Ищущий силу: хроники Кейна

Глава 4

Глава 4. Тяжело в учении, легко в бою

Повелевать собой –

величайшая власть.

Сенека

1986-90 года. Западный Китай, Сычуань

***

В начале пятой ступени закончилась учеба за партой. Общеобразовательный школьный курс, который по четвергам и субботам посещали младшие ученики, был пройден, последний аттестационный экзамен сдан сегодня. Десятилетнему Кейну было жалко расставаться с прекрасно оборудованным учебным классом… Тут так хорошо было отдыхать.

Живое оружие, помимо разрушительной силы, должно обладать хорошим умом, эрудицией и феноменальной памятью. Школьное образование позволяло ниндзя не выделяться своей необразованностью на фоне остальных людей, расширяло кругозор и увеличивало гибкость мышления. После выхода из тренировочного лагеря без элементарного набора знаний – никуда, необразованный пришелец из другого времени быстро привлечет всеобщее внимание.

Кроме школы, элементарные бытовые навыки прививались на факультативах. Вождение автомобиля, мотоцикла, вольтижировка, компьютерная грамотность, кузнечные и слесарные навыки – это прилагалось к шестилетнему общеобразовательному курсу. В нем, как и в боевом обучении, существовала специализация, с которой можно было определятся самому, по желанию. Кейн выбрал лингвистику, историю и компьютеры. В двенадцать лет, когда вслед за школой закончились и факультативы, Кейн знал полный курс всемирной и военной истории, был на «ты» с ЭВМ образца 1988 года. Он в совершенстве изучил английский, китайский и японский языки, свободно говорил на французском, русском, немецком и эсперанто, немного понимал на вьетнамском и корейском, без словаря смог бы объясниться с испанцем или итальянцем.

После общеобразовательного курса и факультативов начался спецкурс. В принципе, учитывая многочасовое сиденье за партой, также неплохой способ расслабиться и отдохнуть. Начали издалека – штудировали топографию, на макетах разбирали использование местности и природных факторов в своих целях. Следом начались менее мирные занятия. Ученикам прочитали серию лекции по тактике и стратегии боевых операций. Отдельно преподавали теорию и практику ведения партизанской войны, а также диверсионной, шпионской и террористической деятельности. На этих уроках было по-настоящему весело – они прыгали с парашютом, правда, на тренажере, устраивали заплывы с аквалангом по реке, летали со склонов на дельтапланах, собирали взрывчатку и минировали объекты. Мальчишек учили, как изготавливать и устанавливать всевозможные ловушки, от хитроумных до элементарных, используя как технологичные материалы, так и подручные предметы.

В спецкурсе были и более исконные предметы. Го-тон-но-дзюцу, «пять методов камуфляжа», это воспетая японским народом эпохи расцвета ниндзя песнь о колдовской силе ночных демонов. Спрятаться на практике можно было где угодно. И делалось это, как обычно было заведено в их каноне, по принципу соотнесения с пятью стихиями. В этот период Кейн с удивлением понял, что искусство становиться невидимым, – его давнишняя мечта стать воином-призраком, – имеет реальную силу. При помощи особого рода магических заклинаний «тонко» (буквально, «прятаться за щитом»), ниндзя отводили глаза простым людям. Не случайно формулы «тонко» заняли прочное место в японских бу-дзюцу. Они входили в программу двух крупнейших легальных школ, соперничающих за право называться самой древней кодифицированной школой японского боевого искусства, – Нэн-рю и Тэнсин Сёдэн Катори Синто-рю. О заклинаниях невидимости знали не только мастера, но и обычные люди, историки, востоковеды. До наших дней сохранился трактат «Невидимое бегство в восемь ворот при помощи тонко», «Хатимон тонко», принадлежащий кисти безымянного ниндзя из Ига. Широкая общественность могла почерпнуть сведенья о «тонко» и в знаменитой энциклопедии нин-дзюцу 17 века «Десять тысяч рек собираются в море», «Бансэнсюкай». Только вот информация о формулах «тонко» и навык использования их на практике, имели такую же разницу, как знание букв в алфавите и умение бегло читать.

