Индия. История страны

Глава 7. Империя Моголов: 1526-1707 годы

Могольский период — одна из самых знаменитых и блистательных страниц истории Индии. Это время правления самой прославленной мусульманской династии, своей властью объединявшей субконтинент на протяжении почти двух веков. Как и у многих других завоевателей, корни Моголов уходили в Центральную Азию, и само слово «могол» в Индии пишется как «монгол».

Английская версия этого названия, «могул», до сих пор широко используется, в том числе в переносном смысле, для описания огромной власти и влиятельности, к примеру магнатов прессы или промышленности. Но когда это слово звучит применительно к Индии, откуда оно, собственно, и происходит, рисуется еще более захватывающая дух картина сказочного богатства, блеска, величия и неограниченной, беспощадной власти. Для западных путешественников XVI-XVII веков Индия была землей Великих Моголов. Хотя с тех пор многое изменилось, а Могольская империя давно исчезла, остается ощущение, что она незримо продолжает свое существование. Благодаря прекрасным памятникам, оставленным Моголами, перед современным путешественником разворачивается широкая панорама событий того времени. Возвышенное очарование Тадж-Махала, впечатляющая монументальность и роскошь Красного форта, печальное великолепие Фатххпур Сикри для многих остаются самыми яркими образами Индии, самыми живыми и стойкими воспоминаниями о ней.

Но память о могольском периоде сохраняется не только в памятниках архитектуры. Его отголоски ощущаются буквально во всем — в языках, обычаях, одежде, еде. Роль, которую сыграли Моголы в истории страны, огромна. Впервые после смерти тысячу лет назад Харши Вардханы на индийскую сцену вернулась объединяющая, стабилизирующая сила. После веков раздробленности и междоусобиц мы видим, как политическое, административное и культурное единство распространялось по субконтиненту. Ко второй половине XVI века практически вся Северная Индия вновь находилась под властью империи, а к концу XVII века эта власть подчинила себе практически весь субконтинент.

В отличие от многих других периодов истории Индии, о времени правления Моголов имеется огромное количество сведений, полученных из разных источников, и индийских, и европейских. Они донесли до нас целую галерею образов ярких личностей — мужчин и женщин. И это, как и многое другое, добавляет свою долю очарования данной странице индийской истории.

Бабур (1483-1530 гг.), основатель империи Моголов, — первая из таких ярких и привлекательных фигур. Поэт и писатель, он был в то же время искателем приключений с железными нервами — и с выраженным стремлением к власти. Он аккуратно вел дневник, фиксируя все, с ним происходившее, и его мемуары, книга «Тузук-и-Бабури», остаются важным источником по истории того времени. Судя по этой книге, Бабур был человеком неисчерпаемой энергии, непоколебимого оптимизма, обладал огромным интересом к жизни, был большим любителем выпить, а также увлеченным спортсменом и выдающимся игроком в поло. У него была артистическая натура, чувствительная и утонченная. Всюду, куда бы ни прибывал, Бабур разбивал персидские сады, его воспоминания полны описаниями красот природы. Хладнокровный и иногда беспощадный, он тем не менее был способен на щедрость и благородство, а в его воспоминаниях подкупает отличное чувство юмора.

Наследник небольшого княжества в Средней Азии, Бабур был прямым потомком двух великих воителей Азии: Тамерлана, разрушившего Дели, по линии отца и монгольского полководца Чингисхана по линии матери. Его юные годы прошли в попытках вернуть принадлежавший ему по наследству трон в Самарканде, блистательной столице Средней Азии. С семилетнего возраста он вел жизнь разбойника, скитаясь из одного места в другое с небольшим отрядом приверженцев в поисках пищи и крова и, если повезет, царства. Тогда, с грустью вспоминает Бабур, его армия едва насчитывала двести человек, большинство — в длинных халатах, обутые в сандалии, с дубинками в руках. Это были годы постоянной опасности, годы лишений и нищеты. Как замечал сам Бабур: «Пришло на ум: вот уж чего никому не пожелаешь, так это бродить от горы к горе, бесприютным и беспризорным».

В 1504 году Бабуру повезло, и он захватил власть над Кабулом в Афганистане. Дальше судьба ему благоволила, и в результате упорных усилий он создал в Афганистане небольшое царство. Укрепившись там, он обратил свой взор на восток, и в 1517 году совершил первый набег на Индию.

В то время Индия была разделена на четыре сферы влияния, две мусульманские и две индуистские. Первая мусульманская область простиралась от реки Инд до Бенгальского залива, включая Синд, Дели, Пенджаб, Бенгалию и Бихар, а вторая охватывала Гуджарат и Малву на западе и южные деканские княжества Бахмани. Что касается сфер индуистского влияния, то первая включала Раджастхан и государство раджпутов, а вторая, далеко на юге, — королевство Виджай-янагар. Подстрекаемый своевольной афганской знатью, Бабур вторгся в Индию в 1525 году.

Весной 1526 года в 50 милях от Дели, в Панипате, ставшим полем решающего сражения, Бабур был встречен Ибрагимом Лоди. Войско Бабура значительно уступало по численности, насчитывая всего 25 тысяч солдат, а армия Ибрагима Лоди, как считается, достигала 100 тысяч человек. Бабур выстроил баррикаду из 700 повозок, за которыми в земляных укреплениях помещалась артиллерия под командованием турецких канониров из Константинополя. По бокам он разместил еще одну грозную силу — кавалерию, обученную турецкой тактике окружения с флангов. Огромная армия Лоди начала строить укрепления, ожидая прибытия артиллерии. В этот момент Бабур бросил вперед свою кавалерию, окружившую противника и атаковавшую его с обоих флангов. В результате Бабур одержал убедительную победу. Он занял Дели, а оттуда отправился в Агру, где первым делом приказал разбить сад.

Увы, победа при Панипате отнюдь не означала для Бабура окончания проблем. Его собственные военачальники рассматривали поход в Индию как очередную военную кампанию и не собирались оставаться на завоеванных землях. Они горько жаловались на жару и пыль, призывая вернуться к прохладе афганских холмов. Однако властному Бабуру удалось переубедить своих противников. Но как только он сумел это сделать, возникла новая, еще более грозная опасность. Когда раджпутские правители поняли, что Бабур намерен остаться, они принялись объединяться против общего врага. Возглавляемая ветераном войны, одноглазым и одноруким Рана Сангхой из Мевара, их 80-тысячная армия двинулась на Агру. Полностью деморализованная размером новой угрозы, могольская армия была готова броситься наутек, но Бабуру снова удалось ее остановить. Речь его была исполнена драматизма, он, так ценивший вино, пообещал (в который раз!) полностью отказаться от алкоголя. Он ломал свои любимые золотые кубки и кричал: «Даже если я умру, я умру со славой. Пусть мое тело заберет смерть, но хоть слава останется!»

Битва при Кхануа, в сорока милях от Агры, состоялась 16 марта 1527 года. Бабур применил ту же тактику, что и при Панипате. Позиции Моголов защищала цепь земляных укреплений, за которыми размещалась артиллерия и канониры-«запалыцики». Это, однако, не испугало раджпутов и не заставило их изменить традиционным методам ведения войны. Их отряды, стремя к стремени, бросались на противника и наносили ему серьезный урон.

«Отважные раджпуты сохраняли силу духа. Раз за разом они безуспешно атаковали позиции императора (Бабура) в надежде победить, но всякий раз встречали достойный отпор и откатывались назад. К вечеру они были в полном замешательстве, поэтому их разгром закончился ужасным кровопролитием», — вспоминал сам Бабур.

К вечеру, после десятичасового сражения, раджпуты были разбиты наголову. Битва при Кхануа развеяла все надежды на возрождение раджпутов. Хотя они по-прежнему сохраняли контроль над Раджастханом, с попытками наступления было покончено, и они никогда более не стремились захватить власть над Индией. Победа обезопасила Бабура, дав полный и неоспоримый контроль над значительной частью Северной Индии. Однако ему по-прежнему противостояли афганские правители Бенгалии и Бихара, упорно не признававшие его власть. В 1529 году Бабур выиграл свою третью и последнюю большую битву. В сражении у Патны он победил коалицию афганских правителей под предводительством Махмуда Лоди, брата Ибрагима.

