Индиран Диор и тайна затерянного храма

Глава 9

Не так бы Аэлин хотелось увидеть сохранившийся подземный храм древнего культа. Не в виде участницы действа. Роль внимательного ученого куда предпочтительнее… Но подземный храм поразил ее и размерами — и просто тем, что сохранился здесь целым.

Зал не был огромен, но стены уходили вверх гранеными ребрами, высоко наверху они смыкались — а ведь где-то выше стоял целый храм с куполом! Величественные статуи в масках с остатками позолоты стояли и лежали вдоль стен, и полировка их по-прежнему поражала искусностью, а маски вызывали невольную дрожь, как и должны были. Но главным было вовсе не это.

Глубокая трещина рассекала пол дальней части храма и продолжалась в его стенах, даже не перекрытая нигде. Казалось, не она вторглась сюда, в творение человеческих рук, а напротив, люди воздвигли храм прямо над ней и вокруг нее. На краю трещины стояли кубы из полированного камня — алтари или нечто подобное, пыталась думать Аэлин. И еще глаз цеплялся за странную и неуместную в этом зале вещь — лебёдку на краю трещины, словно в нее регулярно бросали якорь.

Из разлома поднимался дым, воздух над ним чуть дрожал, и снизу шли отблески красного света. Но и без него факела ярко освещали весь зал и все ведущие в него коридоры. Сюда, к этому центру сходилась, должно быть, вся паутина ходов под городом. Дым уходил в разлом в потолке, зеркально повторяющий основной. И ещё откуда-то поступал свежий воздух, вытесняя запах глубинных испарений, она чувствовала пробегающие по лицу сквозняки.

Иначе в этом зале быстро бы задохнулись все, и жрецы, и… все прочие.

Что ж, по крайней мере, костер здесь не разложили.

Несколько одиночных колонн, разбросанных по залу, вырастали прямо из пола, без оснований. И, похоже, составляли с ним единое целое. К одной из них привязали Мэйтара, явно стараясь сделать это надежнее, сорвав с него вконец разодранную рубаху. К другой колонне после этого наскоро пристегнули ее, не слишком беспокоясь.

"А куда здесь деваться?" — подумала Аэлин мрачно.

…Зал наполнялся ощущением безнадежности до самого потолка, до той точки, где сходились ребра стен, да ещё наверняка выплескивалось наружу через верхнюю трещину. В него она погрузилась, как в воду, едва попала сюда. И очень хотелось воззвать к цивилизованности и знаниям, как она сама делала в лабиринте, но здесь это выходило фальшиво.

Давили стены, смыкались над ней, будто черные лапы с ребрами-пальцами. Давили маски устоявших идолов, бесстрастные и жуткие, поблескивающие в свете факелов. Давил самый воздух, сухой, колючий и дрожащий. Как во сне, когда вокруг самые обычные стены и вещи — и все равно жутко невесть от чего.

От этого неизвестного хотелось спрятаться хоть в трещину. Сама себе она казалась маленькой и жалкой, лишь путающейся под ногами у всех, виновной даже в том, что первый и единственный встреченный эльф попался в руки сумасшедших…

Тут ей вспомнился жрец, и она с усилием остановила эту мысль. С таким усилием, что в жар бросило. Казалось, она плывет среди безнадеги, и та рвется внутрь прямо с колючим сухим воздухом: не дышать нельзя, придется быть настороже.

Хотя бы в голову к себе она это не пустит.

Позади заскрежетало, она завертела головой, пытаясь понять, что происходит. Там закрывали железные двери одну за другой, задвигая засовы. Вскоре осталась лишь одна, самая крайняя. В нее вошли ещё двое с закрытыми лицами, ведя третьего такого же. Проклятье, в этом подземелье закрывать лицо даже осмысленно, меньше дышишь всякой дрянью!

