Исчадие Кромки. Часть 2

Глава 18

Я проследил взглядом за смельчаком, падающим с огромной высоты, и нагоняющим его трехголовым монстром. Огромная туша Змея в свободном полете разгонялась куда как стремительнее. Оно и понятно, массы противников несоизмеримы. А Змей, паразит, еще и крыльями себе поддавал.

— Хорошо идут! — насмешливо произнес Стихийный Дух, с интересом наблюдая за развернувшимся пред его глазами «соревнованием». Таких развлечений он был надолго лишен. — Но человечку конец — догонит его эта трехголовая образина!

— А увести пацана из-под носа этого Чуда-Юда, не слабо? — подначил я старичка-Духа.

— А то! — глаза Ломоноса азартно сверкнули — явно соскучился старикашка по приключениям, да авантюрам. — Да все эти ящерки трехголовые, — пренебрежительно оттопырил он нижнюю губу, — моим Коняшкам и в подметки не годятся!

— Ты, это, дружище, поспеши, — поторопил я Стихийного Духа, — а то проглотит его невзначай…

— Не бзди, Хоттабыч! — «успокоил» меня Ломонос. — Сейчас влегкую уделаем эту твою зеленую крокодилу! К тому же, я всё зеленое на дух не переношу! Усё будет в лучшем виде! — Он сдернул облезлый заячий треух со своей головы и со всего маха бросил его на дно чудесной повозки. — Выноси, залетный-йа-а-а-а! — Завизжал старикан, опять хлестанув длинным кнутом над самыми спинами белоснежных лошадей.

Его абсолютно лысая голова блеснула в лучах солнца, когда повозка, заложив крутой вираж, помчалась наперерез падающему богатырю. К моему великому изумлению, Волшебные Коняшки Зимы мгновенно преодолели разделяющее нас расстояние — я даже глазом не успел моргнуть и «зависли» чуть ниже падающего витязя.

Вернее, начали «падать» на землю с точно такой же скоростью, как и закованный в древнерусские доспехи смельчак. Как Ломоносу удалось провернуть такой фокус, я даже не представлял. Похоже, что он просто прибеднялся, заявляя, что совсем «не по энтой части». Так лихо обращаться с Волшебной Повозкой мог бы только настоящий профессионал.

Увидев нас, витязь с изумлением выпучил глаза. Видимо, не каждый день ему на пути попадаются летающие хрустальные повозки, запряженных тройкой белоснежных лошадей. Ломонос поднял свой неприглядный головной убор со дна саней и весело помахал им пареньку:

— Чего смотришь, болезный? Подвезти?

— А можно? — вежливо поинтересовался богатырь.

— Сигай! — благодушно разрешил Ломонос. — А приятелю своему передай: пусть заканчивает дурью маяться!

Сани на мгновение притормозили, витязь, пролетая мимо, зацепился за бортик и затянул себя внутрь повозки.

— Какому приятелю передать? — поинтересовался он, переводя сбившееся дыхание.

— Трехголовому, — обернувшись, пояснил Ломонос. — Хрена чего у него выгорит!

— Так он мне и не приятель совсем, — на полном серьезе произнес богатырь. — Даже наоборот…

— А! Ну тогда всё в порядке! Н-н-о! Родный-я-а-а! — вновь заголосил Ломонос, пуская коней в бешенный галоп.

Повозка основательно накренилась, оставляя чудовище позади. Однако Горыныч и не думал успокаиваться, бросаясь в погоню уже за нами. Ломонос обернулся, оценивая расстояние до крылатого Монстра. Мне показалось, но Трехголовое Чудовище постепенно сокращало расстояние.

— Ты поглянь, Хоттабыч, настырная кака животина? — обратился он ко мне. — В догонялки поиграть хочет! Эх, давай, давай родныя! Поспешай! — заорал Ломонос, продолжая нахлестывать Коняшек.

