Два дня спустя паровой катер отошел от пристани и двинулся вверх по реке Гэлханд. За ним прыгала по волнам запасная лодка, на которой предстояло идти в верховьях реки. Хозяину и капитану катера господину Симбару по договору следовало ждать их на землях некоего "дружелюбного племени", как туманно высказался Мэйтар.
Закупая с проводником припасы и снаряжение, Индиран понял, что Мэйтар действительно живёт здесь очень давно. Его знали все торговцы на рынке, и там, где чужаку щедро набавляли цену и норовили подсунуть лежалый товар, Мэйтару предлагали лучшее. Вероятно, Индиран торговался бы до хрипоты и потратил много времени на закупки. Мэйтар обернулся за один день и сберег им, вдобавок, немало денег. Он же настоял на том, чтобы купить ещё боеприпасов.
— Обоснуйте, — потребовал тогда Индиран.
— Дурное предчувствие, — ответил проводник. К предчувствиям опытных людей Индиран относился внимательно — порой это спасало ему жизнь.
Теперь патроны и припасы лежали в трюме, въедливая профессор Аэлин расположилась в единственной крохотной каюте, а мужчины водворились на палубе, натянув на корме большой тент от дождей. Сейчас проводник сидел и задумчиво проверял спусковой механизм своей винтовки. Время для расспросов настало подходящее.
— Простите, Мэйтар, но я не могу удержаться от вопроса. Вы ведь сын Линдара Нариона, верно?
— Нет, — невозмутимо ответил тот. — Я не буду обсуждать свое происхождение. Не понимаю вашего чрезмерного интереса.
— В некотором роде, Линдар мой наставник, — пояснил Индиран.
— Вы слишком молоды.
— Да, я прочитал о его открытии библиотеки Харадзо-Даро в тринадцать лет. Потом я перечитал о нем все, что нашлось в подшивках газет, об открытии и отстаивании Имладриса, потом взялся за труды по истории, потом опубликовали перевод "Нолдолантэ", и я увлекся древними языками… Так я стал археологом. А когда Линдар исчез, я готовился к поступлению в университет, и не смог добиться участия в расследовании.
На мгновение Мэйтар улыбнулся и показался от этого гораздо моложе.
— Рад слышать, — сказал он. — Иногда, читая журналы и споры в них, я думаю — не пожалел бы Линдар о своем открытии? До сих пор многие считают этот текст подделкой, и он вызвал больше ссор и гнева, чем интереса.
— Чепуха! — воскликнул Индиран. — Если бы вы жили в нормальном цивилизованном обществе, вы бы видели, какой огромный интерес к истории пробудили эти находки! Театральные постановки, романы о древних временах, песни! Как я жалел, что не успел в этом поучаствовать в то время!
— Вы отлично в этом поучаствовали в наше время, профессор Индиран, — донёсся голос Аэлин из окна каюты. — Ваша статья о том, в чьих интересах отрицать подлинность "Нолдолантэ", расколола надвое весь наш исторический факультет!
— Не скромничайте, — фыркнул Индиран. — Это же вы доказывали, что мы имеем дело с поздним сочинением, а не с сохранившимся текстом древнейшей поэмы!
— Потому что это чудовищная наивность, считать, что список возрастом в какие-то жалкие полтора тысячелетия отражает в точности исходный текст, которому, по тем же легендам, больше десяти тысяч лет!
— Но профессор, устная традиция… — встрял Нарин, — ведь многие фольклорные тексты передавались из поколения в поколение…
— Нарин, я вас отошлю на каторжные работы на факультет словесности! — раздалось из каюты. — Пусть они вам подробно расскажут, как сказители заучивали фольклорные тексты по опорным словам, и что каждое рассказывание эпического произведения — это одновременно импровизация!
Нарин так огорчился, что Индиран просто не мог за него не заступиться.
— Вы требуете от студента знаний другого факультета? — возмутился он. — Письменная традиция также идет с Первой эпохи, вы предлагаете ее исключить? Наиболее ценные тексты должны были передаваться из рук в руки!
Мэйтар закончил протирать винтовку ветошью.
— Хочу заметить, — сказал он, — что в племенах, обитающих в среднем течении Гэлханда, принято очень тщательно заучивать сказания наизусть. За изменение хоть одного слова наставники жестко наказывают учеников. Ни о какой импровизации и говорить нельзя. Что ж, эти племена, кажется, и сами мало изменились за тысячи лет.
— Это интересно, — Аэлин, пригнувшись, вышла из каюты и присоединилась к мужчинам. — Да, разница в традициях может быть велика… Что касается истории ценных текстов, профессор Индиран, полагаю, мне не надо напоминать вам историю Алой книги Шира, и как ее собирали по частям, по отдельным пергаментным страницам, хранимым на случай ремонта и зашитым в одежду как заплаты?