Так Бабуру, обладавшему сравнительно ограниченными ресурсами, удалось стать властелином значительной части севера Индии; в свои сорок пять лет он управлял империей, простиравшейся от Афганистана до границ Бенгалии. Однако, как и многие его соотечественники, он скучал по роскошной зелени родины. Его первые впечатления о завоеванной стране были не слишком благоприятными. «Хиндустан, — отмечал он в своем дневнике, — мало чем может похвастать. Там нет ни хороших лошадей, ни хорошей рыбы, ни винограда, ни мускусных дынь, ни вкусных фруктов, ни льда, ни холодной воды. Даже свечи и факелы трудно достать. Если ночью захочешь почитать или что-либо записать, рядом должен стоять грязный полуголый парень с деревянной подставкой в руках; на ней горелка с одним фитильком, куда по мере необходимости тоненькой струйкой подливают масло».

Правда, будучи реалистом, Бабур отмечал, что Хиндустан — большая страна, в которой, помимо прочего, есть много золота и серебра.

ХУМАЮН

Что бы ни думал сам Бабур, он прожил недостаточно долго, чтобы сплотить завоеванное царство. Его здоровье было подорвано напряженной жизнью и алкоголем; не прошло и года после последней победы, как Бабур умер. Трон достался его любимому старшему сыну Хумаюну (годы правления 1530-1556), получившему в наследство огромную, недавно завоеванную, неспокойную и разобщенную империю. Не слишком надежна была и армия, состоявшая из турок, персов, афганцев и индийцев, которых удерживала вместе, казалось, только гипнотическая сила его отца.

Личность Хумаюна почти так же интересна и привлекательна, как и личность Бабура. Нежный и заботливый с близкими, обладавший отменным чувством юмора, он был в то же время храбрым воином и хорошим командиром, способным вдохновлять окружающих и стойко переносить трудности. С другой стороны, иногда он бывал капризен, потакал своим желаниям, а страсть к удовольствиям часто отнимала большую часть его природной энергии и затмевала здравый смысл. После серии блестящих военных достижений он мог остановиться и надолго предаться неге, вину, опиуму и поэзии. И пока он проводил время в беззаботной праздности, все, что было с таким трудом добыто, растаскивалось по кусочкам.

Взойдя на трон, Хумаюн вскоре показал, на что он способен. В 1531 году он легко отразил очередное нападение Махмуда Лоди, а в 1534-1535 годах провел блестящую кампанию, захватив Малву и Гуджарат. После этого он впал в характерный для него ступор и год провел в Агре, ничего не предпринимая. Неудивительно, что обе завоеванные страны были потеряны. Он равнодушно наблюдал, как на востоке растет новая опасность, как собирает силы Шер Хан, новый афганский правитель, гораздо более грозный, чем все его предшественники. Вместо того чтобы разбить его армию, Хумаюн позволил Шер Хану укрепиться в Бихаре. И только когда Шер Хан двинулся на Бенгалию, Хумаюн наконец очнулся и начал действовать. Но было, увы, уже слишком поздно.

МЕЖДУЦАРСТВИЕ, 1540-1555 ГОДЫ

В 1540 году, потерпев два сокрушительных поражения, Ху-маюн был вынужден пуститься в бегство. Со все уменьшавшимся отрядом последователей он скитался от одного царя к другому с мольбой о помощи. В этих странствиях он встретил Хамиду, дочь правителя Синда. Ей было всего четырнадцать лет, и спасающийся от преследования беглец, к тому же довольно развращенный, не привлек ее внимания, так что Хумаюну пришлось потратить почти месяц, чтобы уговорить Хамиду выйти за него замуж. Это было тяжелое для Хумаюна время, когда одно разочарование сменялось другим. Хуже всего пришлось, когда его отряд пересекал пустыню в Синде. Беременная Хамида лишилась лошади, но, несмотря на ее положение, никто из спутников не согласился отдать ей коня. В конце концов Хумаюн отдал жене своего, а сам взгромоздился на спину одного из перевозивших поклажу верблюдов. Так, печально покачиваясь на спине верблюда, он проделал несколько миль, пока один из спутников наконец не выдержал этого унижения и не предложил Хумаюну свою лошадь. Там же, в пустыне Синда, 15 октября 1542 года родился будущий наследник Хумаюна Акбар, который впоследствии стал самым великим из всех Великих Моголов. Рождение сына оказалось поворотным моментом в судьбе Хумаюна — вскоре он нашел приют при дворе персидского шаха.

Тем временем Шер Хан взошел на трон, став Шер Шахом. Он укрепился в Дели, откуда управлял большей частью Северной Индии. В течение пяти лет он реорганизовал правительство и заложил основы новой административной системы. Его честолюбивой мечтой было построить что-нибудь огромное, выше и крупнее всего в Дели, такой памятник, чтобы его имя «славилось по всей земле до скончания веков». Поэтому он сильно увеличил новую цитадель, которую Хумаюн начал строить в Дели, — Пурана Килу («Старая крепость»). В соответствии со своим названием крепость сейчас — гигантский комплекс развалин, над которым возвышаются двое огромных ворот и который окружает массивная стена. Хотя от столицы Шер Шаха больше почти ничего не сохранилось, сам масштаб этой крепости заставляет воздать должное его честолюбию. Однако самым выдающимся памятником этого времени стала построенная им для себя усыпальница в Сасараме (Бихар). Этот высокий пятиэтажный мавзолей живописно расположен в центре озера; мало какой другой памятник той эпохи вызывает столь сильные романтические чувства. Проживи Шер Шах дольше, едва ли Моголам удалось бы вернуться в Индию. Но на счастье Хумаюна, в 1545 году в битве у Калинджара, одной из мощных твердынь раджпутов в Центральной Индии, Шер Шах был убит. Вскоре после его смерти созданная им империя распалась на несколько частей.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ХУМАЮНА

Тем временем Хумаюн заручился поддержкой шаха Персии, согласившегося помочь ему вернуть свои владения. В 1545 году, в год смерти Шер Шаха, с помощью персидского войска Хумаюн отвоевал Кабул и Кандагар. Затем, после нескольких лет подготовки, он в 1554 году двинулся на Индию. Его армия, которую возглавлял полководец Байрам Хан, одержала ряд выдающихся побед, что позволило Хумаюну снова вернуть себе Агру и Дели. Власть Моголов, которая, казалось, уже пришла к бесславному концу, была восстановлена. Однако долго наслаждаться победой Хумаюну не довелось: через шесть месяцев он погиб, упав со ступеней своей библиотеки, восьмиугольного павильона Шер Мандал, который до сих пор находится внутри Пураны Килы. После беседы с астрологами на крыше павильона Хумаюн начал спускаться по ступеням и услышал призыв муэдзина к молитве. Преклоняя колени, он споткнулся и покатился вниз по лестнице. Как заметил один мало расположенный к султану хронист, «он расстался с жизнью так же, как шел по ней, — спотыкаясь».

В память о Хумаюне его вдова Хамида возвела прекрасную гробницу из белого мрамора и красного песчаника. Расположенная примерно в миле от того места, где погиб Хумаюн, она окружена прекрасными садами с прудами и фонтанами. Сама усыпальница, стоящая на платформе из красного песчаника, представляет собой восьмиугольное здание, увенчанное куполом. Ее окружает несколько меньших башен и куполов. Помимо своей красоты эта постройка представляет архитектурный интерес, поскольку здесь впервые могольские зодчие использовали свою врожденную любовь к садам и воде, чтобы подчеркнуть симметрию здания и гармонию его цветовой гаммы. Такой подход впоследствии приведет к созданию самого знаменитого памятника Моголов — Тадж-Махала.