Волшебные Сани летели словно ветер, но летающая Змеюка постепенна настигала.Неожиданно Тварь распахнула пасть, и оттуда вырвалась обжигающая струя пламени. Просто мощнейший такой поток раскаленной плазмы.

— Ну, так мы не договаривались! — обиженно засопел Ломонос, осознав, что опростоволосился. — Застоялись Коники мои… — шмыгнув носом, неохотно признался он. — Вот и не вывозят… Так что теперь это… Спалит ведь Сани, жаба бородавочная! А Хозяйка с меня за них обязательно спросит!

А ведь старикан был прав, я заметил, как запятки Вошебных Саней «потекли», теряя форму.

— Ну, ребятки, выручайте-помогайте! А то живыми не уйти от супостата! — взмолился возница.

— Как помогать? — растерялся спасенный молодой богатырь. — У меня ни меча, ни копья не осталось! А с луком против Змея и нечего ловить!

— А ты вон, хоть палку эту метни, — указал Ломонос, на забытое мною в санях допотопное «копьецо», прихваченное на свалке Артефактов.

Только думается мне, что никакой пользы от этого не будет. Таким хилым оружием его даже не поцарапать, только если в глаз попасть. Но у Змея их еще целых пять!

Пока витязь крутил в руках мой «посох», размышляя: «метать, иль не метать? вот в чем вопрос?» — Подлая Змеюка вновь плюнула в нас охренительно мощной струей пламени. И, судя по расстоянию, на этот раз нас обязательно должно было зацепить и прожарить хорошенько.

— Берегитесь, мессир! — заверещал Матроскин, испуганно вцепившись когтями мне в ногу.

— Ух, ё! — выругался я в сердцах. — Обалдел, хвостатый! Больно же!

— Простите, мессир, я не специально! Похоже, конец насту…

— Не суетись «под тесаком», Матроскин! Дедушку Хоттабыча так просто не прикончить!

Основательно зачерпнув Силы из Резерва, я поставил на пути огненной струи Большой Ледяной Щит. Ну, это я его так назвал, поскольку только что выдумал. И он появился — сверкающий в лучах солнца, толстый кусок льда, удерживаемый в воздухе Гравитационным Даром. Пламя и лед столкнулись. Щит начал таять, истончаться, затем вдруг раскололся, но пламя к тому времени успело погаснуть.

— Эх, молодец, паря! — обрадованно завопил Ломонос. — Так ты тоже, выходит, из наших? Из Морозных?

— Из ваших, из ваших! — усмехнулся я, наблюдая, как Змей, слегка потеряв скорость, обруливает острые ледяные остатки Щита, которые я продолжал удерживать висящими в воздухе на его пути.

— А теперь жахни его чем убойным, Хоттабыч! — продолжал подзуживать меня старикан. — Чтобы жизнь малиной не казалась и неповадно было на честных Духов нападать!

Ну, о честности Ломоноса я промолчу, у меня были определенные сомнения на этот счёт — он еще тот хитрец. Но, так или иначе, с нашим преследователем нужно было что-то решать. И я решил, не изобретать велосипеда, а попотчевать его самым первым моим заклинанием, освоенным в этом Магическом мире — «Холодцом».

Тогда всё закончилось печально, Сила, которую я, в общем-то, еще не умел как следует контролировать, погубила хорошего человека. А на этот раз, я надеюсь, она, наоборот, спасет наши жизни. Из моей ладони вырвался тонкий узконаправленный концентрированный Поток Холода. В Магическом Зрении он выглядел зеленовато-сиреневым лучом, который «впился» в Трехголового Змея.

Если он недалеко убежал от обычной физиологии, то должен был бы быть, как и все земноводные — хладнокровным. Да даже, если и нет, и он — чисто Магическое Существо, заморозка должна его основательно замедлить. Наряду с Магией, физика в этом мире тоже работала.