В храме осталось десять фанатиков, двое жрецов и вот этот, последний. Его руки были свободны, но он весь обмяк, словно лишился воли, и позволял себя вести куда приказано. На его скуле наливался большой синяк.

— Открывающим будет сегодня виновный, — сказал обыденно смуглый жрец.

Человека подвели к лебедке, поставили на что-то на полу. Решетка, цепи от нее… Один из служителей ушел вертеть лебёдку, цепи натянулись над решеткой, человека наскоро привязали к этим цепям, сорвали с него маску. Вот решетка с ним приподнялась, повернулась к расщелине, и человек медленно уплыл вниз. Сперва лебедка разматывала цепь, затем начался прочный корабельный канат.

Виновный, щелкнуло в голове. Уже плохо соображается. Один из охранников пленных, вот он кто.

Наверное, раньше жертв просто толкали вниз, а теперь и сюда пришел прогресс…

На виски давило почти как от взгляда жреца. Мысли путались, хотелось плакать и кричать что-то дурацкое, но привычка многих лет держаться и молчать пока спасала. Хотя кто здесь удивится крикам и слезам?

Мэйтар рядом, казалось, постарел снова, таким усталым он казался. Усталым — и очень злым. Стало отчаянно завидно — лучше бы здесь злиться, чем плакать.

А еще лучше бы искать хоть какую зацепку, чтобы отдалить спуск в трещину. Она с отчаянной надеждой оглядела весь зал, всех фанатиков, стоящих полукругом с мечами в руках… поймала муторный взгляд одного из них, ее передёрнуло, отвернулась.

Жрец положил на правый стол несколько предметов. Меч Мэйтара в ножнах, небольшую шкатулку из темного дерева, золотую узорчатую чашу, кривой нож. Чашу он поставил перед собой, кривой нож взял в правую руку, и привычным быстрым движением вспорол себе запястье. Кровь стекала в чашу, и, странное дело, узоры на ней словно бы наполнялись этой кровью, наливались ею — и слабо засветились красным. А может, ей со страху кажется?

Приглушенный, но страшный крик раздался снизу, еще один. Служители остановили лебёдку, и теперь из трещины несся далекий нечеловеческий вой, отдаваясь эхом от потолка и расплескиваясь по залу. А жрец запел — в то самое мгновение, когда закричали. Аэлин пыталась разобрать слова, временами улавливала что-то, похожее на обрывки слов синдарина, а в другие разы — на харадримском, и что-то невнятное, с обилием согласных…

Мэйтар вдруг оскалился, словно понял что-то с опозданием, рванулся отчаянно раз за разом — нет, не вышло, но он пытался снова и снова, будто от этого зависело что-то большее, помимо его жизни. Она тоже попробовала выпутаться, но веревки только сильнее врезались в кожу, обдирая ее.

Плохо жить без револьвера. Очень плохо. Какая-то дрянь происходит, а ты ничего поделать не можешь. Вернусь домой, думала она мрачно, дергая свои веревки, буду с револьвером спать и в умывальню ходить…

Что-то задрожало над провалом. Воздух свивался и корчился там, словно от воя, исходящего снизу, что-то копилось в нем сильнее и сильнее, ещё, ещё немного…

Крик стал прерывистым и вдруг разом оборвался. Нечто замерло, напрягая все силы. И тогда жрец выплеснул себе на маску кровь из чаши — и распахнул шкатулку.

Бело-золотой мягкий свет хлынул из нее потоком, затопил храм, глуша алое свечение фонарей и провала, разлился как вода, как тепло, как радость, как надежда, как ещё что-то прекрасное и доброе, для чего не хватало слов, разгоняя даже туман безнадеги…

— Нет… — прошептал Мэйтар. Закрыл на мгновение глаза в ужасе. — Нет, нет, только не снова!!!

И разнесся звук, словно лопнула очень толстая басовая струна.

