Индиран Диор и тайна затерянного храма

Глава 12

По тропе Фэрамира они шли с короткими передышками до глубокой ночи, пока луна не опустилась низко и не перестала подсвечивать путь. Тогда Индиран с молчаливой помощью Маглора увел маленький отряд в сторону и устроил ночевать на маленькой прогалины. Маглор вдобавок разбросал какие-то пахучие листья там, где они свернули.

— Больше всего я опасаюсь, — сказал Индиран Аэлин, жуя галету, — что эти новоприбывшие сумеют объясниться с фанатиками. И начнут выслеживать нас вместе.

— Все, что мы можем, это прятаться, — сказала та. — И надеяться.

— Ещё и на то, что нас не встретят в Исме.

— И на это…

— Вы что-то хотите сказать?

— Спросить.

— Завтра.

— Сейчас. Что собираетесь делать?

— Завтра я вам отвечу, — Индиран опять невольно прикоснулся к шкатулке под одеждой. Нестерпимо хотелось открыть ее и вновь окунуться в чудесное сияние, исцеляющее мир и проникающее в самую душу.

— Когда придумаете ответ? — спросила она мрачно.

— Завтра, — сказал он в третий раз.

— В одной из сказок Дол-Амрота, — сказала Аэлин из темноты, — говорится о трёх звёздах, упавших с неба. Одну поймал и вернул на место храбрый мореход, доплывший до края земли. Другая упала в огненную гору и провалилась под землю. А третья упала в море и разрушила волнами целый берег. А заканчивается сказка вот чем: когда вулкан выплюнет вторую звезду, а море отдаст третью, настанет конец света. Если мы попали в легенду, имеет смысл вспомнить разные легенды.

— А что сделал мореход в этой сказке?

— Доплыл до места, где небесная твердь упирается в землю, залез на небесную твердь повыше, зацепил звезду своим якорем и намертво привязал канатом к небу. С тех пор он так и носится по волнам и нигде не может остановиться. Без якоря-то.

Галета показалась археологу ещё суше и безвкуснее прежнего.

Ночь прошла тревожно, ныли ожоги на животе и на руках. Прошлой ночью он от усталости не обращал на них внимания, а теперь драгоценная шкатулка задевала их то и дело, и обожжённые пальцы мешались все больше. И во сне являлось всякое, стоило голову на вещьмешок опустить. То он кидался в трещину с Сильмариллом в руке, то являлся в неведомые древние города с криком "Я принес вам свет, люди!", то сам же врывался в эти города с оружием, стремясь к маяку с дивным светом на верхушке.

Лишь под утро ему вдруг приснился берег моря, необычайно прозрачного и ласкового, и большая белая чайка. Никогда не любил этих оручих птиц, но эта спланировала по ветру, села на камни и с тоской посмотрела в море. Там плыл серый корабль под белым парусом, мимо бухты, мимо устья — никуда он не мог зайти, не было больше якоря на корабле. А в светлом вечернем небе над ним сияла единственная звезда. Чайка вскрикнула женским жалобным голосом и полетела вслед кораблю. Ветер с суши нес удивительный запах цветов, но смотреть хотелось только в море…

Просыпаться и видеть перед собой Мирена с галетами и консервами было даже немного обидно в первые секунды. Потом Индиран вспомнил, на каком он свете, и занялся делом. Узнал у дежурных, как прошла ночь, проверил, чтобы все поели, и повел маленький отряд дальше. Дела позволяли отделаться от неприятных мыслей хотя бы на время.

Не складывался у Индирана счастливый образ Сильмарилла под стеклом Королевского музея древних искусств и тем более на башне Королевского маяка. Сложился было, а потом представилось другое: тяжелые стальные двери королевской же сокровищницы. И он сам, которого чрезвычайно вежливо спускают с лестницы с заверениями, как ценят заслуги господина профессора и как будут рады видеть его там и сям, но только не здесь, сюда разрешено входить только королю и членам Королевского совета…

Ругань в Королевском совете с представителями Кханда и новые жалобы на ограбление союзных государств. Споры между ветвями королевской семьи, и хорошо, если только Умбара… На этом месте он обрывал неудобные размышления и возвращался к насущным, о дороге и безопасности. И все же представлять шумиху и сенсацию было весьма приятно. В конце концов, все может быть не так плохо.

Он сумеет убедить университетский и музейный совет, что место такой реликвии — на Королевском маяке, где свет ее будет доступен всем людям…

Свет вставал перед его глазами, стоило отвлечься или прикрыть их на коротком привале.