Я не прогадал и на этот раз, Горыныч стал махать крыльями гораздо реже, а его зеленая чешуя начала покрываться тонкой корочкой льда. Змей постепенно обрастал изморозью, превращаясь в огромную блестящую на солнце замороженную глыбу. Время от времени он пытался растопить лед своим огненным дыханием, но я наращивал поток «Холодца», восстанавливая снеговую шубу.

Надо отметить, что сопротивляемость к холоду у Горыныча оказалась феноменальная. Он продолжал обрастать льдом, и крыльями едва шевелил, но сука, продолжал за нами упорно лететь. Другая Тварюга уже бы давно замёрзла нахрен, а этот трехголовый говнюк всё никак не успокаивался. Конечно, догнать нас он уже не мог, но и подыхать не собирался.

Я уже было совсем решил поменять тактику — и раздавить Горыныча Гравитационным Даром, как давеча того же Гипериона. Только «солнца» из Змея, увы, не получится. Я перестал морозить трехголовую Тварь, и уже собрался опутать его Силовыми Гравитационными Полями, когда наш спасенный богатырь неожиданно метнул в летающего Монстра мою кривую палку.

Дрянное копьецо, не имеющее даже наконечника, а просто обожжённое на костре, ушло «в полёт» с шумом и скоростью взлетающего реактивного лайнера. Мало того, так за ним еще и протянулся огненный хвост, как у влетающего в атмосферу космического болида. А ведь если я ничего не путаю, болид с древнегреческого переводится как метательное копьё. И если у древних греков были такие метательные копья, то я просто умываю руки.

— Ты чего это такое сотворил, паря? — Ломонос обернулся на шум летящего копья, да так и замер с раскрытым ртом.

— Не знаю, — пожал плечами витязь, — я просто кинул эту… палку… А оно, вона, как удачно вышло!

Огненный росчерк стремительно приблизился к Змею и с чудовищной силой ударил его в грудь, покрытую крепкой чешуйчатой броней. И всё… А я ожидал куда более эффектного «боевого соприкосновения» при таких-то начальных параметрах. Какого-нибудь большого бада-бума, чтобы только кровавые сопли и слюни в разные стороны разметало. А тут никакого эффекта, кроме завораживающего полёта.

Но, как оказалось, со своими выводами я поспешил. Прошло несколько секунд и Змей, перестав взмахивать крыльями, неподвижно замер в воздухе. Мгновение он висел, а затем «клюнул носом», вернее, целыми тремя «носами», завалился на бок и начал стремительно пикировать вниз, как подбитый бомбардировщик.

Ломонос довольно ощерился и толкнул острым локтем в бок стоявшего рядом спасённого витязя:

— Ты смотри, паря, смотри как пошел! И как это ты его?

— Да случайно, наверное, получилось… — Пожал плечами розовощекий паренёк-богатырь.

— А ну посмотрим, разобьется змеюка подколодная, али нет? — И старикан направил коней вслед за падающим со свистом Горынычем.

— Тогда уже не подколодная змеюка, а поднебесная, — поправил я Стихийного Духа.

— А хрен редьки не слаще! — отмахнулся он от меня. — Пусть сдохнет, собака!

Мы «нагнали» падающего Змея возле самой земли, где Ломонос резко остановил повозку, Однако, он благоразумно не приближался к разогнавшейся туше, держась поодаль. Мы приземлились на поросшую зеленой травкой полянку буквально за пару мгновений, до того, как многотонная туша Горыныча на полном ходу врезалась в возвышающийся перед нами пригорок, поросший густым лесом.

Земля основательно дрогнула, а во все стороны полетели камни, щепки и куски размочаленной древесины. А затем рвануло так громко и ярко, что у всех сидевших в санях заплясали «зайчики» в глазах, и заложило уши. Земля задрожала еще сильней, а в небо взметнулся огненный гриб, как при взрыве ядерной бомбы.