В спецкурсе пятой ступени двенадцатилетний Кейн узнал о единой системной методике синоби. Уже в средневековой Японии нин-дзюцу фигурировало не просто как набор разрозненных методов, а как стройная система, опирающаяся на разработанную теорию, то есть как особая наука и особое искусство. Наукой нин-дзюцу можно было назвать благодаря строго логичному, рациональному строю используемых принципов. Но, с другой стороны, нин-дзюцу, как всякое подлинное искусство, не терпело шаблона и требовало подлинно творческого подхода от своего исполнителя.

На своих лекциях наставник Люмай Ли рассказывал об этом так:

- …Становление синоби-дзюцу в качестве особой науки-искусства началось с влиянием знаменитого китайского трактата по военному искусству «Сунь-цзы», который был написан приблизительно в пятом веке до нашей эры и в седьмом веке уже нашей эры завезен в Японию… В этой работе, в главе «Использование шпионов», китайский военный мыслитель Сунь У впервые в мировой практике дал систематическое описание конкретных методов использования шпионов… Однако вклад китайского стратега в развитие синоби-дзюцу отнюдь не исчерпывался этим фактом… В своем трактате Сунь У сумел сформулировать особый принцип военного искусства, который пронизал синоби-дзюцу снизу доверху и который, в силу решающего значения для нашего искусства, можно назвать его сущностью…

Кейн зевнул, не открывая рта, и сосредоточился на словах наставника. На уроке шла речь о третьей главе трактата, название которой можно перевести как «Стратегическое нападение», или как «Нападение посредством стратагемы». Там провозглашалось: сто раз сразиться и сто раз победить – это не лучшее из лучшего; лучшее из лучшего – покорить чужую армию не сражаясь.

Главным для ниндзя являлся результат, а средства для его достижения должны были быть, самое главное, эффективными. Это достигалось стратегическим нападением, или нападением при помощи стратагем. По-японски они назывались «боряку» или «бокэй», что в переводе значило «хитрость, уловка, маневр, интрига, заговор, хитроумный план». Что такое стратагема, спросите вы? Это такой стратегический план, в котором для противника заключена какая-либо ловушка или хитрость. Стратагема подобна алгоритму, она организует последовательность действий в операции, незаметным образом вынуждая противника делать ходы, выгодные для человека, применяющего стратагему. Попав в Японию, стратагемы оказались в центре внимания ниндзя, что вполне понятно, поскольку в тайной войне лучшая операция та, которая имеет далеко идущие последствия, но при этом остается полностью невидимой для чужих глаз. Хитроумные стратегические планы, основанные на психологической манипуляции противником, представляли в этом плане настоящее сокровище, которым не преминули воспользоваться «воины ночи».

Даже урок, на котором преподавали искусство хитрости, мог таить сюрприз для нерадивых учеников. Уважаемый Люмай Ли, читавший многие теоретические предметы в тренировочном лагере, частенько на своих лекциях специально начинал вещать особо наукоемким, монотонным и убаюкивающим голосом, проверяя тем самым, все ли внимательно слушают или витают в облаках:

- …Способность предвидеть последствия поступков называют стратагемностью... Раскрывая способность просчитать ходы в политической или военной игре, а порой не просто просчитать, но и запрограммировать их, исходя из особенностей ситуации и качеств противника, стратагемность служит образцом активной дальновидности... Как метод составления и использования стратагем она зародилась в глубокой древности… и была связана с приемами военной и дипломатической борьбы… КТО НЕ СЛУШАЕТ?!? Ты и ты – останетесь после урока!! Гм… На чем я остановился?

