Infernum. Последняя заря

Глава 20. Неведение (Ранее 26. Новый знакомый)

— Мне страшно!

— Тебе нечего бояться, Адес мой друг из прошлой жизни, когда-то мы, можно сказать, руководили одним, кхм, заведением. У нас были общие интересы. И я уверен, что все так бы и осталось, если бы мне не пришлось уехать. Он был мне как брат, — и немного подумав, Луйс добавил: — сводный.

— Да, но…

— Он никому не выдаст твою тайну, да и мы ему не обязаны все говорить. Слепим ладную историю, почему ты ищешь этих людей. Это лучший вариант получить ответы, не привлекая лишнего внимания.

— Поэтому мы идем на вечер, на котором соберется вся элита Пар-Иса?

— Вот именно! Прятаться лучше всего на глазах у всех, ты сама говорила!

— В этом платье не особо спрячешься.

— Тебе так кажется, на самом деле ты не будешь выделяться в нем среди других. — Луйс поздно понял, как неоднозначно прозвучала фраза, но, кажется, Ида не придала этому значения. Она задумчиво смотрела в окно, но через мгновение резко повернулась и спросила:

— А он знает, что ты придешь не один?

— Нет, я ему пока не писал об этом. Устроим ему сюрприз, уверен, он обрадуется!

— А здесь это не сочтут невежеством? Ну-у, — Ида замялась, — что без приглашения.

— Ида, я же говорю, он мне как брат, или ты что-то другое имеешь в виду? — Луйс начал догадываться о причинах ее сомнений, сузил глаза, но решил дождаться, пока она сама ответит.

— Ну он твой брат, а меня не знает, разве не грубо привести на его праздник постороннего человека?

Луйс улыбнулся своей лукавой улыбкой, приподняв лишь один уголок губ. Глаза смеялись.

— Но ты же со мной? Значит, он примет тебя за свою. Все в порядке, можешь не переживать. — Он подошел к ней ближе и подправил выбившийся локон. — Постарайся расслабиться, здесь все намного проще, люди слишком заняты своими заботами, чтобы обращать внимания на других. Поэтому мы пойдем туда и просто повеселимся, ну то есть, прости, я не это имел в виду, — быстро поправил себя Луйс, увидев, как вздрогнула Ида. — Мы сделаем вид, что веселимся, чтобы вызывать вопросов. Адес единственный, кто может нам помочь. К тому же говорить о тебе в письме было бы небезопасно.

— Об этом я не подумала. Да, хорошо, ты прав!

— Хорошо, — Луйс подмигнул ей и улыбнулся уже такой редкой, но внушающей спокойствие улыбкой. — Отдыхай пока, как солнце начнет спускаться за горизонт, начнем собираться. — Она не ответила, он еще постоял мгновение и развернулся к выходу из комнаты. Он уже дошел до двери, как услышал:

— Спасибо за все, что делаешь для меня, — тихо сказала Ида.

Луйс остановился, слегка повернул голову и кивнул. Отвечать и оборачиваться не стал. Все понятно без слов. Она доверяет ему. Он почти достиг своей цели, но почему-то ликования в душе все еще нет. Ничего, появится, когда все доведет до конца.

— Это вода поет? — Луйс и забыл, что все то, что ему кажется банальностью и обыденностью, может вызывать такие эмоции.

— А как вода может петь? А почему она разного цвета? А как она льется вверх? Это магия? — один за другим без остановки полились вопросы.

— Нет, это всего лишь наука, не зная которую, начинаешь верить в чудеса. — Луйс наблюдал, как в одно мгновение настороженность, страх и тревоги перешли на задний план, уступая место восторженности и детской наивности.

— Это очень красиво! Так много деревьев вокруг, настоящий лес, это, что, правда, принадлежит одному человеку? На деревьях даже нет плодов!

— Они декоративные.

— Какие?

— Для красоты. В Пар-Исе, и уж тем более Адес, очень любят красоту! Здесь настолько все устроено для блага горожан, что у них не забиты головы насущными проблемами, поэтому у них есть время, силы и главное — желание видеть красоту и эту красоту создавать. Таких фонтанов в его поместье пять штук и все разных форм. А знаешь, праздник никуда не денется, пойдем, я проведу тебе небольшую экскурсию по садам.

