Ищи себя, Громов

18

До сих пор ума не приложу, как это вышло и кому пришла в голову эта сумасшедшая идея — пригласить меня в состав редколлегии стенной школьной газеты, но факт остаётся фактом: меня пригласили.

На перемене в класс пришла Евгения Максимовна (я как раз дежурил с Кудей), Кудю она послала с каким-то поручением в учительскую, а мне с ходу изложила это гениальное предложение членов редколлегии.

— Пойми, — говорила Евгения Максимовна, а я стоял и качал головой из стороны в сторону: не хочу, не хочу. — Ведь это очень почётно — их предложение. И для нашего класса это почётно. Посуди сам: в редколлегии школьной стенной газеты все, понимаешь, все ребята из старших классов — восьмых, девятых, десятых. Есть ещё одна девочка из седьмого — тоже случай исключительный (особо талантливая девочка, подумал я), из шестых классов — ты один, — случай редчайший.

— Зачем я им? — сказал я. — И почему именно меня? Почему не Цыплакова, например, у него по русскому сплошные пятёрки, а у меня и тройки проскакивают, вы же знаете?

— Да пойми же ты, — сказала Евгения Максимовна, — что всё решила твоя заметка. Я, конечно, её читала, и она Мне очень и очень понравилась, но они просто пришли в восторг, и я их понимаю, у тебя верный глаз и очень хороший стиль, ты пишешь свободно и просто.

— И что я там буду делать? — спросил я.

— А вот это я не знаю, это они тебе сами объяснят. Что-нибудь стоящее, поверь мне, ведь они сами пришли от тебя в восторг, никто им не подсказывал. Зайди сегодня после пятого урока в 10-а, там будет собрание редколлегии. Хорошо? Смотри не подведи меня и наш класс. Жаль, что мне приходится тебя уговаривать, я этого не люблю, не люблю заставлять, понимаешь? Другой бы на твоём месте сразу бы согласился.

Когда прозвенел звонок на шестой урок, я сразу же пошёл в этот 10-а, — терпеть не могу тянуть резину, если уж что-то решил…

В классе за партами в разных местах сидело человек пять мальчишек и девчонок — старшеклассники. Они болтали, фасонили, по-моему, и не обратили на меня никакого внимания, когда я вошёл. Я постоял немного и сел, жутко ненавидя себя за то, что вечно я соглашаюсь, когда меня уговаривают. На столе — я увидел — лежала, свешиваясь краями, огромная стенная газета, ещё пустая, без заметок, но уже с заголовком: «Мир и мы».

В класс вошли ещё две девчонки, ужасна модные, их-то те, которые сидели, сразу заметили (хотя, по-своему, я был даже рад, что на меня никто не обращает внимания) и завопили:

— Ну где же вы?! Пора, пора. А мы ждём! Так нельзя! Тра-ля-ля, тю-тю-тю, ах-ах!!!

Тут же встал худющий-худющий такой старшеклассник и сказал:

— Друзья, начнём!

И только после этого посмотрел на меня.

— Извиняюсь! — сказал он, глядя на меня, и все тогда — я заметил краем глаза — посмотрели на меня тоже. — Что ты хотел?

— Ничего особенного, — сказал я громко. Мне вдруг захотелось встать почему-то, но я не встал. — Мне сюда велели… ну, предложили зайти. Евгения Максимовна предложила.

— Как твоя фамилия? — спросил он с ударением на «как».

— Громов, — сказал я.

— О-о-о! Громов! — сказал он, и я подумал, что он с самого начала догадался, гусь, что я и есть Громов, только ломал комедию. — Друзья, это Громов!

Я опустил глаза и стал краснеть. Все, наверное, смотрели в этот момент на меня, рассматривали.

— Вот что, Громов, — стал он говорить дальше, но я не поднял головы. — Мы решили здесь все, не пригласить ли тебя работать к нам в редколлегию, и если ты не против, потому что силой мы никого не заставляем, мы сейчас проведём первую часть нашего заседания, которая в плане так и записана: «Приём Громова». Так ты не против?

— Не против, — сказал я глупым голосом.

— Отлично! Кто читал заметку Дмитрия Громова «Туманный цех»? Прошу поднять руки.

Краем глаза я видел, как все подняли руки.

— Кто за то, чтобы Дмитрий Громов стал членом редколлегии нашей газеты?

Руки опять подняли все.

— Поздравляю! — сказал он. — Здесь ещё нет двоих: у одной девочки шестой урок, а Зайченков болен, но ты всё равно принят большинством голосов. Мы с удовольствием прочли твою заметку «Туманный цех». Она нам очень приглянулась. («Приглянулась!» — смех!) Очень точное, хотя и не броское название. Обычно пишут: «Экскурсия на завод» или «На заводе», а у тебя очень просто и хорошо.

— Мишка, брось трепаться и пускать человеку пыль в глаза, — сказала одна из девчонок, и все захохотали.

— Зови меня просто Миша, идёт? — сказал он, и я кивнул ему. — Хотя я и главный редактор Михаил Тарханов.

Вроде бы ничего были люди. Сначала я думал — пижоны, а оказалось — просто валяли дурака. Ладно, посмотрим.

Неожиданно прозвенел звонок с шестого урока, и тут же дверь в класс отворилась и влетела… Тома.

— А-а-а! Томик! — сказал главный. — Как всегда вовремя. Ты у нас умница! Мы тут решили попросить тебя об услуге: останься, дорогая, и наклей на лист все заметки, они уже перепечатаны, и молодой человек Громов, которого ты видишь на первой парте, тебе поможет.

Ага, ну я так и думал, будем клеить газету!

Все старшие повскакали с мест и, уже не замечая нас, умчались из класса — только их и видели. Мы остались вдвоём. Я так и сидел на первой парте. Заколотило вдруг меня — ужас.

— Я читала твою заметку, вернее, твой репортаж, — сказала Тома. — Очень и очень пристойно написано. (Я почти не слушал, что она говорит.) Тебя, конечно, приняли в редколлегию? Поздравляю! Сейчас будем наклеивать заметки.

— У вас скоро вечер? — вдруг спросил я.

— Что?

— У вас, я говорю, скоро вечер, у семиклассников?

— Да. А что?

— Ничего, — сказал я. — Я приду. Собираюсь прийти.

— Зачем? Танцевать?

— Нет.

— А зачем тогда?

— На тебя поглядеть! — сказал я чужим голосом.

— О-о! — сказала Тома. — Любопытно. Но тебя не пустят.

— Если ты скажешь — пустят!

— А ты думаешь, я скажу?

— Скажешь!

Она поглядела на меня, улыбаясь, красивая — ужас, но я смотрел ей прямо в глаза, как — сам не знаю, и она вдруг перестала улыбаться и сказала:

— Ну что ж, приходи.

И отвернулась от меня в сторону.