И лектор продолжал, довольный и умиротворенный:

- …Умение составлять стратагемы свидетельствовало о способностях человека, а наличие плана вселяло уверенность в успехе… Поэтому издревле стратегия и стратегические планы стали пользоваться большим уважением. Состязание в составлении и реализации стратагем шло во всем – от политики до игры в китайские облавные шашки вэй-ци. Появился даже специальный термин – чжидоу, обозначавший такую состязательность, а в процессе практики составления и применения стратегических планов в Китае сложилась целая система из 36 классических стратагем, мы их запишем…

***

На предпоследней, пятой ступени обучения, ученики, уже осознавшие себя как бойцы, наконец-то добрались до канонического оружия нин-дзюцу. Это был большой меч ниндзя-то, комбинированный серп кусарикама, кинжал с двумя лезвиями кекэцу-сегэ, веревка с грузилом на конце мусуби-нава, шесты бо и ханбо, дубинка дзё, короткая палка тандзё (явара), длинная цепь утяжеленная грузилом синоби-дзуэ, ручные «кошки» сюко (нэкедэ), маленький лук ханкю, духовая трубка с отравленными иглами фукибари, железные метательные шипы тэцубиси и, конечно же, знаменитые метательные пластины сюрикен.

Почти каждое из этого оружия имело несколько модификаций. Так, те же сюрикен, были нескольких типов. Длинные и тонкие цилиндрические стержни различной формы и толщины бо сюрикен. Плоские металлические диски сякен. «Звёздочки» многолучевой формы o хира сюрикен. Изготовленные из металлических пластин, подкладывавшихся под шляпку гвоздя при строительстве традиционных японских зданий, лезвия прямоугольной или квадратной формы o сенбан сюрикен. И, наконец, o тепан сюрикен – более крупные, чем сенбан (шириной до 20 см), также изготовленные из пластин, подкладывавшихся под гвозди.

Сюрикен имел от трех до восьми острых металлических углов и предназначался для поражения жизненно важных органов человека в пяти областях: шеи, горла, висков, лба, глаз. Эти бесшумные и почти невидимые летающие клинки одинаково хорошо работали и на дальней дистанции, и в ближнем бою.

И лишь после того, как завершался семестр канонического вооружения синоби, подростки обучались стрельбе из современного огнестрельного оружия. В последний год пятой ступени ученик уже был развит настолько, что ни с координацией, ни с меткостью стрельбы проблем у него не возникало. Это был результат многих лет усердного развития себя, своих способностей. Так что курс огнестрельного оружия прошел очень быстро.

Еще некоторое время заняло изучение и применение на практике использовавшихся с раннего средневековья архаичных зажигательных снарядов, ручных гранат, ядов разного способа применения и газа нервнопаралитического действия. Эти устаревшие, но входившие в канон традиционные спецсредства преподавал Тамба Момоти – полный тезка знаменитого древнего мастера ниндзя из Ига.

***

Всего лишь в 13 лет, по личной протекции Лао Токудзо, Кейн ухитрился сдать экзамен на шестую ученическую ступень, после чего был окончательно посвящен во все тайны своего клана. В «77 смертельных прикосновениях Шивы» была квинтэссенция предыдущих занятий по управлению Ки, внутренней работы организма и разума, связывающего две первые составляющие в единый убийственный конгломерат. Каждое следующее беспощадное «прикосновение» вытекало из предыдущего, и каждое из них было своего рода дим-мак, ударом смерти. В четырнадцать лет Кейн полностью понял и освоил все «77 прикосновений», от которых не существовало ни защиты или ни блока.

Почти готовый стать мастером Генин, недавний малыш стал опасен, как заряженное ружье.

Кейн ничем не гордился, но знал себе цену.

Он ни к чему не стремился. Тренировки, впрочем, сюда не относились, ведь нельзя осознанно стремиться к тому, чтобы спать или дышать.

Кейн ничего не избегал, действуя даже слегка прямолинейно, как для ниндзя.

Как любой воин клана, Кейн научился никого не любить и ничем не владеть. Это был залог того, что он никогда ничего не потеряет.

Его научили, как без стыда достигать результат; как без страха во что бы то ни стало выполнять любые задачи руководства, даже с билетом в один конец. Воин-ниндзя был в курсе, где пролегает его путь, и вовсе не потому, что слушал свою внутреннюю силу джедая. Он сам ничего не решал – старшими все было решено за него, они же и показали его дорогу.

Кейн всегда радовался жизни и помнил о смерти. Жизнь находилась в каждом вздохе. Смерть могла быть где угодно.