Они шли по аллее, вымощенной маленькими разноразмерными камнями, но гладкими. Казалось, что камни были отполированы или покрыты каким-то материалом, напоминающим стекло, так как в них отражались последние лучи закатного солнца, переливаясь с отражением зеленых ветвей. По сторонам аллеи росли высокие вечнозеленые деревья, которые могли дарить прохладу в знойный день и защищать от ветров в непогоду. Они стояли уверенно, словно наблюдали за обстановкой вокруг и не очень любили тех, кто тревожит их покой. Казалось, будто они с некой укоризной смотрят на двоих, которые не спеша прогуливаются мимо. Ида завороженно подняла голову, пытаясь разглядеть макушки деревьев. Как же высоко они поднялись, еще немного и смогли бы подпирать небо. Не глядя под ноги, она споткнулась о маленький камень, выбившийся из безупречной кладки. Но в ту же секунду ее поймали, не дав упасть, сильные руки. Они держали крепко, но одновременно мягко, не причиняя боли.

— Спасибо! — едва слышно прошептала Ида, сдерживая сбившееся дыхание.

— Тебя так захватили деревья? Я думал, ты будешь обращать внимание на другое, ведь деревьев у вас и в деревне было много.

— А? Да, деревья… эти какие-то другие, более величественные, незнакомые, хотя, возможно, ты прав, я наверное вспомнила дом. А что я пропустила? Что ты имел в виду под «другим»?

— Пойдем назад и я покажу.

На обратном пути Ида поняла, насколько была захвачена деревьями, что не заметила внизу клумбы, на которых росли цветы всевозможных оттенков. Они были высажены так, что создавали рисунки. Вот ярко-желтое солнце, высаженное из желтых крокусов, вокруг него раскинулось голубое небо из агератумов и воздушные облака белой вербены. По периметру клумбу обрамляли разные мягкие линии из фиалок и незабудок. На следующей картине-клумбе появлялись силуэты животных, птиц, Казалось, можно было проследить какую-то историю. Но Ида была так восхищена этим чудом, что не могла пока соединить все увиденное. Тут ее отвлек Луйс, который без слов мягко коснулся ее плеча и, когда она обернулась, показал направо, там Ида также заметила клумбы с новыми сюжетами. Но он показывал на другое. Роща слегка расступалась и в ее глубине за кустами жасмина виднелись белоснежные колонны.

— Что это?

— Еще одно произведение искусства. Пойдем?

Ида испугалась, что им придется перепрыгивать через заросли, но за кустом гортензий показалась узкая тропинка, вымощенная такими же камнями, как и основная дорога, но чуть поменьше. Для двоих тропинка была узкой, поэтому Луйс пропустил Иду вперед и пошел сзади. Она чувствовала его любопытный взгляд на своей спине, хотелось обернуться, проверить, но она удержалась. К тому же картина, которая по мере приближения к колоннам открылась, заворожила ее. Деревья стали расступаться, открывая вид на беседку. Казалось, она была сделана из мрамора. Под сводами крыши на балках вились незнакомые орнаменты, представляющие собой недорисованные квадраты, сплетающиеся между собой. Крыша представляла собой полукруг, купол, в центре которого высилась фигура женщины с крыльями. Ее руки были разведены в стороны в приглашающем жесте. Или она хотела обнять тех, кто приходил в эту беседку. Основания колонн были оплетены плющом, а задние полностью были покрыты цветочными плетениями белой розы. Ида остановилась у входа — в беседку вели невысокие ступеньки.

— Самое интересное внутри, — прошептал ей в затылок Луйс. Она ощутила его близкое присутствие. Ей казалось, еще немного и он дотронется, но он просто стоял. Она сделала шаг и ступила в беседку.

Места стало больше, поэтому Луйс обошел ее и встал рядом. Боковым зрением Ида увидела, как он повернул голову в ее сторону:

— Посмотри наверх, — так же тихо сказал Луйс и легким движением приподнял ее подбородок.

