Глава 30

Вторник, 23.42

Куинси не мог заснуть. Он бродил по дому, заходил в разные комнаты, как будто можно было создать иллюзию присутствия жены, сидя в этом кресле, наливая кофе в эту чашку, работая за этим столом. Ничего не помогало. Дом казался слишком большим, темным и пустым. Куда бы Куинси ни входил, все напоминало ему о том, что Рэйни здесь больше нет.

Он направился в свой кабинет и прочитал все, что касалось Эндрю Бенсона. Если этому человеку сейчас примерно двадцать восемь, значит, он был еще совсем ребенком, когда пропал его отец. Трудно сказать, как это событие повлияло на мальчика. Конечно, он вырос без родителей. Тем не менее, учитывая образ жизни Лукаса Бенсона, неудивительно, что никто не заявил в полицию о его исчезновении. Видимо, друзья по нему не скучали.

Конечно, двадцать лет спустя Эндрю узнал все: как Лукас изнасиловал шестнадцатилетнюю дочь своей любовницы и убил саму любовницу, когда она пригрозила обо всем рассказать. Как он вернулся в дом — возможно, чтобы снова наброситься на Рэйни, — но та застрелила его и закопала тело под верандой.

История Рэйни убедила присяжных. Но как воспринял это Эндрю? Он и его бабушка ни разу не появились в зале суда. Может быть, Лукас Бенсон действительно был им дорог?

Куинси не знал.

Он связался со старым другом в Квонтико. Маку никто не позвонит до девяти утра, зато Гленда Родман любит приходить на работу ровно в восемь. В сложившейся ситуации четыре часа могут здорово пригодиться.

Его последний звонок был местным. Конечно, не совсем удобно звонить в такой час, но Куинси было все равно.

Бывший детектив Орегонского полицейского управления Эйб Сандерс взял трубку после первого же гудка. Куинси показалось, что в последние дни Сандерс вообще не спал. Забавно — учитывая тот факт, что Сандерс ушел из полиции ради спокойной жизни.

«В Астории ничего никогда не происходит, — сказал он, ужиная с Рэйни и Куинси два года назад, вскоре после того, как его перевели в этот живописный приморский городок. — Несколько краж, мелкая торговля наркотиками, ну и всякие неприятности с туристами. Едва ли у меня будет такая шикарная жизнь, если я перееду в Бейкерсвилл».

В тот вечер они подняли бокалы за Эйба и его прелестную жену. В тот вечер все они были намного счастливее.

— Слушаю, — произнес Сандерс, настороженно и требовательно.

— Ты что, спишь с трубкой в руке или вообще не ложишься?

— Я смотрю новости, — услышав голос Куинси, Сандерс заметно расслабился. Куинси не стал говорить, что вечерний выпуск новостей закончился пятнадцать минут назад.

— Мне нужна информация по нашему печально знаменитому технику из Астории, — сказал Куинси.

— Забавно, но ты уже второй, кто звонит мне по поводу Дункана. Первым был один мой старый приятель, Кинкейд. Наверное, ты его не знаешь.

— Так получилось, что мы вместе работаем.

— А, дело о похищении. Он уже звонил тебе и Рэйни? Должно быть, штат неплохо наживается на продаже лотерейных билетов, если может позволить себе таких консультантов. В мое время нам платили сущие гроши.

Сандерс намекал на то, что впервые в истории полиция штата начала получать доход… от лотереи. Этот закон очень обрадовал полицейских и немало повеселил публику. Люди шутили, что теперь патрульные одновременно с повесткой в суд начнут вручать лотерейные билеты. Что ж, каждый зарабатывает как может.

Куинси отметил про себя, что Кинкейд связался с Сандерсом, но предпочел умолчать об этом. Как это похоже на представителя силовых структур — наплевать на юрисдикцию и при этом сохранять таинственность. Куинси все это уже почти ненавидел.

— Я подумал, что лучше сам тебе позвоню, — произнес он.

— Ну так я повторю тебе то, что сказал ему. Никаких зацепок нет. Нам известно лишь, что старина Дункан почти весь день сидит дома и чешет яйца, а вечером отправляется ужинать к матери. Она по-прежнему зовет его «деткой». Соседи терпеть не могут этого парня.

