Инспектор угрозыска

Глава 18

Перед тем как покинуть учёного, я попросил его написать небольшую докладную записку по ситуации вокруг Гохрана.

Евгений Васильевич удивился:

– Зачем?

– Передам её в руки Дзержинского. Пускай во всём разберётся. Негоже бездарно разбазаривать такие сокровища.

Профессор устало вздохнул.

– Да вы романтик, молодой человек… Думаете, мы не обращались к Феликсу Эдмундовичу? Писали и не раз. В прошлом году была большая проверка, её проводил товарищ Бокий…

Услышав знакомую фамилию, я поморщился как от зубной боли. Слишком много свежих и неприятных воспоминаний у меня было связано с этой непростой фигурой. И боюсь, они ещё долго будут преследовать меня по жизни.

– Расстреляли тридцать пять сотрудников Гохрана, – продолжил профессор. – А толку-то? До сих пор порядок не навели. Драгоценности по-прежнему хранятся без всякой инвентаризации! Как был бардак, так и остался!

– Что, даже массовые расстрелы не помогли?

– Не помогли, – кивнул Шалашов. – Я ж говорю – гиблое место.

– И всё равно – нельзя опускать руки. К тому же я помню, что сказал ваш коллега Иванов насчёт того, как безжалостно и варварски поступают с произведениями искусства. Надо заострить на этом внимание.

– Ну заострите, – вид Шалашова не вызывал энтузиазма.

Кажется, он уже смирился с тем, что не может сломать эту стену.

– У вас имеются ещё какие-нибудь вопросы ко мне?

– Пока нет, Евгений Васильевич.

– Тогда желаю вам всего хорошего! Быть может вы сделаете то, что не получилось у других. А что касается докладной записки… Я напишу её и отправлю к вам курьером. Договорились?

– Конечно, профессор, – кивнул я и самым тёплым образом распрощался с учёным.

Мне всегда импонировали люди подобного склада.

Драгоценную монету в сопровождении чекиста-охранника пришлось возвращать в пресловутый Гохран. Сдавая её, я мысленно пообещал себе, что приложу все силы, дабы разворошить это осиное гнездо. Если понадобится, проем плешь товарищу Дзержинскому и буду являться к нему в ночных кошмарах. Что-что, а упрямства, в хорошем смысле этого слова, у меня хватало.

Не люблю таскать при себе ценности, всегда возникает чувство, словно они жгу карман. Избавившись от монеты, я облегчённо вздохнул и стал прикидывать дальнейший план действий.

Направление Фирша показалось мне самым перспективным. Шалашов сказал, что кражу раскрыть не удалось, но в материалах уголовного дела могли остаться какие-то ниточки или зацепки, способные привести меня к вору, а от него уже к пропавшей Лавровой.

Чтобы разузнать больше подробностей, я отправился в МУР к Коле Панкратову.

К счастью, он не был на выезде, а находился у себя в кабинете, о чём мне любезно сообщил дежурный.

При виде меня, Коля радушно улыбнулся:

– Здорово, сыщик! Каким ветром?

– Надеюсь, попутным, – вернул ему улыбку я. – Как твои успехи?

– Да помаленьку. Тружусь аки пчёлка. Кравцов всё ещё в бегах, ну да ничего – сыщем. Манкевич, как и обещал, дал подробные письменные показания. Со следаком насчёт него я договорился, думаю, отделается условным. Что ещё… Кассира арестовали, Князь и Чума молчат, как воду в рот набрали, ну да нам их признание не больно и нужно. И без него доказательств хватает. Думаю, на днях материалы уйдут в суд, и получат молодчики по полной! – Он довольно потёр ладони.

– Другими словами – не жизнь, а мёд!

– Ну так у нас не только одну кассу обнесли, других происшествий тоже хватает. Если тебе заняться нечем, могу с начальством переговорить – привлекут, – забросил удочку Панкратов.

– Спасибо, Коля, но меня уже озадачили.

Панкратов хотел что-то сказать, но внезапно замер, несколько раз оглушительно, чихнул и полез в карман за носовым платком.

– Расхворался что ли?

– Есть маненько, – кивнул он и показал на открытую форточку в кабинете. – У нас тут сквознячок гуляет, видать, протянуло…

– Так закрыл бы.

– Да я закрываю, только у нас тут обычно народа как сельдей в бочке, без форточки так накурят и надышат – хоть топор вешай, – вздохнул он. – Это тебе хорошо – один у себя на Петровке кукуешь. Начальство уже целую неделю не видел. Так и одичать можно!

