С Зюскиндом чекисты справились и без меня. Его нашли в кабинете, где он не только работал (если это можно так и сказать), но и ел.
На столе ещё скворчала сковорода с жареной колбасой и картошкой, залитой яйцом, стоял шкалик, доверху наполненный прозрачной как слеза жидкостью – явно не тем дешёвым самогоном, что наводнил город с момента объявления сухого закона, и не желал сдавать свои позиции.
Всё это выглядело весьма аппетитно, особенно поджаренная колбаса, но застуканному за трапезой Зюскинду кусок уже не лез в рот.
Его одутловатое лицо постепенно приобретало густой свекольный цвет, и я уже начал бояться, как бы гада с испуга не хватил удар. И тогда мы уже вряд ли выйдем на след главаря.
Над ним монументальной скульптурой возвышался улыбающийся Боря Райнер.
– Всё, гражданин Зюскинд, прикрываем мы вашу лавочку! – весело проговорил чекист. – Вы арестованы. Собирайтесь.
– Куда? – глупо хлопая глазами, спросил содержатель борделя.
– К теще на блины, – хмыкнул Боря и тут же рявкнул:
– В ГПУ, конечно!
Зюскинд приподнялся, потом вдруг пошатнулся и, схватившись за сердце, сел на место.
– Кажется, ему плохо, – сказал я, с тревогой всматриваясь в ставшее ещё более красным лицо арестованного.
– Брось, Жора! Придуривается, гад.
Я покачал головой.
– Непохоже, Боря. Тут всё явно по серьёзному. Давай-ка вызывай врача. Если он при нас кончится – считай, что всё было насмарку.
– Ну, хорошо! Кто ж знал, что эта гнида такой чувствительной окажется! – Райнер кивнул и приказал одному из бойцов сбегать за медиками.
Мы уложили Зюскинда на небольшой диван, стоявший в кабинете.
– Воды, – попросил арестованный.
Губы его тряслись.
Я налил ему воды из фужера, дал попить. Зюскинд сделал глоток, на несколько секунд ему стало лучше, но потом он резко обмяк и потерял сознание.
– Похоже, пахнет больничкой, – вздохнул я.
– Ничего, врач приедет, поставит его на ноги, а дальше мы из него всю душу вынем! – пообещал Боря.
– Уж постарайтесь. Кстати, если потребуется госпитализация, кровь из носу, но пробей для Зискинда отдельную палату и приставь круглосуточную охрану!
– Жора, дери тебя за ногу! – разозлился чекист. – Ты чего меня как маленького учишь?! И без тебя знаю, что делать. Лучше скажи – Лаврову удалось найти?
– Удалось. Сейчас её и других женщин охраняет твой Журов.
– А вот за это спасибо, дорогой ты наш Георгий Олегович! – радостно произнёс Борис.
Он оглядел кабинет, увидел висевший на стене телефонный аппарат и довольно потёр руки.
– Да уж… На широкую ногу жили в этом борделе. Даже телефонную линию сюда провели. Ну да нам на пользу. Прямо отсюда сейчас позвоню товарищу Артузову, доложу о наших успехах.
– Мне-то что делать? – спросил я.
– Тебе? – Борис пожал плечами. – Свою работу ты выполнил, Лаврову отыскал живой и невредимой. Можешь ехать домой, отдыхать.
– Насчёт живой ты, Боря, прав, а вот насчёт невредимой – погорячился. Эти сволочи её отделали, ты бы видел, какие синяки у неё под глазами! Возможно, ей тоже понадобится помощь врача.
– Будет ей врач и не только! – заявил чекист. – Сам понимаешь, какие у нас на Лаврову планы.
– Э, нет! – замахал руками я. – Свои планы вы лучше оставьте при себе. А я и впрямь домой поеду. У меня невеста скоро в Москву приезжает, надо приготовиться.
Мы распрощались, пожав друг другу руки, и я покинул негостеприимные стены особняка в Малом Кисловском переулке. Теперь от меня уже ничего не зависело, дальше коллегам из безопасности предстояло поработать самим.
