и тогда можно достичь процветания…» [16, цз. 11, 787]. Эти фразы выдержаны полностью в традиционном духе и скорее затушевывают намерение преобразований.

Может возникнуть подозрение, что обещание перемен попало в манифест о вступлении на престол Чжу Юнь-вэня случайно. Чтобы установить, так это или нет, нужно обратиться к вопросу: назрела ли к 1398 г. какая-либо потребность в «преобразованиях в политике»? Для этого необходимо вкратце представить себе ситуацию, сложившуюся в стране в конце XIV в. и особенно к концу царствования Чжу Юань-чжана.

Как известно, до середины XIV в. в Китае сохранялась власть монгольских завоевателей. Их господство пало в результате широкого народного движения, продолжавшегося в общей сложности около 20 лет (1350–1368). Чжу Юань-чжан — выходец из крестьян, позже бродячий монах, затем солдат и начальник повстанческого отряда, ставший вождем группировки повстанцев в районе нижнего течения р. Янцзы, — пришел к власти на гребне этого движения. В 1368 г. его войска, овладев Пекином, изгнали из страны последнего монгольского властелина. Одновременно Чжу Юань-чжан был провозглашен императором новой династии — Мин. Столицей Китая стал Интянь (Нанкин).

Описанные обстоятельства прихода к власти нового правительства делали его положение в стране весьма сложным. Во-первых, окончательное изгнание монгольских феодалов и верных им китайских сатрапов из окраинных провинций продолжалось в течение почти 20 лет после основания династии Мин. Кроме того, силы монгольских ханов за пределами Китая еще не были сломлены и существовала постоянная угроза нового вторжения. Иначе говоря, во внешнеполитическом плане наблюдалась определенная неустойчивость. Во-вторых, вне зависимости от того, была ли сильна или слаба антифеодальная струя в общем потоке национально-освободительного движения середины XIV в. (данный вопрос является спорным), это движение, благодаря своей широте и длительности, не могло не накалить социальную обстановку в стране. В-третьих, Чжу Юань-чжан и его сподвижники на пути к победе преодолели сопротивление не только монгольских завоевателей и их приспешников, но и других, соперничавших группировок повстанцев. Иными словами, нельзя упускать из виду, что наряду с освободительным движением, параллельно с ним, в стране шла острая борьба за власть. Последствия этого не могли исчезнуть сразу, и внутриполитическое единство страны вряд ли могло быть восстановлено актом провозглашения нового императора.

Последние два обстоятельства обусловливали внутриполитическую неустойчивость правительства Чжу Юань-чжана.

Тот факт, что в первое время своего существования минское правительство не пользовалось полной поддержкой своих подданных и было вынуждено добиваться их лояльности, отмечался американским исследователем Э. Фэрмером [200, 2–3]. В этих условиях закрепление у власти стало одной из кардинальных линий в политике Чжу Юань-чжана. Меры, направленные на удержание захваченных позиций, можно проследить в течение всего 30-летнего периода его царствования. Они шли в основном по трем направлениям: укрепление армии и военной мощи, налаживание экономической жизни страны, усиление императорской власти.

Наиболее ярко эти меры прослеживаются на примере последнего из указанных направлений. В 1380 г. были ликвидированы посты канцлеров (цзайсян), обладавших наиболее широкими, после императора, полномочиями в делах управления. Одновременно был упразднен Центральный правительственный совет (Чжун шу шэн), служивший высшим совещательным органом при императоре. Ставшие после этого высшими правительственными органами шесть ведомств (лю бу) были непосредственно подчинены императору. Начальники этих ведомств и другие высшие сановники могли произвольно смещаться и назначаться им.

Чжу Юань-чжан активно пользовался этим правом: в конце XIV в. неоднократно наблюдается полная и почти единовременная смена начальников всех ведомств и их помощников. Иногда кресла начальников пустовали по нескольку лет. Во всем этом можно проследить определенную систему, направленную на ослабление реальной власти и влияния шести ведомств.

В 1382 г. был отменен взятый с образцов X–XIII вв. институт «увещевателей» императора, в обязанности которых входило указывать последнему на его ошибки и промахи. Цель усиления личного контроля императора над деятельностью государственного аппарата преследовала и реформа такого органа, как Цензорат (Юйшитай), который был призван нести надзор за чиновными властями в центре и на местах. Высшее военное командование также находилось в руках императора.

В конце XIV в. можно проследить и стремление императора усилить контроль в провинциях. Широкие полномочия губернаторов провинций, существовавшие при монголах, были ликвидированы. Их полномочия отныне распределялись среди трех сановников, ведавших отдельно административно-финансовой, судебной и военной властью на местах. Такое распределение функций вело к усилению в провинциях позиций центральной власти, которая с 80-х годов в большой степени контролировалась лично императором.

В плане борьбы императора за укрепление своего положения можно рассматривать и такое мероприятие, как создание Чжу Юань-чжаном своеобразных удельных княжеств, управляемых его сыновьями, которых к 80-м годам XIV в. было уже 25. Они торжественно титуловались ванами[5]. Им предоставлялась резиденция в одном из крупных городов, становившихся столицей их уделов (фэн, иначе го). Здесь в распоряжении ванов имелся особый штат чиновников, повторявший, как мыслилось, императорский двор в миниатюре. Однако право назначения и смещения этих чиновников оставалось за императором.

Властитель удела имел в своем собственном распоряжении войска — так называемые охранные гарнизоны (ху вэй). Общая численность их могла колебаться от 3 до 19 тыс. латников [29, цз. 116, 7373 (2)]. Во время военных действий под начальство ванов поступали все расквартированные поблизости и переброшенные из других районов войска.

Четких территориальных границ уделы не имели. Подразумевалось, что в удел входили районы, издавна тяготевшие к городу — резиденции вана в административном и хозяйственном отношении. Чаще столицы ванов совпадали с центрами древних китайских княжеств, и поэтому уделы именовались названиями этих давно не существующих территориальных делений[6]. Специально установленными для регулирования всей жизни уделов правилами предполагалось, что ваны и подчиненные им чиновники не должны вмешиваться в административную и хозяйственную жизнь территорий, входящих в уделы. Другое дело, что практически это было трудно осуществить, так же как и контролировать военную силу ванов. Но об этом речь пойдет ниже. Здесь же отметим, что основу материального благосостояния держателей уделов, по мысли правительства, должно было составлять щедрое жалованье из казны, а также феодальные поместья, предоставлявшиеся им вне пределов удельных владений.

Введение системы уделов осуществлялось Чжу Юань-чжаном в три этапа: 1369–1370, 1378 и 1391–1392 гг. (подробнее см. табл. 1). Однако назначение своих родичей на важные посты с целью усиления непосредственного контроля на местах он начал проводить на подведомственной ему территории еще до воцарения — с 1356 г. [49, 123]. Надо сказать, что система уделов в той или иной форме не была нововведением Чжу Юань-чжана. Нечто подобное практиковалось в императорском Китае и ранее, в частности во II в. до н. э., в III в. н. э. и при непосредственных предшественниках династии Мин — монгольских правителях. Но для исследуемой проблемы главное не в этом, равно как и не в тех отличиях, которые имели уделы конца XIV в. от своих более ранних образцов, а в назначении системы уделов, в целях, преследовавшихся Чжу Юань-чжаном при ее насаждении.

Нет сомнения, что обращение к этой системе явилось прямым следствием сложной социальной и политической обстановки в стране, перед лицом которой оказалась новосозданная императорская власть. Предоставлением особых прав ближайшим родственникам Чжу Юань-чжан рассчитывал укрепить свое положение. Как не без оснований отмечали китайские историки, многолетний опыт внутриполитической борьбы привел первого минского монарха к мысли, что «в стране нет никого надежнее детей и внуков» [98, 411–412]. В них он надеялся найти одну из прочных и постоянных опор.

Введение системы уделов, по замыслам ее вдохновителей, должно было обеспечить укрепление центральной власти сразу по нескольким линиям. Во-первых, это поднимало первенствующее положение всего царствующего дома, закрепляло его династические претензии. В условиях недостатка у Чжу Юань-чжана легитимных прав на престол это обстоятельство играло немалую роль. Во-вторых, появление в отдаленных от центра районах особ, непосредственно связанных с императором и обладавших достаточным политическим влиянием (хотя и без четких прав), служило определенным противовесом местным властям. Искусственно создавалась двойственность управления в провинции, что при желании могло использоваться центром в своих интересах. В-третьих, расположение многих уделов на окраинных территориях империи свидетельствует и об их оборонительном предназначении на случай внешней опасности.