– Некогда дичать, Коля. Ты мне лучше скажи – дело о краже коллекции дорогих монет некоего Евгения Фирша тебе знакомо?

– Не-а, – отрицательно мотнул головой он. – А когда твоего Фирша обнесли?

– Года два назад. Хотя может и все три – сведения неточные.

– В двадцатом я на фронте был, громил Врангеля.

– Жаль. Ну в смысле жаль, что не можешь мне помочь, – быстро поправился я.

– Сам не могу, но знаю, с кем тебе стоит переговорить.

– И с кем же?

– О, тебе несказанно повезло, Жора! Я сведу тебя с нашей легендой – самим товарищем Саушкиным, начальником регистрационно-дактилоскопического и справочного бюро МУРа.

– С Владимиром Матвеевичем? – обрадованно воскликнул я.

– А ты его уже знаешь? – удивился Коля.

– К сожалению, нет, но счёл бы за честь познакомиться, – сказал я.

Владимир Матвеевич и впрямь был легендарной личностью из старых, ещё дореволюционных спецов. Обладал фантастической памятью и знал в лицо всех преступников, которые проходили через материалы уголовных дел МУРа. Ему было достаточно всего один раз увидеть человека и он запоминал его на всю жизнь. Именно Саушкин в первые дни после Октябрьской революции защищал картотеку сыскной полиции от уничтожения и эта часть биографии Колычева – героя книги и телевизионного многосерийного фильма «Рождённая революцией», взята из жизни Владимира Матвеевича.

Так что я был несказанно рад выпавшей возможности лично пожать руку знаменитому сыщику.

– Тогда пошли! – решительно поднялся со стула Панкратов.

– Куда?

– В стол приводов. Обычно первую половину дня он проводит там, участвует в процедуре опознавания и установления личности всех задержанных.

– Неудобно как-то, – помялся я. – Помешаем.

Панкратов посмотрел на настенные часы с непременной кукушкой – они добавляли немного уюта в это казённое, пропахшее табаком, помещение.

– Да вроде не должны. По идее всё скоро закончится.

В комнате, куда с утра в МУР привозили задержанных со всей Москвы, Панкратов подвёл меня к невысокому плотному мужчине с тёмными волосами, густой щёточкой усов и короткой рыжей бородкой. У него было широкое открытое лицо, а серые глаза прятались за линзами очков.

– Товарищи, вы ко мне? – поднял подбородок Саушкин.

– К вам, Владимир Матвеевич. Вот у товарища Быстрова появилось к вам дело, – показал на меня Коля.

– Здравствуйте, Георгий Олегович, – произнёс Саушкин. – Не удивляйтесь: видел вашу фотографию в газете и, можно сказать, познакомился с вами заочно.

– Очень приятно, Владимир Матвеевич. У вас найдётся для меня пять минут?

– Разумеется, – кивнул он. – Только придётся немного подождать. Вот, с последним задержанным разберёмся и буду всецело к вашим услугам.

В этот момент милиционер подвёл к дежурному по столу приводов высокого парня с красивым румяным лицом.

– Вот, товарищ дежурный, задержанного взяли вчера ночью при попытке проникнуть на склад Продкооперации. Документов при нём обнаружено не было. Установить личность не удалось.

Парень усмехнулся и с дерзостью посмотрел на окружающих. Чувствовалось, что он – воробей стрелянный.

– Представьтесь, – велел дежурный.

– Иванов Иван Иванович, – развязно произнёс румяный.

– Что – так и записывать?

– Так и записывайте, – ухмыльнулся задержанный. – Иванов Иван Иванович. Чем не нравится?

Дежурный вздохнул и беспомощно оглянулся на Саушкина. Тот кивнул ему, поднялся из-за стола и подошёл к задержанному.

– Ты чего? – вздрогнул парень.

Ему было неловко под пристальным взглядом старого спеца.

– Да так… ничего. Смотрю на вас и думаю – чего вы от родителей своих открещиваетесь, хотя это они скорее от вас, Ульян Тарасович, отказаться были бы должны. Всю жизнь честно прожили, ни копейки чужой не взяли… Да и вы, гражданин Иващенко, прежде на таком преступном занятии как грабежи лабазов замечены не были. Сколько было приводов – все за сутенёрство. Чего спрашивается, в воры подались – конкуренции не выдержали?

Парень дрогнул.

