Infernum. Последняя заря

Глава 15. Сопротивление (Ранее 19. В каждой шутке и 2 °Cкажи мне правду)

Ида мерила шагами комнату, прокручивая в голове тысячи вариантов того, что скажет отцу, разыгрывала тысячи схем, ведя мысленный диалог. Она понимала всю бессмысленность этого мучения, потому что в момент самого разговора ни одно предложение, ни один аргумент не всплывет в памяти, будто их смыло той волной сомнения, что сейчас бушевала за дамбой — с появлением отца дамбу прорвет. И не останется слов, не останется смелости, не останется голоса. Ида хотела подготовить речь письменно, чтобы не забыть, не отклониться, не запутаться, но посчитала, что в их ситуации управление нужно полностью отдать сердцу. Она любит отца, именно поэтому злится. Она злится, потому что он не доверял ей, он скрыл от нее правду и решил за нее, лишив ее права выбора. Он решил, что для нее лучше. Да, хотел как лучше. Но это ее право. Делать выбор и принимать решение — ее право, не привилегия.

И как и ожидалось, все мысли смыло волной, когда она увидела побледневшего отца, влетевшего в дом. Запыхавшийся, будто пробежал вокруг деревни не меньше пяти раз, взлохмаченный, с испачканными штанами на коленях — он что, падал? — он схватился за косяк и наклонился перевести дух.

— Нам надо уехать, — не поднимая головы, произнес он надломленным голосом. — В деревне больше небезопасно.

Из Иды будто выкачали весь воздух, ей показалось, что уши заложило, в голове начал проноситься гул, который не позволял услышать, что продолжал говорить отец. Она видела шевелящиеся губы, но звуки исчезли. Комната начала сжиматься и еще мгновение — все поплывет перед глазами.

— Ида? Ты… присядь, … хорошо! Я … посмотри … меня, — до нее долетали обрывки произнесенных им слов. Война? Имперские отряды?

— Что это все значит? — еле слышно промолвила она, постепенно обретая контроль над телом и мыслями.

— Не знаю, но нужно уехать из деревни. Через неделю здесь будут имперские. Нам опасно здесь оставаться, мы не знаем, кто будет среди них и что еще им донесли. — Старый Пот отдышался и сделал шаг вперед.

— Я не поеду. — Ида рефлекторно отступила. — Мы больше не будем убегать. Я не хочу прожить жизнь в страхе.

— Ты не понимаешь!

— Отец, я не маленькая! Знаешь, в чем проблема? В том, что ты принимаешь решения за меня. Во всем. Но хватит.

— Ида! Ты не осознаешь…

— Я осознаю, отец! Они не узнают, потому что не увидят и не услышат обо мне. Они будут заняты другими вопросами.

— А если они вспомнили о деревне, потому что знают и это только предлог, чтобы убедиться? Чувствовал, что эта ярмарка не просто так, вынюхивали, они узнали. И в письме, — он присел, не в силах устоять на ногах от этой догадки, — это письмо могло быть не от них.

— Тогда куда бы мы не сбежали, они найдут нас. — Увидев ужас в глазах отца и трясущиеся руки, Ида пересилила себя, подошла и присела перед ним. Уже мягче сказала: — Я хотела поговорить обо всем, хотела, чтобы ты рассказал все, но, видимо, сейчас это неважно. Обещай, что расскажешь, когда все закончится? Отец, — она заметила, как он вздрогнул от этого слова и посмотрел на нее глазами, полными невыплаканных слез. — Обещай.

— Обещаю, Ида. Я обещаю. Прости меня, я…

— Не извиняйся. Меня многое расстраивает, но я не таю обиды.

Снаружи раздались шумные шаги и через минуту в дверь постучали.

— Пот, дома? — не дождавшись ответа, в дом вошел Йофас. Замер в дверях, растерявшись, будто понял, в какой неподходящий момент явился, но быстро подобрался и взял себя в руки: — Разговор есть.