Последнюю из перечисленных функций системы уделов нельзя сбрасывать со счетов. Отмеченное выше внешнеполитическое положение империи Мин в конце XIV в. является лишним тому свидетельством. В некоторых источниках прямо говорится о военном назначении этой системы [32, цз. 15, 1]. Однако было бы ошибкой видеть в этом единственную цель насаждения уделов, как это делают некоторые историки [189; 200]. В указанном мероприятии нашло отражение тесное переплетение внутриполитических и внешнеполитических расчетов центральной власти. В источниках есть этому прямые свидетельства, до сих пор не привлекавшие внимания исследователей. В частности, в «Мин Тай-цзу сюнь» («Заветы Минского Тай-цзу»), призванных играть определенную законодательную роль при Чжу Юань-чжане, перед держателями уделов ставилась следующая задача: «[Когда] при дворе нет честных сановников и внутри [страны] появляется вероломство и зло, то цинь-ваны[7] должны отдать [своим] войскам приказ и, в соответствии с тайным указом императора для всех ванов, под его главным командованием повести карающие войска и усмирять этих [вероломных и зловредных]» [32, цз. 16, 9].

Симптоматично, что эта инструкция, как здесь отмечено, была тайной. Центральная власть, конечно, не желала афишировать это назначение системы, выдавая тем самым свои опасения за неустойчивость внутриполитического положения в стране. Между тем если учитывать всю сложность ситуации в Китае в конце XIV в., то можно предположить, что именно это, рассчитанное на решение внутренних затруднений, предназначение уделов и было определяющим.

Создание системы уделов было лишь одним из многих мероприятий Чжу Юань-чжана, преследовавших в конечном итоге одну общую цель — упрочение императорской власти. Другой вопрос, насколько оно оправдывало ожидаемые результаты. Но об этом ниже.

Экономическая политика правительства Чжу Юань-чжана также была в известной мере подчинена общей цели укрепления его позиций в стране. Здесь нет возможности подробно останавливаться на вопросах экономической жизни Китая в конце XIV в., тем более что основная направленность аграрной политики того времени остается дискуссионной [53; 55; 96; 105; 106; 108]. Необходимо лишь отметить, что исследователи сходятся на следующем: усилия Чжу Юань-чжана были сосредоточены на расширении фондов государственных (казенных) земель, увеличении мелкого крестьянского держания земли, а также ограничении крупного частнофеодального землевладения[9]. В этих мероприятиях нетрудно проследить стремление укрепить финансово-экономическую мощь чиновно-бюрократической государственной машины, нити управления которой сходились в конечном итоге к императору.

Шаги, направленные к восстановлению и развитию хозяйства после монгольского господства и волнений середины XIV в., также предпринимались новым правительством отнюдь не с филантропическими целями. Авторы «Очерков истории Китая» небезосновательно подмечают: «Все… мероприятия, прямо направленные на налаживание и улучшение производства, Чжу Юань-чжан осуществлял с целью упрочения своей власти» [98, 408].

В результате описанной внутриполитической деятельности и дальнейших успехов в борьбе с монгольской опасностью Чжу Юань-чжану удалось закрепить свое положение и удерживать основные нити управления страной. При этом наблюдалось усиление централизации власти и шла все большая концентрация ее в руках императора. Согласно мнению исследователей, в период Мин подобная централизация и концентрация была осуществлена наиболее полно [125, 1]. И решающие сдвиги в этом направлении произошли именно в конце XIV в.

Однако значило ли это, что внутриполитическое положение в стране полностью стабилизировалось? Можно вполне определенно ответить — нет. Прослеживаемое усиление императорской власти явилось реакцией на неуверенность новосозданного минского правительства в прочности своих позиций. Это усиление, будучи одним из проявлений внутриполитической борьбы, не могло не встретить сопротивления среди определенных слоев и группировок китайского феодального общества. Постоянная двойственность в отношениях правящего класса феодалов к центральной власти — существование в их среде как силы притяжения к центру, так и силы отталкивания от него — отмечалась основоположниками марксизма [6, 411]. В периоды усиления централизации неизбежно активизировались и противоположные тенденции. Эта общая закономерность нашла проявление и в Китае.

Все 30-летнее царствование Чжу Юань-чжана заполнено раскрытием «заговоров», террористическими кампаниями, охватывавшими десятки тысяч человек, сменой лиц на командных постах государственной машины и армии, литературной инквизицией [47; 149; 152]. Мотивы, которыми руководствовался император, прибегая к подобным действиям, хорошо раскрываются в следующем его высказывании: «В прежние времена сановники могли идти с государем одним путем… Ныне сановники не таковы, они затуманивают государю разум, вызывают государев гнев. Группировки с коварными замыслами действуют без перерыва одна за другой…» [126, 457].

Нужно также учитывать, что борьба за усиление императорской власти происходила на фоне противоречий между различными силами в среде самого господствующего класса Китая. Это обстоятельство, с одной стороны, облегчало укрепление позиций правящего дома, а с другой — осложняло внутриполитическую ситуацию в стране. Ян Го-чжэнь, например, выделяет такие три основных слоя господствующего класса, интересы которых сталкивались друг с другом: 1) сторонники свергнутой монгольской власти; 2) «старые» китайские феодалы-помещики; 3) «новые» представители господствующей верхушки, выдвинувшиеся во время становления империи Мин. Кроме того, существовали и боролись между собой различные «локальные» политические группировки, объединившиеся вокруг отдельных лидеров или же по земляческому принципу. В качестве примера Ян Го-чжэнь называет противоборство чжэдунской группировки во главе с Лю Цзи против хуайсиской, возглавлявшейся Ли Шань-чаном [181, 4].

В этой связи следует упомянуть и о противоборстве между феодалами севера и юга страны, отмечаемом У Ханем [147, 20–21]. Уточняя позицию Чжу Юань-чжана в данном вопросе, некоторые исследователи говорят о его связи с южнокитайскими имущими слоями [49, 34, 175–176; 173, 250].

Определенное недовольство должны были вызывать в стране и мероприятия Чжу Юань-чжана в аграрной политике. Как отмечает Л. А. Боровкова, общество бурно реагировало на них [55, 169]. Такие шаги, как ограничение крупной земельной собственности, сопровождавшееся физическим уничтожением части землевладельцев и разорением десятков тысяч богатых семейств, а также изъятие в 1392 г. угодий, пожалованных сановникам за службу, не могли не встретить тайного или же явного сопротивления в среде соответствующих слоев господствующего класса [55, 162–163; 105, 62]. В то же время фактическое прикрепление крестьян к земле, заново произведенное в конце XIV в. с помощью переписи и кадастров, и быстрое нарастание норм эксплуатации приводили к усилению недовольства широких масс. Последнее выразилось в целом ряде крестьянских восстаний.

К концу царствования Чжу Юань-чжана обозначились противоречия между центральным правительством и удельными властителями. Ваны стремились получить большую полноту власти на местах, стать менее зависимыми от центра. Опасность возникновения сепаратистских тенденций в уделах осознавалась некоторыми китайскими политическими деятелями того времени. Они в привычной для Китая форме — подаче докладов на имя императора — предупреждали о возможных отрицательных последствиях системы уделов. Примером этого могут служить доклады Е. Бо-цзюя (1376) и Чжо Цзина (1388) [13, 126–127; 25, цз. 4, 52; 29, цз. 139, 7422 (3)]. Но император весьма неблагожелательно отнесся к такого рода критике. Система уделов оставалась неприкосновенной. Однако Чжу Юань-чжан был вынужден прибегнуть к предупредительным мерам. Уже вскоре после раздачи уделов он обвинил в «злоупотреблениях» пятерых сыновей: Чжоу-вана, Ци-вана, Сян-вана, Дай-вана и Минь-вана [24, цз. 11, 541]. Еще одно предупреждение о недопустимости нарушений установленных правил ваны получили в 1392 г. [189, 186]. Есть также данные, что Чжоу-ван в виде наказания в 1389–1392 гг. временно был лишен удела [29, цз. 160, 7374 (2)].

Острастка со стороны императора в лучшем случае могла несколько ослабить сепаратистские настроения держателей уделов, но не решала возникшей в связи с появлением ванов проблемы.

Таким образом, положение, сложившееся в Китае к концу правления Чжу Юань-чжана, оставалось весьма напряженным. Недовольство и противоречия проявлялись во многих областях внутренней политики. Деспотические методы управления, практиковавшиеся первым минским императором, сдерживали указанное недовольство, загоняли противоречия вглубь. Но подспудная внутриполитическая неустойчивость не исчезла. В этих условиях смерть самодержца, сосредоточившего в своих руках основные нити управления, могла послужить толчком к новому обострению внутренней борьбы в стране, выходу накопившихся противоречий наружу.

В этом свете отмеченное выше обещание правительства Чжу Юнь-вэня «начать преобразования в политике» представляется отнюдь не случайным. Оно было продиктовано необходимостью внести некоторые коррективы в политическую линию предшественника, чтобы попытаться разрядить взрывоопасную ситуацию. Можно сказать, что к 1398 г. назрела потребность в преобразованиях, явившаяся закономерным результатом определенных аспектов деятельности Чжу Юань-чжана.

Реформаторские начинания правительства Чжу Юнь-вэня

Одного намерения вводить изменения было мало для того, чтобы стабилизировать политическое положение в стране. Гораздо сложнее было решить вопрос, какие требуются преобразования и как их осуществить. Успех во многом зависел от этого. Отсюда весьма важно проследить конкретную деятельность правительства, оказавшегося у власти в середине 1398 г. Это тем более интересно, что исследователи почти не обращали внимания на данную проблему. Между тем события 1398–1399 гг. могут пролить дополнительный свет на причины и характер разразившейся затем междоусобной войны.