Ида ахнула. Картины, изображенные на потолке, были яркими, детальными. Ангелы и святые, облаченные в длинные одеяния. Казалось, изображение излучало свет, так умело были смешаны светлые краски. Ни одного темного оттенка, только белый, голубой, светло-лиловый и светло-желтый. Местами виднелись золотые линии.

— Невероятно.

— Да, эти картины призваны изобразить блеск и величие веры во Всемогущего Отца и его ангелов. Художники месяцами трудились, чтобы отразить Его свет. — Луйс хмыкнул.

— Тебе не нравится?

— Почему ты так решила?

— Ну, мне показалось, я услышала усмешку в твоем голосе.

— Мне нравится искусство, но не нравится, что его растрачивают на такую бессмыслицу. Отцу и уж тем более ангелам глубоко плевать на эти творения. Им чуждо все земное. Они даже не видели. А учитывая, что рисуя такие картины, художники надеются на благословение, то становится еще и смешно. Ничтожная жертва. Никто не оценит.

— Люди оценят, — продолжая рассматривать это великолепие, тихо ответила Ида.

— Но ничего не дадут взамен.

— Признание, восторг, восхищение, деньги, — Ида оторвалась от созерцания, чтобы кинуть на Луйса недовольный взгляд.

— Материальное, но тогда теряется весь смысл, не так ли?

— Да, наверное. Не знаю, я слишком восхищена этой красотой и не соображаю ничего. Хочется смотреть долго-долго, разглядеть все детали, — Ида снова вскинула голову и продолжила рассматривать изображения.

— Мы никуда не торопимся, смотри, — сказал Луйс и расположился на одной из лавок, которые были сделаны из того же мрамора, что и колонны. Ида сделала шаг вперед, потом назад, пытаясь найти более или менее удачную позицию, чтобы рассмотреть.

Луйс наблюдал за ней исподлобья, внимательно. Она чувствовала его взгляд, несмотря на то что была увлечена разглядыванием картины. На ней точно запечатлена какая-то история, но Ида затруднялась вспомнить сюжет. Возможно, позже она сопоставит их, но сейчас слишком сложно было оторваться от плавных линий и нежных цветов. Когда-то художник в деревне, который расписывал стены храма, рассказал ей, что в храмовой живописи каждый цвет имеет свое значение и нельзя просто взять и выкрасить предмет в любой цвет, который нравится художнику. Каждый элемент обладал смыслом, и Ида сейчас задумалась, что хотела бы разгадать эти смыслы. Хотела бы узнать, что означает это все. Она приближалась к концу беседки, где между колоннами цветы сплелись в стену. Луйс, раскинувшийся до этого на лавке, выпрямился, как будто хотел встать или что-то сказать, но промолчал. Ида повернулась к нему. Он все также внимательно и неотрывно смотрел на нее, на мгновение лишь переведя взгляд ниже, где от легкого ветра развевалось ее платье. Она растерялась и заволновалась, вдруг что-то не так с ее нарядом или вдруг ветер приподнял подол. Но решила не отводить взгляд, лишь приподнятой бровью спросила, мол, что-то не так? Но Луйс просто покачал головой и улыбнулся. Потом опустил голову, тяжело вдохнул и одним рывком встал и подошел вплотную к Иде. Она хотела отшатнуться, но все произошло так резко и неожиданно, что она не успела даже пошевелиться. Луйс коснулся ладонью ее шеи, поднялся выше и большим пальцем провел по ее щеке. У нее в горле пересохло. Он поднял вторую руку и, обхватив ее лицо, долго смотрел в глаза. Когда она уже была готова податься вперед, он медленно и аккуратно стал поворачивать ее голову к цветочной стене. Она повиновалась, все еще не понимая, чего он хочет и что происходит. Когда она полностью повернулась и оказалась к нему спиной, он одной рукой приобнял ее за талию, а другой отодвинул цветочный занавес. Ида ахнула. Перед ее взором предстал небывалый простор — беседка оказалась на возвышенности, с которой открывался вид на бескрайнюю голубую, лазурную воду. На горизонте небо сливалось своей синевой с зелено-голубым морем. Солнечные лучи отражались в воде разноцветными бликами. А над водой кружили птицы, чей крик теперь стал слышен отчетливо. Почему она не слышала их до этого?