— Даже вы не станете утверждать, что это норма для обращения с документами! — фыркнул Индиран. — Это результат упадка и нищеты в Вольных землях Северо-запада после череды войн.
— И сколько таких времен упадка и нищеты было со времен династии Телконтаров? И до них тоже? — вопросила Аэлин.
— Уф, господа ученые, — сказал вдруг капитан, качая головой, — вы меня пугаете. А я не самый пугливый человек в нашем городе. Это все ученые таким ужасным видят мир?
— А мир вообще очень сложное и не слишком уютное место, Симбар, — сказал Индиран весело. — Только в последнюю пару сотен лет он начал приходить в себя и превращаться понемногу в цивилизованное место.
Раздался выстрел.
Свистнула пуля, едва не сорвала шляпу с Индирана и врезалась в стенку каюты.
Симбар рухнул на палубу и умело откатился под прикрытие каюты. Тоже упав на палубу и выхватив револьвер, Индиран выпалил трижды в сторону, откуда стреляли — наугад, чтобы напугать стрелка. Мэйтар уже присел за бухтой каната с винтовкой в руках и всматривался в путаницу зарослей на берегу. Нарин лежал рядом, натягивая пробковый шлем на голову поплотнее, Аэлин скрылась.
Второй выстрел разбил борт катера возле головы Мэйтара, и тот немедленно вскинул оружие и выпалил в ответ. Индиран тоже выстрелил туда на всякий случай. Краем глаза он отметил, что Симбар ловко ползет к штурвалу обратно и удерживает его, значит, с катером все будет в порядке.
Деловито шумел мотор. Снова подали голоса птицы. Третьего выстрела не было.
— Хм, давно меня так не приветствовали, — ухмыльнулся Индиран. — Со времён споров с лесопромышленниками за заповедник Лоринан!
— Не тратьте патроны зря, — посоветовал Мэйтар. — Отведи катер на середину реки, — велел он капитану, и Симбар молча подчинился.
— Лучше к противоположному берегу.
— Не лучше. Там сейчас появятся скалы, с которых будет простреливаться вся палуба.
— Профессор Аэлин, вы в каюте?
— Да, — раздался оттуда недовольный голос, а затем шорох и треск. — Я умею стрелять, по крайней мере, в тире, но не привыкла держать оружие при себе.
— Оставайтесь там, — велел Индиран. Он уже видел впереди высокий холм на левом берегу, резко обрывающийся в воду.
Неожиданно ловко Симбар закрепил штурвал старым кожаным ремнем, взял в руки старого образца револьвер и скрылся за каютой. Индиран и Мэйтар тоже отгородились каютой от подозрительного утеса. Катер шел, как по ниточке, посреди реки, чуть рыская в стороны на водоворотах.
— Видите его? — спросил Мэйтар. — Левее верхушки скалы, темная повязка на голове.
— Ни демона не вижу, — сознался Индиран. — Да и револьвер не добьет, будем честны. Хм!
Сняв шляпу, Индиран взял ее за край и осторожно выставил над каютой. Раздались почти одновременно два выстрела, шляпу едва не вышибло из руки. Потом донёсся всплеск. Мэйтар выпрямился. Ещё немного погодя Индиран с трудом разглядел всплывшее тело ниже по течению, которое несло в море.
— Не стоит тратить время на ловлю, — пробормотал он, — но хотел бы я знать, кому понадобилась моя шляпа в этот раз.
В полях шляпы пробило дыру, и он выругался, надевая ее обратно. Проводник их остался невозмутим. Он точно не впервые оставлял трупы противников в реке. Даже не приглядывался к нему.
— Профессор Индиран, — холодно сказала Аэлин, появляясь из каюты, — кто-то впечатлился вашими заявлениями и решил тоже поохотиться на Сильмарилл? И заодно устранить конкурентов? Нарин, ты цел?
— Все хорошо, профессор… — откликнулся Нарин, вылезая из канатной бухты. Не спустился под палубу, паршивец, подумал Индиран с некоторым уважением.
— Что всё-таки за глупости о Сильмарилле, господа учёные? — спросил с иронией Мэйтар, в точности скопировав интонацию капитана Симбара. Кажется, у него был не только глубокий звучный голос, но и отменный слух. — Кто-то слетал на небо и принес Вечернюю звезду на землю?
— Нет, это в Имере летом выловили из моря рыбу с сияющим драгоценным камнем в желудке, — объяснила Аэлин. — Его похитили после возвращения в порт, убив капитана. А профессор Индиран, конечно, объяснил всему миру через газеты, что рыбаки жалкого городишки северного Кханда выловили несомненный Сильмарилл. Профессор Индиран такой, он мыслит эпически масштабно.