***

Когда заканчивается шестая ступень, и ученик становится мастером, никто толком не знал. Экзамена на первое взрослое звание, Генин, попросту не существовало. После формального окончания учебы юноша мог провести в лагере годы, оставаясь в ранге сэмпай (старший ученик), пока Совет наставников большинством голосов не примет его в ранг Генин. Тогда ученик превращался в полноценного агента, руками которого осуществлялась вся черновая работа.

Совет наставников состоял из группы Тюнин, изначально – военачальников среднего звена, отвечавших за выполнение приказов, которые отдавал Дзёнин, стоящий во главе клана. Для того чтобы получить наивысший ранг – Дзёнин, – недостаточно было иметь хороший ум и управленческие способности. Адепт нин-дзюцу должен был в самостоятельных занятиях настолько отточить лезвие своего личного мастерства, что ни у кого не должно было возникнуть даже тени сомнений в его остроте. Лао Токудзо, безусловно, являлся самым опасным человеком на Земле, Совет наставников хорошо разбирался в таких вещах. Так что не удивительно, что в китайском филиале в 1982 году новым Дзёнин стал именно Лао Токудзо, сменив на этом почетном посту почившего Тоётоми Хидэёси.

***

… Летним полднем бабочка собралась перелететь с цветка на цветок. Осторожно развернула лазоревые, с белыми крапинками крылышки, поднялась самую малость в воздух, но тут как нарочно налетел стремительный ветер, подхватил невесомое создание, подкинул высоко-высоко в небо и уже больше не выпустил.

Кейн проводил полет бабочки взглядом. Голый по пояс и босой, в одних холщевых штанах, четырнадцатилетний парень лежал на спине, заложив руки за голову. Валялся он посреди маленькой зеленой поляны, граничащей с обрывом, который своей двухсотметровой высотой тянул на натуральную пропасть. Кейн задумчиво смотрел в голубое небо, по нему медленно ползли редкие рваные облачка. Мыслей в голове не было. Он просто отдыхал.

Не по годам высокий подросток, акселерат, Кейн особенно выделялся на фоне своих низкорослых азиатских сверстников. Американец был выше на голову любого своего приятеля, и поесть в столовой мог за двоих. Имея атлетическое телосложение, он не приобрел внушительной мускулатуры. Его поджарое и жилистое тело скрывало на порядок большую силу, чем можно было заподозрить с первого взгляда. На плоской, дочерна загорелой и пока еще не волосатой груди Кейна появилась татуировка дракона. Очертаниями близкий скорее к средневековым европейским, чем к китайским изображениям, змей застыл в агрессивной позе напротив сердца.

Татуировки стали одним из новомодных ритуалов клана, порожденных суетным 20 веком. И хотя история татуировки насчитывает не менее 4 тысяч лет, еще несколько сотен лет назад такая традиция у тех же ниндзя была бы просто не реальна. Дело в том, что в средневековой Японии и древнем Китае тату метили преступников, рабов и военнопленных, затрудняя им побег и облегчая их опознание. Но сейчас татуировка стала не наказанием. Трехцветная картинка не просто указывала на социальный статус ее обладателя-ниндзя, а повышала его. После успешного прохождения экзамена на шестую ступень на открытом участке тела полагалось делать рисунок, несущий сакральный смысл, наиболее точно соответствующий конкретному человеку и означающий, что как бы там оно не повернулось, но ты уже ниндзя. Задний ход событиям дать нельзя, можно только продолжать оставаться частью клана.

Кейн родился в год Дракона по восточному календарю, из пяти «звериных» стилей шаолиньского цюань-шу, одной из его специализаций в рукопашном бое, всегда предпочитал «зверя» Дракона. Особенностью Дракона, в свое время привлекшей внимание мальчика, было то, что сила, направленная на пробуждение и развитие жизненной энергии, на раскрепощение духа, как таковая не играла большой роли. Дракон одинаково свободно действовал на всех трех уровнях, то есть махал крыльями в воздухе, бил лапами на земле и хлестал хвостом в воде.