Назревшая необходимость поворота в политике требовала и новых исполнителей. Поэтому можно сказать, что обещанные преобразования начались с перемен в правящих верхах. Ведущее положение среди окружения Чжу Юнь-вэня заняли три деятеля: Ци Тай, Хуан Цзы-дэн и Фан Сяо-жу.

Ци Тай был военным чиновником. Его выдвижение относится к самым последним годам правления Чжу Юань-чжана. Старый император, как отмечается в источниках, стал «высоко ценить» его с 1395 г., назначив помощником начальника Военного ведомства [24, цз. 11, 540]. Поводом к выдвижению согласно официальным биографиям Ци Тая, послужило образцовое ведение им служебных бумаг. Однако нужно учитывать, что после широкой волны гонений на старые командные кадры в 1392–1393 гг. создались благоприятные условия для выдвижения новых лиц. Поэтому появление таких «нобилей», как Ци Тай в 90-х годах XIV в., не представляется удивительным. Неизвестно, чем он оправдал доверие Чжу Юань-чжана, но за несколько дней до смерти императора его назначили старшим помощником начальника Военного ведомства. В своем последнем устном наставлении наследнику престола Чжу Юань-чжан рекомендовал поручить Ци Таю «заботу о судьбах страны» [16, цз. 10, 783].

Хотя Ци Тай был креатурой покойного императора, в этом деятеле можно видеть нового человека на политической арене, ибо он практически не был связан с претворением в жизнь основных мероприятий старого правительства.

Возвеличение Хуан Цзы-дэна связано с тем, что он учился вместе с новым императором [24, цз. 11, 540]. Официально он занимал пост тайчанцина в Академии Ханьлинь[10]. Юридически обязанностью тайчанцина было ведать обрядами в храме предков императора. Но в источниках прямо сообщается, что на Хуан Цзы-дэна были возложены отнюдь не жреческие функции: он должен был управлять военными делами государства совместно с Ци Таем [29, цз. 4, 7103 (4)].

Фан Сяо-жу, занимавший до 1398 г. должность преподавателя в одном из провинциальных училищ, был вызван в столицу меньше чем через месяц после кончины Чжу Юань-чжана. Фан Сяо-жу сделали членом Академии Ханьлинь, состоящим в императорской свите. Каких-либо конкретных полномочий он не получил, но имел прямой доступ к императору и ежедневно беседовал с ним «о пути древних», т. е. о самых различных политических делах. Есть данные, что Чжу Юнь-вэнь обращался к Фан Сяо-жу за советом при разрешении всех сложных вопросов [38, 116]. Последнему принадлежало также решающее слово в случае спора сановников на придворных аудиенциях [38, 116]. Как отмечается в источнике, Фан Сяо-жу и его доверенные люди «самоуправно» обсуждали все государственные дела [33, цз. 4, 51].

Четкого распределения обязанностей между названными советниками не было. Можно лишь документально проследить, что в 1398 г. в их руки практически попали все важнейшие дела управления. В условиях отсутствия канцлеров и Центрального правительственного совета, а также подчиненного положения Цензората, что сохранялось и после смерти Чжу Юань-чжана, их деятельность ничем и никем, кроме императора, не контролировалась. По источникам прослеживается, что разработкой и осуществлением политических мероприятий в большинстве случаев занимались Ци Тай и Хуан Цзы-дэн, а Фан Сяо-жу выступал как теоретик, определяя общие направления политики.

Фан Сяо-жу оставил после себя ряд трудов, которые дают представление о его идеологических позициях. Анализируя его взгляды, современный исследователь Шэнь Ган-бо приходит к заключению, что в них можно выделить три основных момента. Во-первых, прославление идеального монарха, соответствующего своему положению и ответственного за свои поступки перед чиновниками и народом. Во-вторых, намерение упразднить имущественное неравенство с помощью введения системы «равных полей» и натурализации экономики (упразднение самостоятельной роли ремесла и торговли). В-третьих, желание реорганизовать социальную структуру общества, сделав основой ее кровнородственные объединения (цзу), а также десяти-, сто- и тысячедворные общины, возложив на старейшин этих объединений и общин административно-управленческие функции на местах [178, 16–19].

Легко заметить, что на всей этой теории лежит печать утопизма. Она в значительной мере обращена к идеалам древности. В одном из своих стихотворений Фан Сяо-жу писал:

При этом возвращение к древним порядкам служило для него не только манерой принятого в Китае «хорошего тона» или же маскировкой истинных намерений, но и прямым руководством к действию. Это отразилось, как увидим, в деятельности Фан Сяо-жу после получения им широких полномочий.

Но наряду с утопичностью взглядов Фан Сяо-жу нужно отметить следующее. Его идеальный монарх должен был придерживаться принципа «недеяния», а также ценить канцлеров, слушать советы «мудрецов» и уважать общественное мнение [178, 16–17]. В этом нетрудно усмотреть полный антипод Чжу Юань- чжану. Исходя из отмеченного, Шэнь Ган-бо считает, что Фан Сяо-жу не одобрял реформы 1380 г. и иносказательно, с помощью исторических аналогий, осуждал подобные действия императора [178, 17].

Этот факт весьма примечателен. Он свидетельствует, что по крайней мере один из трех вершителей судеб страны после 1398 г. был сторонником изменения прежнего курса, стоял за «преобразования в политике». Что же касается двух других, то об их умонастроениях судить сложнее. Но их действия (особенно попытка ликвидировать существующую систему уделов), как будет показано ниже, говорят за их солидарность с линией на «преобразования».

Выдвижение новых лиц, возглавивших руководство страной, повлекло за собой и значительные перемещения в верхах чиновно-бюрократического круга. Например, в 1398 г. был назначен новый начальник и два его помощника в Ведомстве чинов, начальник и один из помощников в Ведомстве обрядов, начальник Судебного ведомства. Кроме того, добавили по второму начальнику в Ведомство налогов и Ведомство работ, а также назначили новых их помощников [16, цз. 11, 788–793; 29, цз. 111, 7360 (3)]. Если учесть, что руководство Военным ведомством было передано Ци Таю, а оба его помощника тоже были заменены, то увидим почти полную перемену командных кадров во всех шести ведомствах.

Помимо того можно проследить перемещения руководящих лиц и в других учреждениях: сменились оба начальника Столичного цензората (Дуюйши), назначен новый глава Государственной школы (Гоцзыцзянь) и т. д. [16, цз. 11, 789; 29, цз. 111, 7360 (3)].

Надо полагать, что, окружая себя новыми людьми, император и его ближайшие приспешники рассчитывали найти в их лице благодарных исполнителей своих замыслов. В этом плане показателен следующий пример. Новый глава Государственной школы Ван Шэнь упрекал начальника Ведомства чинов Цзянь И за неучастие в разработке мероприятий, предлагаемых Ци Таем и Хуан Цзы-дэном [29, цз. 149, 7439 (3)].

Каковы же были намерения группировки, оказавшейся в середине 1398 г. у власти? Вкратце они сводились к следующему: «Двинуть за пределы страны большое войско, [а во внутренних делах] изменить систему» [29, цз. 149, 7439 (3)]. Первое подразумевало проведение активной внешней политики. Однако осуществить это не удалось из-за начавшейся вскоре междоусобной войны. Единственным внешнеполитическим военным актом правительства Чжу Юнь-вэня был поход против Бирмы в октябре 1398 г. Китайские войска под командованием Хэ Фу разбили отряд одного из бирманских полусамостоятельных князьков в районе Цзиньчи (ныне уезд Юнчан в провинции Юньнань), захватили пленных, взяли несколько мелких крепостей и в феврале 1399 г. вернулись обратно [16, цз. 11, 791–792, 794; 24, цз. 11, 545]. Каких-либо значительных последствий этот поход не имел.

Второе намерение — «изменить систему» — выглядит довольно абстрактно, но зато вполне согласуется с обещанными с самого начала «преобразованиями в политике». Весьма интересно и важно проследить, в чем выразились изменения в последующей деятельности правительства Чжу Юнь-вэня на внутриполитической арене. Прежде всего здесь можно увидеть ряд шагов, которые в совокупности определяются как стремление реформировать структуру государственного аппарата. Однако при этом не преследовалась цель коренной ломки бюрократической машины, издревле сложившейся в Китае. Управленческий аппарат пытались усовершенствовать с помощью различных полумер. Одни из них должны были иметь, несомненно. положительное влияние на политическую жизнь страны, другие же были чисто поверхностными или носили утопический характер.

Положительными мероприятиями такого рода можно считать увольнение в отставку всех чиновников, находившихся при провинциальных, областных и уездных правлениях, но не занимавших определенных должностей (конец июля 1398 г.); введение единоначалия (вместо «старшего» и «младшего» начальников) в провинциальных правлениях (17 октября 1398 г.); упразднение административно-военных единиц (вэй), не имевших приписанных к ним «военных дворов» (март 1399 г.); изгнание со службы всех «неграмотных и малолетних чиновников» (20 сентября 1401 г.); ограничение вмешательства евнухов в государственные дела (конец 1401 г.), а также восстановление упраздненного в 1382 г. института «увещевателей» императора (что в какой-то мере могло ограничивать монарший произвол) [16, цз. 11, 791, 827; 29, цз. 4, 7103 (4); 33, цз. 4, 56; 210, 521.