— Проходи, Йофас! Присаживайся, угостить чаем или настойки плеснуть? — вскочил Старый Пот так, будто мгновение назад не был на волосок от сердечного удара. Ида заметила, как отец заслонил ее собой.

— Настойки! Разговор будет серьезным и долгим. Наедине. — На этом слове он заглянул за плечо Старого Пота и многозначительно посмотрел на Иду, всем видом давая понять, что ей здесь не место. Она хотела ответить, но сдержалась.

— Я пойду к себе. Позовите, если потребуется что-то.

Подходя к двери в комнату, Ида услышала:

— Они узнали, Пот. Это все неспроста, я уверен. Они знают. Эта старуха, — он вдруг замолк. — Закрой дверь плотнее, девочка. — Ида вздрогнула, когда поняла, что Йофас разгадал ее замысел подслушать. Пришлось подчиниться.

Надо быть сумасшедшей, чтобы в такую погоду выйти из дома. Уже несколько дней не прекращались дожди, хотя это и дождем назвать сложно, сплошные непрекращающиеся ливни. Создавалось впечатление, что небеса прорвало и уже ничто не способно остановить этот поток воды. Ида отгоняла от себя мрачные мысли о недавно прочитанной истории города Ис, убеждая, что все это легенды былых эпох. Дожди были частым явлением в их деревне, хотя сезоном немного ошиблись. Обычно непогода обрушивалась на Азрет весной, поэтому сейчас никто из деревенских не был готов к такому ненастью. Сено не успели накрыть, крыши домов остались неутепленными и у многих протекали. На берегах не подняли пороги, обычно это делалось к весне, чтобы уберечь деревню от наводнения, если вдруг река поднимется. Поэтому сейчас хоть и сооружали нечто подобное наспех, но усилия тратились напрасно, дождь смывал все. По улицам невозможно было пройти. В низине уже стояла вода по щиколотку, скот не выводили из хлева уже несколько дней. Многие жители уже всерьез начинали задумываться о неслучайности свалившихся на их головы несчастий. Кое-кто даже строил какие-то немыслимые теории, связанные с Луйсом, дескать, с его появлением все началось. Кто-то шептался о прошлом — Ида не понимала, что они имеют в виду, если никто не знал о ней. Но стала замечать еще после Совета, что многие косятся в сторону кузнеца. Ей казалось это подозрительным, но мысли свои она держала при себе. Не ей судить о тайнах. К тому же она была уверена, что знай Ишас что-то, обязательно бы с ней поделился. А вот подозрения насчет Луйса ей тоже не давали покоя. Он с первого дня казался Ишасу подозрительным, может, зря она ему не поверила. Хотя в последнее время они втроем чаще общались, Ишас с Луйсом нашли общий язык и пришли к некому подобию перемирия, послание императора заставило их сплотиться ради одной цели, хотя в чем была выгода Луйса, он же мог просто уехать… Но он наоборот постепенно развеял образ угрюмого и нелюдимого, хотя что-то в нем продолжало отталкивать Иду. Его странные взгляды, когда он думал, что она не замечает, особая приветливость, которую не проявлял по отношению к другим… Мысли о том, что ее привлекало, Ида отбрасывала сразу, сумасшествие так думать. Но было что-то в нем запретно манящее, не понять только что. И какое-то чувство, будто она знает что-то, но не может вспомнить. Что-то упорно убегало из ее памяти. Поэтому она решила сосредоточиться на более насущной проблеме — добраться до кузницы, не утонув по пути. Она каждый день готовила что-то для Ишаса и Луйса, так как парни без продыху ковали оружие для имперских солдат и вечно забывали поесть, они даже практически не спали. Йофас уехал в ближайший город, так как столица не прислала, как было обещано, необходимого количества материалов. Но все были уверены, что это не помешает им в срок потребовать указанное в письме количество оружия. Поэтому Ида и решила не слушать их возмущений и каждый день приходила в кузницу. Набрав корзину, уложив все необходимое, она накинула на себя клеенчатую куртку, влезла в отцовские резиновые сапоги — ну хороша, красавица на выданье, — хихикнула себе под нос и выбежала под стену ливня и сносящего все на своем пути ветра. Где-то вдалеке грохотал гром и небо разрывали полосы молний.