Ближе к вечеру едва не случилась ещё одна неприятная встреча. Маглор вдруг жестом остановил их, затем резко махнул рукой в заросли, и напуганные студенты бросились прятаться в чаще, протискиваясь сквозь колючки и липучки. Индирану пришлось затащить поглубже Вельхина, который снова едва не застрял.

По тропе мимо них уверенно шли новые люди, не меньше десятка, и хорошо вооруженные. Среди них преобладали южные умбарцы с темным бронзовым загаром, с горбатыми носами и в характерных широкополых шляпах. С реевольверами на поясах. Словно только что из степей, где гоняли скот и скотокрадов — или, наоборот, угоняли.

Индиран не был уверен, что смог бы договориться со столь решительного вида соотечественниками, и только радовался, что у тех не было с собой собак.

— Что такое, демон побери, происходит? — зашептал Вельхин, когда новый отряд скрылся. — Это был никому не известный затерянный город! Мы не рассчитывали на спасение вовсе, а теперь следом за вами сюда ломятся толпы людей!

— Я не уверена, что хочу знать ответ, — сказала Аэлин, закрыв на несколько секунд руками красное, шелушащееся лицо. — Он мне точно не понравится. И вам. Я убеждена.

Как и в прошлый раз, для ночевки Маглор увел маленький отряд с дороги вглубь леса. На сей раз они расположились в небольшом овраге у источника, и осмелились развести костер. Пока все ужинали, Индиран ушел вниз по оврагу вдоль ручейка, в темноту. Завернул вместе с ручьем в сторону, чтобы его не было видно.

Ему нужно было поразмыслить и очень хотелось пролить немного света на свои размышления.

Свет вырвался из шкатулки, едва он приоткрыл в ней маленькую щель. Разлился по оврагу, высветил хрустальную чистоту ручейка под ногами, отбросил резкие тени на склоны. Он смотрел и глаз не мог отвести.

Край, где горит такой свет, будет самым цветущим и прекрасным в мире… Если ему не померещилось, и этот свет исцеляет мир… Или все же только от явной тьмы? Но в Нолдолантэ было сказано, что Моргот носил его в короне без вреда для себя… Только коснуться не мог.

— Проливаете свет на загадки? — спросила Аэлин, появляясь из темноты. В свете Сильмарилла она сделалась удивительно красивой, свет словно подчеркнул лучшее в ее спокойном, ясно очерченном лице и заиграл в темных волосах. Стекла очков засверкали, как лучший хрусталь.

— Я хочу, чтобы этот свет принадлежал всем, — ответил Индиран сразу на вчерашний вопрос. — Есть то прекрасное, что не должен присваивать ни один человек. Я хочу, чтобы этот свет сиял в Королевском маяке Умбара.

— А вы довезете его до столицы? Впрочем, вы-то как раз можете.

— Я готов попытаться.

— И насколько вы сами верите, что этот свет оставят у всех на виду, а не запрут в какой-нибудь очень королевский сундук? — спросила она холодно. — В лучшем случае.

— Я готов потратить на это все свои возможности. И рассчитываю на вашу помощь.

— Послушай. Кто-то сделал общедоступными сведения о заброшенном городе. Сейчас туда стекаются наемники и искатели редкостей. Разве за тобой не начнут следить сразу, как ты появишься в Исме?

— У них нет доказательств. Мы спасали людей.

— Плевать на доказательства. Эти люди передерутся за такое сокровище даже без тебя, а уж когда ты появишься… И даже если предположить, что удастся добраться до столицы — Камень найден харадскими рыбаками и привезен ими на земли Кханда. Начнется политический спор, кому он должен принадлежать. Ты и сам знаешь.

— Я просто хотел бы отдать его людям, — повторил Индиран мрачно.

— Каким людям? — Аэлин тоже неотрывно смотрела на чудесное сияние. — У меня уже сейчас тянутся к нему руки. Полагаю, у тебя тоже. И так будет с каждым. И это если не считать того незначительного обстоятельства…

— …Что наследник создателя Камня идёт вместе с нами. Да, но Камень дался в руки мне!

— Вот это, — сказала Аэлин, хватая его за руку и поднося ладонью к свету, — ты называешь "дался в руки"? Ты вовсе не Берен, дорогой коллега.

— Да и ты не Лютиэн, коллега!