В жизнях Хумаюна и его отца Бабура много общих черт. Когда Хумаюн умер, ему было почти сорок восемь лет, практически в том же возрасте скончался и Бабур. Для жизни обоих были характерны взлеты и падения, триумфы и несчастья, удачи и беды. Но при всем своем романтизме в жизни Бабур оставался совершенно практичным и трезвомыслящим человеком. Например, только однажды Бабур принял деловое решение под влиянием астрологов, но и то практически сразу от него отказался. Хумаюн же, напротив, мог часами пускать в воздух стрелы, на которых были написаны его имя и имя шаха Персии, чтобы потом потратить не меньше времени, разглядывая, как стрелы упали, и пытаться на этом основании решить, какому народу уготовано более великое будущее.

До своей смерти Хумаюн так и не успел установить прочную власть, и после него положение Моголов оставалось почти столь же ненадежным, как и тридцать лет назад, когда Бабур впервые завоевал Агру. Если бы не гений Акбара (1542-1605 гг.), все, что было сделано Бабуром и Хумаюном, могло обратиться в ничто.

Взойдя на трон в тринадцатилетнем возрасте, Акбар обязан жизнью отеческой заботе военачальника своего отца Байрам Хана. Искусный военный, умный политик и глубоко преданный сподвижник Хумаюна, Байрам Хан учил и направлял Акбара, помогая решать первые сложные задачи управления страной. Укреплению новой власти послужила победа на вошедшем потом в историю поле при Панипате в 1556 году. Там Байрам Хан и Акбар одержали победу над еще одним претендентом на трон, Хему, индийским военачальником, узурпировавшим власть над Дели и Агрой. В момент смерти Хумаюна Байрам Хан с Акбаром находились в далеком Пенджабе. Когда Хему захватил Дели, придворные советники рекомендовали Байрам Хану и его юному протеже вернуться в Кабул. Но те не дали себя запугать и решительно выступили навстречу Хему. Это был отважный шаг, задавший тон всему дальнейшему правлению Акбара. В течение четырех следующих лет Акбар позволял Байрам Хану руководить собой, что мало-помалу привело к укреплению власти Моголов в Северной Индии. Однако в 1560 году, когда ему исполнилось восемнадцать, становившийся все более властным Акбар сместил Байрам Хана и взял все рычаги власти в свои руки.

Правление Акбара — один из самых важных и решающих этапов в истории Индии. В это время империя Моголов владела более чем половиной территории Индии, и в значительной степени это произошло благодаря Акбару, которого вместе с Ашокой можно назвать величайшим царем в индийской истории. При этом Акбар был не только выдающейся личностью, но и одной из самых сложных и противоречивых натур. Хотя его никогда не учили читать или писать, он обладал удивительной памятью и острым умом. Понимая, как ограничивает его собственная неграмотность, он заставлял читать ему вслух книги по философии, теологии, истории, а также поэзию. Благородный и человечный по натуре, он был человеком действия, большой физической силы и личной отваги. Совершенный политик и воин, он обладал безграничной энергией и огромным честолюбием; часто он спал всего по три часа в сутки. По многочисленным жизнеописаниям, Акбар предстает энергичным, властным и в то же время чувствительным и благородным человеком. Возможно, откровеннее всего воспоминания его сына Джахангира, который на склоне лет с горечью писал: «Будучи неграмотным, отец отлично разбирался в делах благодаря постоянному общению с людьми образованными и мудрыми, причем из бесед с ним никто никогда не догадывался о его неграмотности. Он столь хорошо знал поэзию и прозу, что его невежество оставалось тайной. Он бодрствовал ночи напролет и лишь немного спал днем... Он считал, что эти бессонные ночи очень много ему дали. При этом его мужество и отвага были столь велики, что он мог вскочить на впавшего в ярость слона; так он привел к повиновению многих смертельно опасных животных».

ЗАВОЕВАНИЯ АКБАРА

Акбар сумел добиться того, что Моголы из династии чужеземных захватчиков превратились в неотъемлемую составляющую жизни страны. Первым поворотным событием в этом направлении стала война с раджпутами (1568-1569 гг.). Тогда, как и теперь, Раджастхан с его пустынными просторами и крепостями на вершинах скал был самым сердцем индуистской части страны. Действительно, если не считать южной оконечности субконтинента, Раджастхан был единственной частью Индии, населенной исключительно индусами. Хотя после столкновения с Бабуром их военные амбиции несколько уменьшились, раджпуты по-прежнему представляли постоянную угрозу для Могольской империи.

Главные силы раджпутов были сосредоточены в княжестве Мевар. Его правитель Удай Сингх (годы правления 1537-1572) с презрением отвергал любые попытки установить отношения с новыми правителями Дели. В 1568 году Акбар осадил столицу Мевара Читор — крепость, стоявшую на горном утесе посреди пустыни. После жестокой битвы крепость была захвачена, но людей в ней уже не было. Согласно своим правилам, раджпуты предпочли смерть позору. По страшному обычаю джаухар женщины и дети бросались в пламя огромного погребального костра, в то время как мужчины стояли насмерть на стенах. Как и полагалось, практически все они погибли в бою. Тех же, кто уцелел, около 30 тысяч человек, Акбар приказал казнить в назидание остальным раджпутам. Урок не прошел даром. Главные крепости раджпутов Рантхамбор и Калинджар на следующий год сдались без боя, и почти весь Раджастхан признал власть Моголов. Читор, свидетель отваги и героизма раджпутов на протяжении почти тысячи лет, остался необитаемым. Его развалины и сегодня выглядят устрашающе; это один из лучших сохранившихся образцов средневековых крепостей, построенных индусами, его стены вздымаются почти на 500 футов над окружающей равниной. Тишина, как застывшая память о кровавом прошлом, повисла над его стенами, разрушенными домами и руинами храмов.

Следующее завоевание Акбара, богатая провинция Гуджарат, обеспечило Моголам выход к Аравийскому морю. Эта победа была достигнута с поразительной быстротой. Услышав, что в столице провинции Ахмадабаде вспыхнул мятеж, Акбар бросился туда с трехтысячным отрядом конницы. Они покрыли 600 миль за девять дней, на одиннадцатый день победили не успевшую прийти в себя от удивления армию повстанцев и за месяц вернулись назад в столицу. Следующей целью Акбара была Бенгалия, богатейшая провинция на севере Индии, которую он завоевал в 1576 году. В течение следующих лет он постоянно увеличивал свои владения, покоряя одну область за другой: Кашмир в 1586 году, Ориссу в 1592 году, Синд и Белуджистан в 1590-1595 годах. К 1590 году Акбар был полным хозяином Северной Индии и начал обращать взор на юг, на мусульманские княжества Декана. Его наступление в этом направлении не привело к большим завоеваниям, хотя несколько успешных набегов он все же совершил.

Однако существовал враг, который продолжал сопротивляться Акбару. Это был Удай Сингх из Мевара, который дал торжественную клятву, что никогда не прибудет в Дели, пока там правят чужестранцы. Только после достижения Индией независимости в 1947 году наследник этой династии согласился посетить столицу. Вместо Читора Удай Сингх построил новую столицу, Удайпур. Окруженный кольцом коричневых гор, украшенный подернутыми легкой рябью искусственными озерами и сказочными дворцами, это один из самых прекрасных городов Индии. Сердце города — Джаг Нивас, «Озерный дворец» (1754 г.) — фантастическое мраморное здание, возвышающееся среди сверкающих на солнце бирюзовых вод. Он до сих пор принадлежит потомкам Удай Сингха, только теперь там находится один из самых романтичных отелей в мире.

Акбар чувствовал, что одними завоеваниями империю не удержать. Глядя на другие успешные мусульманские династии, из которых ни одна не продержалась более сорока лет, Акбар был достаточно мудр, чтобы понять, что никакая империя в Индии не может чувствовать себя уверенно без поддержки индийского народа. И что без собственной административной системы серьезно влиять на жизнь страны он не сможет. До тех пор вся система власти Моголов опиралась на поддержку своевольных, почти независимых феодальных правителей, которым центр от случая к случаю напоминал о себе. Кроме них ни у Бабура, ни у Хумаюна никаких механизмов проведения политики в жизнь не имелось. Шер Шах заложил основы гораздо более основательной системы, и именно его дело продолжил Акбар.