Однако в целом правительство не проводило кардинальных изменений в области административного аппарата, оно в основном лишь бесконечно преобразовывало одни учреждения в другие, перемещало чиновников и целые отделы из одних органов в другие, изменяло штат служивших в учреждениях сановников, беспорядочно вводило новые и отменяло старые должности, переименовывало, изменяло территориально-административное деление.

Сразу же после смерти Чжу Юань-чжана был издан указ не производить замену начальников областей и уездов, а также чиновников, находящихся на государственной службе от 5-го ранга и выше |[29, цз. 4, 7103 (4)][11]. Однако уже в следующем месяце начались отдельные должностные перемещения и изменения, принявшие довольно значительные масштабы в конце октября — начале ноября 1398 г. [16, цз. 11, 791–792]. Аналогичные мероприятия проводились, хотя и менее интенсивно, в конце 1398 — начале 1399 г. Резюмируя итоги этой деятельности правительства в 1398 г., источники отмечают: «В разное время сильно изменили систему чиновных должностей» [33, цз. 4, 51].

Однако настоящая административная горячка охватила страну в мае 1399 г., когда были преобразованы и переименованы многие государственные учреждения и должностные посты [16, цз. 11, 797]. Оживление такого рода деятельности наблюдается затем в январе-марте и июле-сентябре 1400 г. [16, цз. 11, 812–815]. Отдельные отголоски административного реформаторства можно проследить до сентября 1401 г. [16, цз. 11, 827]. Несмотря на то что сведения об отмене одних и введении других учреждений и должностей в 1398–1401 гг. перемежаются, можно все же проследить преобладание тенденций к увеличению административного аппарата в стране.

Сохранились прямые указания, что инициатором отмеченных административных преобразований (в частности, в начале и середине 1399 г.) был Фан Сяо-жу [24, цз. 12. 549, 27, цз. 2, 71]. Он преследовал весьма утопические цели — улучшить государственный аппарат приданием ему стародавних форм, надеясь таким образом вернуться к считавшемуся по традиции «золотым» веку древности. Последнее наиболее ярко отразилось в попытке перестроить управленческий аппарат соответственно порядкам, описанным в «Чжоу ли» — древнем конфуцианском трактате об идеальном состоянии общества, якобы существовавшем в Китае в XI–IX вв. до н. э. [27, цз. 2, 71]. Для этого выборочные места из «Чжоу ли» были размножены и разосланы по стране как руководство к действию. Но даже у составителя источника, описывающего данные мероприятия, возникла потребность прокомментировать: «Но это не годилось для [свершения] реальных дел!» [27, цз. 2, 71].

В целом можно констатировать, что попытка правительства Чжу Юнь-вэня изменить государственный аппарат империи не имела успеха. Характерно, что пришедшие к власти в 1398 г. деятели так и не решились восстановить институт канцлеров и Центральный правительственный совет, сохраняя тем самым основную суть введенных Чжу Юань-чжаном порядков управления. Можно, однако, предположить, что они не решились осуществить это сразу, а в дальнейшем их деятельность была прервана войной. Но каких-либо весомых доказательств этому нет.

Говоря об изменениях в административном аппарате и смене лиц в правящих верхах после 1398 г., следует отметить одно интересное сопутствовавшее этому явление. Новое правительство стало возвращать из ссылки и восстанавливать на государственной службе сановников, подвергшихся гонениям при Чжу Юань-чжане. Например, в 1398 — начале 1399 г. из ссылки были вызваны Чжэн Цы, назначенный начальником Ведомства работ, и Суп И, восстановленный в Академии Ханьлинь [16, цз. 11, 793; 24, цз. 11, 545]. Несколько позже была возвращена целая группа военных во главе с военачальником Фу Юном. Все они получили прежние чины и звания [16, цз. 11, 808]. Затем 17 октября 1400 г. было «даровано прощение» всем ранее (до 1398 г.) уволенным чиновникам, а их сыновья и внуки получили возможность поступать на государственную службу [16, цз. 11, 820][12].

Отмеченное явление нельзя недооценивать. Оно в полной мере отвечало обещанным правительством преобразованиям. В то же время оно лишний раз показывает неразрывную связь событий 1398 г. и последующих лет с внутриполитической борьбой времени правления Чжу Юань-чжана. Здесь обнаруживается реакция на террористическую политику основателя династии в отношении сановно-бюрократических слоев.

Из административных шагов, предпринятых правительством Чжу Юнь-вэня, следует назвать резкое ограничение вмешательства в политические дела придворной касты евнухов, начавшей приобретать в конце XIV в. все большее влияние. Чжу Юань-чжан не был склонен предоставлять евнухам чрезмерных полномочий. Он ограничивал их число, пытался пресечь превышение ими власти и незаконные способы обогащения. Но с другой стороны, не доверяя традиционному государственному аппарату, основатель династии Мин использовал эту приближенную к трону касту в делах управления. Евнухи получали так называемые добавочные поручения. Действовали же они во многих случаях совершенно бесконтрольно. Как отмечают источники, они «[всюду] вторгались и притесняли чиновников и народ» или же просто «свирепствовали» [37, 8545 (3); 33, цз. 4,56].

В конце 1401 г. было издано два императорских указа, одним из которых евнухам запрещалось выполнять правительственные поручения, помимо своих прямых обязанностей, а вторым разрешалось местным властям хватать, связывать и направлять в столицу для расправы нарушителей данного постановления [33, цз. 4, 56; 16, цз. 11, 829]. Эти шаги вполне согласуются с намерением изменить положение, сложившееся к концу царствования Чжу Юань-чжана в системе административного управления.

Некоторые преобразования были осуществлены правительством Чжу Юнь-вэня и в области аграрной политики. Были приняты меры к облегчению положения крестьянства. В конце августа 1398 г. были сняты все недоимки в налогах [29, цз. 4, 7103 (4)]. В январе 1399 г. был издан императорский указ, предписывавший снизить наполовину размер поземельного налога в этом году [29, цз. 4, 7103 (4)]. Проводились и снижения налогов в отдельных районах, в частности в центральных областях к северу от р. Янцзы (в связи с потравой посевов саранчой) и в провинциях Цзянси и Чжэцзян [16, цз. 11, 806; 24, цз. 12, 565]. Помимо того, в марте 1399 г. был издан указ, запрещающий местным властям брать налоги с владельцев невозделанных полей [29, цз. 4, 7103 (4)]. Тогда же было отменено взимание с народа арендной платы за жилье (16, цз. 11, 796]. Местным властям также повелевалось ввести своеобразное пенсионное обеспечение: людям старше 80 лет, не имеющим детей, выдать из казны по 1 даню риса (60 кг), 10 цзиней мяса (около 6 кг) и 2 доу вина (около 21 л) [16, цз. 11, 795]. Тем же указом предписывалось оказывать помощь рисом вдовам, сиротам и больным.

Эти мероприятия имели в известной мере традиционный характер. Они предпринимались и более ранними китайскими правителями, в частности Чжу Юань-чжаном. Подобные меры не вносили ничего принципиально нового в аграрную политику. Несомненно, они могли способствовать упрочению позиций пришедших к власти в 1398 г. политических деятелей. Однако нужно учитывать, что положение крестьянства к описываемому времени снова было тяжелым, о чем свидетельствуют отмеченные указы. Упомянутые же меры могли лишь частично или временно улучшить положение, но не предусматривали сколько-нибудь существенного его изменения. В этом отношении характерно, что после всех снижений налогов в 1398–1399 гг. правительству уже в сентябре 1400 г. пришлось вновь прощать задолженность населения казне и упразднять долги частным лицам [16, цз. 11, 819]. Характерно также, что в апреле 1399 г. на границе провинций Хунань и Гуандун вспыхнуло народное восстание под руководством Чжун Цзюнь-дао. Для его подавления были посланы карательные войска [16, цз. 11, 797].

Весьма интересна политика правительства Чжу Юнь-вэня в отношении церковного землевладения. Опираясь на ортодоксальных конфуцианцев, группировавшихся вокруг Академии Ханьлинь, оно встало на путь ограничения привилегий буддийских и даоских церковников. В июне 1399 г. императорским указом на каждого монаха обеих церквей предписывалось оставлять не более 5 му земли (5/16 га). Остальные же принадлежавшие им земли конфисковывались и передавались народу (минь) [33, цз. 4, 52]. Однако осуществить это мероприятие было, очевидно, не легко. Уже осенью 1400 г. один из чиновников налогового управления района Цзяннань докладывал, что «буддийские и даоские монахи захватывают много тучных полей и постепенно поглощают имущество народа» [16, цз. 11, 819]. В результате правительство вновь ограничило эти действия монахов [16, цз. 11, 819]. Наконец, 5 сентября 1401 г. был вновь повторен указ 1399 г. об ограничении церковного землевладения из расчета 5 му на человека [16, цз. 11, 827].