— И если бы не Нарин, лететь бы тебе в прекрасное магмовое озеро, повторив путь Маэдроса Феанариона. Нет, задача решилась бы однозначно!

— Чего ты сейчас добиваешься? — спросил он зло.

— Хочу, чтобы ты отдал Камень тому, кто увезет его достаточно далеко. Сделает недосягаемым для людей.

— Не надо только предрекать несчастья. Как это…

— По-женски, ты хочешь сказать? — сощурилась она. — Не стесняйся, я ещё не то слышала.

— Это типично для страхов перед новым, я хотел сказать.

— Перед хорошо забытым старым!

— Сильмарилл — не Моргот.

— Зато люди хорошо умеют делать морготову работу. И мы это знаем лучше многих. Как думаешь, благо от обретения Сильмарилла перевесит ту свару, которая начнется вокруг владения им?

— Я могу объявить себя его владельцем. И напомнить, что я королевских кровей.

— Знаешь, потомок Короля-Бычка, если Клятва Феанора проснется, Маглору придется встать в длинную очередь желающих срочно унаследовать от тебя Сильмарилл. И некоторые королевские родичи окажутся в ней первыми. Тебя затаскают по судам.

— Гондорка мало что понимает в умбарской судебной системе.

— Да, в основном то, что в ней правосудие — очень дорогое удовольствие. Индиран, ты с ума сходишь прямо сейчас и здесь от этого света, и рассчитываешь, что другие от него с ума не сойдут?

— Я хотя бы не собираюсь прятать его!

— Сколько раз воровали из музеев и даже у королей эльфийские украшения? Сколько владельцев вещей, якобы принадлежащих эльфам, молчат, боясь кражи и грабежа? Сколько споров было из-за наследия Телконтаров в древности и наследия Короля-Бычка в средневековье? Оцени честно свои шансы сохранить его. Пожалуйста.

Ты не король и не королевский родич. Ты всего лишь учёный из семьи учёных. Тебя сожрут и примутся ломать зубы о Камень и друг о друга. Даже Маглора сожрут, повтори он свою Клятву еще хоть десять раз, потому что он один. А богатых и жадных…

— Считаешь, люди не заслуживают такого света? — спросил Индиран горько.

— А часто люди удерживают руки в карманах? Звезде место в недосягаемом небе, тогда она сможет принадлежать всем. И только так. Упадет звезда с неба — над ней тотчас передерутся.

— И в нашем мире больше не станет этого света!

— Голм, голм, — только и сказала Аэлин.

— Ты издеваешься?

— Не совсем, к сожалению.

— Ты невыносима.

— Озвучиваю твои же опасения, верно? Я просто сволочь, дорогой коллега. Ты уже не можешь от него оторваться!

Шкатулка захлопнулась с треском, на них упала темнота. Глаза привыкли не сразу. Вот он различил сперва звезды в бледном небе, затем светлую рубашку Аэлин и отблески воды под ногами.

— Он действительно обжёг меня… И я не собирался держать его у себя. Ни минуты.

— Я верю.

— В древности сказали бы — в тебе нет эстель.

— Надежды на что? На благородство королей и разумность правительств? Нету.

— А не влюбилась ли ты, дорогая Аэлин? — спросил Индиран в темноте. — Не пытаешься ли добыть дар предмету этих чувств? В это чудо ещё как можно влюбиться…

— О, о моих чувствах я могу говорить долго, дорогой Индиран, — очки Аэлин отразили свет звезд, стекла были видны, а их хозяйка — нет, только рубашка белела чуть ниже. — Мое чувство задницы предсказывает большую беду вокруг этого Камня. Каждый раз, когда такой появлялся в Срединном мире, вокруг него начинались беды. Мое чувство прекрасного подсказывает, что есть лишь один способ уберечь эту красоту от жадных рук — поднять светить в небе или иным способом сделать недосягаемой для людей. И, наконец, мое чувство должного подсказывает мне, что раз мы двое обожгли об него руки, он не для нас. А скорее всего, для сына своего создателя.

— С чего бы это? Маглор отказался от него тысячи лет назад!

— Когда ты ушел, я спросила у студентов, знает ли кто-нибудь, где обитают обычно гигантские морские сомы. И мне сказали — у западных берегов, вдоль Линдена и островов. А выловили его с камнем в брюхе далеко на юге. И вот я думаю, не к этим ли берегам он плыл…

— Это уже фантазии, дорогая Аэлин.