Бежала быстро, поэтому в кузницу она влетела не только промокшая до нитки и взлохмаченная, но и задыхаясь, согнулась пополам, пытаясь выровнять дыхание.

— Я… — глубокий вдох, — не хочу вас пугать, — еще один вдох, — но… но там настоящий кошмар, нас… нас смоет в море. Самое время перечитать про «Затонувший город».

Ишас и Луйс, застыв в том же положении, в котором были, когда она влетела в кузницу, продолжали смотреть на нее с выпученными глазами. Ее это смутило, может, она ужасно выглядит? Надо было отдышаться в прихожей. Она уже начала краснеть, когда тишину нарушил Луйс:

— Ты нас напугала! — увидев ее недоумение и округленные в удивлении глаза, он пояснил, — ты ворвалась в самый подходящий момент нашей беседы, — Луйс посмотрел на нее исподлобья и ухмыльнулся, — Ишас как раз рассказывал занимательную и ужасную историю о моей тайне. И тут сверкнула молния, а на пороге появилась ты.

— О, значит, я ваш ангел мщения! — не успела она договорить, как парни, застыв, переглянулись и резко засмеялись, аж согнувшись пополам и хватаясь за животы. Странно было видеть их смеющимися вместе. Видимо, общая угроза и совместная беспробудная работа и правда сплотила их.

— Надо сказать Руну!

— Если бы они были такими же милыми, — лукаво улыбнулся Луйс, подмигнул и вернулся к делу. Ида заметила, как Ишас сверкнул на него глазами и сжал губы. Ему явно не понравилась эта нескрытая и неоднозначная любезность.

— Тебе не стоило выходить из дома в такую погоду, ты вся промокла! Заболеешь же!

— Да, папочка! — наигранно ответила Ида и прошла вперед. — Но вот такая я непослушная принесла вам поесть, давайте откладывайте свои штуки и идите за стол. — Ида подошла к столу и фыркнула, увидев, что там все завалено шаблонами и заготовками. Недолго думая, она отодвинула все на другой край. — У вас скоро все тут будет в пыли. Можно вас выгнать куда-нибудь на час, чтобы я убрала?

— Нет!

— Нет! — хором гаркнули Ишас с Луйсом.

— Ни в коем случае! У нас тут творческий беспорядок, хаос лучше идеального выверенного порядка, от которого тошнит, — продолжил Луйс. — Хаос первоначален, он всегда побеждает порядок.

— Ну и сидите в пыли, кхе-кхе, — демонстративно закашляла Ида, выгружая на стол посуду с подготовленной едой. — Перерыв!

Когда все сели за стол, воцарилась тишина. Ощущалось какое-то неловкое молчание. Ида решила нарушить его, снова заговорив о погоде.

— Как вы думаете, долго еще дожди будут идти? Еще пару дней и действительно все затопит.

— Да, как бы река не поднялась, надежда, что в горах льет не так нещадно и никакой поток не смоет нас в бездну.

— Утром хлынет ливень, а ночью, хлебный дождь ты узришь воочью. Войди на корабль, засмоли его двери…

— Ого, не знал, что ты еще и поэт, — усмехнулся Ишас, глянув на Луйса. Иде показалось, Ишас не почувствовал и не заметил, как в кузнице воздух стал плотнее.

— А, нет, просто вспомнились строки, — опомнился Луйс и, не произнося больше ни слова, продолжил есть.

Иду снова посетило то странное чувство, будто что-то в памяти пытается выбраться наружу, освободиться, какое-то знание, связанное с этим. И почему строки, произнесенные Луйсом, вызвали мурашки и даже какую-то легкую дрожь?

— Так вы не рассказали мне, что за историю рассказывал Ишас перед моим приходом. Я хочу знать!