Приехав домой, с чистой совестью завалился спать и продрых, не просыпаясь, почти до самого обеда. Всё-таки события последних дней порядком вымотали.
Спохватившись, что такими темпами могу и на встречу с железным рыцарем революции опоздать, принялся собраться в страшной спешке, попутно прокручивая в голове детали предстоящего разговора.
Дзержинский – человек занятой, вряд ли мне дадут больше полчаса, поэтому надо всё разложить по полочкам и говорить чётко и по существу.
В назначенное время я уже находился в приёмной. Секретарь при виде меня встал и сказал:
– Товарищ Быстров, можете заходить. Вас уже ждут.
Я понял, почему слово «ждут» было использован во множественном числе, когда увидел в кабинете, кроме Дзержинского, ещё и Артузова. Они с улыбкой смотрели на меня.
– Вот он – наш герой, – произнёс Артузов.
– Скажете тоже, – потупился я.
– Скромность – хорошее качество, – засмеялся Феликс Эдмундович. – Вижу, природа одарила вас им сполна. Присаживайтесь.
Он указал мне на стул.
Я сел.
– Вы собирались переговорить со мной насчёт работы Гохрана.
– Да, Феликс Эдмундович. По моей просьбе профессор Шалашов подготовил докладную записку. Он считает, и я его в этом поддерживаю, что в настоящее время работа в Гохране поставлена из рук вон плохо. Где-то из-за головотяпства и незнания, а где-то, благодаря целенаправленному вредительству, происходит уничтожение культурного богатства страны. Мы теряем даже не миллионы, миллиарды.
– Есть конкретные примеры? – разом посерьёзнел Дзержинский.
– К глубокому несчастью, масса. Некоторые из них приведены в докладной записке. – Я положил перед Дзержинским папку с материалами Евгения Васильевича.
Феликс Эдмундович открыл её и погрузился в чтение. Закончив, захлопнул папку и передал Артузову.
– Артур Христианович, возьмётесь?
– Возьмёмся, товарищ нарком, – кивнул тот.
– Даю вам месяц на проверку всех обстоятельств и устранение всего выявленного безобразие. Одно дело, конечно, когда урон стране наносят по незнанию – далеко не все из наших товарищей в Гохране обладают должным образованием… Их, конечно, надо учить, а вообще лучше сразу найти грамотных специалистов. Уверен, такие в стране есть. – Он продолжил, уже с гневом:
– И совсем другое, когда происходит сознательное вредительство. Разберитесь, Артур Христианович! Жду вас с докладом у себя… – Дзержинский открыл блокнот, полистал его, сделал какую-то пометку и назвал число.
– Успеете?
– Должны успеть, – подумав, ответил Артузов.
– Георгий Олегович, это всё или у вас есть ещё какие-то вопросы? – снова переключился на меня Дзержинский.
– Скорее некоторые соображения о том, как можно организовать работу органов правопорядка, – сказал я.
– Тогда излагайте. Мы с Артуром Христиановичем открыты всему новому и полезному нашему делу.
Я откашлялся и заговорил. Снова вернулся к институту участковых, который из стадии экспериментального было пора разворачивать по-настоящему. Поведал о своих идеях, в частности о светошумовых гранатах, что могли оказаться так полезны при штурме бандитских малин, о неправильности бюджетной политики, когда расходы на содержание милиции скинули на местные органы, что привело к массовым сокращениям и перекосам.
Остапа, как водится, несло. К счастью, меня слушали внимательно, не перебивая.
Лишь в конце, когда я понял, что выдохся и больше уже ничего не смогу предложить, Феликс Эдмундович и Артузов переглянулись.
– Да уж, товарищ Быстров… Задали вы нам задачку! Вы представляете себе, какие колоссальные расходы понадобятся на воплощение хотя бы части из того, о чём вы нам говорили?! – воскликнул Дзержинский.
– Так ведь не всё ж сразу, товарищ Дзержинский! Начнём делать поэтапно, от малого к большому! Иначе будет трудно справиться с разгулом преступности в стране.
– А вы думаете социальная политика не приведёт к победе над этим явлением?
