Infernum. Последняя заря

Глава 2. Пробуждение (ранее 3 и 4)

— Ида? — далекий голос вытягивал из плена пустоты. — Дитя, ты слышишь меня?

Сознание постепенно возвращалось к ней, но прежде чем морок, окутавший разум, окончательно покинул ее, а серая пелена спала с глаз, пред затуманенным взором успели вспыхнуть и в ту же секунду погаснуть два огненных глаза. Сильно же она приложилась головой, раз мерещится такое. «Меньше надо читать этих сказок, а то не ровен час, начнется путаница между сном и явью». Она не помнит ни яркой вспышки, ни головокружения, ни ощущения стороннего наблюдателя. Она видела своими глазами, не чужими и не со стороны — она сама видела, как у незнакомца вспыхнули красные огоньки. Нет, точно рассудок помутнел от удара. И тут она вспомнила все, что предшествовало падению. Как бы ни хотелось забыть эти минуты страха, ей некуда было деться. Липкий ужас снова сковал ее, и легкая дрожь прошла по телу.

— Ида? — голос стал ближе, уже не эхо на краю сознания, а родной, чуть хриплый голос отца. Она почувствовала, как бережно он гладил ее лоб. Она бы укуталась в пуховое одеяло и провалилась в сон, чтобы не возвращаться к реальности, чтобы не чувствовать больше этот холод, обжигающий руки. Но нельзя так поступать с ним. Неизвестно, сколько она пролежала в таком состоянии и что вообще произошло после того момента, как она потеряла сознание.

Поэтому, приложив усилие, Ида разлепила глаза и взглянула на лицо, испещренное морщинами. Кажется, утром их было меньше.

— Ида, дитя, как ты себя чувствуешь? Ты меня так напугала! Что случилось? Тот незнакомец, — отец сделал паузу, будто ему было неприятно или… страшно вспоминать, но оттряхнув с себя неприязнь, продолжил, — он принес тебя на руках без сознания. — Увидев, как она попыталась приподняться с постели и огляделась в поисках постороннего, он быстро продолжил: — пока я уложил тебя и вернулся, чтобы расспросить, как его след простыл. Ты помнишь его? Кто это был? Что случилось?

— Отец, я не знаю, я не… — Ида не знала, что ответить, чтобы не напугать и без того взволнованного отца. Лгать ему она не хотела, а сказать правду? Тогда придется объяснять все, а ей не хотелось вспоминать. Не хотелось снова возвращаться в тот шатер, вспоминать налитые жаждой глаза. И этот голос. Но ее остановило более житейское, она представила, как отец заведется со своим «я предупреждал» и «выходит боком». Поэтому она тихо бросила. — Я неудачно упала.

Отец прищурил глаза — он всегда так делал, когда хотел дать понять, что не верит ей и ждет продолжения в более правдоподобном изложении.

— Упала? Совсем за дурака меня держишь? — отец повысил голос, не дождавшись ответа.

— Можно мне воды? — это был последний шанс отложить неприятный разговор.

— Не увиливай от ответа! Ида, что случилось? — отец начинал терять терпение.

— Ничего, отец, я в порядке! Ты же видишь! — Ида в свою очередь тоже стала терять самообладание. Неужели расспросы не могут подождать, пока она окончательно не придет в себя.

— Вижу. — Отец покачал головой, что-то пробормотав. — Вижу, что каждый раз, когда я делаю по-твоему, каждый раз, когда я иду на уступки твоим капризам, случается нечто подобное и расплачиваться приходится мне. — Отец оказался и в этот раз предсказуем, Ида лишь закатила глаза, пытаясь сдержаться и не наговорить лишнего. Чувство вины, смешанное с обидой, вот-вот приведут к непрошенным слезам.

— Расплачиваться? — попыталась смягчить вопрос, но он все равно прозвучал достаточно резко. Ида хотела следом добавить еще что-то, ей совсем не хотелось новых споров, голова все еще раскалывалась, в горле саднило, а руки никак не могли отогреться. Но не успела, когда отец ее удивил.

— Неважно, воды или настойку? — его разгневанное лицо разгладилось, в глазах еще плясало недовольство, но тема была закрыта. Странно.

— Просто воды. — Ида решила воспользоваться возможностью и отложить разговор, если он вообще состоится. Обычно так и происходило, все споры завершались ничем.