— А что вас заставило искать его именно в верховьях Гэлханда? — настойчиво спросил Мэйтар.
— Это долго рассказывать, но я беседовал с полицией Имера, с моряками и с торговцами… Словом, люди, которые, вероятно, похитили этот камень, чем бы он ни был, настойчиво двигались в юго-восточном направлении. В котором нет ничего, кроме джунглей, за исключением единственного места, имеющего значение — затерянного храма Темного в верховьях Гэлханда.
— Люди, похитившие крупную драгоценность, скорее повезли бы ее вдоль побережья, чтобы продать в Каттае или ещё дальше, — задумчиво сказал Мэйтар.
— Это не просто драгоценность, — повторил Индиран. — Я говорил с рыбаками. Я говорил с полицией. Со множеством людей в Имере. Этот камень сиял собственным светом. Мне сказали гораздо больше, чем любым журналистам, поверьте. И я решил, что камень нужен для ритуала. Ритуала в том самом храме, я убежден.
— И теперь любой, кто вас встретит, поймет, что вы ищете. И что у вас есть к тому основания. Вот что значит необдуманно говорить с газетчиками, — сказала Аэлин.
Кажется, Мэйтар помрачнел. Впрочем, на его лице отражалось мало эмоций, могло показаться.
— Значит, нам придется иметь дело с некими охотниками за сокровищами, по меньшей мере, — сказал проводник. — Что ж, надеюсь, патронов у нас достаточно.
— Господин Мэйтар, а что у вас такое длинное в вещах, кроме оружия? — встрял Нарин. — Извините. Я об него споткнулся.
— Об этом я попозже расскажу, — пообещал Мэйтар, чуть усмехаясь.
День за днём их катер упорно одолевал течение Гэлханда. Нападавшие больше не появлялись. Индиран решил, что засада осталась позади, и вряд ли кто-то способен догнать их по суше; капитан Симбар был с ним согласен, да и Мэйтар не возражал. Потому они вернулись к прежнему порядку: мужчины занимают корму, профессор Аэлин — каюту, капитан пребывает на носу или возле паровой машины, а его место временно занимает Мэйтар.
В пути к ним пришла неизбежная дорожная скука, с которой они боролись, как умели. Индиран каждый день подсчитывал пройденное расстояние и зарисовывал их маршрут в записной книжке: карты, составленные экспедицией Умбарского географического общества больше полустолетия назад, упорно казались ему недостаточно точными. Разумеется, у него были с собой игральные карты, и, разумеется, он предложил спутникам сыграть с ним. Однако капитан Симбар отказался, сославшись на заботы рулевого и местные верования, а Нарину играть в карты на деньги категорически запретила профессор Аэлин. Она же предложила взамен карт свой дорожный набор "игры королей", в котором крошечные фигурки двигались по кожаному полю площадью в две ладони. Индиран с первого же раза проиграл в них Нарину столь же легко, как обыграл его в карты. Проигрыш студенту задело его за живое, он впал в азарт, и готов был играть дни напролет, старательно думая над ходами и радуясь каждому выигрышу.
Студент же, по-видимому, был от Индирана в восторге, расспрашивая его о прошлых экспедициях. Это не слишком нравилось Аэлин, но она молчала, проводя время у окна или возле борта с толстой книгой — наскоро переплетённым под общей обложкой сборником статей и отчётов о раскопках Серых Гаваней за последние годы. Нередко она что-то рисовала на полях книги и в записной книжке, поглядывая на своих спутников, и иногда там отчетливо виделись чьи-то профили и другие подобные зарисовки, но Индиран решил не совать носа в женские бумаги. С Аэлин станется рисовать на него злые карикатуры. Впрочем, она хотя бы не станет отправлять их в газеты!
И только Мэйтар обычно оставался сам по себе. Он был способен часами вглядываться в проплывающие мимо заросли и в речные воды, сидя при этом почти в полной неподвижности, так, что спутники переставали его замечать и вздрагивали, если он шевелился. Иногда он доставал из внутреннего кармана составную флейту из двух частей и наигрывал очень странные, непривычные уху умбарца мелодии. В некоторых Индиран, казалось, узнавал харадские напевы, но исполненные очень своеобразно. Большинство же мелодий казались импровизациями, возникающими под влиянием того, что видели путешественники в этот момент, игры света на поверхности реки, шума леса и птичьих песен. Даже не всегда можно было заметить, когда мелодия заканчивалась, и оставались лишь птицы и шум воды и двигателя.