— Отец Всемогущий, как это красиво!

— Я знал, что тебе понравится!

— Почему не показал сразу, — все еще не отрываясь от открывшегося ей вида прошептала Ида.

— Ждал подходящего момента. И кажется угадал, — самодовольно хмыкнул Луйс. — Посмотри вниз.

— Ого! — только и смогла произнести Ида, когда увидела, как прямо под ними расположился каменистый склон. Резкий, прямой, у подножия переходящий в песчаный пляж. Несмотря на такое странное и невероятное соседство из камней тоже росли цветы. Удивительно. Но вместе с восхищением закрался страх — под беседкой практически пустота, а если обвалится? И от высоты у нее закружилась голова, она сделала неуверенный шаг назад. Луйс заметил и помог ей сесть.

— Это невероятно! Я не могу даже описать, что чувствую, глядя на этот простор!

— Я рад. Я хотел бы показать тебе все красивые и величественные уголки нашего мира. Несмотря ни на что Отец не лишен фантазии и чувства красоты.

— Я не представляю ничего, красивее этого…

— Ты просто не видела, но если позволишь, — он замялся, боясь спугнуть ее планами на будущее, но продолжил: — если позволишь, я покажу тебе то, чего ты и представить не могла, и даже прочитать в своих книгах.

— Ты много где был?

— Да, я прожил долгую и насыщенную жизнь. В мире очень много уголков, от которых захватывает дух и замирает сердце. Но слова не способны передать тебе все превосходство природы. Жаль, человек не ценит то, чем обладает, что получил в дар. И более того, он смеет осквернять эти священные места. Срубает деревья, иссушает реки, убивает животных. Человек не заслуживает обладать этой величественной красотой.

Ида засмеялась.

— Почему ты смеешься?

— Нет, прости, ты просто всегда, о чем бы ни говорил, приводишь к своей нелюбви к людям. Почему ты их ненавидишь?

— Потому что они причина всех несчастий.

— Разве они насылают потопы или засуху? Разве они создают болезни?

— Да, Ида. Кто же еще?

— В тебе говорит какая-то непонятная мне обида.

— Ты не понимаешь. Человек срубает деревья и не задумывается о том, что корни этого дерева держали почву, а крона — оберегала от ветров. Люди иссушают реки, увеличивают места для своих нужд, но не думают, что мешают круговороту воды, которая все равно выйдет. Люди убивают животных и вырывают растения, которые сохраняли баланс в природе, нарушение которого и увеличивает болезни. Ты юна и не имеешь должного лекарского образования, иначе бы согласилась со мной, что переносчиками многих болезней являются насекомые. Люди живут в мусоре и не охраняют свои места обитания, они не обращают внимание на чистоту, а ведь болезни развиваются так. Все взаимосвязано и конечно.

— Я даже не знаю, что сказать.

— Нечего, потому что я прав. Человечество — главная болезнь этого мира.

— Иногда твои речи меня пугают. Ты говоришь так, будто согласен с Младшим Сыном. Ты говоришь, как бунтарь.

— Я говорю как здравомыслящий человек, Ида. И уверен, со временем ты это поймешь. Я бы очень хотел надеяться на это. — Луйс посмотрел вдаль и не произнес больше ни слова. Он хотел, чтобы она согласилась с ним. Он хотел, чтобы она поняла его. Но почему вдруг ему это стало так важно? Она же лишь средство для достижения цели. Лишь средство.

Тишину нарушила Ида, встав и сделав шаг к обрыву. Поднявшийся ветер всколыхнул ее платье, вырвав Луйса из размышлений. Он хмыкнул и тоже встал.

— Нам пора, Адес не любит, когда опаздывают, какие бы веские на то ни были причины.

— Кофо я фи-и-ижу! Йасу, мой драгоценнейший брат, филос, я и не надеялся когда-либо еще тебя фстретить.

— Прости, что разочаровал!

— Ну и негодяй же ты, мой дорогой, Кора не даст софрать, как я был рад получить тфое письмо и узнать, что буду иметь честь фидеть тебя сефодня на моем празднике. Дай же тебя обнять!