И в этот раз все также останется недосказанным. Она знала, отец был недоволен, но спорить не стал, лишь сжал губы и вышел из комнаты. Вдруг хлопнула входная дверь и послышались голоса, кто-то слишком эмоционально выражал свое недовольство, крики смешались со звуком падающего стула и топота ног. Ида привстала и попыталась прислушаться, понять что происходит.

— …где его прячешь…

— …думал, он никогда не узнает…

Ей показалось, что голоса смутно знакомы, но они приглушались другим шумом. Вдруг раздался грохот, после которого все звуки стихли, будто их никогда и не существовало, будто в одну секунду исчезло все. Именно поэтому следующие слова Ида услышала отчетливо:

— Ты что наделал?

— Это ты его толкнул!

— Я? Ах ты мерзкий… — снова послышалась возня, звук падающей посуды. Ида пыталась осторожно дойти до двери и выглянуть на кухню, но то ли страх сковал ее, то ли предчувствие беды. Она уже знала, что там произошло. Даже если боялась себе в этом признаться. Липкий страх вернулся, сердце застучало громче, но тело отказывалось подчиняться.

Из растерянности ее вырвал третий голос, разорвавший до этого казавшейся шумной тишину. Его голос…

— Вы кто и что забыли здесь? — тьма в это голосе была осязаема.

— А ты еще кто? Иди подобру-поздорову, не до тебя сейчас! Али родственник? Слышь, Михай, а может мы этого привяжем? На него все?

— Создатель, спаси меня от этого тугодума! Уважаемый, вы проходите, не слушайте этого, он с детства у нас такой, под лавку упал, головой, ну вы не судите строго, проходите. Вы родственник али сосед?

— Мих, я чего-то не понял…

Ида теперь слышала отчетливо все, о чем говорили. Пошевелиться еще не могла, но сознание прояснилось. Она различала голоса — такие разные, такие реальные, они обретали образы, и лишь один оставался безграничным, смутным пятном.

— Я. Повторять. Не намерен. — голос зазвучал еще глубже, и теперь каждое слово произносилось с паузами, отчего звучало еще угрожающе. За окном зашелестела листва и резко потемнело небо. Иду отвлек стук качающейся от ветра ветки, неожиданно забившей в стекло. Казалось бы, голос и реален и нереален одновременно, словно он не существует, а звучит лишь в голове. Может, она все еще лежит без сознания в том жутком шатре?

— Что вам здесь нужно?

— Да мы, да в гости зашли, из Пар-Иса мы, старый знакомый, Старина Пот с батей нашим воевал при первой войне, 20 лет не виделись, представляешь. Пришли, значит, в гости, а тут никого нет, вот уходить собирались, да, Вирай? Хотя, может знаешь, где найти Старину? Или сына его?

— Сына?

— Ой, что ж это я, медовуха в голову ударила, дочку! Где дочка его? Мы ей подарок из столицы привезли. — Заискивающий, лебезящий голос сделал паузу и продолжил, — от родственников.

Если это правда старые друзья отца, то почему они шумели и вели себя так нагло. Ида знала, что у них нет родственников. Ей надо встать. Страх должен отступить, но в решимость ворвалась мысль о том, что среди всех голосов не слышно отца. Где он? Все ли в порядке? Ида заставила себя встать. Голова снова загудела от боли и вопросов. Она упустила нить разговора, но ее выдернул из мыслей голос, прозвеневший гонгом:

— Хм, я так не думаю. Говори правду.

— А ты думай не думай, нам то чего? Я ж тебе го… — тут его голос прервался хрипом, будто он чем-то поперхнулся.

— Э, Михай, ты чего, эй, слышишь, что с тобой?

Ида дошла до двери и осторожно выглянула в щель, оставленную неприкрытой. Она увидела, как один из незнакомцев хватался за свое горло, будто задыхался, а второй пытался бить по спине, но тщетно, потом он обхватил его под руки и стал поднимать резко, как делают, когда кто-то едой поперхнется. У Иды снова поплыло все перед глазами, она с трудом успела опереться рукой о стену и наклонить голову, пытаясь унять головокружение и восстановить дыхание. Сознание будто отказывалось воспринимать происходящее.

— Оставь его, ты не поможешь. Если только не расскажешь мне то, что я хочу услышать.

— Что ты сделал? Что ты такое?

Смех, прозвучавший в ответ, можно было сравнить с раскатами грома, которые предваряют появление грозы в летний день на склонах гор. Иде показалось, что стена под рукой содрогнулась.