Следует отметить, что борьба между конфуцианцами и представителями других религий наблюдалась еще при Чжу Юань-чжане [13, 151–152]. Ограничения имущества буддийских и даоских монастырей можно рассматривать как продолжение этой борьбы. Если Чжу Юань-чжан в общем и целом не оказывал предпочтения кому-либо из противников, то новое правительство, как видим, решительно приняло сторону конфуцианцев.

Наиболее интересным шагом правительства Чжу Юнь-вэня в области аграрной политики была попытка реформировать всю систему землепользования. Здесь нашли прямое отражение описанные выше идеалы Фан Сяо-жу, который, получив достаточную власть, попытался осуществить свои планы. Весной 1399 г. он выдвинул предложение ввести в стране систему «колодезных полей» (цзин тянь) — идиллический образец землевладения и землепользования, якобы существовавший в глубокой древности в Китае [16, цз. 11, 800]. В основе этого предложения лежало стремление уравнять земельные наделы и ликвидировать крупную частнофеодальную собственность на землю. При дворе начались дебаты. Противники Фан Сяо-жу считали, что подобная система была пригодна лишь для древности и осуществить ее невозможно. Однако дальнейшее развитие событий было прервано начавшейся вскоре войной.

Все сказанное убеждает, что правительство Чжу Юнь-вэня приступило к осуществлению обещанных «преобразований». Другое дело, что реформаторские шаги 1398–1401 гг. страдали непоследовательностью и в известной мере имели утопический характер. В настоящем исследовании более важно подчеркнуть, что реформаторская деятельность новой правящей группировки, протекавшая в условиях и без того накаленной внутриполитической атмосферы конца 90-х годов XIV в. и являвшаяся продолжением предшествовавшей внутренней борьбы, неминуемо должна была еще более обострить накопившиеся противоречия. Усиление внутреннего недовольства правительством, в частности в господствующих слоях китайского общества, было в данной ситуации почти неизбежно. Ликвидировать его мог лишь успех проводимых реформ.

Однако шансов на такой успех было не много. Отмеченная половинчатость предпринятых шагов, утопичность их исходных посылок предопределили их неудачу. Радикальной перемены общего положения после 1398 г. не произошло. Но попытки реформ еще больше обострили внутриполитическую ситуацию. Действительно, указанная хаотичность изменений в административном аппарате, нереальность конечных целей его преобразований должны были вызвать недовольство в чиновно-бюрократической среде. Отзвуки такого неудовлетворения можно найти в источниках, в частности в комментариях более ранних авторов, помещенных Тань Цянем в свой труд. Один из комментаторов — Чжу Лу — прямо обвиняет Чжу Юнь-вэня в том, что административная горячка лишила политику необходимого спокойствия и принесла «народу» несчастье вместо задуманных улучшений [16, цз. 11, 815]. Другой источник — «Мин цзянь ган му» — также отмечает, что деятельность Чжу Юнь-вэня и его ближайших соратников давала повод их противникам для разжигания антиправительственных настроений [27, цз. 2, 71]. Насколько широко было подобное недовольство в чиновной среде на рубеже XIV–XV вв., судить трудно, но сам факт его существования весьма примечателен.

В этом плане интересно еще одно сообщение Чжу Лу. Он пишет, что повышенное внимание Чжу Юнь-вэня и его окружения к делам административно-гражданского управления вызывало неудовлетворение военных чинов [16, цз. 11, 815]. Это очень важное обстоятельство, последствия которого отразились в войне «Цзиннань».

Перемещения в верхах правящих слоев и возвращение людей, подвергнутых ранее гонениям, должны были подливать масло в огонь старой борьбы в господствующих слоях. Еще большую остроту ей должно было придать решительное пресечение политического влияния евнухов. В источниках отмечается: «Император [Чжу Юнь-вэнь] очень строго относился к евнухам. Все они были недовольны и надеялись [на перемены]» [32, цз. 16, 27].

Имущественное ограничение монастырей, несомненно, вызывало недовольство правительством со стороны буддийских и даоских церковников.

Наконец, попытка введения уравнительного землепользования, хотя она и не была осуществлена, должна была обеспокоить широкие круги господствующего класса.

Все это неизбежно сужало опору правительства Чжу Юнь-вэня в стране. Внутриполитическая неустойчивость, которая в конечном итоге не была преодолена Чжу Юань-чжаном и проявление которой после его смерти было в какой-то мере предопределено, еще более усилилась в результате политики, избранной новой правящей группировкой после 1398 г. Отмеченное недовольство в среде господствующего класса и незатухающая внутренняя борьба в стране составляют неотъемлемую часть той обстановки, на фоне которой разразилась междоусобная война. Это необходимо учитывать при рассмотрении конкретных причин, приведших к началу военных действий.

Обострение конфликта между центральной властью и удельными ванами и начало междоусобной войны

Одной из причин войны, как отмечается большинством исследователей, была попытка правительства Чжу Юнь-вэня ликвидировать существовавшую к 1398–1399 гг. систему уделов. Данный шаг сам по себе вполне вписывается в общую схему реформаторской деятельности новой правящей группировки. Его можно и нужно рассматривать в неразрывной связи со стремлением изменить прежний внутриполитический курс. В этом плане указанная попытка выглядит одним из проявлений все той же внутренней борьбы в стране.

Уместно поставить вопрос: была ли ликвидация уделов назревшим мероприятием или мы имеем дело опять-таки со стремлением воплотить далекую от жизни идеальную схему? Думается, что здесь правительство Чжу Юнь-вэня исходило из вполне реального положения вещей и трезвой оценки обстановки. Выше уже говорилось о трениях, возникших между Чжу Юань-чжаном и его сыновьями, получившими уделы. Это отнюдь не случайно. Совершенно очевидно, что цели создания минским правительством системы уделов не были оправданы теми последствиями, к которым привело появление на политической арене удельных властителей. Интересы держателей уделов были объективно противоположны усилению центральной власти. Поэтому введение указанной системы на определенном этапе неизбежно должно было стать тормозом в процессе централизации и усиления императорской власти, столь ясно обозначившемся при Чжу Юань-чжане. Отсюда можно определенно сказать, что появление уделов должно было неминуемо породить конфликтную ситуацию. Такая опасность в какой-то степени учитывалась при создании системы уделов. Отражением этого явилась определенная ограниченность в правах, юридически предоставлявшихся удельным ванам.

Административная и судебная власть, основной налоговый сбор, общественные работы и строительство, командование войсками, не входившими в состав «охранных гарнизонов» в уделах, не говоря уже о праве центра в любое время ликвидировать удел, — должны были, согласно правилам, осуществляться императорским правительством. О намеренном ограничении Чжу Юань-чжаном прав удельных властителей говорит специальное разъяснение в одном из его указов, что ваны «получают титул, но не управляют народом, получают землю, но не ведают делами» [98, 411]. Однако могли ли эти ограничения быть вполне эффективными? Дальнейшие события показали, что нет. Обнаружился вполне определенный разрыв между тем идеальным образцом, который представлял себе и пытался осуществить создатель уделов, и фактическим положением дел.

Действительно, ограничения, ставившие ванов в стесненное положение, заставляли их лишь больше стремиться к самостоятельности в своих решениях и действиях в уделах. Эффективного же контроля сверху за действиями ванов на местах практически не было, так как приставленные из центра «советники» по своему положению были ниже ванов и не могли сами противостоять их произволу. Контроль же со стороны находившегося в далекой столице императора отнюдь не всегда мог оказаться достаточным. Относительная независимость ванов, появившаяся в результате удаленности их уделов от столицы и наличия собственного войска, создавала возможность постепенно расширять свою власть на местах. Само положение удельных ванов как представителей особы императора (а не императорского правительства, чьим представителем являлась местная администрация) создавало им определенный авторитет и придавало несомненный политический вес в глазах местного военного и гражданского чиновничества, а также всего населения. Если учесть при этом социальную психологию средневекового общества, содержавшую идею почитания монарха и членов царствующего дома, а также принять во внимание тот факт, что государственная машина минской империи в момент появления системы уделов не была устоявшейся и испытывала потрясения и изменения, то можно вполне осязаемо представить, как юридически ограниченные и кажущиеся расплывчатыми права удельных ванов при их определенном старании на практике приобретали вполне реальную политическую силу.

В этом плане следует упомянуть мнение Э. Фэрмера, что, несмотря на все ограничения, уже в начальный период правления династии Мин удельные ваны фактически обладали полной военной властью в своих районах [200, 6]. Такое же превышение юридических норм де-факто, несомненно, происходило и в области гражданско-административного управления в уделах. Еще при жизни Чжу Юань-чжана удельные ваны приобретали все большие права в своих держаниях. Это отмечается, в частности, Д. Чэнем, а также Дэн Чжи-чэном [189, 185; 127, 22]. Примером могут служить такие факты, как выпуск в некоторых уделах собственной валюты и содержание Янь-ваном Чжу Ди 100-тысячной армии (вместо разрешенной 19-тысячной) [130, 33]. В одной из хроник удельные ваны прямо называются «самодержавными правителями» («чжуань чжи») [32, цз. 15, 1]. Такое положение не могло не вызывать опасений центральных властей.