– Чего?! Никакой я не Иващенко, вы что-то путаете, уважаемый.

Саушкин усмехнулся.

– Это вряд ли, Ульян Тарасович. Хоть я лично вас и не брал, но ваша личность мне хорошо знакома. А станете и дальше дурака валять – так нам недолго и картотеку поднять, там и ваша карточка найдётся и пальчики сыщутся.

– А, ладно! Пропадать так с музыкой! – смирился задержанный и обратился к дежурному:

– Пиши, начальник: Иващенко Ульян Тарасович, одна тыща восемьсот девяносто седьмого года рождения, из мещан.

Дежурный с облегчением обмакнул кончик ручки в чернила и заскрипел в тетради.

– Ну что ж, на сегодня всё. Теперь я в вашем распоряжении, – сказал нам Владимир Матвеевич.

– Пойдёмте ко мне в кабинет, – предложил Коля.

– Чаем угостишь? – прищурился Саушкин.

– Обижаете, Владимир Матвеевич! – откликнулся тот.

– А я, пока вода греется, сбегаю за пирожными к чаю, – сказал я.

– Балуете вы меня, старика, – польщённо улыбнулся Саушкин. – И хотя сладкое в моём возрасте кушать вредно, пожалуй, перед таким соблазном я не устою.

Как и договаривались, я сбегал в ближайшую кондитерскую и купил там несколько пирожных. Стоили они недёшево, но не каждый день пьёшь чай в такой компании!

Вернулся вовремя, как раз к тому моменту, как Панкратов стал разливать ароматный и душистый напиток по обычным гранёным стаканам.

– Коля успел мне сказать, что вас интересует кража у известного нумизмата Евгения Фирша, – сказал Саушкин.

– Всё верно.

– Я не буду расспрашивать вас, почему вас вдруг понадобилось дело трёхлетней давности. Раз вы им интересуетесь, значит, так нужно. В сущности история банальная: квартиру Фирша обчистили в тот день, когда хозяина не было дома. Сработали на самом высоком уровне, дверь аккуратно открыли, а потом точно так же аккуратно закрыли, не прибегая ко взлому, отпечатков и следов пребывания не оставили. Судя по тому, что ничего, кроме коллекции не тронули, а у Фирша хватало и других, ценных вещей, был чей-то конкретный заказ.

– Но ведь людей, которые знали о коллекции Фирша, не так уж и много? – заметил я. – Всё-таки круг нумизматов весьма ограничен. Широкие массы даже не догадываются, какую ценность из себя представляют старинные монеты.

Саушкин кивнул.

– Всё верно. Мы проверили каждого из потенциальных заказчиков, до кого смогли дотянуться. Увы, безрезультатно.

– А кого не смогли проверить?

– Так получилось, что один из них успел выехать заграницу до того, как мы на него вышли. Именно он и стал главным подозреваемым в этом деле. Но… в силу специфики, добраться до него мы не можем. Думаю, коллекция Фирша покинула страну, – горестно заключил Владимир Матвеевич.

– Не вся, – сказал я. – Нам удалось найти её жемчужину – серебряный константиновский рубль.

– Но позвольте, насколько я помню – а память меня по сию пору ещё никогда не подводила, в коллекции господина Фирша не было столь редкой монеты! – По лицу Саушкина чувствовалось, что он очень заинтересовался этим фактом. – Во всяком случае, нам он ничего не рассказывал…

– Об этом секрете он сообщил на смертном одре своему знакомому – профессору Шалашову.

– С Евгением Васильевичем нас связывает давнее знакомство, – улыбнулся Саушкин. – При случае передайте ему от меня поклон.

– Обязательно передам, Владимир Матвеевич, – пообещал я.

– А могу я узнать, если, конечно, не секрет: где и при каких обстоятельствах вы нашли этот рубль?

– Тут как раз нет ничего секретного: рубль был найден во время осмотра жилища пропавшей гражданки Ольги Лавровой.

– Лавровой? – Саушкин так взволновался, что едва не опрокинул свой стакан с чаем.

– Да. Вы её знаете? – внимательно уставился я на него.

Владимир Матвеевич кивнул.

– Да. Одно время она была жиличкой у Фирша, снимала у него комнату. Правда, это было задолго до того, как профессора ограбили. Мои коллеги проверяли её, но ничего подозрительного не нашли. Обычная скромная девушка из хорошей семьи, – последние слова Владимир Матвеевич сказал уже далеко не уверенным тоном.