Правда, ученик выбирал себе знак татуировки не сам, за него решали Тюнин. Делалось это почти так же, как проводилось соотнесение стиль-человек. Для этого существовал целый комплекс способов, самый любопытный из которых – определение предрасположенности к одному из пяти направлений цюань-фа по расстоянию между пальцами, своего рода гадание не руке. По которому, кстати, у Кейна вышел все тот же Дракон. Кроме того, наставники выбирали изображение для ученика, исходя из психосоматических особенностей индивидуума: его телосложения, темперамента, склонностей, энергетики организма. Татуировка давала и клановое имя. Прозвище Лао Токудзо было Ключ. Среди наиболее уважаемых Тюнин были Питон, Леопард, Кинжал, Мышь, Перо, Богомол.

Десятисантиметровая татуировка Кейна была искусно сделана на все руки мастером Люмаем Ли. Выполненная несколько не в традиционной манере, картинка казалась живой. Дракон стоял, извиваясь, на задних лапах и улыбался клыкастой пастью. В основании его зеленого хвоста, на, скажем так, крестце, среди чешуек, явственно просматривался японский иероглиф «До» – Путь.

- Одна из моих лучших работ, – не без гордости признался Люмай Ли после многих часов кропотливого труда. – Пусть он принесет тебе удачу.

Молодой Мак-Айриш верил в судьбу и в то, что Дракон на сердце действительно принесет ему удачу. На востоке Дракон считался божеством воды, вызывающим плодородие, позднее – символом власти. На западе он олицетворял силы Огня. Татуировка парнишке очень понравилась.

…Кейн рывком поднялся с теплой травы поляны у обрыва. От резкого движения его длинные черные волосы, достающие до поясницы, рассыпались по голым плечам, закрыли лицо. Что-то происходило. Рядом, насколько он мог судить, никого не было, как вроде и не имелось явного повода для беспокойства. В такой ситуации, которая может показаться кому-то, но только не ниндзя, несколько надуманной, лучшим делом было ничего не делать. Кейн сел на каменный край кручи и свесил ноги вниз. Он смотрел на родной лагерь, на снующих там людей, кажущихся отсюда маленькими суетливыми муравьями, ползающими туда-сюда по своему муравейнику. Парень сорвал пожухлый стебелек и, откусывая от него кусочки, меланхолично сплевывал их, провожая взглядом. Они медленно, кружась, летели в бездну, затем в какой-то точке их подхватывало воздушным потоком, и они резко пропадали из вида.

Совсем как бабочки, подумал Кейн.

Сегодня он устроил первый в своей сознательной жизни выходной день, оказавшийся, по странному стечению обстоятельств, воскресением. Теперь, когда ходить вместе со всеми на тренировки стало не обязательно, Кейн мог позволить себе такую роскошь. Как, оказывается, приятно бездельничать… Может, это и есть счастье: просто сидеть и ничего не делать. Нет, правда, просто сидеть тут, на обрыве, и смотреть в даль!

Из состояния полного философского благодушия его вывело ощущение взгляда в спину. Кейн повернулся, глазами отыскал место, где секунду назад кто-то стоял, а сейчас лишь осталась примятая ногами трава.

Что за шутки? Кейн сел спиной к краю пропасти.

Сбоку он почувствовал движение – именно почувствовал, а не увидел или услышал. Только высокая трава да кроны деревьев покачивались вокруг, единственным звуками были пенье птиц и шум ветра.

В лоб Кейну полетела шишка. Она могла быть отбита или поймана на лету, но сработал рефлекс на незнакомые предметы. Кейн только нагнулся и, откатившись в сторону, залег в траве, обшаривая глазами опушку леса. Никого. Извиваясь ужом, молодой ниндзя пополз в тыл предполагаемого противника. Тот занял без сомнения удачную позицию в густой хвое сосны, и в Кейна веером полетели еще три, аналогичных первому, снаряда. Мимо. Кейн проворно разыскал пару шишек, готовясь к решительной контратаке, когда за спиной послышался негромкий смешок. Разорвав прыжком дистанцию, Кейн обернулся, вскидывая руки в защитное положение, и увидел улыбающегося в усы Лао Токудзо.