— Он все еще под наблюдением?

— Под неофициальным. У меня хватает людей, чтобы держать его в поле зрения. Конечно, отчитаться за каждую минуту мы не можем, но в принципе знаем, как он проводит время.

— Что он делал сегодня днем?

— То же, что и всегда.

— А вечером?

— Вечером за ним не следят, — осторожно сказал Сандерс. — А нужно?

— Ситуация развивается, — решительно заявил Куинси. — Следующий выход на связь с похитителем назначен на десять часов утра. Если Дункан действительно имеет к этому отношение — значит, сегодня вечером или завтра утром ему нужно будет кое о чем позаботиться. Я хочу сказать, что было бы неплохо следить за действиями Дункана в течение следующих двадцати четырех часов. Даже если в итоге нам придется вычеркнуть его из списка подозреваемых.

— Я об этом позабочусь.

— Ты меня очень этим обяжешь.

— Ты становишься сентиментальным. Слушай, Куинси, неужели Дункан похитил женщину ради выкупа? Брось, ты же видел место преступления. Если Дункан сцапает женщину, то будет думать явно не о деньгах.

Куинси должен был сказать правду. Он не видел никаких причин ее скрывать. Но сейчас, сидя в темном кабинете и глядя на фотографию девочки, он не мог выговорить: «Рэйни пропала». У него просто не было сил произнести это вслух.

— Спасибо, — сказал Куинси, повесил трубку и остался сидеть в темноте.

Через некоторое время он перебрался в спальню со смятыми простынями и грудой женской одежды в углу. Он методично переложил все это на кровать. Старые джинсы, грязное белье, носки — Куинси устелил всю кровать вещами Рэйни.

Потом он остановился на пороге и начал раздеваться — снял отсыревший пиджак, скрученный галстук, мятую рубашку. Куинси как будто постепенно переставал быть детективом и становился просто человеком. У него была привычка убирать одежду в шкаф или развешивать ее по плечикам. Сегодня он все оставил кучей на полу — словно сбросил кожу.

Затем Куинси пересек комнату и нагишом зарылся в груду одежды Рэйни. Он катался по постели, ощущая мягкое прикосновение ее свитеров, фланелевых пижам, нижнего белья. Потом нащупал край одеяла и завернулся в него, точно в кокон, отчаянно тоскуя по запаху Рэйни, по ее прикосновениям.

Она исчезла. Похищенная, связанная, обезоруженная, с отрезанными волосами… Бог знает, что еще с ней случилось. Находясь один в этой комнате, которую они некогда делили, Куинси наконец почувствовал всю чудовищность случившегося. В его сознании пронеслись разрозненные образы — улыбка Рэйни, ее удовлетворенное кошачье мурлыканье после секса. Ее слезы, когда он сделал ей предложение. Ее нежный, зачарованный взгляд в тот день, когда им прислали фотографию предполагаемой приемной дочери.

Рэйни веселая, Рэйни грустная. Рэйни, начавшая пить и яростно отрицающая его обвинения. Рэйни, казавшаяся такой одинокой, когда стояла у окна после одного из своих ночных кошмаров, — а он не нарушал ее уединения, притворяясь спящим.

Теперь он об этом жалел. Жалел, что дал ей свободу. Что дал ей время. Жалел, что не заперся с ней в этой треклятой комнате и не заставил рассказать ему все, что у нее на уме.

Он любил ее, он поклонялся ей, он ей верил.

И теперь, глядя в прошлое, Куинси понимал, что этого было мало.

Любовь не может все исправить. Любовь не исцеляет всех ран. Любовь не гарантирует того, что ты никогда не почувствуешь себя одиноким.

Он держал в руках ее свитер — старый синий свитер, в котором Рэйни любила ходить по дому. Куинси поднес его к лицу и сделал глубокий вдох, словно надеясь ощутить ее запах.

А потом он собрался с силами. Сосредоточился и, напрягая волю, мысленно отправил ей сообщение: «Рэйни, пожалуйста, будь осторожна».

Когда Куинси снова открыл глаза, в комнате было по-прежнему темно и холодно. Ничто не могло вернуть ему жену.

Загрузка...