Исчезновение

Глава 21

Вторник, 19.32

Звук льющейся воды разбудил Рэйни. Голова ее откинулась назад, она дернулась, как будто очнувшись от глубокого забытья, и ударилась о деревянную балку. Вздрогнула — и тут же все ее тело заныло.

Она была в каком-то новом месте. Тот же бесконечный мрак вокруг, разумеется, но при этом отчетливый, резкий запах. Грязь, плесень, гниль. Во всяком случае, это не наводило на мысли ни о чем хорошем.

Ее руки по-прежнему были связаны спереди, щиколотки стянуты, на глазах повязка. Зато во рту больше не было кляпа. Она могла глотать, двигать языком — роскошь, о которой не подозревают большинство людей. Ненадолго ее посетил соблазн поднять голову и закричать, но потом Рэйни подумала, что ей не хватит сил. Затем ей пришла еще одна мысль: почему похититель не вернул кляп на место? Может, потому, что ничего не изменится, даже если она закричит? Наверное, она слишком далеко.

Земля под ней была влажной. Рэйни начала дрожать и впервые за все время поняла, насколько она продрогла. Сырость пропитала одежду, пронизывала до костей. Рэйни свернулась клубочком, инстинктивно пытаясь сохранить тепло, но этого было недостаточно. Зубы стучали, в голове что-то болезненно пульсировало, и все ее порезы и ушибы горели огнем.

Это подвал, подумала она. Здесь холодно и сыро; дождевая вода месяцами сочится сквозь стены и лужами собирается на полу. Здесь пахнет прелой листвой и грязным бельем. И здесь ее никто не найдет. Здесь огромные пауки плетут свои замысловатые сети, сюда приходят умирать мелкие животные.

Рэйни попыталась сесть, но потерпела неудачу и тут же почувствовала, что левый глаз под повязкой оплыл и закрылся. Дальнейшее исследование показало, что у нее рассечена губа, разбит лоб, и все тело, от шеи до самого низа, покрыто бесчисленными порезами — одни из них были неглубокими, зато другие — довольно опасными. Голова кружилась — от потери крови или от голода, она не знала, да это и не было важно. Она избита и изранена, и грудная клетка болела, когда она пыталась вдохнуть поглубже.

Рэйни замерзала — в буквальном смысле слова. Ей было неприятно прикасаться к собственному телу, холодному и влажному на ощупь, точь-в-точь как труп в морге. Нужно найти сухое место. Нужны чистая одежда, груда одеял и огонь в камине. Она сунула бы руки в самое пламя, чтобы согреться. Она вспомнила бы те дни, когда сидела, прижавшись к груди Куинси, а он гладил ее волосы.

Мысль о волосах была последней соломинкой. Рэйни начала громко всхлипывать — ее охватила невероятная скорбь, от которой только усилились боль в груди и ощущение пустоты в желудке. Она расплакалась и пришла к неизбежному выводу: все очень плохо. Если ничего не изменится в самое ближайшее время, она, наверное, умрет.

Забавно, как иногда одна деталь помогает разглядеть всю картину в целом. Достаточно было обрезать ей волосы, чтобы она наконец ощутила весь ужас своего положения.

Сначала Рэйни не поняла, что собирается делать похититель. Она услышала, как он вытаскивает нож. Почувствовала лишь, как намотал ее волосы на кулак. Потом он откинул ей голову назад, и она попыталась заслонить горло. Ее связанные руки взметнулись к ключицам, а в памяти мелькнули фотографии с места преступления: белое женское горло, зияющее жуткой раной.

Он начал срезать ей волосы, и вдруг случилось нечто странное: Рэйни обезумела.

Она смирилась с тем, что у нее связаны руки. Смирилась со своими обездвиженными ногами, с повязкой, закрывавшей глаза, и кляпом, иссушившим рот. Но мысль о том, что ей отрежут волосы, была нестерпима. Это ее единственное сокровище, ее единственная прелесть. Разве Куинси будет любить свою жену, если она лишится волос?

Рэйни ударила похитителя локтем. Тот не ждал нападения, и ей удалось крепко врезать ему по ребрам. Он издал странный сдавленный звук, захлебнулся воздухом, а потом в ярости выдернул у нее целую прядь.