Увы, думал Индиран. Вот и сюда пришла цивилизация, пусть даже в лице суеверного немолодого Симбара и его дряхлой посудины. Потом начнется регулярное сообщение со столицей, в этот медвежий угол придут газеты, товары и торговцы, по Гэлханду поплывут грузовые баржи с тканями и прочим барахлом для жителей джунглей, а город в устье разрастется, оттесняя леса. Приедут болтливые умбарские и надменные гондорские туристы, и век таких, как Мэйтар, закончится навсегда. Интересно, уйдет ли их проводник доживать последние годы в глубине лесов, или останется в городе и будет обеспечивать себе старость, катая туристов по этим местам?
Потом Нарин предложил Мэйтару сыграть с ним в шахматы — и был трижды подряд наголову разбит, после чего проводник играть дальше отказался.
Несколько раз Индиран пытался вовлечь его в разговор о знаменитом родиче или о нем самом, но Мэйтар спокойно отказывался. Проводник определенно избегал сближаться со спутниками, хотя почти наверняка был для этого достаточно образован. Так что умбарец оставил его в покое и продолжил развлекать студента рассказами о тяжбах за Лоринан и попытках расчистить морийские пещеры.
На седьмой день пути они достигли слияния Гэлханда с его крупнейшим притоком, и надо сказать, что выглядели обе реки почти одинаково. Индиран даже не мог с уверенностью сказать, что куда впадает. Карта утверждала, что главным является правый поток, однако Мэйтар велел капитану поворачивать влево.
— Хм, вы спорите с умбарскими географами? — спросила Аэлин.
— Потому что они ошиблись, и потому что они не поднялись к верховьям из-за обильных дождей в тот год. А потом не возвращались.
— А потом у них закончились деньги, — хмыкнул Индиран.
Симбар по одному ему понятным причинам подвёл катер довольно близко к левому берегу, и теперь они плыли, разглядывая совсем близко густые приречные заросли, в которых то здесь, то там распускались незнакомые яркие цветы.
— Только не тяните руки к лианам и ветвям, — предупредил Мэйтар. — Много колючих и некоторые ядовиты.
— А те, что красивее всех? — спросил Нарин, показывая на ярко-алые соцветия.
— Долго объяснять, но проще всего так: чем красивее, тем опаснее.
Нарин даже руку отдернул.
— В таких местах, — сказала Аэлин задумчиво, — начинает казаться, что поверья об искажении имеют смысл.
— Мне иногда тоже, — сказал Мэйтар. — Но они просто хотят выжить. Симбар, возьми правее. Посмотрите туда.
Симбар повернул штурвал, не переспрашивая. Индиран всмотреться, куда указали, заметил слабое движение среди ветвей. И вдруг понял, что смотрит на крупного леопарда. С полминуты они мерились взглядами, потом леопард остался позади и затерялся в ветвях.
— Хорош, — сказал с уважением Индиран. — Много их тут?
— Не слишком. Местные жители тоже очень ценят их шкуру. Я рад, что вы не потянулись за оружием.
— Предпочел бы более вкусное мясо. Скоро ли мы прибудем к вашим дружелюбным племенам?
— Через три дня, когда река начнет мелеть.
Еще три дня неподвижности показались Индирану вечностью. Даже напоминание, что впереди будет вечность за веслами, не помогало.
Они миновали два небольших притока, после чего река ощутимо обмелела. Симбар вел катер по самой ее середине, иногда подзывая проводника и спрашивая его совета, словно тот видел под водой лучше бывалого моряка. Индиран тихо бесился, глядя на разнообразные таланты Мэйтара, и уже мечтал о том, чтобы рядом был простой парень, с которым можно выпить и поиграть в карты.
Вечером третьего дня катер протиснулся через быстрину, скрипнув винтом по дну, и стало ясно, что путь Симбара заканчивается здесь. Хозяин направил катер к берегу, куда указал проводник, и пристал к большому, наполовину погрузившемуся в воду дереву. Не успели они выгрузить вещи, как выше по течению появились маленькие лодочки, которыми ловко управляли невысокие мужчины с кофейного цвета кожей. Похоже, что городской сказитель происходил из подобного народа. Мэйтар прошел по стволу дерева, встал, чтобы его разглядели с воды, и окликнул их; мужчины быстро заговорили с ним, смеясь и размахивая руками.
Симбар знал несколько слов на этом языке и приветствовал хозяев. Индиран попробовал заговорить с ними на харадском, потом на северном кхандском, но его не понимали, только улыбались белозубо.
— Что говорят ваши дружелюбные туземцы?
— Я попросил помочь доставить в деревню вас троих, вещи и лодку, — спокойно сказал Мэйтар. — Старейшины немного знают Всеобщий язык. Но обязательно поговорите со старейшинами вежливо и ответьте на их вопросы, иначе в помощи вам откажут. И будем втроем выгребать против течения.
— А сколько всего языков вы знаете?
— Это неважно.