– Бытие определяет сознание, товарищ нарком. С этим не поспоришь. Но, боюсь, что преступность – более глубокое явление, которое зависит не только от социальных факторов. К сожалению, есть люди и таких немало, которые по складу своей натуры склонны на совершение преступных деяний. И убивают они отнюдь не потому, что плохо живут, а потому что испытывают к этому нездоровое увлечение. А это только вершина айсберга. Копнём глубже – вылезет столько всего, – вздохнул я.
– То есть вы настроены достаточно скептично? – Артузов пристально, не мигая, взглянул на меня.
– Скорее реалистично. Да, с улучшением жизни уровень преступности пойдёт вниз – это аксиома, но искоренить это явление полностью – невозможно. Во всяком случае, при нашей с вами жизни, – сказал как отрезал я.
– Что ж… Ваша точка зрения понятна, товарищ Быстров. Мы тоже не строем иллюзий на этот счёт, – кивнул Дзержинский. – Борьба предстоит нешуточная, врагов у нас хватает… Товарищ Артузов высоко оценил ваше участие в расследовании похищения гражданки Лавровой. Он даже подумывал предложить вам работу в своём отделе… Не так ли, Артур Христианович?
– Всё так, Феликс Эдмундович, – подтвердил Артузов.
– Но я его отговорил, – улыбнулся Дзержинский. – Вы хороши на своём месте, тем более, что работы по линии уголовного розыска тоже – хоть отбавляй!
– Спасибо, Феликс Эдмундович! – облегчённо выдохнул я.
При всей симпатии к Артузову, я действительно предпочитал заниматься тем, что умею пока лучше всего. Всю жизнь я был ментом и хотел остаться им же. Это не просто призвание, это – судьба! И она мне нравилась такой, какая она есть.
– Не за что, товарищ Быстров. Побудьте пока инспектором уголовного розыска – ведь не зря же мы создали ваш спецотдел. Скоро возвращаются из командировки ваши коллеги. Они тоже отличились, раскрыв целую банду, занимавшуюся убийствами и грабежом. Это расследование ещё войдёт в учебники.
– Эх, жаль мне не удалось принять в нём участие! – искренне вздохнул я.
– Ничего, вы и тут, в Москве, отличились! – усмехнулся Дзержинский. – Да, пока не забыл… Товарищ Артузов, кажется, вы ведь тоже что-то хотели сообщить товарищу Быстрову?
– Ещё как! – засиял чекист.
Он с грохотом встал со своего места, заставив этим приподняться и меня. Выражение лица Артура Христиановича при этом стало необычайно торжественным.
– Товарищ Быстров, – громогласно объявил он. – Принимая во внимание успешное завершение, упорную работу и проявление полной преданности к делу, в связи с исполнением трудных и сложных заданий ГПУ, народным комиссариатом внутренних дело было принято решение объявить вам благодарность!
– Служу трудовому народу! – вытянувшись во фрунт, гаркнул я.
– А так же, в ознаменование больших заслуг и в качестве поощрения лично товарищем народным комиссаром внутренних дел вам выделена из служебного фонда комиссариата трёхкомнатная квартира. Вот ваш ордер! – протянул мне лист бумаги Артузов и подмигнул:
– Считайте, что это ещё и наш вам подарок на предстоящую свадьбу!
Внутри у меня всё пересохло. Даже не верилось… Мы с Настей получим собственное жильё! Это… это…
– Огрмоное спасибо, товарищи! Набираюсь храбрости, чтобы пригласить вас на мою свадьбу и, само собой, на новоселье, – растроганно произнёс я.
– Бери, заслужил! – кивнул Дзержинский. – Жаль, мне погулять на вашей свадьбе вряд ли удастся, дела, а вот Артур Христианович сказал, что будет там обязательно. Обещал плясать там до упада!
Уходил я из кабинета наркома на ватных ногах, вне себя от счастья. А завтра мне предстояло ехать на вокзал, встречать моих дорогих и любимых Настю и Степановну.
И я даже заранее знал день, на который мы сыграем свадьбу.
Тридцатое декабря 1922 года. В этот день появится не только новая ячейка советского общества, но и новая страна – СССР!
И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы Советский Союз не распался в этом долбанном 1991-м году!