Адес оказался высоким человеком в теле, он был одновременно красив юношеской красотой, но вероятно очень любил поесть. Он обладал слегка женоподобными чертами, длинными черными ресницами, крупными карими глазами, белой кожей, а на щеках играл румянец. Когда он улыбался, на щеках виднелись ямочки. Но тем не менее вся милота его вида нарушалась лукавыми огоньками в глазах и сведенных бровях. Он был приятным и одновременно отталкивающим.

Адес сжал в объятиях Луйса, когда последний ограничился лишь легким похлопыванием по плечу. Адес увидел стоящую за Луйсом Иду.

— А что это за прелестное создание с тобой? Ты не гофорил, что будешь не один. Неужели?

— Познакомься, это Ида, — резко прервал его Луйс. — Она, кхм, моя сестра.

— Здравствуй и радуйся, весьма… — Ида запнулась от волнения, — весьма прославленный, — еле слышно пропищала Ида, напрочь забыв о зазубренной формуле официального обращения, у нее из головы вылетели все наставления Луйса о том, как себя нужно вести в светском обществе Пар-Иса. Но на выручку пришел Адес:

— О, как это мило, но вовсе необязательно заучивать эти скучнейшие формулы, — улыбаясь, он протянул руку ладонью вверх: — Посфольте фашу ручку, кирия, — Адес наклонился и слегка коснулся руки губами. — Прекрасное создание, и как Луйсу удалось спрятать такое чудо?

— Не хотел, чтобы ее постигла твоя участь, дорогой брат!

— А что со мной? Жифу, радуюсь и наслаждаюсь, расфе есть еще что-то ф этом мире фажного, чем счастье и счастлифая жизнь?

— Вот об этом я и говорю!

— Ох, не слушайте ефо, кирия, — Адес предложил Иде руку, согнутую в локте, она недолго думая, взяла его под руку, — посфольте я побуду сефодня фашим экскурсофодом, как это, гидом, покажу и расскажу, как жифет аристократия Пар-Иса.

Ида замешкалась. Ей не хотелось обижать гостеприимного хозяина, при этом нужно было получить его расположение, но уходить далеко от Луйса она все еще боялась и чувствовала себя неловко. Луйс кивнул ей.

— Не обижай ее, иначе я приду по твою душу, — что-то зловещее почудилось в его голосе и на секунду показалось, будто в глазах блеснули два огонька. Но Адес не придал этому никакого значения, лишь отмахнулся, мол, да, знаю. И лишь сам Адес знал, что испытал в душе. Он научился не показывать окружающим свой страх. Именно это умение позволило ему добиться таких высот. Но Адес знал, кем является Луйс и что с ним шутки плохи. Когда-то он стоял выше этого наглого и упрямого мальчишки, но власть меняется и влияние тоже. И сейчас Адес хочет знать, зачем вдруг Луйс вернулся и что ищет. Он не просто так заглянул к нему. Его не просто так интересует эта семья. И что важно, неужели он узнал правду о том, какое отношение имеет ко всему Адес. Нет, невозможно. Они были осторожны. Но кто знает, на что способно это создание.

— Расскажи мне, милая кирия, что прифело тебя в этот город греха и разврата. О, агапите, это фсего лишь шутка, не пугайся. Как мило. Чем тфой покорный слуга может быть полезен?

— Луйс сказал, что вы как наместник города обладаете знаниями. Я пишу об истории Заравата, но у меня очень мало источников о событиях двадцатилетней давности, я имею в виду…

— О, агапите, я знаю, что ты имеешь ф фиду. Мы же друзья, да, а друзья не лгут, так что сфою историю об истории оставь для других. — Ида постаралась не выдать испуга, но то, как внимательно ее рассматривал Адес, вызвало легкую дрожь. Он будто мог заглянуть в ее мысли, разгадать все тайны и вывести наружу самые глубокие страхи. Нет, это невозможно, но было в нем что-то общее с Луйсом, что-то темное, лукавое, что-то давящее эмоционально, заставляющее признаться во всем. Адес продолжил:

— Скажи мне, почему на самом деле тебя интересует история? Фидишь ли, я не мог не обратить фнимания на некоторые фещи: ты юна, у тебя раскосые глаза, спрашифаешь о событиях Красного дня. Ужасная трагедия, конечно. До такого даже на моей родине не додумались, нет, у нас конечно не без жестокости, но сразу сотни детей… О мой громофержец, не пугайся ты так, агапите, я не собираюсь причинять тебе зла. Ты фыжившее дитя, не так ли?