— Какого хрена ты это делаешь? — крикнул он. — У меня в руках охотничий нож, черт возьми. Стой спокойно!

Рэйни не могла стоять спокойно. Она рванулась изо всех сил, пытаясь нащупать какое-нибудь жизненно важное место у своего противника. Тот упал, она тоже. Они катались по земле, связанная Рэйни извивалась, как червь, похититель барахтался, как раненый бегемот. Она пыталась закричать, издать оглушительный первобытный вопль ярости, боли и ненависти, но из ее горла не вырывалось ни единого звука. Пусть даже ее рот больше не был запечатан клейкой лентой — гнев Рэйни оставался запертым в груди.

Похититель не соврал насчет ножа. Он полоснул ее по плечу — может быть, случайно. Потом еще раз, уже намеренно, и все-таки она не могла остановиться.

Рэйни его ненавидела. Ненавидела изо всех своих сил — эта ненависть копилась в ней десятилетиями. Она ненавидела его за отца, которого не знала. Ненавидела за все те случаи, когда кто-нибудь из дружков матери шлепал ее по заднице. Ненавидела за Лукаса, который изнасиловал ее, когда она была слишком молода, чтобы защищаться, и слишком бедна, чтобы кто-нибудь ей поверил. Ненавидела за Аврору Джонсон, потому что дети не должны испытывать такую боль и такой ужас.

Она ненавидела его за Куинси — особенно за Куинси, потому что тот должен был спасти ее. В глубине души Рэйни верила, что Куинси каким-то образом ее спасет. Ведь так обычно и бывает. Она злая, упрямая, эгоистичная. Но Куинси был ее опорой. Он ждал, он терпел. Он любил ее. Даже когда она ужасно себя вела, когда переставала сдерживаться, он ее любил.

Единственное, что у нее было в жизни хорошего, — это Куинси.

Каким-то образом ей удалось навалиться на своего противника. Тот лежал на спине и не мог встать — ноги его скользили по грязи. Если она сможет его удержать, обездвижить…

Он снова полоснул ее по предплечью. Она смутно почувствовала боль, продолжая вслепую молотить похитителя связанными руками. Потом пальцы Рэйни нащупали его запястье. Она погрузила большие пальцы в мягкое основание ладони — там, где сходятся нервы и сухожилия, — и мужчина зашипел от боли.

— Я тебя убью! — взревел он.

— Убей! — заорала она в ответ.

Он рванулся, бросив ее в грязь. Рэйни висела у него на руке, как бульдог.

— Сука!

Она чувствовала, как он пытается подняться. Рэйни снова лягнула его, угодила в лодыжку, и похититель рухнул.

Теперь он колотил ее левой рукой — кулаком, по плечам, по голове. Ей было все равно. Она находилась слишком близко к нему, так что он не мог как следует замахнуться. Нужно просто не выпускать его запястье — она уже буквально видела, как пальцы разжимаются, нож падает наземь…

Он хватил ее кулаком по ребрам. Рэйни задохнулась. Видимо, похититель понял свое преимущество и нанес второй удар — по почкам. В низу живота вспыхнула боль, по ногам что-то потекло. Она обмочилась. Похититель низвел ее до уровня животного, которое мочится от ужаса, пытаясь убежать.

К черту. Она выпустила его запястье и изо всех сил вцепилась зубами ему в предплечье.

— А-а-а!..

Рэйни мотала головой из стороны в сторону, совсем как разъяренная собака. Она хотела прокусить ему руку до кости, хотела ощутить вкус крови. Она буквально жевала его тело, погружая зубы все глубже.

— Сука…

Он по-прежнему не мог воспользоваться ножом, зажатым в правой руке, и был не в состоянии как следует ударить левой, чтобы заставить ее разжать челюсти. «Я победила», — подумала Рэйни и с восторгом увидела себя со стороны: она отгрызет ему руку и выплюнет кисть. Когда ее спросят, как ей удалось отбиться от вооруженного мужчины, связанной и лишенной зрения, она ответит: «Я просто представила, что передо мной аппетитный бифштекс».