Больше всего местные жители удивлялись Аэлин. Даже больше, чем Нарину, в которого тоже тыкали пальцами и без особого стеснения трогали его за руки. На Аэлин же глазели с почтением и даже некоторым испугом. Особенно на ее очки.
— Что им не нравится?
— Думаю, — сказал Индиран, — они редко видят людей с белой кожей. Вряд ли сюда часто ездят из большого Гондора или из-за Рун. И уж точно они впервые видят незагорелую белую женщину.
— Не нужно оружия, — Мэйтар остановил Аэлин, которая хотела надеть пояс с кобурой. — Здесь мы в безопасности.
Вскоре вереница нагруженных лодочек поднялась обратно по реке, лодку археологов вели на буксире. За поворотом открылась деревня, почти такая же, как те, что проплывали раньше, с легкими деревянными и плетеными домами на столбах. Казалось, половина деревни сбежалась поглазеть на гостей, и прежде всего на Аэлин — видимо, слухи о диковинке уже разошлись.
К счастью, проводник не терялся, и гостей быстро провели сквозь толпу прямо в хижину к старейшине. Внутри у очага сидели трое очень старых мужчин, которых Индирану было трудно различать между собой, даже несмотря на опыт знакомства с северными лесными кхандцами, такие они были одинаково морщинистые и худые. Гостей усадили напротив них на циновки. В хижине было жарко и душно.
— Я приветствую здесь гостей от моря, — скрипуче сказал один из стариков. — И тебя, Лунный человек. Расскажи, зачем ты их привел.
— Приветствую, и пусть продлятся твои годы, как листья в лесу, почтенный Рани. Они хотят найти потерявшихся сородичей, — сказал Мэйтар невозмутимо. — Тех, которые плыли вверх по реке весной.
— Те люди хотели в дурное место. Мы их предупредили. Почему ты не отговорил их в городе, Лунный человек?
— Потому что я в это время ездил далеко на север, почтенный Рани, и не знал об этом.
— Нечего там делать, на севере, — пробурчал старейшина слева.
— А почему они молчат? — спросил первый.
— Потому что ты нас не спрашиваешь, почтенный Рани, — ответила Аэлин, на которую тот смотрел, прежде чем Индиран вмешался.
— Белая женщина, — пробормотал старик. — Зачем в наших краях белая женщина, да ещё со вторыми глазами?
— Я ищу моих пропавших учеников, почтенный Рани.
— И как только муж тебя отпустил?
— Я ее муж, — сказал Индиран, которому надоело молчать. — Я сам еду искать наших учеников и друзей.
— Ну, это другое дело, — закивали старики. Аэлин бросила на коллегу раздраженный взгляд, потом криво усмехнулась.
— Каким сказаниям вы их учите? — спросил третий старейшина. — И зачем тогда они отправились в дурное место?
— Мы изучаем не только сказания, но и очень древние постройки, чтобы больше узнать про старую жизнь. Они отправились искать древний город.
— Плохая затея, — сказал Рани, остальные закивали. — Вот теперь и приходится их спасать оттуда. Хорошо, что с вами Лунный человек. Может быть, что-то и получится.
— Мы сделаем все, что сможем, — сказал Индиран. Его пугала мысль, что эти переговоры надолго, но в глухих деревнях бывает и не такое. Просто нужно набраться терпения…
— Расскажите мне о ваших сказаниях, — попросил третий старейшина. Индиран мысленно хлопнул себя по лбу — о нет, неужели придется пересказывать им все "Нолдолантэ"? Но тут Аэлин толкнула тихонько в бок Нарина, тот сел прямее, откашлялся и начал читать "Поэму о Телконтаре" наизусть. Должно быть, у Нарина было все хорошо и с литературой тоже, не только с борьбой. Поэме не было и ста лет, простой и ясный текст лился гладко, Нарин читал выразительно, как на экзамене, а старейшины довольно кивали, хотя наверняка понимали через раз.
Главным достоинством поэмы о Телконтаре в глазах всех студентов была ее относительная краткость.
— Хорошо читает ваш ученик! — сказал довольный Рани. — Этот король был славный человек, если завоевал себе жену из эльфов! Говорят, что один из наших предков тоже брал себе эльфийскую жену… Хорошо, что у белых людей появилась хоть одна красивая королева.
— Почему хоть одна? — не сдержал удивления Нарин.
— Потому что черная, — проскрипел старейшина справа. — Это же понятно. Все эльфы были прекрасны, с очень красивой черной кожей, чернее даже, чем наша.
Нарин закашлялся, но сдержался. Аэлин сидела невозмутимо, как на защите диплома.
— Мы не знали, что в ваших краях тоже есть сказания об эльфах, — сказал Индиран. — Я постараюсь прислать к вам учеников, чтобы записать и запомнить ваши сказания.