Ида утратила дар речи, она хотела возразить, хотела рассмеяться, чтобы показать, что глупее ничего нельзя было выдумать, доказать, что он ошибся и ее раскосые глаза вовсе не повод делать такие выводы. Но что-то удерживало ее, что-то не давало ей противиться правде. Наоборот, ей казалось, что ей больше не нужно лгать, ей нечего бояться. Смущала только та оживленность, с какой он выказал свою догадку и возбуждение, в какое пришел после того, как она не опровергла все.

— Не бойся, нас здесь никто не услышит! Я бы не стал так спокойно гофорить обо фсем, если б не был уферен в безопасности. Фидишь ли, окажись это фсе прафдой и дойди до ушей нашего императора, поплатилась бы не только ты. Но и я, за то что уже не феду тебя к нему. — Ида вздрогнула, но Адес нежно взял ее руки в свои и участливо посмотрел в глаза. Ей хотелось ему верить.

— Чтобы ты могла мне доферять, я открою тебе сфою небольшую тайну, но ты о ней никому не расскажешь. — Ида хотела спросить, но Адес прервал ее: — Даже Луйсу. — Но увидев удивление на лице Иды, Адес махнул рукой и продолжил как ни в чем не бывало: — Думаю, так будет честно. Я сохраню тфою тайну, а ты — мою. Фидишь ли, после тех событий — я тогда жил еще в Париссии — я приютил одну семейную пару, как фыяснилось, чудом сумефшую бежать из Пар-Иса. — У Иды заколотилось сердце.

— Около десяти лет они скрыфались у меня, пока не удалось изменить имена, создать достоферную историю и фернуться в Пар-Ис. К тому времени и я уже получил должность наместника, поэтому кое-чем тоже сумел поспособстфофать их фосфращению.

Бум. Бум. Бум. Вот-вот разорвется грудная клетка.

— Хотя признаться честно, агапите, я не понимал, зачем они хотят фернуться туда, где у них отняли фсе, где до сих пор сохраняется опасность обнаружения. Но потом женщина мне рассказала: они хотят найти сфою дочь и уфезти ф Париссию, чтобы обеспечить ей безопасноть. Потому что в Зарафате, пока у фласти Патани и те, кто помнит и боится пророчестфа, дефочка не может быть ф безопасности. Я обещал им помочь, но даже зная, где искать, мы не нашли дефочку. Фсе, кто отпрафлялся на поиске, пропадали или фозфращались ни с чем, забывая о том, где были и что видели. Теперь я понимаю.

Задрожали колени. Руки тряслись, благо Адес надежно удерживал их в своих.

— Так что ты не должна меня бояться. Что-то мне подсказывает, ты знаешь, почему. Я фижу, агапите, ты понимаешь, о ком я говорю. Потому что именно о них ты собиралась меня спросить. Но что обещал тебе Луйс? Знаешь ли ты его так хорошо, чтобы доверять?

Увидев ее испуг, Адес похлопал по ее ладоням, которые держал в своих руках, понимающе улыбнулся:

— Подумай над этим, и помни: я храню твой секрет, а ты мой. — Адес внимательно посмотрел в глаза Иды, и ей показалось на мгновение, что время остановилось и затихли все звуки. Но все прекратилось очень быстро, Ида уже даже была не уверена, что чувствовала нечто необычное.

Они вернулись к гостям, когда на сцену вышел распорядитель вечера и объявил официальную часть завершенной. Под аплодисменты присутствующих, звон бокалов и гул голосов Ида, стараясь сдержать свои эмоции и не вызывать вопросов, попрощалась с Адесом — ему пора было выступить с традиционной речью перед началом танцев — и подошла к Луйсу. Он стоял в компании высокого мужчины в легкой рубашке, застегнутой на одну пуговицы, небрежно растрепанных волосах и странной бородой. Его за руку держала девушка в легком платье, с заплетенными в косу волосами цвета безоблачного неба. Ида все не могла привыкнуть к необычным образам жителей Пар-Иса. Луйс вежливо кивнул собеседникам, подмигнул женщине и сделал шаг в сторону Иды. Ей не хотелось в чьем-то присутствии говорить о беседе с Адесом, к тому же как-то надо было не выдать тайну. Ида остановилась, и Луйс, вероятно, понял, поэтому лишь вопросительно изогнул бровь. Она кивнула. Он улыбнулся, протянул руку, приглашая на танец. Ида замялась, но согласилась.