Первым шагом Акбара стало достижение ряда соглашений с раджпутами. Путем заключения с ними многочисленных брачных союзов и раздачи привилегий он добился того, что они стали верно служить империи. В качестве платы за лояльность и службу раджпутская знать не только сохранила власть над своими территориями, но и щедро одаривалась наградами и назначениями в имперской администрации; раджпуты становились правителями других провинций и занимали командные посты в армии. Поскольку в глазах народа раджпуты были лидерами и выразителями интересов индуистского населения, их лояльность привела к тому, что и простые люди стали постепенно признавать власть Моголов.

Наряду с достигнутым миром и сотрудничеством с радж-путами Акбар проводил активную политику веротерпимости и свободы отправления религиозных обрядов. В отличие от других мусульманских правителей, всегда подчеркивавших превосходство ислама, Акбар потратил много сил на то, чтобы заставить относиться к исламу и индуизму с одинаковым уважением. Он отдавал себе отчет в том, что пока индусы не будут чувствовать, что к их религии и обрядам относятся с должным уважением, ни о какой интеграции двух сообществ говорить не приходится. Поэтому он не только следил, чтобы индуистские храмы не разрушали, но и выступил инициатором строительства ряда новых. В конце его правления стали поговаривать, что храмы индусов охраняют даже лучше, чем мечети.

Кроме того, Акбар отменил два налога, которые индусское население считало самыми несправедливыми. Первый, довольно выгодный для казны, так называемый налог на паломничество, взимался с каждого из многих тысяч индусов, совершавших паломничество к бесчисленным индуистским святыням. Второй, еще сильнее ненавистный народу, — джизья, — подушный налог, которым облагались все немусульмане. Он был невелик по размеру, но воспринимался как символ рабской зависимости от иноземцев. Эти и другие меры, предпринятые Акбаром, постепенно привели к тому, что отношение народа стало меняться. Акбара начали принимать не как главу чужеродного меньшинства, а как законного правителя Индии. Подобно Ашоке, этот могольский император стал защитником своего народа и опекуном всех религий.

Акбар сильно преуспел и в возрождении принципа святости империи, созданного его предшественниками, буддийскими и индуистскими императорами. Вольнодумец, очарованный всеми религиями, он искренне пытался понять сущность веры. В поисках истины он мог проводить часы, беседуя с брахманами, джайнами, мусульманами, сикхами и христианами. Результатом этих исканий стала его религия дин-и-илахи — «божественная вера». Это была попытка создать новое мировоззрение для всей страны, которое позволило бы мусульманам и индусам молиться вместе. В центре ее была полубожественная фигура императора, чья власть, по существу, являлась священной. Повиновение становилось практически религиозной обязанностью, а попытки непослушания и сопротивления — кощунством. Хотя новая религия Акбара умерла вместе с ним, при жизни она сыграла свою роль в укреплении могольского трона, создав атмосферу божественности вокруг авторитета императора, что было совсем не свойственно правлению остальных царей и принцев Индии и способствовало сплочению индусов и мусульман, преданных Могольской империи.

Акбар создал крепкий фундамент империи, обеспечив работу хорошо организованной системы управления. Возможно, это было его самое большое достижение. Как и во времена Маурьев, цементирующим элементом системы стало центральное правительство, подконтрольное императору. Акбар создал постоянную службу, чиновники которой делились на 33 ранга. Эти чиновники назывались мансабдарами, «держателями отрядов», поскольку наряду с гражданскими задачами они должны были выполнять и военные. Ранг мансабдара определялся числом всадников под его началом, последних могло быть от десяти до пяти тысяч. В дни Акбара всем платили наличными деньгами, что, конечно, ложилось тяжелым бременем на имперскую казну.

Поэтому преемники Акбара заменили эти выплаты на данное мансабдарам право сбора налогов с принадлежавших им земель. В целом система давала возможность талантливым и честолюбивым людям проявить себя на государственной службе. Возможность мятежа предотвращалась путем постоянной ротации чиновников, менявшихся каждые три-четыре года. Если чиновник умирал, его состояние отходило государству, и следующему поколению приходилось начинать все сначала.

Империя Акбара делилась на восемнадцать провинций (суба), которые разделялись на округа (саркары) и районы (парганы). Каждая провинция управлялась наместником императора, субадаром, который командовал армией и нес ответственность за порядок и соблюдение законов. В каждой провинции был также казначей (диван), который занимался сбором налогов и выплатой жалования армии. Это было тщательно продуманное разделение власти, уменьшавшее вероятность мятежа. Какой-нибудь не в меру честолюбивый субадар мог возглавить войско, но средств для оплаты не имел, а у дивана, напротив, не было подчинявшихся ему сил. Как и при Маурьях, города управлялись специальными чиновниками, которым подчинялись городские советы.

Система земельных налогов, остававшаяся основным источником поступления средств в государственную казну, была полностью реорганизована с целью сделать ее более эффективной. Под руководством раджи Тодар Мала, индуса, блестящего министра финансов Акбара, все возделываемые земли Северной Индии были учтены и оценены. Оценка производилась на основе качества почвы и ее сельскохозяйственного потенциала. Рассчитывался средний урожай, исходя из которого вычислялся налог. Все это позволило сделать налогообложение гораздо более точным и эффективным, чем на протяжении предшествующих веков. Государственная машина, созданная Акбаром, сохранялась его преемниками и просуществовала до XVIII века. Акбар унаследовал страну, державшуюся только на преданности и силе личной власти, но в течение своей жизни создал такой эффективный государственный аппарат, который позволил связать государство воедино.

ФАТЕХПУР СИКРИ

Самым впечатляющим выражением гения Акбара стала его новая столица Фатехпур Сикри, одно из наиболее запоминающихся мест Индии. Расположенная в пустыне примерно в 26 милях к западу от Агры, она была построена в 1571— 1586 годах. Ее основание связано с пророчеством мусульманского святого, предсказавшего Акбару рождение сына и наследника, будущего императора Джахангира. Вдохновленный исполнением пророчества, Акбар построил новый город в том месте, где находилось уединенное убежище святого. Благодаря неукротимой энергии Акбара город был построен в кратчайшие сроки. Джахангир вспоминал, как новая столица возникла за каких-то пятнадцать лет, словно мираж в пустыне.

Столице Акбара была суждена недолгая жизнь, через 14 лет город опустел. Практически нетронутый временем, Фатехпур Сикри — прекрасно сохранившийся город-призрак с прекрасными дворцами, павильонами, усыпальницами, прудами и большой мечетью. Все постройки возведены из красного песчаника. Резьба местами столь обильна и тонка, что, кажется, могла быть выполнена только по дереву. Но нет, все в этом городе — двери, оконные рамы, решетки и даже половицы — из камня. Во всем заметно сочетание индийских и мусульманских элементов, отражение мечты Акбара добиться объединения двух главных культур страны. Над постройками доминируют огромные триумфальные ворота Буланд Дарваза, традиционный портал, самые совершенные ворота Индии и самые большие в мире. Ко входу ведет массивная каменная лестница, а сами ворота вздымаются на 176 футов; это грандиозный памятник, напоминающий о могуществе и славе империи Акбара.

Вероятно, самое красивое здание города — Диван-и-Кхас, зал публичных аудиенций, отдельно стоящее здание с низкими карнизами и арками; внутри находится помещение, в центре которого возвышается колонна с расходящимися от нее веером тридцатью двумя консолями и круглой площадкой наверху. На площадке стоял трон императора, и она соединялась с остальной частью зала (и по замыслу — с остальным миром) четырьмя элегантными мостиками, тянувшимися к галерее, что опоясывала стены примерно на уровне второго этажа. Символ божественной власти, Акбар сидел на троне высоко над головами придворных, а ожидавшие аудиенции благоговейно взирали на него снизу.