— Это знание не для тебя, червь. Сядь! И брата своего брось. Они не стоят наших жизней. Не предашь ты, предадут тебя. Поэтому просто скажи мне, чего желаешь: спасти брата или себя?

Ида сползла по стене и села, не в силах пошевелиться, хоть и понимала, что должна помешать тому, что происходит. Она должна убедиться, что с отцом все в порядке. Это ее дом. Но не может же она с голыми руками, да и в таком состоянии, еще секунда и она сама начнет задыхаться, судорожно хватая ртом воздух…. И в эти размышления проскользнул голос: «Они заслужили». Но тут слабо прозвучало:

— Себя…

Ида вскинула голову, пытаясь разобрать, что услышала, а что послышалось. Она увидела глаза Михая, который замер на секунду, не веря, что брат предал его, позволил умереть.

— А теперь скажи мне, жалкий червь, зачем ты здесь? На вора не похож, они и то благороднее. А? Я не слышу тебя!

— Говорю ж, ищем друга отца…

Тут и он охрип, будто весь воздух выкачали из легких. Стал руками раздирать горло, словно пытался нащупать веревку, сдавившую шею. Ида не могла поверить глазам — незнакомец выгнулся и, она могла поклясться, начал парить в невесомости. Ида качнула головой. Либо это все сон, либо она сходит с ума. Это нереально. Происходящее не может быть реально. Она, опираясь о стену, медленно приподнялась.

— Не. Лги. Мне.

— М-м-мы…н-н-нас отправил… — но тут предательски скрипнула половица под ногой Иды, которая то ли очнулась от шока, то ли слегка потеряв равновесие, сделала шаг вперед. «О Создатель!»

— Кто здесь?

Ида растерялась, не зная, что предпринять. Ветка за окном застучала все сильнее и быстрее. Все нутро кричало, что нужно убежать, спрятаться, но был ли в этом смысл. Это ее дом. Она либо проснется, либо — о втором варианте не хотелось думать, пока хрупкое мужество не покинуло ее так же быстро, как появилось.

— Тот же вопрос я хотела задать вам! — собрав все крупицы уверенности и выходя из-за двери, громко произнесла Ида.

Но никого не увидела. Она провалилась во тьму.

— Ида? — далекий голос вытягивал из плена пустоты. — Дитя, ты слышишь меня?

Сознание постепенно возвращалось к ней, но прежде чем морок, окутавший разум, окончательно покинул ее, а серая пелена спала с глаз, пред затуманенным взором успели вспыхнуть и в ту же секунду погаснуть два огненных глаза. Сильно же она приложилась головой, раз мерещится такое. «Меньше надо читать этих сказок, а то не ровен час, начнется путаница между сном и явью». Она не помнит ни яркой вспышки, ни головокружения, ни ощущения стороннего наблюдателя. Она видела своими глазами, не чужими и не со стороны — она сама видела, как у незнакомца вспыхнули красные огоньки. Нет, точно рассудок помутнел от удара. И тут она вспомнила все, что предшествовало падению. Как бы ни хотелось забыть эти минуты страха, ей некуда было деться. Липкий ужас снова сковал ее, и легкая дрожь прошла по телу. Но почему ее преследует ощущение, будто все это уже было: голос отца, пробуждение, раскалывающаяся голова…

— Отец? — горло все еще саднило, но Ида выдавила хрипом: Ты…ты в порядке?

— В порядке ли я? Нет, вы только послушайте ее, дитя, не я лежал без сознания половину дня. Это ты мне поведай, что стряслось, — он выдержал многозначительную паузу, наверняка, еле сдерживался, чтобы не начать свое «я предупреждал» и «вечно все выходит боком», но Ида не стала дожидаться и, воспользовавшись паузой, сказала:

— Нет, отец, я просто упала, вероятно, от жары и такого количества людей мне стало дурно и закружилась голова. Но как я оказалась здесь?