Какое-то время они танцевали молча, но потом Ида не сдержалась и, наверное, резче чем хотелось, спросила:

— О чем вы говорили? Я помешала? — она старалась, но скрыть любопытство не удалось, потому что Луйс посмотрел на нее с легкой ухмылкой.

— Ничего, что могло бы быть полезно или интересно. Очередные пустышки, которых интересует последняя коллекция одежды известного портного Париссии, какие вина подавали на званном ужине в доме прокуратора и как потолстела жена протектора.

— А люди везде не такие уж и разные, когда праздность поражает их сердца.

— Ты говоришь, как Сар-Микаэл.

Ида толкнула его в плечо, он усмехнулся.

— Ты веришь, что Младший Сын принесет погибель этого мира? — резко посерьезнев, спросил Луйс.

— Ого, какой резкий переход с вин и нарядов на теологию.

— Потому что тебе неинтересны светские беседы, поэтому и спрашиваю.

— Ну-у, почему нет, скорее верю, хотя если судить о пророчестве… Но так говорят Отцы.

— Ну раз они так говорят, — закатил глаза Луйс и решил не обращать внимания на слова о пророчестве.

— Не начинай, я знаю, что ты к ним относишься с неприязнью, но спросил же меня.

— Да, извини. — Луйс помолчал несколько мгновений, будто сомневался, но потом с вызовом посмотрел ей в глаза и спросил: — И ты боишься?

— Его или конца мира?

Казалось, будто он хотел спросить одно, но в последний момент передумал:

— Его.

— Нет, не боюсь. — твердо и уверенно ответила Ида, не понимая, к чему ведет Луйс и что хочет услышать. Ей показалось, что он выглядел разочарованным.

— Почему же? — в нем будто взыграло нетерпение, но вместе с тем и что-то похожее на страх услышать ответ.

— Мне скорее жаль его.

— Жаль, — он не сдержался и расхохотался.

— Что смешного? — Ида остановилась, но Луйс продолжил вести в танце и притянул ближе. — Разве тебе не жаль? Он вынужден вопреки своим желаниям следовать указаниям. Все Отцы твердят, что Создатель даровал нам свободу, а за то, что мы утратили ее, должны погибнуть в наказание. Но почему тогда Он не даровал свободу своему сыну? Кто знает, быть может, Младший Сын не хочет следовать предначертанному и уничтожать этот мир? Мне тоже предначертано уничтожить мир, но кто сказал, что я этого хочу?

— О, поверь, он хочет. Он ненавидит смертных. — Луйс опустил взгляд и хмыкнул.

— А я вот не уверена. Хотя возможно, ведь он не жил среди нас. Он знает только то, о чем ему следует знать, чтобы безропотно выполнить наказ.

Луйс вскинул голову, его лицо выражало удивление вперемешку с непониманием, но кто-то похлопал его по плечу. Это был Адес.

— Кириос, не позволите украсть вашу кирию на один танец?

Луйс сжал челюсти так, что Иде показалось, она услышала скрип зубов, но Луйс вернул прежнее добродушное выражение лица, улыбнулся и передал руку Иды Адесу:

— Конечно, дражайший брат, но только один! Моя спутница устала.

Что эта девчонка возомнила о себе, она считает, будто знает чего я хочу, глупая, ей не удастся меня провести.