— Да ничего особенного. Просто второй день Рун и этот Исайя ходят по деревне и рассказывают небылицы про Луйса. Дескать, это он навел на нашу деревню проклятие, они видели его в обличии ангела мщения с красными глазами, поэтому нам стало смешно, когда появилась ты, еще и сама назвала себя ангелом мщения. Прости, но это правда было смешно, хоть и жутковато! — Ишас посмотрел на нее своим умоляющим простить взглядом, а Луйс усмехнулся, но головы не поднял, продолжая есть, склонившись над тарелкой.

Красные глаза. Ида натянуто улыбнулась, хотя в душе у нее поднялся настоящий ураган — происходящее на улице в сравнении покажется легкой неприятностью. Ей стало отчего-то не по себе, в глазах слегка помутнело. Она выпила немного чая и решила, что нужно вернуться домой. На нее сильнее стали давить стены кузницы, перед глазами моментами все плыло, и этот жар — он будто заполнял ее всю, не давай вдохнуть. Она резко встала, когда все доели, и начала собираться, чем вызвала недоумение Ишаса.

— Ид, ты обиделась? Мы…

— Нет, Ишас, все в порядке, у меня просто закружилась голова, хочу пойти домой и прилечь.

— Ты можешь прилечь у нас, куда в таком состоянии пойдешь, еще и в эту непогоду.

— Все в порядке, не переживай, я добегу.

— Нет, с ума сошла, вдруг опять в обморок упадешь? Тебя никто и не увидит!

— Я давно не падаю в обмороки!

— Еще чего не хватало захлебнешься в луже. — не слушая ее отговорок, продолжил Ишас.

— Позорная смерть, — вставил свои пять лирам[1] Луйс.

Ида понимала, что они, конечно, шутят, но намерение не отпускать ее было вполне серьезным.

— Ишас, я и так вся промокла насквозь, поэтому мне все равно нужно домой, чтобы переодеться в сухое.

— О боги, Ида, раньше тебя не смущало ходить в моей одежде, можешь и сейчас… — все трое ощутили повисшее в воздухе неловкое молчание, когда до Ишаса дошло, как неоднозначно прозвучало все.

— Мне. Было. Пять, — серьезно отчеканила Ида, спасая ситуацию, и рассмеялась, чем полностью разрядила обстановку, избавив в том числе и себя от неловкости.

— Сомневаюсь, что ты сильно изменилась, — съязвил Луйс, намекая на ее худобу и маленьких рост. Под рукой кроме еды — жалко ее швырять — был только груз, который она бы даже при всем желании не смогла поднять, поэтому метнула в Луйса лишь гневный взгляд. Он в ответ просто снова улыбнулся, подмигнув.

Ида собрала оставшуюся еду в одну тарелку, оставив для перекуса на вечер, остальное сложила в корзину и все же решила идти домой. Ишас больше не противился, но и не одобрял. В какой-то момент они с Луйсом переглянулись и тот кивнул.

— Ида, подожди, я пойду с тобой, проведу, заодно остыну, а то в этой кузнице… — дальше он видимо не успел придумать, поэтому резко замолчал, но тон его не терпел возражений.

— Хорошо, — но не успела она произнести, как замерла на пороге.

Ее окружало море. Без конца и края, полный штиль, лишь легкие всплески маленьких волн, навеваемых слабым бризом. Она посмотрела вниз, но не увидела своего тела. Она была морем. Безграничным. Безмятежным. Лишь в центре виднелся пик когда-то величественной горы. Раньше он был покрыт снегами и казался недосягаемым. А сейчас — протяни руку и дотронься. Подножие находится слишком глубоко. Вода покрыла всю долину. Что же стало со всем живым?

— Ида? — голос Ишаса вырвал ее из этого сна, где она была бесплотным созданием и морем, поглотившим всю долину горы Рат. В том, что это была именно их гора, Ида не сомневалась. — Ида, очнись! — она ощутила, как сильные руки не дают ей упасть. Ее не было всего миг. — Ида!