— Вот это жахнуло! — обрадованно заорал Ломонос, которому подобное зрелище доставляло явное удовольствие. — Вот это я понимаю! Как думаешь, Хоттабыч, конец зверюге пришёл?

— Думаю, что пришёл, — согласился я с предположением Стихийного Духа.

— Красота-то какая! — повторил старикан мои недавние слова, пялясь во все глаза на последствия разрушительного взрыва. — Лепота!

Когда огонь прекратился, а дым рассеялся, Ломонос вновь поднял в воздух своих Коняшек и подлетел к месту крушения Змея. От Горыныча мало чего осталось после такого взрыва. То тут, то там валялись куски его истерзанного тела, дымясь и истекая кровавой жижей. Теперь нам стало понятно, что Чудовище окончательно уничтожено и восстановлению не подлежит.

Ну, если только у него нет Регенерации, как у меня. Но этот момент мы сможем немного попозже отследить. Однако, что-то мне говорило, что возродиться из этой кучи дымящегося мяса он уже не сможет. Да и в Магическом Спектре никаких особых поползновений не наблюдалось.

— Ну, что, робятки? — обернулся к нам с облучка старикашка. — Кто-то там угощение обещал с песнями и плясками по поводу освобождения устроить? — ехидно прищурившись, поинтересовался он. — А теперь и еще один повод появился… — беззастенчиво намекнул он, указав на останки Змея. — Грех такими поводами, да не воспользоваться!

— Согласен, — кивнул я. — Давай, правь вот на ту лужайку, — и я указал на подмеченное удобное местечко, раскинувшееся у самой кромки леса возле небольшой речушки. — Для пикника — самое оно! Да и Коняшкам твоим есть, где попастись.

— Добро! — Старикан быстро направил Волшебные Сани к указанному мною месту.

— Слушай, а как ты вообще себя чувствуешь? — поинтересовался я. — Ведь лето на дворе? Ты, часом, не растаешь под теплым солнышком?

— Да не-е-е, — отмахнулся старикан, — не боись, Хоттабыч, не растаю. А вот Силы своей уже почти лишился. Я теперь, если и заморожу чего, то не больше мелкой лужи, — признался он. — Так что толку от меня таперича, никакого нету.

— Обойдемся, как-нибудь и без твоей помощи, — успокоил я Ломоноса. — А домой-то добраться сможешь?

— Коняшки мои хоть и притомились, но вернуться назад много легче, чем прорваться сюда, — ответил Ломонос, приземляя Волшебные Сани на выбранной мною полянке.

Пока старикашка распрягал Волшебных Лошадок, а Матроскин разворачивал в теньке Скатерть-самобранку, я решил познакомиться со спасенным нами богатырём. Витязь к тому моменту уже снял с головы островерхий шлем с бармицей[1], и скинул кольчугу с большим и полированным зерцалом[2], выполненным в виде улыбающегося солнца. Оказался смельчак, как мне и показалось вначале, молодым крепким парнем, не старше двадцати пяти, с «золотой» вьющейся шевелюрой и ярко голубыми глазами. Глубокими, как само синее небо.

— Спасибо, отче, за помощи! — поклонился мне паренёк, приложив одну руку к груди, а второй достав до земли. — И товарищу твоему спасибо! — Поклонился богатырь и Ломоносу. — И коту твоему тоже! Что не дали погибнуть…

Вот ведь какой вежливый — никого внимаем не обошел. Даже Матроскина уважил. За что мой верный фамильяр, соратник и друг обтерся об его красные яловые сапоги с загнутыми носами. Я между делом глянул на него Магическим Зрением, пытаясь разглядеть потоки Силы, но парень, к моему величайшему изумлению, даже Одарённым не являлся! Обычный человек.

— А чего же ты, дурья башка, на такую Тварь замахнулся, коли она тебе не по зубам? — ворчливо поинтересовался Ломонос, закончив возиться с лошадками, которые теперь мирно паслись на лугу.