«Он знает только то, о чем ему следует знать» — слова еще долго отдавались эхом в мыслях, вгрызаясь в самую суть и подвергая сомнению то, что доныне было незыблемо. Как бы я ни отмахивался от речей смертной, отрицать не оставалось сил: она влияет на меня. Но я никогда не поверю в то, что в этом мире есть что-то хорошее, за что стоило бы предать свои идеалы. О, нет, Отец прав, давно пора стереть, вырвать с корнем этот сорняк, чтобы на месте его посадить новый цветок. Когда зараженную руку не спасти, ее отрезают. Так и этот мир должен быть отрезан, чтобы спасти все остальные миры бесконечной вселенной. И ни смертная, ни что-либо еще в мире не остановит меня.

Он метался, искал выхода скопившейся энергии — тело смертного неспособно перерабатывать такую силу, оно делает его слабым, подвластным чувствам, эмоциям. Тело смертного. Иначе почему единственное желание — вырвать ее из лап этого проклятого подобия бога и спрятать, увезти далеко, забрать с собой. С собой. Она — его добыча. Его план. Его… Его трофей, его жертва, его… Она — его.

Тьма сгущалась, трещала, выла, тени увеличивались, заглатывая все больше пространства, огонь в камине дрожал, свечи гасли по одной… Присутствующие постепенно стали замолкать — так и надо, узрите, бойтесь, бегите, ваша праздность — ваша погибель. Тряситесь, падайте ниц в страхе.

Он чувствовал, как нарастает мощь, как близок истинный облик, но что-то вырвало его, остановило — он сопротивлялся — но это что-то сильнее, это что-то восстанавливает разрыв бытия. Это что-то — ее испуганные глаза, ищущие его в окружающем мраке, в окружающем хаосе.

Два шага. Рука в руке. Прочь.

— Что ты делаешь? — Ида ощущала его горячее дыхание на своей щеке, чувствовала как его рука поднимается медленно по ее талии, а вторая зарывается волосы. — Луйс, ты…

Он остановил ее, приложив палец к губам, и посмотрел требовательно. В его глазах бушевал огонь, Ида слышала как бьется его сердце — или это ее? — дыхание стало частым и прерывистым. Ей было страшно, но при этом ей не хотелось прерывать происходящее. Она не успела понять, что произошло, но когда он схватил ее за руку и увел из разгорающегося хаоса — вокруг погасли огни, стало темно и люди испуганно стали толкаться и пытались выйти — она была благодарна. Но когда они выбрались наружу, он прижал ее к стене и напугал своим неожиданным поведением. Он был резок, настойчив, но одновременно нежен. Его взгляд не терпел возражения, но при этом давал ей время подумать, он будто был готов позволить ей оттолкнуть его. Но хотела ли она? Ида потянулась к его губам, прикрыла глаза и в момент когда их губы вот-вот должны были соприкоснуться, он оттолкнулся, развернулся, сцепил руки за головой, метнулся в одну сторону, потом в другую, обернулся, еще раз посмотрел на нее, махнул головой и ушел прочь. В темноту.

Ида осталась одна.

Что ты со мной сотворила? Безупречная, чистая тьма была моей стихией. Грех. Я упивался им и наслаждался. Я жаждал. Алкал. Я страстно желал. Но что ты со мной сотворила? Не могу поверить, что я отказался. Я даже не понимаю, что чувствую и кто я теперь? Тварь я слабейшая или силой владею? Нет, я не сдамся, я не отдам ее. Я доведу. Грех. Я буду снова им наслаждаться. Я приближу этот день. Последний день этого мира. Я и только я буду властен над судьбой Твоих творений. Тебе не победить. Не в этот раз. Ты слаб. Ты стар. Твое время вышло. Пора признать, что Твои интриги уже не так новы. Я понял Твой секрет. И я сломаю Твои игрушки. Считай меня обиженным и обделенным мальчиком. Все равно Ты никогда не увидишь во мне большего, Ты никогда не видел во мне…

Зачем я говорю с Тобой, будто Тебе не все равно. Будто Ты слышишь. А даже если слышишь, будто для Тебя это имеет значение. А я ведь очень долго верил. А я ведь очень долго надеялся. Но прошли эпохи, исчезли миры и цивилизации, и я прошел точку невозврата. Я утратил все. Без сострадания. Без милосердия. Узри же, как в эту минуту разрушится Твоя уверенность в чистоте и непорочности. Ты не сможешь помешать. Ты не сможешь остановить. Ты не сможешь простить. И что тогда?