Дрожащий, извивающийся воздух расступался над трещиной, расходился рваной раной в глухую, непроницаемую тьму, которая втягивала в себя отсветы камня, как воду, и не могла напиться. В зале потемнело на глазах.

— Мое, — прошептала темнота, не голосом, а непонятно даже чем, словно пыль и камни сталкиваются в воздухе. И потянулась оттуда. Язык, рука, лапа, щупальце морской твари, очертания сгустка тьмы менялись на глазах, оно было чем угодно. Оно хотело жрать. Походя мазнуло по кровавой чаше, по маске жреца… Окутало сияющий Камень, словно черным дымом, стараясь его приподнять, втянуть в себя, и не в силах это сделать. Свет просачивался сквозь волокна тьмы, сверкал здесь и там, а тьма ласкала его, как любимую игрушку.

— Мое…

Вот тут Аэлин замутило и правда едва не стошнило, во рту появился противный вкус желчи, это слегка отрезвило.

"Извините, немного выходит за привычный образ темных культистов", — подумала она с нелепым смешком. Даже Сильмарилл в него вписывался. В первое мгновение она думала, что сияющее чудо тоже торжественно спустят в огонь или что там под землёй. Присоединят к третьему, прямо по тексту "Нолдолантэ". А началось…да демон знает что. Голова раскалывалась, рассудочная часть предлагала объяснить это галлюцинациями от дыма, нерассуждающая хотела только бежать прочь отсюда.

"Галлюцинации. Попробуем ухватиться за эту мысль…"

— Повелитель…

Жрец уже распростерся на каменном полу перед разрывом и лишь чуть приподнял голову.

— Повелитель, мы нашли для тебя живого нимри! Вот он, здесь, и нисколько не истаял! — казалось, он сейчас начнет ласкаться к темным лапам, будто собака к хозяйской руке.

Снова зашуршал пепел в воздухе.

— Нимри… — протянул пепельный голос. — Эльф…

Пелена тьмы на камне разжалась, но свет его остался приглушённым. Лапа развернулась в их сторону — облаком пепла, драконьей мордой, куском лица… И раздался смех. Пепельные губы вздрагивали в воздухе, невидимые частицы пыли и пепла скрежетали и стучали.

"Можно я снова сдам экзамен на должность профессора, десять раз подряд?" — тоскливо и глупо подумала рациональная часть Аэлин. А невыносимый смех длился и длился, от него было больно, как от криков жертвы и ещё хуже. Когда же он умолк, за одно это хотелось благодарить.

— Какая встреча, — шевельнулись пепельные губы. Между ними открылись глаза, клубы тьмы и пепла потянулись ближе. — После стольких лет… Как я рад видеть тебя здесь…

Мэйтар вскинул голову, лицо его было маской отвращения.

— …Маглор Феанарион, — прошептала темнота. — Ты хорошо держишь вашу Клятву. Столько лет преследуешь меня… в одиночестве… презираемый, отвергнутый всеми…

Эру Всеотец, взвихрилось в голове смерчем, да если это правда! Да если она сейчас стоит рядом с создателем "Нолдолантэ", Песни о падении нолдор!..

"Которого сейчас сбросят в огонь ради этой галлюцинации, чем бы она ни была…" — прошипело что-то внутри. В угоду Морготу, поправила она себя.

Страх пропал из беспорядка в голове. Мир трещал и рушился в очередной раз, бояться стало немного некогда.