Разногласия между удельными ванами и правительством еще более увеличились после того, как встал вопрос о престолонаследии. В 1392 г. неожиданно умер Чжу Бяо — старший сын императора. Только через пять месяцев Чжу Юань-чжан объявил наследным принцем своего внука Чжу Юнь-вэня (сына Чжу Бяо), которому к описываемому времени было 15 лет. При дворе возникли разногласия. Были мнения в пользу остальных старших сыновей императора [32, цз. 16, 5]. После же провозглашения Чжу Юнь-вэня наследником удельные ваны, как отмечается в источниках, упорствовали и не оказывали ему соответствующего уважения [32, цз. 15, 1]. Это была своеобразная форма непризнания.

Чжу Юань-чжан, очевидно, понимал неблагоприятные последствия спора о престолонаследии в императорском клане. Отсюда и колебания при выборе. Более того, старый император предупредил наследника о той угрозе трону, которая может возникнуть при усилении удельных ванов [189, 186]. В манифесте-завещении Чжу Юань-чжана еще раз нарочито подчеркивалась ограниченность прав властителей уделов: «Гражданские и военные чиновники и ученые, находящиеся в уделах ванов, [должны] подчиняться распоряжениям двора, и только лишь правительственные войска охранных гарнизонов [должны] подчиняться ванам» [33, цз. 3, 47]. Отметим попутно, что повторение данной сентенции из общих правил было бы не нужно, если бы не возникло беспокойства за сохранение такого порядка.

Наконец, умирая, Чжу Юань-чжан предупреждал наследника: «Нельзя не опасаться Янь-вана» [16, цз. 10, 783]. Эта персонализация станет понятной, если учесть, что еще в 1392 г. Янь-ван Чжу Ди во время споров при дворе выдвигался кандидатом в наследники. С того времени умерли два старших сына Чжу Юань-чжана (в 1394 и 1397 гг.) и Чжу Ди остался старшим. Его амбиция и претензии в связи с этим, естественно, возросли.

Таким образом, к моменту смерти Чжу Юань-чжана отношения между двором и удельными ванами были достаточно накалены. Претензии старого императора к сыновьям и предупреждение наследника об опасности со стороны уделов дают возможность предположить, что к концу царствования Чжу Юань-чжан уже не видел твердой опоры императорской власти в лице держателей уделов. Д. Чэнь идет еще дальше и высказывает мнение, что в последние годы основатель династии мог планировать радикальное ограничение полномочий ванов. Но, продолжает Д. Чэнь, документальных подтверждений этому нет, а на практике все осталось по-прежнему [189, 186].

Проблема нарушения ванами установленных норм привлекла внимание Чжу Юнь-вэня еще до его воцарения. Он обратился за советом, как обуздать рост их военной мощи, к Хуан Цзы-дэну. Но последний успокоил наследника, сославшись на численное превосходство императорской армии по сравнению с войсками ванов [24, цз. 11, 540; 16, цз. 11, 788].

С восшествием на престол Чжу Юнь-вэня вопрос об удельных ванах возник вновь. Манифест-завещание Чжу Юань-чжана запрещал сыновьям прибыть на похороны отца в столицу [33, цз. 3, 47]. Это отвечало установленным правилами, что в момент смены монарха удельные ваны должны обеспечивать спокойствие на местах. Но они восприняли данное распоряжение как ограничение их прав [33, цз. 4, 50]. Была пущена в ход версия, что Ци Тай подделал завещание императора и нарочито оговорил в нем запрет на выезд в столицу [29, цз. 141, 7425 (2); 32, цз. 15, 2]. Чжу Ди демонстративно выехал из Пекина, служившего его резиденцией, в Нанкин. Специальный гонец двора остановил его в г. Хуайань (пров. Цзянсу) [16, цз. 11, 787]. Этот шаг Чжу Ди был рассчитан как на поднятие своей популярности, так и на разжигание недовольства среди всех удельных ванов. И последнее, как отмечают источники, было достигнуто: принудительное возвращение Чжу Ди в Пекин еще более подогрело оппозиционные настроения прочих ванов [24, цз. 11, 541]. Ко двору стали поступать сведения, что ряд удельных властителей, в частности Чжоу-ван, Ци-ван, Сян-ван, Дай-ван и Минь-ван, готовят заговор с целью свержения императора [29, цз. 141, 7425 (2)].

Как видим, сразу же после смерти Чжу Юань-чжана вокруг вопроса об уделах начала складываться конфликтная ситуация. Это было вполне закономерным результатом развития отмеченных выше сепаратистских тенденций в уделах. Личные взаимоотношения здесь играли лишь второстепенную, дополнительную роль. Д. Чэнь пишет: «В целом второй император династии Мин столкнулся с крайне опасной ситуацией в провинциях, что было результатом политики его деда» [189, 192–193]. Думается, что здесь хорошо выражена обусловленность конфликта, его предопределенность. Сама сложившаяся ситуация побуждала правительство Чжу Юнь-вэня к действиям.

Когда до нового императора дошли слухи о заговоре, он напомнил Хуан Цзы-дэну об их разговоре по поводу уделов. Последний признал свою недальновидность. Вслед за тем он совместно с Ци Таем стал готовить решение о ликвидации существующих уделов [24, цз. 11, 541]. Их планы начали приобретать конкретные очертания в августе-сентябре 1398 г. Предлагалось два варианта действий. Ци Тай стоял за то, чтобы в первую очередь покончить с Чжу Ди, как наиболее сильным и опасным противником [32, цз. 15, 2]. Хуан Цзы-дэн предлагал начать с более слабых в военном отношении уделов, чтобы лишить Чжу Ди союзников и предотвратить совместное выступление ванов против правительства. Первый удар он намечал нанести по Чжоу-вану Чжу Су — наиболее близкому по духу и по крови к Чжу Ди (считалось, что у них общая мать) [16, цз. 11, 789; 24, цз. 11, 541]. В результате остановились на втором варианте.

В резиденцию Чжоу-вана Кайфын были посланы войска под командованием Ли Цзин-луна. Официально они шли через Кайфын к границам. Но Ли Цзин-лун имел тайный приказ об аресте Чжоу-вана [24, цз. 11, 541]. Характерно, что последний был схвачен не по обвинениям в измене, о чем поступали ко двору доносы, а под предлогом обнаружения у него чрезмерного количества золота и драгоценностей [16, цз. 11, 788].

Специальный указ предлагал всем ванам осудить Чжу Су [16, цз. 11, 788]. Однако это не возымело действия. Чжу Ди даже прислал реляцию с просьбой помиловать брата [16, цз. 11, 788].

Вслед за тем Чжоу-ван был лишен титула, низведен в «простолюдины» и сослан в Юньнань. За его сыновьями был установлен надзор [16, цз. 11, 788]. Спустя некоторое время его перевели в столичную тюрьму [26, цз. 6, 19а]. Войска, находившиеся ранее под его личным командованием, были распущены [23, цз. 1, 7]. Так начала осуществляться политика ликвидации существующих уделов.

Есть данные, что уже вскоре после расправы с Чжоу-ваном был издан приказ об аресте еще трех держателей уделов: Ци-вана, Дай-вана и Минь-вана [24, цз. 11, 542]. Однако, очевидно, из осторожности осуществление этого приказа было отложено. Лишь в конце 1398 г. Дай-ван Чжу Гуй был обвинен в «корыстолюбии и жестокости» и схвачен. По предложению Фан Сяо-жу его сослали в Сычуань под присмотр одного из братьев — Шу-вана [16, цз. 11, 792]. Этот факт показывает, что Фан Сяо-жу также не оставался в стороне от мероприятий по борьбе с удельными властителями.

Одновременно в столицу был вызван Ци-ван. Здесь его задержали, обвинив в подготовке государственного переворота [16, цз. 11, 792]. По дошедшим до столицы сведениям, Ци-ван строил в своем уделе крепости, усиливал войска и сговаривался с Янь-ваном о совместных действиях [27, цз. 2, 72].

Окончание дел Дай-вана и Ци-вана относится уже к следующему, 1399 г.[13]. Сановник Чэнь Чжи «вскрыл тайные дела» сосланного Дай-вана, после чего последний был низведен в простолюдины и заточен в тюрьму в г. Датуне.

С новыми обвинениями против Ци-вана выступил придворный Цзэн Мин-шэнь [33, цз. 4, 52]. В чем они заключались, не говорится. Важно, что результатом этого было низведение Ци-вана в простолюдины и казнь одного из подчиненных ему в прошлом военных чинов [16, цз. 11, 799].

В 1399 г. дошла очередь и до Минь-вана. О его «беззакониях» донес крупный сановник Му Шэн. Вследствие этого Минь-ван был лишен титула и сослан в Чжанчжоу (пров. Фу-цзянь). Его «охранные гарнизоны» были распущены, а «наставник во зле» Цзун Линь — казнен [32, цз. 15, 3; 24, цз. 12, 551][14].