— Это ты хорошо придумал, умбарец, — закивал Рани и остальные следом за ним. — Пришли своих учеников, пусть они расскажут свои сказания, а мы научим их нашим. Мы передаем их слово в слово очень много поколений! А сейчас можете отдохнуть с дороги. Но я сразу скажу — я не отпущу наших мужчин с вами в дурные земли. И не просите.
— Мы не будем просить невозможного, почтенный Рани, — сказал Мэйтар как-то так, что закончил этим весь разговор.
Выйдя наружу, Индиран с наслаждением вдохнул свежий ночной воздух. Пока их провожали к гостевой хижине, чернокожие полуобнажённые девушки в пестрых юбках хихикали, улыбались белозубо и глазели со стороны на Нарина и самого Индирана. Их гладкая кожа и полные груди блестели от масла. Студент покраснел так, что даже в свете факелов было заметно.
— А что они говорят? — спросил Нарин, когда за ними закрылась дверь, и их оставили в хижине одних.
— Ты точно хочешь это знать? — переспросил Мэйтар.
— Да!
— Они говорят, что твоя кожа похожа на сыр.
Нарин только вздохнул.
— А вас при этом зовут Лунным человеком, — сказал он уныло.
Проводник только пожал плечами. Он тоже носил шляпу с полями, как и сам Индиран, и кожа его оставалась ровного слабо-загорелого цвета. В молодости наверняка был отменным красавцем, и когда явился в эти места впервые, мог впечатлить и женщин, и мужчин.
Потерев щетину и подумав, где тут с утра умыться и побриться, Индиран вдруг вспомнил, что не видел ни разу Мэйтара с бритвой. Да, умывались они по утрам поочередно, друг за другом не следили, но у немолодого мужчины должна к вечеру проступать щетина, возможно, седая, разве нет? Индирану вот и благородное происхождение не помогало, слишком разбавилась, как видно, древняя кровь. Хотя доводилось встречать мужчин, у которых почти не росла борода, и в очень разных местах — все они упоминали семейные легенды об эльфах и феях в роду… Не иначе, у проводника тоже есть такая легенда.
В углу зашуршало — Аэлин отгородила себе угловую кровать плетёной ширмой. Кроватями здесь были невысокими перевёрнутыми ящиками с плетеным из кожаных ремней дном, на них лежали травяные матрасы, пестрые покрывала и соломенные валики подушек.
— Надеюсь, здесь нет клопов, — с сомнением сказал Индиран, трогая покрывала.
— Нет, — сказал Мэйтар, сбрасывая сапоги и рубашку. Повесил ружье на вбитый в стенку колышек, растянулся на покрывале и проверил, что дотягивается рукой до приклада.
— Хм, вы им не доверяете?
— Кто-то ведь пытался нас убить. Он может повторить попытку. Нет, хозяев я не боюсь, но иные чужаки способны пробраться и в чужой поселок.
Индиран подумал, что сейчас его последний за долгое время шанс поспать на настоящей кровати — и выбросил сомнения из головы. Сбросил одежду, растянулся на пёстром желто-красном покрывале. Подумал — и пристроил рядом револьвер, чтобы дотянуться одним движением. Ему снились в ту ночь раскопки стены в Лоринане, и как они праздновали основание заповедника.
Утром их накормили кашей с мясом, принесли родниковую воду для умывания, ещё раз поглазели со всех сторон на чужаков и помогли сложить вещи, меха с водой и припасы в лодку. Снова переговорив со старейшинами, Мэйтар попросил отсчитать им несколько серебряных монет, и двое сильных мужчин с волосами, покрашенными красной глиной, сели к ним в лодку на весла. Другими гребцами стали Индиран с Нарином, а Мэйтар без сомнений занял место на руле.
На нижнем Гэлханде гребные лодки плохо справлялись с мощным течением, но здесь река была заметно слабее и мельче, и их лодка уверенно двигалась вверх по реке. Аэлин сидела на носу и регулярно раздавала гребцам воду. Местные жители, правда, без тени сомнений зачерпывали и пили речную воду, но даже Индиран рисковал так делать только в Лоринане, где текли с гор удивительно чистые и говорливые реки. Нарину профессор Аэлин в красках описала, что случается с теми, кто подхватывает желудочную инфекцию в джунглях, а Индиран, подумав, добавил историй из жизни. Ему совершенно не хотелось, чтобы славного парня схватил кровавый понос.
— А где вы были весной? — спросил Нарин у проводника вечером второго дня. Они расположились ночевать на высоком левом берегу реки — Мэйтар увидел на северо-востоке тучи и подумал о дождях в верховьях.
— Ездил в Линден, — ответил тот. — На север.
— А куда на север?
— На залив Хэлвор.