С тех пор как мальчик впервые увидел его, учитель Лао мало изменился. Разве что появился благородный аристократический налет седины на висках, да тонкая сеть морщин, разбегающихся от уголков глаз и придающих лицу лукавое выражение. Кейн только недавно случайно узнал, что в минувшем году Лао отметил свой восьмидесятый юбилей. Выглядел он не более чем на сорок-пятьдесят лет, а если бы сбрил бородку клинышком и усы, то и еще моложе.

- Нормально, – одобрительно буркнул Лао Токудзо. – Ты стал настоящим Человеком, несмотря на то, что ты еще очень юн и неопытен. Зайди-ка ко мне через часик.

Кейн молча поклонился. Лао повернулся и побрел в лес, заложив руки за спину и опустив голову. Из энергичного и полного сил мужчины он за секунду превратился в старика, выглядевшего на все свои годы. Кейн, при виде таких превращений, только покачал головой. Оболочка обманчива…

Некоторое время загорелый и исцарапанный парень еще побродил по окрестностям. Развлекаясь, он срубал палкой верхушки чертополохов, а когда их не было на пути, просто ей помахивал, бесцельно слоняясь по лесу.

Дзёнин подходил не случайно, – размышлял Кейн. – Лао просто так ничего не делает, даже сосновые шишки не кидает.

Взволнованный неожиданным появлением Дзёнина, Кейн по Южной тропе вернулся в лагерь. Он перекинулся приветствием с пробегающими мимо старшими учениками в новеньких кимоно, миновал площадки, где малыши мутузили соломенные макивары и с опаской сражались с тренажерами типа «деревянный боец». Невдалеке группа постарше звенела мечами, у одного из них на голове были свежие бинты с запекшейся кровью.

Мак-Айриш свернул к своему бараку, где сейчас, скорее всего, болтались Чань или Хаттори. Они так же перешли на шестую ступень и получили больше свободного времени, которое посвящали в основном тому, что дрались друг с другом, жрали в три горла и валялись на циновках. Рядом с бараком Кейна обогнала колонна ребят, тащивших мешки размером с самих себя и огромные корзины. Сегодня у этих салаг вместо тренировок – сбор картофеля. Кто плохо копал или отлынивал при транспортировке, вечером ее и будет чистить. Надо же кому-нибудь этим заниматься!

Несмотря на то, что наступило время послеобеденных циновок, старых друзей в бараке не оказалось. Кейн вышел из полумрака сарая, в котором он спал последние пару лет, прищурился от яркого света и присел на пороге. Подумав, мальчик встал, подтянул штаны, вернулся за курткой, присел опять. На поляне пососедству ученики третьей ступени вели бой круг на круг, с постоянно меняющимися спарринг-партнерами. Коротая час, Мак-Айриш наблюдал за ними. Выждав нужное время, но так и не дождавшись своих закадычных друзей, Кейн встал, вздохнул и пошел к дому Лао. Обогнув центральный до-дзё, он прошел через площадь, поднялся по истертым ступеням и без стука вошел в комнату. В полумраке опущенных жалюзи сидел Лао.

За прошедшие девять лет здесь мало что изменилось – все те же циновки, голые стены, струганный пол. Единственное, что добавилось к интерьеру – толстая широкоформатная книга в яркой суперобложке, лежащей рядом с Лао Токудзо. Дзёнин покуривал свою старую трубку, которая, как теперь знал Кейн, была сделана из корня лесного перца. Учитель тактично выпустил струю ароматного дыма в сторону от некурящего юноши.

Кейн скромно присел в уголок. Лао докурил, выбил пепел за окно и положил трубку на подоконник. Прохаживаясь по периметру квадратной комнаты, Лао заговорил, перейдя с обычного китайского на английский.

- Ты один из самых способных учеников из тех, что я видел. Не отрицай! Ты освоил наше ремесло, отлично сдал последний экзамен, хоть и сломал палец.

Кейн мысленно досадно поморщился из-за той глупой ошибки. Сам виноват.

- Ты наверно знаешь, что ничему принципиально новому мы тебя научить больше не сможем. Теперь ты должен поднимать уровень самостоятельно. Короче говоря, на вчерашнем собрании синоби-манке тебя признали Генин. Ты больше не ученик.