В первой половине того же года императорское правительство нанесло удар еще по одному из держателей уделов — Сян-вану. Его обвинили в намерении поднять мятеж, в выпуске собственной валюты и жестокости [16, цз. 11, 798; 29, цз. 101, 7325(2); 32, цз. 15, 3]. В его резиденцию — Цзинчжоу (пров. Хубэй) были направлены эмиссары двора. Помимо письменного выговора вану они имели полномочия допросить его, а по некоторым данным — арестовать [29, цз. 101, 7325(2); 32, цз. 15, 3]. Вслед за ними на Цзинчжоу шли войска «в карательный поход» [33, цз. 4, 52]. В этой ситуации Сян-ван предпочел покончить жизнь самоубийством [29, цз. 101, 7325 (2); 38, 120]. Его удел был ликвидирован.

Меры, предпринятые против удельных ванов, не могли не иметь резонанса в стране. Они не затрагивали непосредственно интересов народных масс, но в условиях внутренней борьбы в среде господствующего класса должны были получить здесь определенный отклик. Документально трудно проследить, насколько широкую поддержку или, наоборот, противодействие встретила политика ликвидации уделов. Несомненно только, что она нашла своих сторонников и противников в чиновно-бюрократических слоях как в столице, так и в провинциях.

Свидетельством этому служат доклады различных сановников, в той или иной форме высказывавших свое отношение к положению с уделами. В докладе Гао Вэя из Ведомства чинов, поданном в конце 1398 г., проводилась мысль, что система уделов — это установившийся порядок и не стоит его нарушать. Но вместе с тем Гао Вэй признавал, что удельные ваны опасны для центрального правительства. Он возражал лишь против крайних мер. Докладчик предлагал упразднить наследование уделов сыновьями ванов и тем самым превратить такие держания во временные. Сыновьям удельных властителей он рекомендовал предоставлять самостоятельные резиденции вдали от отцов Тем самым, писал Гао Вэй о ванах, «[мы] уничтожим их [силу], не уничтожая [их самих]» [24, цз. 11, 543]. В докладе также предлагалось уменьшить размеры уделов и стараться распылять военную силу в пределах их территории. Что же касается нарушения ванами установленных нормативов, то Гао Вэй считал это неизбежным явлением и рекомендовал правительству смотреть на это сквозь пальцы [24, цз. 11, 543–544; 32, цз. 15, 3].

Другой докладчик — помощник начальника Ведомства налогов Го Жэнь — в 1399 г. писал, что «карательные походы», подобные вторжению войск в уделы Чжоу-вана и Сян-вана, приводят к разорению местности, подвергшейся нашествию, а следовательно, разорению страны. В аллегорической форме Го Жэнь выступал против подобной политики [16, цз. 11, 799].

Наряду с возражениями против активной борьбы правительства с удельными ванами в конце 1398 — первой половине 1399 г. в столицу поступало много докладов с «разоблачением» действий ванов [16, цз. 11, 792; 24, цз. 11, 543; 27, цз. 2, 72; 29, цз. 101, 7325(2); 33, цз. 4, 51]. Предупреждая правительство об опасности и рекомендуя принимать различные меры по ограничению ванов, податели этих докладов проявляли себя сторонниками принятого курса на ликвидацию существующей системы уделов. Таким образом, инициатива Ци Тая, Хуан Цзы-дэна и Фан Сяо-жу по борьбе с удельными властителями находила определенную поддержку. Для примера можно перечислить ряд лиц, в той или иной форме выступавших против удельных ванов: Му Шэн, Чэнь Чжи, Цзэн Мин-шэнь, Чжо Цзин, сановный аристократ Сюй Хуй-цзу, начальник Судебного ведомства Бао Чжао, помощник начальника Ведомства налогов Ся Юань-цзи, цензор Цзэн Фэн-шао, провинциальные чиновники Чжан Бин, Се Гуй, Юй Фэн-чэнь, Гу Чэн, ученый-преподаватель из Сычуани Чэн Цзи, сотники Ни Лян и Дэн Юн и многие другие.

Однако были и противники борьбы с ванами, и даже активные помощники последних в противостоянии правительству. Помимо упомянутых Го Жэня и Гао Вэя здесь уместно вспомнить «наставника во зле» Минь-вана Цзун Линя, безымянного офицера, казненного по делу Ци-вана, а также назвать столичного аристократа Сюй Цзэн-шоу (брата Сюй Хуй-цзу), военных чинов Чжан Юя, Чжу Нэна, Юй Ляна и Чжоу До, провинциальных чиновников Цао Юя и Чжан Ляня, буддийского проповедника Дао Яня, его подручного Юань Гуна и многих других.

Естественно, эти списки далеко не полны и в известной степени случайны, ибо источники дают крайне скупые и необычайно разбросанные сведения по интересующему нас вопросу. Но приводимые данные свидетельствуют, что в господствующем классе, и прежде всего в его чиновно-бюрократической прослойке, шло определенное размежевание на сторонников и противников принятого правительством Чжу Юнь-вэня курса на борьбу с удельными властителями.

Закономерность такого размежевания, в частности среди гражданских и военных чинов в самих уделах, вполне обоснованна. Нужно учитывать, что последние (как присланные из центра, так и занимавшие здесь ранее определенные должности) были поставлены в весьма сложное положение «слуг двух господ». Призванные служить центральной власти, они в то же время зависели от местного вана, влияние которого определялось уже тем, что он находился не далеко, в столице, а непосредственно рядом с ними. Поэтому при обострении противоречий между ванами и центральным правительством они должны были делать выбор и ориентироваться на одну из противоположных сторон. Такое явление хорошо прослеживается на примере всей истории назревания конфликта между уделом Янь и центром, о чем будет сказано ниже. Надо полагать, что и в других уделах в 1398–1399 г. наблюдалось нечто подобное, хотя данные источников здесь гораздо беднее.

Возвращаясь к приведенным персональным спискам, нужно отметить, что прослеживаемое размежевание коснулось не только местных чиновных и военных кругов, но и представителей столичной аристократии и бюрократии.

Не преувеличивая размах означенного размежевания, следует, однако, сказать, что в условиях и без того довольно острой после 1398 г. внутриполитической борьбы в стране и сохранения известного недовольства действиями правительства в других областях жизни подобное явление имело немаловажное значение. Именно на общем фоне сложившегося в 1398–1399 гг. политического положения борьба вокруг вопроса об уделах неминуемо должна была вести к еще большей, чем прежде, поляризации внутренних противоречий. Иначе говоря, размежевание на сторонников и противников ликвидации существующих уделов определялось не только позицией отдельных группировок и лиц в связи с данным мероприятием, но и отражало их отношение к политике правительства Чжу Юнь-вэня в целом[15]. Именно в этом плане можно говорить об определенном катализирующем воздействии, которое оказала попытка ликвидации уделов на расстановку сил во внутриполитической борьбе.

Этот вывод весьма важен для правильного, всестороннего подхода к выявлению причин возникшей в 1399 г. вокруг вопроса об уделах междоусобной войны. В свете этого становится понятной та поддержка, которую, как констатирует Д. Чэнь, мятежный Чжу Ди получил в среде провинциальных военных и гражданских властей страны после начала вооруженной борьбы с правительством [189, 193].

Вернемся, однако, к фактической стороне возникновения военного конфликта. Предпринимая шаги против названных выше пятерых ванов, центральное правительство не упускало из виду подготовку удара по уделу Янь. На фоне общей линии, взятой на ликвидацию существующих уделов, намерение покончить с Янь-ваном Чжу Ди, обладавшим сильной армией и амбицией старшего из оставшихся сыновей Чжу Юань-чжана, не представляется удивительным. Еще осенью 1398 г. можно проследить целый ряд перемещений армейских подразделений и командующих в северных районах страны, а также воинские маневры, что в целом создает общую картину военных приготовлений правительства против Чжу Ди [16, цз. 11, 792–793; 29, цз. 4, 7103(4); 33, цз. 4, 50–51]. Одновременно в Пекин начинают засылаться сановники со специальными тайными заданиями следить за Янь-ваном и обеспечить в его столице «внутреннюю поддержку» правительству на случай столкновения. Среди них можно назвать Чжан Бина, Се Гуя, Чжан Синя, Гэ Чэна, Гэн Сяня и Цзин Цин-шу [24, цз. 11, 545; 29, цз. 4, 7103(4); 32, цз. 16, 6].

В начале 1399 г. Ци Таем был выдвинут конкретный план ликвидации удела Янь. Под предлогом неспокойного положения на северных границах предполагалось двинуть туда правительственные войска, сосредоточив их в Кайпине[16]. Под тем же предлогом намечалось вывести из Пекина и направить к границам войска, подчиненные Чжу Ди. После этого армию из Кайпина предполагалось бросить на практически беззащитный Пекин [24, цз. 12, 550]. Общее командование операцией поручалось Сюй Хуй-цзу и Ли Цзин-луну [32, цз. 16, 6]. Однако осуществление этого плана затягивалось.