Живой ум Акбара был обращен не только к архитектуре, его интересовали также литература, поэзия и живопись. Это привело к тому, что персидская культура стала оказывать влияние на творчество и обычаи индийцев по всей стране. Персидский язык (фарси) был принят как официальный, на нем говорили при дворах правителей от севера до юга. Отголоски персидского влияния и сейчас заметны во многих частях Северной Индии. На основе фарси и хинди возник и новый язык — урду, впоследствии — один из важнейших языков субконтинента.

ЛИТЕРАТУРА И МУЗЫКА

Под покровительством Акбара персидская литература процветала. Известны поэмы Файзи (ум. в 1595 г.), придворного поэта Акбара, и его брата Абу-л-Фазла, который был еще и крупнейшим историком своего времени. Важнейшим творением Абу-л-Фазла, друга и доверенного лица императора, стала «Акбар-наме», «Жизнь Акбара». Содержащая множество подробностей, эта книга раскрывает нам личность Акбара и образ его мыслей.

Несмотря на поддержку персидского языка и урду, Акбар проявлял живой интерес к индусской культуре. Он поощрял изучение индуистских текстов и их перевод с санскрита на персидский. Раджа Бирбал, писавший на хинди, национальном языке сегодняшней Индии, поскольку санскрит давно вышел из употребления, был назначен Акбаром придворным поэтом. За время правления Акбара литература на хинди сделала большой шаг вперед. Возможно, Тулси Дас (1532-1623 гг.) — самый выдающийся поэт в литературе хинди. Слава Тулси Даса (которого потом так и называли — «слава своего века») пришла к нему благодаря поэме «Рамачаритманаса», варианту «Рамаяны» на хинди.

Пользуясь языком, на котором говорили большинство индусов, Тулси Дас пересказал древнюю историю Рамы, превратив его из мертвого героя давнего прошлого в живого спасителя:

Я рассказал тебе сказанье в меру силы и ума.

Хоть кое-что и скрыл сначала, не поведал я...

Когда в душе твоей увидел я великую любовь,

Тогда сказание о Раме рассказал, скажу я вновь[14].

Деревенские рассказчики Северной Индии до сих пор любят пересказывать «Рамачаритманасу», и даже сегодня многие образованные индийцы впервые узнают историю Рамы по стихам Тулси Даса.

Сильное взаимодействие мусульманской и индуистской культур чувствуется в музыке, развитие которой во времена Акбара достигло своего зенита. Акбар любил музыку, при его дворе было тридцать шесть музыкантов. Самым прославленным из них был инструменталист и вокалист Тансен. Большинство современных музыкантов-индусов считают, что их музыка уходит корнями в его творчество; о Тансене и сегодня помнят как об одной из ключевых фигур в развитии индийского искусства.

ЖИВОПИСЬ

После архитектуры самое заметное влияние Акбар оказал на создание так называемой могольской школы в живописи. Именно в ней был достигнут самый органичный сплав культур индуизма и ислама. Хотя мусульманские правила строго запрещали изображать живых существ, Акбар рассматривал живопись как один из путей приближения к Богу.

Возвращаясь из Персии, Хумаюн привез с собой двух художников — Мир Сейида Али и Абд ас-Самада Мешхеди. С их помощью Акбар организовал мастерскую, в которой работало десять художников со всей Индии, большинство из них — индусы. Ими руководили персидские мастера, но Акбар и сам следил за их работой; это стало началом новой эры в истории индийского искусства. С того времени стали распространяться иллюстрации к книгам и отдельные миниатюры, «замещавшие» стенные росписи, которые до этого были основной формой живописи. Так в результате слияния совершенной персидской техники с жизненной силой и красками Индии возникла знаменитая могольская школа живописи, ставшая одной из жемчужин индийской цивилизации.

Первым результатом деятельности мастерской стала серия иллюстраций к историческому роману «Хамза-наме». Она состоит из тысячи четырехсот рисунков на ткани; текст написан на обороте, с тем чтобы рисунки были видны зрителю, когда книгу читают вслух. В последние годы правления Акбара такие иллюстрированные манускрипты, отличавшиеся соединением тончайшей работы с яркими красками и живым реализмом, уже, что называется, встали на поток. Один из прекрасных образцов работ этого периода — рукопись «Акбар-наме», ныне экспонат лондонского Музея Виктории и Альберта. Многофигурные композиции, рисующие жизнь при дворе, в военном лагере, на охоте и на поле сражения, стали прекрасными иллюстрациями к «веку Акбара».

Мавзолей Акбара в Сикандре

В 1605 году Акбар умер. Тело его покоится в Сикандре, в нескольких милях от Агры, в изумительном мавзолее. В истинно могольском стиле совершенство пропорций здания подчеркивается окружающими его садовыми террасами, фонтанами, клумбами и акведуками, находящимися в полной гармонии друг с другом. Там же, в Сикандре, сын Акбара Джахангир построил по углам мавзолея минареты, которые в Индии не создавали уже четыре века, минувшие со времен постройки Кутб Минар в Дели.

Семнадцатое столетие стало для Могольской империи веком процветания. В это время индийское общество было более стабильным, преуспевающим и блестящим, чем когда-либо за предыдущее тысячелетие. Деятельность Акбара продолжили его преемники Джахангир (годы правления 1605-1627) и Шах Джахан (годы правления 1628-1657). Им выпало стать свидетелями достижения непревзойденных высот как в живописи, так и в архитектуре.

ДЖАХАНГИР

Принц Салим, старший сын и наследник Акбара, став императором, взял себе титул Джахангир, «властитель мира». Не столь великий, как отец, на свой лад он тоже был выдающимся человеком. Иногда жестокий и скорый на расправу, он оставался добродушным и веселым. Человек высокой культуры, глубоко чувствовавший красоту в искусстве и природе, он больше напоминал своего деда, нежели отца. Способного правителя, его, как и Хумаюна, с течением времени все больше засасывала тяга к удовольствиям. Он пристрастился к вину и опиуму и сам рассказывал, как постепенно перешел от вина к рисовой водке (араке), крепкому, двойной перегонки, напитку, а от араки — к опиуму. К тридцати годам он выпивал в день до двадцати чашек араки, сдобренной опиумом. Все это с подкупающей откровенностью он описал в своем дневнике «Тузук-и-Джахангири». Столь же живой и непосредственный, как и мемуары Бабура, дневник содержит ежедневные записи о жизни Джахангира, раскрывает его восприятие природы, науки и искусства.

Во время правления Джахангира было наконец подчинено княжество Удайпур, столь долго не признававшее власть Могольской империи. Этого удалось достичь в результате блестящей военной операции, которой руководил принц Хуррам, ставший впоследствии императором Шах Джаханом. Безжалостно разорив все земли вокруг города Удайпур, Хуррам в конце концов вынудил врага начать переговоры. Проявив политическую мудрость, он выставил сравнительно мягкие условия. Поэтому при заключении договора раджа Удайпура мог признать власть Могольской империи, сохранив при этом независимость. Благодаря нескольким походам на Декан во время правления Джахангира империя продолжала расширяться и в южном направлении. Хотя некоторые из походов не дали определенных результатов, постоянное военное давление принесло свои плоды, ив 1616 году княжество Ахмаднагар признало власть Моголов. Но самым ярким событием правления Джахангира стало усиление власти его жены, императрицы Нур Джахан.

НУР ДЖАХАН

Мехрунисса, или, как ее стали называть позднее, Нур Джахан («Свет мира»), была дочерью высокопоставленного чиновника-перса. Одна из первых красавиц своего времени, она встретилась с Джахангиром на дворцовом приеме и настолько его увлекла, что не прошло и двух месяцев, как Джахангир предложил ей выйти за него замуж. Женщина огромной энергии и разнообразных талантов, обладавшая утонченным вкусом в отношении поэзии и живописи, она в то же время была отважной охотницей. Рассказывали, что однажды она застрелила четырех тигров, потратив на это шесть пуль. Джахангир был очень ей предан; по мере того как его собственные силы угасали, Нур Джахан постепенно все решительнее брала в свои руки бразды управления страной. На специально выпущенных золотых монетах (мохура) она изображалась рядом с мужем, а императорские декреты (фирманы) все чаще подписывали они оба. Однако честолюбивые замыслы Нур Джахан вызвали многочисленные дворцовые интриги, несколько раз приводившие к восстаниям. Поэтому последние годы правления Джахангира запомнились в основном противостоянием Нур Джахан и ее пасынка, наследника императора принца Хуррама. В 1624— 1627 годах принц Хуррам поднял открытый мятеж против своего отца.