Кейн, заранее вполне готовый к этим словам, внутренне сжался, стараясь сохранять спокойствие. Ему показалось, что даже поющие за окном птицы ненадолго примолкли, а цвета вокруг потускнели. Единственной реальностью стал Лао, словно даже увеличившийся в размерах.

- Возможно, в будущем ты захочешь забыть, что ты ниндзя, – Лао махнул рукой, видя, что Кейн собирается протестовать. – Это тебе не удастся. Назад не повернуть, ничего не изменить. Ты поразительно молод для мастера. Я, например, будучи одним из лучших в своем потоке, стал Генин только в семнадцать лет. Хотя бывали такие прецеденты и раньше: вот мой Дзёнин, как и ты, стал рэнси в четырнадцать. Будь горд оказанной тебе чести и не смущайся ее, ты достоин. А теперь о деле. Сейчас у тебя есть две дороги – остаться в школе инструктором или уйти. Но это формально. На самом деле вопрос с тобой давно решен, ты возвращаешься в Америку. Удивлен? А теперь подумай. Ты – уникальный шанс для клана достаточно простым способом расширить свое влияние на запад. Вернувшись на историческую родину тебе, Кейн Мак-Айриш, предстоит много работать. Но не сразу. Вначале ты окончишь школу, потом колледж. А может, обойдемся без колледжа, и ты сразу пойдешь в армию и сделаешь там ошеломляющую карьеру, а может, поступишь в полицию, а потом в ФБР. А может, ты станешь неприметным клерком, и будешь тихо заниматься финансовыми делами клана. Сейчас Тюнин еще не решили по поводу тебя, слишком много появляется перспектив и заманчивых планов, слишком часто меняется ситуация и наши цели. Вернешься ты официально, оммицу уже все подготовили. Твоя первая настоящая операция начинается завтра.

Кейн поднялся на ноги. Разговор был закончен, о подробностях плана, судя по всему, нужно было поговорить с кем-то из Тюнин. Свежеиспеченный мастер направился к дверям.

- О подробностях плана поговори с Мицуёси, – улыбнулся на прощание Лао, словно прочитав мысли своего бывшего ученика. – Мы больше не увидимся. Помни наши заветы.

Кейн почтительно поклонился и Лао первый раз поклонился ему в ответ – как равный равному. Выходя, Кейн обернулся и жадно вгляделся в лицо Лао. Сосредоточившись особым способом, он запомнил свой последний взгляд на человека, изменившего его судьбу. Навсегда в памяти Кейна остался живой, фотографический портрет сильного мужчины, прожившего отпущенную жизнь полноценно, так, как он того хотел.

Когда дверь на пружине захлопнулась за спиной, было одновременно и радостно, и как-то не по себе. Кейн не спеша, смакуя момент, начал спускаться по древним ступеням, восхождение на пьедестал каждой из которых завоевывалось дорогой ценой. Неожиданно раздался звонкий удар гонга, созывающий учеников на послеобеденную тренировку. Раскатившись окрест, звук повис в воздухе. Юноша знал, что этот ставший давно привычным гонг он слышит в последний раз.

***

Солнце еще не поднялось из-за дальних пиков гор, а лишь высветило их зубчатые гребни. Негустой туман, плотно окутавший эту горную долину с вечера, был разорван, и его клочья стали расползаться по сырым ущельям, будто ища пристанище, где возможно укрыться от лучей светила.

В этот неурочный предрассветный час большинство населения школы крепко спало на своих циновках. Кейн еще вчера простился с учителями и приятелями. Сейчас он готовился расстаться с двумя самыми близкими друзьями. Девять лет прожитых бок о бок, почти две трети всей жизни, сблизили их. В эти минуты все трое чувствовали себя очень скверно.

- Куда ты теперь? – нарушил молчание Чань.

- У меня сверхсекретное задание, – криво улыбнулся Кейн. – Отправляют в Америку, буду работать под прикрытием. А хотел в детском лагере преподавать…

Хаттори дернул щекой.