— И ты снова хорошо послужишь мне, — прошептал голос, а клубы тьмы на миг целиком сложились в лицо, прекрасное, но искореженное шрамами. Что-то в нем было отдаленно знакомое, очень отдаленно, но вот золотые маски в одном из скрытых святилищ Харада, раннее постнуменорское время… вот эти очертания носа и бровей, что-то такое мастера уловили и пронесли через много тысяч лет…

И тут Мэйтар, то есть уже Маглор, внезапно ответил. Говорил он вдохновенно и довольно долго, на разных языках, и клубы тьмы даже шарахнулись от него. Аэлин узнавала отдельные слова — они встречались на полях переписанных документов, иногда в берестяных грамотах Северо-Востока, другие частенько раздавались среди моряков Умбара или на харадских базарах. Одна сложная конструкция, наверное, была тем самым легендарным "загибом Короля-Бычка", который стыдливо упоминался в летописях. Звучало оно прямо-таки как песня. Несколько неожиданными красками расцветив встреченное эльфийское чудо, надо сказать. Аэлин не предполагала таких талантов у волшебных существ. С другой стороны, может быть, эпическому герою полагается и эпически ругаться?

Служители так и мялись по сторонам зала. Может быть, тоже заслушались. Не впечатлились только жрецы: один из них, придя в себя, прямо у облачения отодрал рукав и попытался эпическую брань прервать, но Маглор дважды пнул его в колени, не прекращая ругаться, так что тот ухромал в сторону. Отчего-то даже не пригрозив.

А когда Маглор на выдохе умолк, темнота снова засмеялась.

— Ты не понял меня, — сказала она почти ласково. — Твоя служба мне больше не нужна. Мне нужен этот мир и тело, чтобы в нем существовать. Тела людей, увы, совсем не подходят, они сразу портятся… Но бессмертное тело эльфа, я рассчитываю, сможет вместить в себя достаточную часть меня… Чтобы стать моими воротами в мир. Это так забавно, что воротами в мир послужишь мне именно ты, сын Пламенного…

— Не думаю, что у вас получится, сударь коллективная галлюцинация, — ляпнула Аэлин словно против своей воли и даже с ощущением, что делает огромную глупость. Лучше было бы сплясать пьяной на столе профессорского совета.

Темнота развернулась и посмотрела в нее и сквозь нее. Как на маленькую мошку, зажужжавшую над ухом.

— Ты уже боишься за него, человечек, — прошелестела она, протягиваясь к ней клубящейся рукой. — Ты полюбила его, человечек?

— Я даже не уверена, что вы нечто настоящее, — сказала она честно.

— Я не стану тратить себя на убеждения столь жалкого создания, — прошептала темнота будто бы ей на ухо. Она росла и росла рядом, делая Аэлин все меньше и меньше. — Хотя… Я ведь могу показать доблестному сыну Феанора, что происходит с моими смертными сосудами… А если ты не станешь сопротивляться, она останется жить.

Теперь засмеялся Маглор. Горько и зло, без слов говоря, что думает о такой жизни.

"Наверное, в те легендарные временами он постоянно такими играми развлекался", — в первый раз Аэлин подумала об этом существе "он". Привыкала к мысли, что в храме Моргота может оказаться сам Моргот.

Ведь некоторые темные культы объединяло именно это учение — намерение вернуть на землю своего изгнанного повелителя. Она сама это изучала. Кое-кто на том даже специализировался. Жаль, что такое множество новых сведений пропадет зря. А ведь обряд почти классический, с нуменорских времён сохранившийся…

И всё-таки, спросила она у себя, зачем ее потянуло с этим заговорить?

Существо тем временем поколебалось, а затем мягко скользнуло вбок, к Маглору, окутывая его, словно клубами дыма.

— Знаю, что вы упрямцы, — прошуршало из клубов. — Но все же — чем меньше будешь сопротивляться, тем меньше продлятся твои страдания…

Маглор снова рванулся из ремней, так сильно, что на них выступила кровь у краев. Забился, как зверь, пойманный на загонной охоте. А к Аэлин подошли двое служителей, отвязали от столба и потащили к лебедке.

…Решетку успели вытащить, пока творился этот бред. На глазах Аэлин ее окатили водой из кожаного ведра, железо зашипело. Решетку и нижнюю часть цепей покрывал слой чего-то черного и блестящего, налипшего на нее, будто глина или грязь.