После смерти Джахангира в 1627 году новый император заставил Нур Джахан отойти от дел. Она утешилась тем, что занялась строительством одного из самых прекрасных памятников времен Великих Моголов. В память своего отца Итимад-уд-Даула Нур Джахан воздвигла изысканный мавзолей в Агре, на северном берегу реки Ямуны. Воздвигнутое примерно в трех милях ниже по течению от того места, где сейчас стоит Тадж-Махал, гробница Итимад-уд-Даула положила начало «золотому веку» могольской архитектуры. Красный песчаник Акбара уступил место белому мрамору, инкрустированному золотом и драгоценными камнями. При взгляде издалека вся постройка казалась чудесной игрушкой, оформленной с изумительным вкусом.

ИСКУССТВО

Как и его отец, Джахангир был прекрасным знатоком искусства, и именно при нем могольская школа живописи достигла своего расцвета. Чтобы полнее сохранить впечатления каждого дня в дневнике, Джахангир заставил всю художественную мастерскую путешествовать вместе с ним и напоминать обо всем, что довелось увидеть за день. Такой подход освободил художников от обязанности писать иллюстрации к текстам и фактически распахнул перед ними весь мир: они стали свободны в изображении повседневной жизни, в рисовании конкретных людей, зверей, птиц и цветов. Во времена Джахангира художники императорской студии превратились в элитарную группу мастеров высочайшего уровня, создававших авторские работы, которые собирались в роскошно оформленные тома. Изящные портреты современников и точные, реалистичные рисунки животных и растений, которые мы можем увидеть и сегодня, — все это явилось результатом смены направления деятельности художников.

Параллельно с развитием могольской школы живописи расцветало искусство при дворах мусульманских правителей Декана. Большие любители удовольствий и ценители прекрасного, султаны Ахмаднагара, Биджапура и Голкон-ды способствовали созданию придворной культуры, во многом отличной от могольских традиций севера страны. Там сложился особый стиль живописи, пышный, насыщенный тончайшими деталями, яркими красками и золотом. Самым известным покровителем искусства был султан Биджапура, Ибрагим Адил-шах (годы правления 1580-1627), сам выдающийся художник, музыкант и поэт. По его заказу были созданы многие прекрасные работы. Он умер в том же году, что и Джахангир, а его наследником стал Мухаммед Адил-шах (годы правления 1627-1656). При нем был построен самый выдающийся памятник Биджапура, Гол Гумбаз («Круглый купол») — величественный мавзолей, увенчанный куполом с четырьмя семиэтажными башнями по углам. Пространство внутри — самое большое в мире пространство, покрытое одним куполом, а сам купол высотой в 178 футов — второй по величине после купола собора Св. Петра в Риме.

Восхождение на престол Шах Джахана отмечает вершину власти и славы Моголов. Гораздо более выдающаяся личность, чем его отец, Шах Джахан сочетал огромные военные, политические и административные таланты с утонченным чувством прекрасного. Плодами его любви к красоте стали одни из прекраснейших зданий в Индии. Он твердой рукой правил Индией почти тридцать лет, и практически все это время Могольская империя прожила в мире и спокойствии. Если не считать завоевания крупной афганской крепости Кандагар Персией, других захватнических походов на страну в это время не было, а на юге удалось достичь значительных военных успехов. Джахан проводил гораздо более жесткую и агрессивную политику, чем его дед и отец; при его правлении Ахмаднагар окончательно вошел в состав Могольской империи. Мусульманские княжества Биджапур и Голконда остались последними препятствиями на пути к установлению полного контроля Моголов над субконтинентом. Оба княжества были обложены данью, а когда наступление на юге продолжил третий сын императора, Аурангзеб, их падение стало только вопросом времени.

ТАДЖ-МАХАЛ

Жестокость политика сочеталась в Шах Джахане со способностью к сильной привязанности. Его величайшее творение, Тадж-Махал, самый известный памятник Индии, — дань его неумирающей любви к своей жене Мумтаз Махал. Считается, что как и Нур Джахан, Мумтаз Махал (1594-1630 гг.) была женщиной неотразимой красоты и большого ума. Выйдя замуж за Шах Джахана в восемнадцать лет, она оказывала на мужа, глубоко ей преданного, сильное влияние. Шах Джахан обсуждал с ней все государственные дела, она сопровождала его даже в военных походах. Ее смерть в 1630 году оказалась для Шах Джахана тяжелейшей утратой. «В моей стране нет больше сладости, у меня нет больше вкуса к жизни», — писал он. Джахан был совершенно безутешен и скорбел о жене почти два года.

В 1632 году, чтобы облегчить горе, император начал строительство в Агре мавзолея для своей жены. Эта работа заняла почти двадцать два года и потребовала усилий 20 тысяч рабочих и ремесленников. Описываемый как «мечта, воплощенная в мраморе», Тадж-Махал стал величайшим шедевром могольской Индии, вершиной могольского стиля, сочетавшего гармонию форм с тщательностью украшения и отделки. Построенный посреди традиционного персидского сада, выходящего к реке Джамна, мавзолей в целом создает картину непревзойденной гармонии и при своих внушительный размерах оставляет впечатление изысканной легкости. Как и в мавзолее Итимад-уд-Даула, мрамор Тадж-Махала украшен искусной резьбой и инкрустациями. Многие считают Тадж-Махал самым прекрасным зданием в мире. Один проникнутый восхищением путешественник воскликнул: «С этого момента я делю всех обитателей Земли на два класса — тех, кто видел Тадж-Махал, и тех, кто его не видел» (Эдвард Лир, 1874 г.).

Лучший вид на Тадж-Махал открывается из арки входного портала. Оттуда здание из белоснежного мрамора, уходящее в небо почти на 100 футов, окруженное роскошным садом и отражающееся в подернутых рябью водоемах, смотрится совершенно изумительно. Элинор Рузвельт, посетившая Тадж-Махал, писала: «Это красота, которая проникает в душу. С минаретами по углам, куполом и конусообразным шпилем, он создает ощущение такой легкости, что словно плывет в воздухе; глядя на него, я поняла, что раньше просто не знала, что такое совершенство пропорций» («Индия и пробуждающийся Восток», 1954 г.).

Однако Тадж-Махал, как бы ни прекрасен он сам по себе, был не единственным достижением Шах Джахана. В Агре он построил Моти Масджид, «Жемчужную мечеть» (1648— 1655 гг.), увенчанную тремя куполами совершенной формы, а также добавил несколько новых зданий на территории Красного форта в Агре, построенного его дедом. Все эти изящные строения — шаг вперед по сравнению с массивными зданиями из красного песчаника, возводившимися предшественниками Джахана.

Тадж-Махал

ДЕЛИ ПРИ МОГОЛАХ

В конце своей жизни Шах Джахан устал от Агры и в 1638 году перенес столицу в Дели. Там он заложил новый город, Шахджаханабад, «город правителя мира». Этот обнесенный стеной город ныне — часть Старого Дели. Джахан начал строительство нового впечатляющего дворца-крепости, Красного форта, названного, как и в Агре, по цвету массивных стен из красного песчаника. Местами достигая 100 футов высоты, толстые оборонительные стены с круглыми бастионами окружают самый прекрасный комплекс дворцовых построек могольского времени. Внутри Красного форта, среди чудесных садов, стоят дворцы и павильоны изумительной красоты, возведенные из мрамора, отполированного до сияющего блеска и украшенного инкрустациями из золота и драгоценных камней, с многоцветными мозаиками. Сердцем форта был тронный зал, под потолком которого выложили золотом надпись: «Если есть рай на земле, то это здесь, это здесь, это здесь!».