— Я полагаю, идея, что этот чудесный свет будет мирно светить с Королевского маяка и все, тоже фантазия.

— Мы цивилизованное государство. Даже если в древнем Минас-Тирите в этом сомневаются.

— Древнему Минас-Тириту я тоже его не доверю. И я не знаю, смогу ли выпустить его из рук, подержав в них по дороге.

Стало тихо. Шуршал слабый ветер, лунный отсвет лежал на верхушках деревьев. Глаза привыкли к темноте и уже различали берега ручья и верхние кромки овражных склонов.

— Я жду, что ты попытаешься снова.

— Я сказала все, что могла, дорогой коллега.

Раздался шорох, скрежет мелких камней, и белая рубашка начала неловко удаляться.

— Постой, — сказал он. — Подожди.

Шорох прекратился.

— Если Камень все же окажется на Королевском маяке, что ты будешь делать?

— Любоваться и завидовать.

Он отвернулся. На фоне тропической темноты вставало перед глазами видение — расцветающий под удивительным светом Умбар.

…Негодование богатого и мощного Нового Южного Умбара.

Зависть старого Гондора.

Бешенство безводного, многолюдного Харада.

Зависти будет много. Вскипят все споры и обиды, только-только улаженные. Особенно обиды.

"Нас интересует сокровище, которое вы утаиваете от Королевского Совета Умбара", — скажут ему люди в наглухо застегнутых официальных костюмах. Обязательно скажут.

— Ты сможешь… отдать его?

— Сделай это.

— Кажется, уже не могу, — признался Индиран странно легко. — У меня руку судорогой сводит от одной мысли.

Снова зашуршало, отблеск очков приблизился.

— Возьми, — сказал он, протягивая руку. Левой рукой растер запястье правой — сводило так, словно он без перерыва писал с утра до ночи.

Ее прохладная рука нащупала его руку в темноте, осторожно разжала пальцы. Шкатулка исчезла. Вздохнув, Индиран поднялся с корня, на котором сидел, отчего зад его неромантично заныл, и двинулся за силуэтом Аэлин.

Остановился через несколько шагов, потому что беззвучно возникшего перед ними Маглора и его горящие глаза разглядел и в темноте. Значит, он был здесь все это время.

— Очень хорошо, что вы уже здесь, — обрадовалась тому Аэлин. — Не придется вас отзывать или показывать это молодым людям, они плохо держат язык за зубами. Я надеюсь, вы сможете его увезти… Достаточно далеко.

Маглор не шелохнулся, и Аэлин сама протянула руку и вложила в его ладонь темную шкатулку. Даже в темноте было видно, как тот вздрогнул и отшатнулся.

— А теперь давайте все же вернемся к огню, — предложила она, — иначе от моей репутации вовсе ничего не останется.

— Здесь это не имеет значения! — возмутился Индиран.

— Для моей работы, к сожалению, имеет.

Обойдя неподвижного Маглора, Аэлин бодро зашагала вверх по ручью. Эльф остался стоять статуей, прижимая шкатулку к груди.

Индиран потащился за коллегой, чувствуя себя усталым, словно весь день нес тяжелый груз даже без привалов. Надежда, что груз теперь свалится с плеч, не слишком оправдалась.

"Ты будешь жалеть, отродье эльфийской ведьмы…"

"Я уже жалею, — подумал он. — Я пожалел бы о любом выборе". И вот эта мысль принесла некоторое облегчение.

Они успели выпить остывающего чая и стали готовиться к ночлегу, когда Вельхин все же не удержался. Подойдя к Аэлин, он тихо и недовольно, но так, что Индиран отчетливо слышал, предупредил ее:

— Дорогая коллега, вы подаете молодым людям очень дурной пример… В лесу, в темноте, наедине с двумя мужчинами сразу! Это недопустимо, вы понимаете? Да, это походные условия, но все же…

— Подите вон, — сказала Аэлин, отворачиваясь.

— Побеспокойтесь о своей репутации, доктор Вельхин, — сказал ему ласково Индиран. — Поверьте, если вы начнете говорить лишнее, я легко найду на ней несмываемые пятна…

— Язык оторву, — сказал из темноты очень хриплый, почти неузнаваемый после суток молчания голос. Маглор вышел к потухающему костру бесшумно и с неожиданной стороны. Доктор Вельхин с обиженным видом вернулся к своему месту.

Тут Индирану пришло в голову решение проблемы репутации, но эту идею он пока отложил.

И вот теперь ему стало и вправду легко.