Она раскрыла глаза и увидела испуганное лицо Ишаса, но в этот момент ей нестерпимо хотелось увидеть Луйса. Он стоял с ничего не выражающим лицом, будто ему и дела не было до происходящего. Поймав ее взгляд, он резко отвернулся и продолжил стучать молотом по раскаленному железу.

— Ида, пойдем в дом, ты переоденешься и приляжешь! — Ишас взглядом пытался донести до нее, что лучше обсудить все без посторонних. Ида хотела согласиться, но невольно начала говорить бездушным голосом:

— Я видела море. Повсюду была вода, а я то ли была этим морем, то ли просто наблюдала со стороны. Потом я поняла, что не море это вовсе, потому что увидела пик нашей горы Рат, я не знаю, как, но я уверена, что это была она. Я услышала твой голос, когда на вершину села птица, потом я очнулась. — Рассказывая, Ида смотрела на реакцию Луйса, он пытался не показывать свою заинтересованность, но слушал внимательно, слегка повернув голову вбок. На его лице играли языки пламени и, отражаясь в глазах, отбрасывали блики. Когда она закончила свой рассказ, он усмехнулся, пробурчав себе под нос, но так и не повернулся, будто говорил сам с собой:

— Где-то я это уже слышал. — Удар молота. Искры. Звон.

— Где? — он вероятно ляпнул, не заметив, что произнес вслух. Но Ида решительно была настроена.

— Что? — наконец, он обернулся к ним. И больше ничего не отражалось в глазах — ни блика.

— Ты сказал, что где-то слышал, где? — Ида могла поклясться, что впервые видела растерянность в его глазах. Но он моментально поборол это и уже с уверенностью и присущей ему надменностью сказал:

— Да кто его знает, бабка рассказывала, может, или в «Откровении» прочитал.

— Что за «Откровение», — спросил Ишас, которому не очень нравилось происходящее и он этого не скрывал.

— Очень длинное и нудное чтиво, поверь! Еще и в стихах. — он снова развернулся к наковальне, всем видом давая понять, что занят слишком важным делом, чтобы отвлекаться на дальнейшую болтовню. Ида могла бы поклясться, была уверена, хоть и не видела, что в этот момент в его глазах плясал огонь.

Ида с Ишасом переглянулись.

— Ладно, принеси мне какие-нибудь штаны и рубашку, я побуду у вас, пока моя одежда высохнет.

Тело смертного меняет меня и мои способности. Я столько дней пытался дотянуться до нее, но все было тщетно. Ненароком решил, что вовсе утратил свои умения. Но сегодня… Бесконтрольно удалось ворваться в ее мысли. И ее страхи навели меня на идею.

Никогда бы не подумал, что ты еще способен меня рассмешить. Я всегда буду испытывать к тебе злость, даже ненависть. Но сегодня я обнаружил, что умею смеяться. О Великий Создатель, неоспоримы пути твои и грандиозны замыслы, однако фантазия иссякла. Как тот, кто придумал этот бесконечный небосвод, эти миллиарды миллиардов сияющих и обжигающих своих холодом звезд, как тот, кто создал огненный шар, освещающий этот бренный мир и согревающий все живое, как тот, кто вдохнул жизнь в мешок с костями, придал ему тысячи и тысячи форм и размеров, как тот, кто осветил мир всеми цветами, как Ты за все время не смог придумать ни одной новой казни? Ха-ха, да-а, я даже знаю, что бы ты ответил. «Я создаю, а не разрушаю. Я могу создать миллиарды жизней ни разу не повторившись, но отбирать я не умею». И я должен поверить в эту красиво слепленную ложь? Если бы ты не умел отбирать, то сделал бы без изощрений и сюжетов. Один взмах и тьма. Навеки. Но ты боишься. Ты боишься остаться один, поэтому каждый раз, обрушивая гнев свой на детей своих, ты оставляешь шанс. Ты боишься, что сами они не сумеют спастись. Десять эпох мы движемся по кругу, и вот настал черед одиннадцатой. Раз снова ты даешь им шанс, я повторю одно из известнейших твоих наказаний — но в отличие от тебя им не дано будет спастись. На этот раз я не позволю. Я разорву твой порочный круг. Твоим детям не суждено спастись. Не будет нового Ноя. Не будет Утнапишти. Не будет Девкалиона. Как город Ис боле не восстанет из-под толщи вод. Как Атлантида не всплывет. Как Лайонесс не соединит полуостров с островами. Как Винета не вернется из северных вод. Так и Зарават утонет, рухнет в недра гор и не спасется.