— О, — сказал радостно Нарин, — мы копали там почти все лето, только нас под конец сезона дождями смыло…
Аэлин грозно сверкнула на него глазами поверх очков, но было поздно, Индиран заинтересовался.
— Что именно?
— Ээ… Раннюю нуменорскую крепость на северном берегу залива…
— Стоп-стоп, какой ранний Нуменор? Тамошние развалины относят к Четвертой эпохе!
Нарин умолк, поняв, что сболтнул лишнего.
— Госпожа профессор, — сказал Индиран, прижимая руки к груди, — обещаю вам молчать. Я понимаю, что вы тоже не любите раньше времени делать заявления, не хуже Фэрамира. Но вы же не можете заинтересовать коллегу и бросить его мучиться загадкой?
— Могу, — сказала Аэлин хмуро. — Не стоит давить мне на жалость, мы не на экзамене.
— Я уже проболтался. Простите, — сказал Нарин.
И тут неожиданно подал голос Мэйтар.
— Я бы тоже очень хотел услышать об этом, госпожа Аэлин.
— Если профессор Индиран обещает держать язык за зубами, — ответила она, смягчаясь.
— Обещаю!
— Да, мы начали пробные раскопки, рассчитывая найти Четвертую эпоху. А нашли огромной толщины осадочный слой, отдельные предметы эпохи Линдона в его толще и нуменорскую, по-видимому, кладку, похоже, очень раннюю. В самом низу — следы пожара и штурма. И массовое захоронение молодых мужчин и кажется, нескольких женщин поблизости, причем в нем почти не было оружия, но нашлись личные вещи и остатки одежд и снаряжения — вполне качественных одежд, не каких-нибудь шкур. Особенно меня поразило, что все погребенные исключительно молодые. Ни одного старика или хоть возрастного человека! У всех идеальные зубы без дефектов, они все весьма высокого роста, словно подобраны по нему… Все в могильнике, кроме металла и камня, очень плохой сохранности, а ещё на большой глубине, это меня смущает. Но дело не только в этом.
— Я обещал молчать, — напомнил Индиран.
— Крепость… уходит под воду и продолжается там не менее чем наполовину. Такие перепады уровня моря в исторические эпохи неизвестны.
— Я сам туда нырял! — с облегчением сказал Нарин, которого явно распирало от этих известий. — Нижняя стена уходит на глубину больше пятнадцати метров! А то, что осталось на поверхности, это верхний двор и цитадель!
— Однако… — только и сказал потрясенный Индиран. — Подтверждение опускания Белерианда и Нуменора — это же сенсация!
— Никаких демоновых сенсаций, пока все не будет задокументировано и описано десять раз! — отрезала Аэлин. — Вы же понимаете, что мне и моим ученикам, в отличие от вас, дутых сенсаций не простят! Это помимо того, что представлять публике необоснованное открытие вообще глупо!
Индиран поднял руки.
— Я понимаю, но… но это невероятно! А если вы нашли уцелевшую постройку Первой эпохи??
— Ничего не могу на это сказать. Кладку стен я определяю как очень раннюю нуменорскую, только меньших размеров, чем в известных памятниках. Остальное ещё изучать и изучать. А вы знаете это место? — обратилась она к Мэйтару, который сидел с непроницаемым видом.
— Знаю, — сказал он. — Что ж, это был последний год спячки развалин.
— У Линдара были планы на эту крепость? — поинтересовалась живо Аэлин.
— Возможно. Он… Тоже считал ее постройкой Первой эпохи.
— И знал о подводной части?
— Полагаю, да.
— У вас сохранились его бумаги? — воскликнул в азарте Индиран.
— Кое-что.
— Я готов купить их за любые деньги!
— Не уверен, что готов доверить их любителю сенсаций.
Вот это было чертовски обидно. Как под дых получить. И крыть было нечем — Индиран действительно с удовольствием делился своими идеями с газетчиками, зная, что старые кабинетные хрычи все равно бы их отвергли и замолчали. Ему захотелось сказать, что с таким отношением следующая сенсация в газете будет лично о Мэйтаре, племяннике прославленного археолога Нариона, и его семейном архиве. Потом выдохнул, решил, что угрожать такому проводнику, да ещё прямо в джунглях, очень плохая идея. В конце концов, с журналистами можно поговорить и по возвращении.
— Вы несправедливы, — сказал он, наконец. — Я не выдаю публике то, что хочу или обещал скрыть. И в некоторых случаях, вроде истории с Лоринаном, справиться без огласки было невозможно. Вы и сами это знаете. Линдар не отстоял бы Имладрис от горноразработчиков, не обратись он к прессе.
Проводник посмотрел очень холодно.
— А с какой целью вы раструбили газетчикам о Сильмарилле?