Он снова ударил Рэйни по почкам, сжал ее ноги своими и подмял под себя, пытаясь вдавить в грязь. Она пыталась оттолкнуть его, сохранить преимущество, остаться сверху…

Рэйни сражалась. Она кипела яростью. Но ее противник наконец сообразил, что делать.

Он зажал ей нос, и вскоре все было кончено. Будешь кусаться — задохнешься. Разожмешь челюсти — тебя зарежут.

Смешно, но до этого момента Рэйни не отдавала себе отчета в том, как ей хочется жить.

Она снова вспомнила об Авроре Джонсон. Обо всех маленьких девочках, у которых не было ни малейшего шанса. И впервые за долгое время подумала об Аманде — дочери Куинси.

«Прости», — сказала она про себя. Рэйни просила прощения не у погибшей, а у Куинси. Он уже и так многое потерял, и она бы очень хотела оградить его от боли на этот раз.

Рэйни разжала челюсти. Похититель отдернул руку, издал хриплый вопль и выругался, а потом двинул ее в глаз.

Сила удара отбросила ее назад. Она упала наземь и покатилась по грязи. В голове словно что-то взорвалось. Перед глазами Рэйни замелькали ослепительные белые искры.

Потом она услышала, как похититель поднимается и направляется к ней. В ее сознании мелькнул образ огромного неповоротливого зверя — может быть, чудовища из глубокой лагуны.

«Я люблю тебя, Куинси», — подумала она.

А потом похититель поднял нож и ударил ее рукояткой по голове.

Рэйни встала, заставив себя подняться с сырого пола. Мышцы, словно в знак протеста, свело судорогой. Держаться прямо было очень трудно: ребра начинали невыносимо болеть. Она согнулась и, шаркая ногами, как старуха, двинулась вперед.

Рэйни коснулась пальцами стены и отдернула руку. Что-то холодное, скользкое — судя по всему, мокрый цемент. Она пошла в другом направлении, маленькими шажками, чтобы составить какое-то представление о месте своего заточения, и стукнулась обо что-то деревянное. Голень тут же заныла. Выяснилось, что это верстак — разумеется, без инструментов. Потом она запуталась в паутине. Что-то большое и мохнатое коснулось щеки, и Рэйни собрала всю свою волю, чтобы не завизжать.

У противоположной стены она обнаружила деревянную лестницу. Руками насчитала десять ступенек — выше дотянуться не смогла. Возможно, ступеньки вели к двери. В своем нынешнем состоянии она не решилась по ним карабкаться — тем более что единственный выход наверняка был наглухо закрыт. Она вернулась к верстаку. Его пыльная деревянная поверхность была гораздо теплее пола. Рэйни поджала ноги, свернулась калачиком и попыталась вообразить, что она в своем любимом баре.

Горло горело. Она закашлялась, и от этого заболели ребра. Интересно, что сейчас делает Куинси? Наверное, сводит местных детективов с ума, решила Рэйни и улыбнулась.

Пальцем она вывела на крышке верстака единственные слова, которые Куинси нужно было знать: «Я тоже тебя люблю».

Сверху донесся звук. Дверь открылась, на ступеньках послышались шаги.

Она замерла, попыталась развернуться, приготовиться к обороне.

Раздался негромкий удар — и стон.

— Вот тебе подарок, — сказал мужчина, возвращаясь наверх. Дверь захлопнулась, Рэйни услышала, как щелкнул замок. Тишина.

— Эй? — окликнула она.

Рэйни медленно пошла к лестнице, вытянув руки перед собой и щупая пальцами темноту. На полу лежало тело, свернувшись точно так же, как недавно она сама. Гораздо меньших размеров, чем она ожидала, в отсыревших джинсах и насквозь мокром свитере.

Ее пальцы задвигались, нащупали ссадину на затылке, потом дотронулись до лица.

— О нет!..

Рэйни положила мальчика к себе на колени, покачала неподвижное тельце, пытаясь согреть его оставшимся теплом, погладила холодную щеку.

— Все будет хорошо, все будет хорошо, — непрерывно бормотала она.

Рэйни не знала, кого она пытается успокоить — себя или Дуги Джонса.