Неподалеку от дворца Шах Джахан выстроил одну из крупнейших мечетей Индии — Джама Масджид («Пятничная мечеть»). Она стоит на высоком основании, а ее силуэт — луковицы трех куполов и два стройных минарета — четко вырисовывается на фоне делийского неба. Три широких лестницы ведут к воротам мечети, выходящим на север, восток и запад; восточные ворота открывались только для императора. Рассчитанная на то, чтобы вмещать до 10 тысяч верующих, это одна из крупнейших мечетей мира. Мечеть стала своего рода духовным дополнением к Красному форту, вместе они составляли грандиозный центр столицы империи.

«Я стоял на высокой платформе Большой мечети, одной из самых выдающихся построек Индии и всего мира. Чувство огромной благодарности переполняло меня. В яркоголубом небе вокруг жемчужно-серых куполов и красного фасада из песчаника парили воздушные змеи», — писал о Джама Масджид Э. М. Форстер («Холм Деви», 1953 г.).

Красный форт, ставший центром Могольской империи почти на двести будущих лет, был центром мира Шах Джахана. Там он вел роскошную и заполненную делами жизнь, обремененную многочисленными пышными церемониями. Вскоре после восхода он представал перед народом, выходил на специальный дворцовый балкон — джарокха. Эта церемония называлась даршан (символ возвышенного) и длилась 45 минут. После этого людей с площади под балконом уводили и устраивали бой слонов, наблюдать за которым император очень любил. Затем Шах Джахан с придворными направлялся в диван-и-ам (зал публичных аудиенций), где проводил два часа, отдавая приказы, назначая встречи и получая прошения. Этот зал открыт с трех сторон, его размеры 50 на 30 футов, в нем 32 колонны, отделанные мраморным порошком, а потолок отделан серебром с золотыми вставками; в конце зала возвышался постамент, на котором находился легендарный Павлиний трон. Сделанный из золота и украшенный самоцветами, он получил свое название из-за находившихся за спинкой фигур павлинов с распущенными хвостами, инкрустированных сапфирами, рубинами и другими драгоценными камнями, символизировавших многоцветие жизни. Между павлинами помещалась скульптура попугая, вырезанная, по преданию, из цельного изумруда; трон венчал балдахин из золота с рубинами. Слева и справа от трона размещались сыновья Шах Джахана, в зале — придворные, высшая знать и государственные чиновники, стоявшие в полном молчании в соответствии с этикетом и табелем о рангах, спиной к открытым сторонам зала. Вдоль одной из стен находился строй знаменосцев императора с золотыми штандартами в руках. Все те, чей ранг не позволял находиться внутри диван-и-ама (мелкие чиновники и охрана), стояли снаружи, во дворе под навесом из расшитого золотом бархата.

Изящно украшенный кувшин эпохи Моголов

Из диван-и-ама Шах Джахан направлялся в диван-и-хас, «зал частных аудиенций», стены которого слепили глаза блеском изумрудов. Там на протяжении следующих двух часов, сидя под пологом, расшитым серебром, он обсуждал государственные дела с главными министрами и изучал полученные документы. Оттуда император отправлялся в Шах Бурдж, «Царскую башню». В нее были вхожи только принцы крови и самые доверенные сановники, поскольку именно там решались главные вопросы. В полдень император возвращался в гарем, где вкушал пищу и отдыхал. После этого он выслушивал просьбы вдов, сирот и других женщин, приведенных обитательницами гарема. Около трех часов пополудни, если было нужно, он проводил вторую, более короткую аудиенцию в диван-и-аме.

Вечером в ярко освещенном свечами зале диван-и-хас проходила менее формальная встреча, где дела совмещались с удовольствиями. Там выступали музыканты, певцы и танцоры и вершились государственные дела. Сэр Томас Роу, английский посол при дворе Моголов, писал, что это лучшее время для того, чтобы изложить императору, пока тот в настроении выслушивать разные мнения, свою точку зрения на тот или иной вопрос. После вечерней молитвы император снова удалялся в Шах Бурдж. Примерно в половине девятого вечера он возвращался на ночь в гарем. Там ему пели и читали вслух его любимые книги, в основном — о путешествиях, а также жизнеописания святых и царей древности.

БОРЬБА ЗА ПРЕСТОЛ

В 1657 году Шах Джахан серьезно заболел, пошли даже слухи, что он умер. В это печальное время между четырьмя его сыновьями разгорелась жестокая борьба за престол. Старший сын Дара Шукох (1615-1658 гг.) был фаворитом отца и официальным наследником. Артистичный интеллектуал, он был известен своим свободомыслием и веротерпимостью. По мнению многих современников он должен был стать продолжателем либеральной политики Акбара. Однако Дара Шукоху пришлось соперничать со своим младшим братом Аурангзебом, опытным военачальником, командовавшим могольской армией в Декане. Хладнокровный и расчетливый, Аурангзеб вполне проявил себя в войнах на юге. Предприняв ряд интриг, он победил самоуверенного и самодовольного Дара Шукоха, после чего перенес внимание на других конкурентов — своих братьев Шах Шуджа, правителя Бенгалии, и младшего Мурада. Презрев кровные связи, Аурангзеб казнил Дара Шукоха и Мурада, а Шах Шуджа вынудил покинуть Индию. Даже пожилой отец не избежал его подозрений. Шах Джахан в конце концов оправился от болезни, но только для того, чтобы оказаться заключенным в собственном дворце в Агре. Оставшиеся восемь лет жизни он размышлял над превратностями судьбы в Красном форте и каждый вечер с тоской глядел через бойницу на реку Джамна и мавзолей Тадж-Махал.

Придя к власти, Аурангзеб проявил себя коварным и безжалостным правителем, и его имя до сих пор остается символом двуличия. Однако по меркам того времени его действия были не более жестокими, чем деяния предшественников: Шах Джахан, например, чтобы обезопасить трон, казнил всех ближайших родственников-мужчин. Аурангзеб, который был опытным военачальником и политиком, управлял Индией больше сорока восьми лет (1658 -1707 гг.) — почти столько же, сколько его великий предшественник Акбар. Как и Акбару, ему удалось существенно расширить доставшуюся империю, и к моменту его смерти владения Моголов простирались до южной оконечности субконтинента.

Суровый и неумолимый, Аурангзеб властвовал над Индией вплоть до окончания семнадцатого века, жестко держа бразды правления страной до самой смерти в возрасте восьмидесяти восьми лет. У него не было такой харизмы, как у Шах Джахана или Акбара, но он был твердым и способным правителем. Окружающим он внушал благоговейный трепет и даже ужас: рассказывают, что его старший сын дрожал от страха каждый раз, когда получал от него письмо. Что отличало Аурангзеба от предшественников, так это отношение к религии, которое и в сегодняшней Индии делает его имя весьма непопулярным.

Строгий ортодокс, Аурангзеб считал себя идеальным мусульманским правителем, главный долг которого — утверждение превосходства ислама. С самого начала он проводил выраженную антииндуистскую политику. В 1664 году он запретил восстанавливать разрушенные индуистские храмы, а с 1669 года запретил строительство новых. Позже эта политика еще более ужесточилась. В 1679 году, несмотря на резкие протесты, он снова ввел ненавистную джизью — подушный налог, которым облагались все немусульмане. Были введены новые таможенные пошлины, причем для индусов они были в два раза выше, чем для мусульман. Это сопровождалось все более частыми случаями разрушения индуистских храмов и по возможности заменой их мечетями. Так, в Бенаресе Аурангзеб приказал снести индуистский храм и на его месте выстроить мечеть, чьи минареты и сегодня возвышаются над священным для индусов городом, подобно тому как в силуэте Дели выделяется Кутб Минар. Неудивительно, что эти меры вызывали негодование большинства индусов и вели к подрыву авторитета власти Моголов. Акбар создал империю, пронизанную духом справедливости и интеграции, и много сделал для того, чтобы привить эти принципы всем государственным чиновникам. Прямо противоположная политика Аурангзеба вела к тому, что многие сообщества, составлявшие империю, все сильнее отдалялись от власти и все острее ощущали, что император не защищает их интересы. Результатом этого стал ряд восстаний против власти Моголов.