— Чтобы заставить шевелиться никчемную полицию Кханда. Без пинков сверху эти люди вообще не работают. Ну и лишний раз пробудить у публики интерес к Первой эпохе.
— И взбудоражили этим целый преступный мир искателей редкостей и драгоценностей. Знаете, то, что на нас напали лишь однажды, это везение. Или вы рассчитывали в одиночку всех опередить?
— И мне это удалось. Хорошо, почти удалось.
— С помощью денег или друзей в полиции Кханда? — иронически спросила Аэлин.
— И ещё умения говорить с самыми разными людьми.
— Выпивать с разными людьми, вы хотите сказать?
— Не вижу ничего плохого.
— Пожалуйста, не ссорьтесь, — встревожился Нарин. — Лучше давайте спросим, что господин Линдар думал о крепости на Хэлворе!
Археологи дружно замолчали.
— Он верил в реальность легендарной Первой эпохи, — сказал Мэйтар нехотя. — Но не распространялся об этом. И он не хотел раскопок на Хэлворе. Не стал бы тревожить эти места. А люди… Всего лишь снова все переврут, оспорят и затопчут.
— Я смотрю, вы не любите людей, — усмехнулся Индиран.
— Не люблю, — невозмутимо согласился проводник. — Предпочитаю иметь дело с лучшими творениями людей, а не с ними самими.
— Но вы же пошли с нами спасать экспедицию! — воскликнул Нарин.
— Да уж не Сильмарилл добывать, — тут Мэйтар тоже усмехнулся, коротко и нехорошо. Сразу захотелось закончить разговор, но именно этому желанию Индиран и возразил.
— Тоже ведь лучшее творение рук, хм, человеческих, если можно так сказать, — заметил он.
— Не человеческих, — ответил Мэйтар коротко.
— Я рад, что встретил единомышленника в этом, — сказал умбарец искренне.
— Наука не занимается вопросами личной веры, — покачала головой Аэлин. — Даже если мне будет хотеться считать жителей Первой эпохи теми самыми бессмертными эльфами из легенд, а не прогрессивным племенем изобретателей строительства и кузнечного дела, я буду об этом молчать.
— Чтобы не испортить себе карьеру? — съязвил Индиран.
— Вам легко говорить, вашу карьеру ничем уже не спасти и не испортить, — парировала она. — Ни эльфами, ни Сильмариллом. Ни Морготом, вероятно.
Мэйтар вдруг засмеялся. Это вышло так неожиданно и даже зловеще, что затихли все, даже двое гребцов, которые увлеченно играли в местные кости с другой стороны костра.
— Что смешного я сказала?
— Как вы думаете, Фэрамир уже знал, как называют тот затерянный храм местные жители? — спросил Мэйтар, отсмеявшись.
— Не думаю…
— Здесь его зовут храмом Темного. То есть, Моргота. Вот профессор Индиран и проверит, повредит ли его карьере, хм, Моргот.
— Уж не поэтому ли вы закупили лишние патроны?
— Патроны лишними не бывают, — коротко сказал Мэйтар, и вот тут разговор действительно закончился.
Наутро река немного поднялась и стала ещё более мутной. Проводник сказал, что тучи, висящие в верховьях реки, заслоняют горные вершины, а значит, цель уже не так далека. Подъем воды и ускорившееся течение замедлило скорость лодки, зато и большинство мелей скрылось под водой, и не приходилось так тщательно выбирать путь. Дважды в день они делали остановки, археологи выполаскивали потные рубашки в реке и надевали их мокрыми. Местные гребцы, не боясь солнца, посмеивались над ними. Бронзовокожий умбарец мог бы без вреда для себя снять рубашку, но перед Аэлин было неловко — она-то сидела не только в рубашке, но и в жилете с карманами поверх нее, спасаясь от жары лишь обливанием. Кстати, Аэлин с того разговора стала по утрам надевать на себя пояс с револьверной кобурой.
— Стреляли когда-нибудь в человека? — спросил Индиран, увидев это в первый раз.
— Однажды приходилось. На экспедицию в северном Эриаде напали местные браконьеры, орали в темноте и угрожали оружием. Я стреляла на голос.
— Значит, справитесь. Попали?
— Задела.
— Годится.
Ещё три дня спустя, когда река поднялась ещё сильнее, и по высокой воде они удачно одолели несколько порогов, остановились на ночь у подножия большого белого утеса, настолько отвесно обрывающегося в реку, что даже лианы его оплетали только местами. И здесь гребцы, едва вытащив на берег лодку, торопливо заговорили с Мэйтаром.
— Уходят? — спросил Индиран.
— За этой скалой для них начинается дурная земля, — кивнул тот.
И верно, гребцы даже скалы постарались не касаться и развели костер в стороне от нее. Мэйтар посмотрел на небо и велел натянуть тент перед сном и укрыть груз.