И будет ночь.

— Скажи мне, кто ты? — Ида, воспользовавшись моментом, когда Ишас вышел за сухими вещами для нее, требовательно задала вопрос. Она не могла больше терзаться в сомнениях и выносить тяжесть подозрений.

— Ты ударилась головой или приступы память отбили? — Луйс медленно обернулся, улыбаясь, окинул ее взглядом.

— Прекрати делать вид, будто не понимаешь, что происходит. Я все помню.

Заходившие желваки выдали его замешательство, но он быстро взял себя в руки и вернул выражение легкой наивности.

— Не понимаю, о чем ты. — Улыбка постепенно сползала в его лица, и он отвернулся и снова принялся за дело. Иду вывело из себя такое его равнодушие и презрение.

— Я помню тебя на ярмарке, — выпалила она. То, как резко он обернулся, чуть не сбило ее с ног, и она отшатнулась от неожиданности. В один широкий шаг он преодолел расстояние между ними и повис над ней:

— У тебя жар, девочка! Я не хожу на ярмарки, — он продолжал нависать над ней и сверлить своими ярко-зелеными глазами. В какой-то момент Ида была готова поверить, что все события — нелепая случайность, совпадение, бред ее помутневшего от видений рассудка. Но ей нужно было проверить еще кое-что.

— Дотронься! — сказала она, вытаскивая из-под рубахи кулон и протягивая Луйсу. Тот на секунду замешкался, и Ида понадеялась, что наконец сможет узнать правду. Но Луйс протянул руку и сжал кулон в ладони.

Ничего не произошло.

— Ты… — ахнула Ида, растерявшись. — Я же видела, как в прошлый раз…

— Ида, эти видения сводят тебя с ума, не пренебрегай отварами Месидас. — он еще секунду удерживал ее взгляд, потом резко выпрямился и вернулся к очагу. — И перестань читать свои книги, это опасно для человека, всю жизнь прожившего оторванным от большого мира. Иллюзии не приведут ни к чему хорошему, — уже мягче повторил Луйс.

— Ты не ходишь в храм, — выпали Ида, сама не понимая, для чего. У нее не было доказательств, не было уверенности. Ничего.

— И? — продолжая выгибать железный прут, спросил Луйс.

— Почему ты не посещаешь храм? Ты не веришь в Создателя или …

— Ида, не знаю, что за допрос ты тут затеяла и чего добиваешься, но поверь, кому-кому, а Создателю абсолютно безразлично, кто ходит в храмы, которые построили люди для людей. И все эти правила благочестивой жизни придуманы людьми.

— За такие слова могут и наказать! — вспыхнула Ида.

— Хуже, чем есть, уже не будет, — засмеялся Луйс. — На небеса никто из нас не попадет, потому что мы все грешны и не поможет ни один ритуал искупления, который тоже придумали люди. Не помню, в каком веке кто-то решил, что если попросить прощения, то другой человек, говорящий от имени Создателя, сможет очистить душу от скверны. Это ложь, которой вас пичкают уже тысячу лет. И вы считаете, что можно жизнь прожить во грехе, а под конец помолиться, умыться и все? Эмпиреи откроют свои врата и осветят путь из мрака к свету? — Иде показалось, что это очень болезненная тема для Луйса. Он отложил прут, так и не завершив выгибать, снял перчатки и прислонился к столу, упираясь руками. То, о чем он говорил, возможно, и заставило бы Иду задуматься, но ее настолько пугали эти мысли, что она почувствовала, как закипает злость.