Возможно, что это было связано с сомнениями императора относительно поддержки в стране курса на ликвидацию удельных ванов. Обращаясь к Хуан Цзы-дэну, он говорил: «Я еще так недавно взошел на престол, но беспрерывно искореняю различных ванов. Если уничтожить еще и Янь, то какое самооправдание [смогу] я представить Поднебесной?» [26, цз. 7, 26]. Ближайшие советники убеждали Чжу Юнь-вэня продолжить начатую линию. Во всяком случае, промедление отнюдь не было следствием какого-либо улучшения отношений между столицей и Янь-ваном. На последнего продолжали поступать все новые доносы с обвинениями в подготовке мятежа [16, цз. 11, 799; 24, цз. 11, 543, 545; 32, цз. 16, 6].

Лишь в апреле-июне 1399 г. план начал осуществляться. Военачальнику Сун Чжуну было приказано сформировать армию в районе Пекина, вербуя местное население и забирая себе солдат и офицеров из войск Чжу Ди; другой генерал — Сюй Кай должен был привести в боевую готовность войска в Линь-цине (пров. Шаньдун), а третий — Гэн Сюань — армию в Шаньхайгуане (крепости в узком проходе между горами и морем, ведущем из Собственно Китая в Маньчжурию) [16, цз. 11, 797]. Вскоре Сун Чжун сосредоточил в Кайпине около 30 тыс. солдат. В то же время часть войск из Пекинского и близлежащих гарнизонов была переведена в другие места [16, цз. И, 797; 24, цз. 12, 549]. Но решительного удара не последовало.

Все эти промедления Чжу Ди использовал для подготовки вооруженной борьбы с правительством. Сразу же после падения Чжоу-вана он начал увеличивать численность своей армии под предлогом замены беглых солдат новобранцами [32, цз. 16, 5–6]. Чжу Ди вербовал к себе на службу также отряды монгольской конницы. Проводилось обучение солдат. На территории дворцового комплекса в Пекине были устроены подземные мастерские, где днем и ночью ковалось оружие. Чтобы шум не привлек внимания соглядатаев, мастерские были облицованы специальным кирпичом, а сверху для маскировки устроены птичники [27, цз. 2, 70]. В результате к июлю 1399 г. Чжу Ди располагал запасами зерна на 10 лет для армии и населения удела и арсеналами в 300 тыс. доспехов [16, цз. 11, 800]. Военными приготовлениями в Пекине по поручению Чжу Ди ведали Дао Янь, Юань Гун, Чжан Юй и Чжу Нэн [27, цз. 2, 72].

Наконец, в июле 1399 г. после допроса и казни двух военачальников, служивших Чжу Ди, императорский двор решился на арест последнего. Представление об аргументах, выставленных для ареста, можно составить по письму Чжу Ди в столицу, направленному много позже (6 декабря 1399 г.). В письме содержатся ответы на выдвинутые обвинения. Чжу Ди обвиняли в восьми правонарушениях: 1) в превышении установленного числа офицеров и генералов в его «охранных гарнизонах»; 2) в слишком частом проведении военных учений; 3) в переманивании к себе на службу офицеров и генералов из других воинских соединений; 4) в содержании на своей службе татарской конницы; 5) в содержании в своей резиденции иностранных специалистов (т. е. иноземных военачальников); 6) в превышении принятых норм в охране своей резиденции; 7) в неумеренной роскоши; 8) в нарушении норм правопорядка его сыном Чжу Гао-суем [23, цз. 5, 45–48]. Основное, как видим, сводилось к превышению Чжу Ди его военных полномочий. Произвести арест было поручено Чжан Бину, Се Гую, Чжан Синю и специально посланному Ци Таем из столицы евнуху (имя не указано) [16, цз. 11, 800; 32, цз. 16, 7]. Однако в последний момент Чжань Синь испугался и сообщил обо всем Янь-вану [16, цз. 11, 800].

После этого Чжу Ди собрал в Пекине совет, где было решено пойти на открытое выступление против правительства. Дао Янь даже предложил план похода на Нанкин: направиться в Шаньдун, а оттуда, переправившись через р. Хуайхэ, двинуться далее на юг. [16, цз. 11, 800]. Но для этого нужно было подтянуть в Пекин верные Чжу Ди войска, рассредоточенные ранее правительством.

Тем не менее, когда правительственные войска под командованием Чжан Бина и Се Гуя заняли внешние городские стены Пекина и начали продвигаться к стенам дворцового комплекса, то, несмотря на предупреждения, в распоряжении Чжу Ди для обороны оказалось лишь около 800 солдат. Однако Чжан Бин и Се Гуй не решились на штурм дворца. Они вступили в переговоры с Чжу Ди. Он хитростью заманил их во дворец, якобы для переговоров, затем схватил их и казнил [16, цз. 11, 802]. Правительственные войска, оставшись без руководства, стали отступать. В атаку на Чжу Ди пошел лишь один офицер — Пэн Эр с отрядом приблизительно в тысячу солдат. Он принял бой у ворот Лимэнь, но был убит, а его солдаты рассеяны [24, цз. 12, 552]. Дольше других не сдавались Чжу Ди защитники ворот Сичжимэнь внешней стены города. На третий день после начала боев Пекин был полностью в руках Чжу Ди.

Между тем в стане правительственных войск сказывалась полная несогласованность действий и отсутствие единого руководства. Отряды под командованием Юй Чжэня, который ранее поддерживал планы Се Гуя, не приняли участия в попытке захватить резиденцию Чжу Ди. Затем Юй Чжэнь отдал своим солдатам приказ уйти из Пекина и обосноваться в крепости Цзюйюнгуань (недалеко от города по северо-западной дороге) [32, цз. 16, 8]. Другой полководец, поддерживавший Чжан Бина и Се Гуя, — Ма Сюань со своими отрядами попытался снова атаковать резиденцию Чжу Ди. Завязались уличные бои. Вскоре войска Ма Сюаня были разбиты и вытеснены из города. Они отошли в Сучжоу (приблизительно в 80 км восточнее Пекина) [32, цз. 16, 8].

Наконец, Сун Чжун, который по согласованию с Чжан Бином и Се Гуем выступил из Кайпина на Пекин с 30-тысячным войском, дошел лишь до Цзюйюнгуаня. Надо полагать, что здесь он встретил отступавшие войска Юй Чжэня.

Из Цзюйюнгуаня Сун Чжун повернул обратно и стал лагерем в Хуайлае (на скрещении двух дорог между Пекином и Сюаньхуа) [32, цз. 16, 8]. Таким образом, положение Чжу Ди и его приверженцев в Пекине упрочилось. Они получили передышку и возможность самим перейти в наступление.

События в Пекине положили начало междоусобной войне «Цзиннань» (1399–1402). Непосредственно ее причиной, как видим, послужило столкновение Янь-вана Чжу Ди с правительством Чжу Юнь-вэня. Но это столкновение было в известной мере обусловлено политикой ликвидации существующей системы уделов, проводимой центральной властью в 1398–1399 гг. Чжу Ди оказался лишь более подготовленным к сопротивлению. В свою очередь, политика ликвидации уделов не была случайной. Она выросла из противоречий, существовавших между центральным правительством и удельными властителями. Противоречивость их интересов обусловливалась не столько субъективными моментами (династические претензии дядей к племяннику), сколько объективным стремлением института удельных держаний к сепаратизму. Конфликтная ситуация вокруг уделов подогревалась враждебностью обеих сторон — и ванов, и центральной власти. Поэтому говорить о сопротивлении Чжу Ди правительству в июле 1399 г. можно лишь условно, так как императорский двор первым перешел в наступление против представлявших для него потенциальную угрозу удельных держаний.

Конфликт между правительством и уделами не был лишь результатом деятельности Чжу Юнь-вэня и его окружения. Напряженность в отношениях противоборствующих сторон нарастала постепенно вслед за установлением системы уделов основателем династии Мин. Поэтому можно с полным основанием сказать, что междоусобный конфликт 1399 г. явился опосредованным результатом политической деятельности Чжу Юань-чжана. Правительство Чжу Юнь-вэня лишь довело столкновение уделов с центральной властью до логического конца. При этом его действия в значительной мере диктовались обстановкой, возникшей в стране после смерти Чжу Юань-чжана.

Обращение Чжу Юань-чжана к такому институту, как система удельных держаний, в свою очередь, проистекало из реального политического положения в Китае в конце XIV в. Эта система явилась следствием определенной внешнеполитической и, что самое главное, внутриполитической неустойчивости новой империи. Создание уделов в данный период было одним из проявлений внутренней борьбы в среде господствующего класса Китая, основным стержнем которой служило усиление императорской власти. Последнее мыслилось как средство преодоления внутриполитической неустойчивости. Отмеченная борьба составляла неотъемлемую часть общеполитической ситуации, на фоне которой назревала междоусобная война. Деятельность правительства Чжу Юнь-вэня, во многом обусловленная сложившейся в стране ситуацией, дала новый импульс внутриполитической борьбе.

Итак, конфликтная ситуация в Китае в последние годы XIV в. была шире, нежели узел противоречий вокруг уделов. Ее составляли различные слагаемые, проистекавшие из внутриполитических коллизий, и она была подготовлена конкретной политической обстановкой предшествующих первых десятилетий существования империи Мин. Именно в этом свете можно говорить об определенной социальной базе, на основе которой разразилась война «Цзиннань».