В 1669 и 1689 годах Аурангзеб столкнулся с восстаниями джатов — касты индусов-земледельцев, населявших районы к западу от Дели. Оба восстания были потоплены в крови, но джаты продолжали вести военные действия даже после того, как все их предводители погибли. В Пенджабе возникли серьезные проблемы с сикхами. Постоянные враждебные действия мусульман привели к тому, что эта некогда миролюбивая религиозная община начала все больше считать себя независимым народом. Показательная казнь лидеров сикхов за отказ принять ислам только подогрела ситуацию. Угроза уничтожения заставила сикхов сплотиться в военную организацию, которая к концу семнадцатого века стала самым непримиримым врагом Моголов. Даже раджпуты, один из столпов Могольской империи, стали отдаляться, а в 1679 году разразилась новая раджпутская война, вызванная попыткой императора захватить княжество Марвар. Гигантская военная мощь Моголов подавила открытое сопротивление раджпутов, но они не сдавались, и до конца правления Аурангзеба Раджастхан оставался враждебной силой.

ЗАВОЕВАНИЕ ЮЖНОЙ ИНДИИ

В 1681 году, почти на все оставшиеся двадцать шесть лет жизни, Аурангзеб фактически перенес столицу в Декан. Его ставка представляла собой передвижной палаточный город около тридцати миль в окружности, в котором обитало более полумиллиона солдат и слуг. Так Аурангзебу удалось добиться того, чего не мог сделать ни один из могольских императоров, — завоевать Южную Индию. В 1664, 1676 и 1682 годах было сделано несколько попыток завоевать княжество Биджапур, но все они не привели к успеху. Тогда Аурангзеб понял, что должен отправиться туда сам, и в 1685 году его армия осадила этот огромный город-крепость.

Расположенный на равнине, Биджапур не имел природной защиты, как многие другие крепости Индии, выстроенные на скалах. Вся надежда была на гигантские крепостные стены длиной почти шесть миль, усиленные ста бастионами с артиллерией (некоторые из тех пушек до сих пор находятся на своих местах). Однако пользы они не принесли, и после 18-месячной осады город сдался. Большинство защитников умерли от голода, к моменту сдачи их оставалось всего две тысячи человек. Столица одной из самых либеральных и просвещенных культур Декана, Биджапур был полон мечетей, мавзолеев и общественных зданий. Хотя некоторые из них сохранились и поддерживаются в хорошем состоянии, в целом Биджапур сегодня — скопище непримечательных домишек, лепящихся вокруг мечетей и могил султанов.

Не прошло и шести недель после падения Биджапура, как Аурангзеб двинулся на Голконду, последнее независимое княжество Декана. Войска Моголов окружили Хайдарабад, город, известный своим богатством и роскошью. Но не менее известен он был признаками упадка; так, там было 20 тысяч зарегистрированных проституток. Раджа Абу-л-Хасан (годы правления 1672-1687) укрылся в своей огромной крепости в Голконде. Если смотреть с деканской равнины, Голконда представляет величественное зрелище. Это сверкающее на солнце скопление минаретов, террас, зданий, арок и куполов, поднимающихся ярусами до самой вершины горы, на которой построен город. До тех пор крепость, окруженная тройным кольцом стен, считалась совершенно неприступной и была одной из самых укрепленных твердынь Южной Индии. В течение почти девяти месяцев она стойко сопротивлялась обстрелам, взрывам мин и атакам пехоты. Все военные действия не приводили к успеху, свою роковую роль сыграл подкуп, и в 1687 году Голконда пала. Ее захват означал практически полную власть Моголов над Южной Индией и всем субконтинентом. Ни одна династия со времен Ашоки не подчиняла себе столь обширную территорию.

Триумф Аурангзеба в 1687 году казался вершиной могущества Моголов. Но это было обманчивое впечатление; вдалеке от покоренного Декана появилась новая угроза — маратхи, и все последующие годы своей жизни Аурангзебу пришлось воевать с этим народом. Отважные и упорные, они населяли жаркие и бесплодные отроги Западных Гатов. Еще в начале правления Аурангзеба они начали оказывать ожесточенное сопротивление Моголам под предводительством своего великого вождя Шиваджи (1627— 1680 гг.). Ценой немалых усилий Шиваджи создал княжество в Западных Га-тах, там, где сейчас находится штат Махараштра. Построив крепости на всех ключевых вершинах, Шиваджи и его последователи совершали стремительные набеги и нападали на караваны, проходившие через Махараштру. Многие из этих крепостей существуют и сегодня; угнездившись на вершинах неприступных горных утесов, они до сих пор вызывают сомнение в том, что их можно взять приступом.

Бесстрашный и удачливый Шиваджи разбил армии, посылавшиеся против него как правителями Биджапура (1659 г.), так и Моголами (1660-1664 гг.). В 1664 году он захватил и разграбил крупный порт Сурат, принадлежавший Моголам. Он становился столь серьезной угрозой, что отмахнуться от него было невозможно, и Моголы выслали против него огромную армию. Шиваджи был вынужден пойти на переговоры и согласился приехать в Агру, чтобы выказать свое уважение могольскому трону. Там взаимная подозрительность Шиваджи и Аурангзеба переросла в открытую вражду, и случился захватывающий эпизод, когда Шиваджи пришлось спасаться из-под стражи и бежать из Агры, спрятавшись в корзине со сладостями. Обратный путь в Декан он совершил, переодевшись индусским жрецом и вымазав лицо пеплом. Вернувшись, он возобновил войну с Моголами; кроме того, к моменту своей смерти в 1680 году ему удалось сплотить маратхов в единый народ. Сейчас Шиваджи почитается как национальный герой, вождь индусов, выросший из непримечательного юноши в человека, способного сотрясти устои могущественной Могольской империи. Его наследником стал сын Самбхаджи, слабый правитель, не унаследовавший талантов отца. Он не смог оказать серьезного сопротивления безжалостному Аурангзебу и в 1689 году был захвачен в плен. За две недели пыток он излил потоки брани на Аурангзеба и в конце концов был разрезан на куски. Каждый отрезаемый кусок его тела кидали голодным собакам.

Тем не менее маратхи не сложили оружия, продолжая бесконечную партизанскую войну с Моголами. Как медведь, облепленный роем пчел, старый Аурангзеб был вынужден все последние годы отбиваться от маратхов. Огромная могольская армия была рассеяна по землям Декана, осаждая одну крепость за другой. Моголы захватывали новую крепость, а маратхи в это время возвращались в предыдущую. Это было бесконечное и бесполезное занятие, истощавшее ресурсы империи и деморализующее солдат. Долгое пребывание Аурангзеба в Декане привело и к угрозе владычеству Моголов на севере страны: пока армия осаждала крепости маратхов, правительственные чиновники собирали все меньше налогов с подведомственных территорий. Продолжалось восстание раджпутов, да и в других частях страны местные правители стали все чаще заявлять о себе. За всем этим внимательно наблюдали аристократы, постепенно укреплявшие собственные позиции.

При всех своих способностях Аурангзеб не был достаточно гибок, чтобы понять, что благополучие и стабильность огромной империи зависят от объединения усилий людей разных каст, наций и вероисповеданий. Превознесение ислама и подавление любых признаков свободомыслия привели к тому, что все успехи и завоевания становились бесполезными. Хотя до последних дней своей жизни Аурангзеб сохранял контроль над страной, его власть все больше расшатывалась. Есть свидетельства, что в конце жизни он начал понимать, что, несмотря на все достижения, в целом потерпел поражение. Перед смертью он записал: «От всех моих дней, кроме тех, что были проведены в аскезе, осталось горькое чувство сожаления. Жизнь так ценна, а была потрачена впустую».