— Ишас, — в голосе отца почувствовалась неприязнь, — так ввалился с тобой на руках, я думал, все, чуть сам не упал от страха, такой испуг отражался в его глазах. А он несется, сшиб табуретку и горланит «она, она чего-то не приходит в себя», — отец с иронией передразнил интонацию и говор Ишаса, отчего Иде захотелось улыбнуться, — пот катится ручьем, не знаю, как быстро он несся, казалось, даже затормозив, не сразу остановится. «Отец, оте-е-ец, — говорит, — я ее такой нашел». Умеет этот малец напугать. — Отец покачал головой, но голос потеплел. — Пульс был ровный, я отправил его к Месидас, а сам перенес в комнату. И что ты думаешь, уложил тебя, возвращаюсь в общую комнату за водой, а он сидит там. Никогда не отличался умом, — отец даже хмыкнул, но резко лицо стало серьезном, брови свел к переносице. — Но хорошо, что я его застал, отчитать…

— За что, отец? — перебила его Ида, не успев подумать о том, что почувствовала бы, узнав, что Ишас не ушел и остался ждать ее пробуждения.

— Как за что? Я, конечно, в тот момент неслыханно испугался, но фразу «я ее такой нашел» не упустил! Он должен был быть с тобой! Оберегать тебя! А сам… Ну да Создатель с ним, на его душу грех.

— Какой грех? О чем ты, отец? — недоумевающе спросила Ида, приподнимаясь.

— Ох, старый дурень, совсем забыл, что старуха отвар тебе передала. Я так на него накинулся, что он вспомнила про Месидас и сразу рванул к выходу, — старик усмехнулся, будто не злился вовсе на Ишаса, а скорее забавлялся. — Сейчас, сейчас, — отец второпях встал и скрылся за дверью.

Создалось впечатление, что он неспроста вспомнил об отваре, казалось, нарочно, будто не хотел говорить о том, что произошло на самом деле. Но о каком грехе может идти речь. И что за странное предчувствие ощущается в груди.

Она была еще слишком слаба, чтобы пытаться разгадать все эти тайны и недомолвки: что имел в виду отец, говоря о грехе, почему у нее ощущение повторяющихся событий и вот это еле уловимое чувство чего-то важного, что ускользает из памяти, будто она должна что-то помнить, словно все происходящее ей что-то напоминает, но воспоминания смыло будто речной водой по весне. Возможно, приснился сон, который она не запомнила, но чувство тревоги не исчезло вместе с пробуждением.

Ида лежала, рассматривая узоры на занавеси. Она помнила, как сама вышивала эти листья. Один и которых вызвал ее легкую улыбку, она вспомнила, как спутала нитки и сделала несколько стежков более темного оттенка, чем был нужен. Быстро заменила нить, а переделывать не стала — она терпеть не могла вышивание, из-за одной ошибки порой приходилось переделывать все. Ида никогда не понимала, почему все боятся ошибок, а совершив их, скрывают, бегут прочь, пытаются исправить и сделать иначе. Ида наоборот любила ошибки, любила изъяны, они казались ей наоборот особенностью, отличающей одно от другого. Поэтому, Ида решила оставить все как есть, авось никто не заметит. Но отец заметил, правда не поругал. Он вообще не заставлял никогда ее заниматься шитьем или вышивкой, ему больше нравилось, когда она помогала в мастерской. Он не запрещал ей прикасаться к инструментам и даже позволил сделать маленький стульчик для куклы. Ида закрыла глаза и вспомнила этот терпкий запах свежих опилок, шорох скользящего рубанка и искусные вензеля падающей стружки.

Глупец! Опьяненный своей гордыней и ненавистью к человечеству, ты потерял всякую осторожность. Ты был слеп. Ты был неосторожен. Ты должен был убедиться, что вы одни. И как в твою умудренную веками голову не закралась даже мысль, что эта девчонка не может быть нигде кроме дома. О несчастный! Ты чуть было не попался! Еще секунда, и она увидела бы тебя! Если бы не ее решимость оповестить о своем присутствии… она и правда отличается от этих червей. Вместо того, чтобы бежать, чтобы затаиться, она самонадеянно рвется в гущу событий, угрозу которых не понимает. Ах, если бы она не была мне нужна. Ах, если бы я мог позволить. Ей просто повезло. Ха-ха. Это мне повезло, что я не растратил свои способности, хоть и нелегко далось это перемещение. Два мерзких тела, с которыми мне есть, что обсудить. Было. Отвратительные, хрупкие существа. Телом сильны, а духом слабее рыбы. Этот мешок с костями тронулся умом. И как мне теперь узнать, кто их послал, а главное — зачем. Этот червь с ярмарки бы не посмел, даже если бы вспомнил наш разговор. Даже если бы вспомнил ее. Тогда кто? А главное — зачем. Кого они искали? Кто еще знает?! Это не может быть просто совпадением. Видимо, придется продолжить наблюдение за этой маленькой смертной.