Кстати, а траву они жевали с огромным удовольствием, несмотря на свою Волшебную Суть.

— А как узнать, если не попробовать? — простодушно ответил богатырь, пожав плечами. — Ну, как-то Боги всё время миловали… Вот и сейчас не попустили…

— А звать-величать-то тебя как, истребитель Чудовищ? — поинтересовался я. Надо же, как-то, общение налаживать.

— Всеволодом батька назвал, — ответил парнишка. — Но, когда крестили, Иваном нарекли. Так что все сейчас Иваном кличут.

— Я — Хоттабыч, — прикоснулся я рукой к груди, — человек обычный, маленький…

— Ага, этот обычный маленький человек такой Силищей владеет, что иным Богам стыдно становится! — ворчливо заметил старикашка, давно меня раскусивший. Еще когда я ясли «заряжал».

— Этот благонравный старичок, — я указал на возничего, — Ломонос. Дух Морозной Стихии, один из верных слуг Богини Мары. А вот этот пушистый проказник, что вокруг тебя вьётся — говорящий кот Матроскин из славного семейства Грималкиных. Одним словом, прошу любить и жаловать!

— А я еще одного такого кота хорошо знаю! — обрадовался Иван-богатырь. — Баюном его кличут! Ученый — просто жуть берет! Я рядом с ним себя таким дурнем чувствую…

— Да ты и есть дурень! — Всё никак не мог успокоиться Ломонос, рассматривая испорченные Сани. — Надо же было на Змея в одиночку наброситься!

— И давно ты так геройствуешь, Иван? — поинтересовался я между делом.

— Да я уже и не помню, — вновь бесхитростно пожал плечами богатырь. — С тех пор, как украл подлый Колдун мою невесту, так и хожу по свету в её поисках. Ну, и заодно хорошим людям помогаю — избавляю от всякой пакости, типа Змея. Вот и сюда добрался…

— А ты из чьих будешь, Иван? — полюбопытствовал Матроскин.

— Княжеского рода мы, — по-простецки отозвался богатырь. — Васильковичи. Сыновья Василько Романовича[3] князя Белзского, Берестейского, Перемильского, Луцкого и Волынского. Трое нас у батьки было: Владимир, Юрий и я — третий сын. Да еще и сестра — Ольга, — разложил «по полочкам» свою биографию золотоволосый витязь. — А вообще, пращуром моим сам легендарный Рюрик был! — с гордостью добавил богатырь, глядя на нас поблескивающими глазами. — Он за четыре сотни лет до моего рождения всей Русью Великой правил!

А вот после этих слов я удивленно присвистнул. Выходило так, что слонялся по свету наш парнишка в поисках своей невесты почти восемь сотен лет! И за это время ничуть не постарел! Похоже, что мы сегодня спасли от гибели реальный прототип сказочного Иванушки-царевича, или Иванушки-дурачка. Хотя, сдаётся мне, что и без нашего участия он бы не разбился…

[1] Бармица — в Древней Руси 10–13 вв. или в восточных странах: кольчужная железная сетка, обрамляющей шлем по нижнему краю, закрывающая шею, плечи, затылок и боковые стороны головы, в некоторых случаях: грудь и нижнюю часть лица.

[2] Зерца́льный доспе́х (перс. — общее название русских и восточных доспехов. Фактически, под термином «зерцала» имелось два различных вида доспехов: полный зерцальный доспех и зерцала личные — усилитель доспеха, надеваемый поверх кольчатого доспеха.

[3]Василько Романович (1203—1269) — князь Белзский (1207—1211), Берестейский (1208—1210, 1219—1228), Перемильский (1209—1218), Пересопницкий (1225—1229), Луцкий (1229—1238), Волынский (1231—1269), сын Романа Мстиславича, князя Галицко-Волынского и великого князя Киевского, и его второй жены Анны. На самом деле у него было двое сыновей и одна дочь, но в альтернативном мире их оказалось трое.