Ну, она честно пиналась и сопротивлялась. Поначалу даже получалось, но сил и воодушевления не хватило. Получила пару ударов кулаком в живот, скрючилась, не в силах вдохнуть, а когда вдохнула, ее за руки уже привязывали к чёртовым цепям, еще горячим. Что-то происходило за ее спиной, но рассмотреть Аэлин не дали — решетку торопливо спихнули в трещину, лебедка заскрипела — и она повисла над алым свечением, в потоке жара, поплыла вниз между блестящих черных стен.

Наверху раздался грохот выстрелов, он был как музыка, но прямо сейчас ей это ничем не помогло. Решетка шла вниз неотвратимо.

Ширина трещины, прикидывала ее рассудочная часть, пока Аэлин отчаянно выдирала руки из веревок, не больше трёх метров. Словно разрубили топором. Только непонятно откуда, и такое чувство, будто рубили снизу вверх, потому что стены трещины немного расширяются. А ниже почему-то стена заканчивается, и дыхание перехватывает от серной вони и других непонятных запахов, и от жары она вся стремительно взмокла, словно воду из тела отжимали руками.

Сперва Аэлин выдернула левую руку из петли, и ещё подумала, что слишком наскоро ее привязали. Потом отмотала правую. На душе сразу стало легче, потому что теперь есть способ закончить любую дрянь быстро — прыгнуть вниз, и все.

Интересно, сможет ли она забраться наверх по цепи? По веревкам и доскам из раскопов она лазала постоянно…

А ещё, рассеянно подумала она, привычки обращаться к высшим силам у нее совершенно нет. А время самое подходящее…

Только получилось что-то другое, неожиданное.

"Всеотец, не дай Маглору закончить столько тысяч лет жизни так обидно… Помоги ему продержаться, — думала она, цепляясь за горячие звенья цепи. — Ну и мне немного… Вылезти отсюда. Если получится".

Она успела сделать две неудачные попытки залезть по цепи, и тут вокруг нее закончились стены. Голова закружилась, не то от газов, не то от увиденного.

Непостижимо огромное подгорное пространство открылось вокруг Аэлин. Сияющее и пышущее жаром оранжево-черное озеро расстилалось внизу, и его поверхность непрерывно текла и шевелилась, шелестя постоянно возникающими на поверхности темными корочками застывающей лавы. Черные стены поднимались над озером жидкого огня, уходя в черноту наверху. С одной стороны, где она могла различить ближние стены, их покрывали бесчисленные узорные потёки и разноцветные отложения, словно сложные раскрашенные рельефы. Где-то свисали, подобно бахроме, черные блестящие капли, где-то стену украшали полуколонны потёков камня. Все это бархатисто поблескивало, отражая свечение гигантского озера под ней.

— Магматический резервуар? — пробормотала она вслух, и пересохшие губы треснули до крови.

"Как жаль, что Нарин и его родня этого не видят…"

Очнувшись, она снова попыталась вскарабкаться по цепи, но руки ее не держали, голова кружилась, и Аэлин едва не свалилась с решетки. В глазах плыло.

"Как пошло! Топить людей в этой красоте…"

Решетка вздрогнула и замерла. Поползла было вверх. Потом дрогнула опять и поплыла вниз.

"Пока там определятся, и задохнуться недолго!"

Она кое-как оторвала полосу ткани от подола рубашки и прижала к лицу. Так меньше воняло, но и воздуха ей доставалось сильно меньше. Она села на маленькую площадку для ног в середине решетки, чувствуя, какая та горячая, и как печет снизу. Богатый выбор — задохнуться, поджариться или свалиться к Морготу в озеро магмы.

Ах, нет. К Морготу сейчас надо наверх…

Откуда-то донёсся невероятно прекрасный голос. Слов не разобрать, но как он подходил этому огненному пространству!

Ну, уж это точно галлюцинация от подземных газов, решила она.