— Но так завещ…

— Вот представь, хм-м, ты выйдешь замуж, допустим, за Ишаса, — он усмехнулся, заметив, как она вспыхнула и покраснела, позабыв о своем зарождающемся гневе, — но он изменится. Начнет тебя бить, проводить время с другими женщинами, бить ваших детей, пить, разрушит все, оставит без денег, ты проживешь жизнь в муках и страданиях, а потом перед смертью он попросит прощения, ты простишь его?

— Я…

— Да-да, — продолжил Луйс, закатывая глаза, будто и не ждал ответа на свой вопрос. — Он так никогда не сделает, он почти святой, ангел, но представь тогда кого-то другого, не знаю, неважно, сам факт — нельзя всю жизнь грешить, а потом одним словом искупить вину.

— Но Создатель…

— Ида, поверь мне, ему плевать. Он наигрался и как только станет скучно, он завершит одну игру и начнет другую.

— О чем ты?

— Да оглянись ты! Почему бы вам не попросить прощения за грехи и не избавить себя от всех этих казней, которые он на вас наслал? Часто у вас то засухи, то потопы, пожары и нападение зверей?

— Возможно, это заслуженное наказание? Мы должны понести его и вынести из этого…

— Вы ничего не должны, Ида, вы созданы свободными, но почему-то добровольно надели поводок себе на шею.

— Что случилось в твоей жизни, что ты так отчаялся и утратил веру?

Луйс стукнул кулаком о стол. Ида подскочила на месте. Луйс переменился в лице, весь его вид говорил о гневе, глубоко запертом внутри, но прорывающемся наружу.

— Что на тебя нашло? — еле проговорила Ида, пожалев о том, что вообще начала.

— Ты завела этот разговор, Ида! И если честно, меня пугает твое состояние, — уже мягче сказал Луйс, и Ида уже не видела гнева или злобы, будто и не было того мгновения.

— Я просто хотела узнать…

— Что? Правду ли говорят Рун с Исайей? Ты действительно поверила в то, что я могу быть ангелом мщения с какими, красными, глазами? Может ты у меня и крылья видишь? — Луйс демонстративно повертел головой, пытаясь заглянуть за спину, словно сам хотел убедиться, что крыльев там нет.

— Я не знаю, я… — полностью растратив уверенность, Ида села и схватилась руками за голову. Что-то не дает ей покоя, но при этом нет никаких оснований. Она уже не может сказать, что видела в реальности, а что оказалось вымыслом.

— Иди, отдохни, Ида. — Луйс посмотрел ей в глаза и вернулся к своей работе.

С чего она вообще взяла, что это может быть правдой? Какой же глупой она выглядела. Это же невозможно. Да, Луйс точно прав, она выдумала все.

Не понимаю, как, но она вспомнила. Она сопротивляется моим силам. Она вспомнила, хотя сомнения в ее глазах говорили о том, что она сама не верит в свои подозрения. Когда она вне поля моего зрения, я не могу влиять ни на мысли, ни на действия. Видения должны были заставить ее поверить. Но она не винит себя, не винит пророчество. Она ищет этому объяснение. Пришлось прибегнуть к внушению. И этот кулон… Я перерыл все, но так и не нашел, кто способен выковать такое совершенное изделие, которое бы могло обжечь меня, которое могло бы лишать меня способностей. Человек не смог бы. Последние недели я проверял Ишаса, но в нем нет ничего особенного, кроме исключительной человеческой добродетели. Честный, верный, принципиальный. Я в растерянности, но это уже не важно. Порой вера человека способна превращаться идею в реальность, но времени все меньше. Нужно перейти к решительным действиям. К счастью, не всегда нужны способности, человечество обходится без них, удивляя даже меня своей жестокостью и коварством.

[1] Денежная единица Заравата, равна копейке.