- Мы с Чанем тоже здесь не останемся. По-любому, нас отпустят в свободный полет. Думаю, махну к побережью и постараюсь попасть на корабль, идущий в Австралию или Америку. Так что еще встретимся, Дракон.

Кейн вздохнул.

- А ты, Чань, куда собираешься?

- Еще точно не знаю. Может, поеду с Хаттори, чтобы его никто ни обидел, может, отправлюсь путешествовать. Но из Китая в любом случае уеду.

Они помолчали.

- Ну, давайте прощаться, друзья.

Кейн вскинул спортивную сумку на плечо.

- Да, не будем затягивать, и так муторно на душе…

Ребята крепко обнялись.

- Удачи! Еще свидимся! – Чань отвернулся.

- До встречи!

Не оглядываясь, Кейн быстрым шагом вышел за пределы школы, пересек по пограничному, знакомому с детства мосту реку и лишь там, на воле, припустил широким охотничьим бегом. Уже отдалившись на приличное расстояние, он продолжал бормотать себе под нос:

- Прощайте друзья, прощайте друзья, пусть вам повезет…

По петляющей тропинке Кейн выбежал к первому ущелью, откуда без дороги свернул вдоль хребта горы, оставив детский лагерь по правую руку. Вскоре он вышел к пещерам. Здесь начинались подземные гаражи и склады. А когда-то, изначально, в этих подземельях, промытых в палеолите горной рекой, находились первые поселения китайского клана ниндзя.

Утренние лучи солнца стерли серое грустное утро, раскрасив новый день свежими красками лета конца июля. Кейн, по всегдашней привычке высматривать во всем что-то хорошее, только сейчас окончательно понял, что сможет начать жить по-другому. Теперь все зависит только от него. Он выходил на свободу, переполненный смешанным чувством: радости перед чем-то огромным, новым, и тревогой. Мир таил в себе опасность. Кейн знал, ему предстоит жить в постоянной борьбе. Словно напоминая об этом, на глаза попались полускрытые плющом росписи на скалах и каменные статуи у черного зева туннеля. Полустертые временем, весточки из другой эпохи молчаливо рассказывали о том, как оно тогда обстояло и с чего все начиналось. На фресках были увековечены первые учителя, герои, просветленные. Они медитировали, прокрадывались, сражались, побеждая врагов и целые армии. Легенды и предания, а также реальные исторические события, изображенные рукой неведомого художника, смешались воедино в психоделическом узоре, еще вполне различимом под разросшимся вьюном. Из-под темно-зеленой листвы выглядывали лица и застывшие, переплетенные в последних битвах тела, атрибуты и оружие, демоны, тотемные животные и, по соседству, триединство Брахмы-творца, Вишну-хранителя и Шивы-разрушителя. Битва мифических близнецов-основателей с армией неведомых богов соседствовала с кораблями, на которых мятежные мастера переплыли из Японии в Китай в 990 году.

Кейна всегда особенно впечатляли статуи, стоявшие по обе стороны от входа, точнее, от выхода в большой мир. Слева замер «страж врат» – воплощенная мощь и угроза, справа высился Фудо Мёо с мечем мудрости в виде ваджры-трезубца. Обе скульптуры были вывезены четыреста лет назад из Японии.

Длинная и узкая пещера, проточенная в чреве горы, была не освещена. В десяти шагах тьма становилась густой и, по контрасту с ярким летним солнцем, осязаемой на ощупь. Но Кейну, способному видеть в почти кромешном мраке, свет был не нужен. Кроме того, именно в этом коридоре проводились занятия по ориентированию в темноте и развитию ночного зрения. Так что каждый изгиб прохода юноша знал, как свои пять пальцев, а неровности низкого потолка помнил лбом.

Территория, не контролируемая кланом, начиналась за поросшими мхом воротами в конце пещеры. Кейн подналег плечом на каменные створки. Целый кусок скалы на хитроумных петлях сдвинулся в сторону, свет ворвался в замасленные внутренности базальтового гаража, на секунду ослепив парня.

Дежурный джип-внедорожник завелся с полуоборота ключа. Кейн осторожно выехал наружу и, приостановившись, закрыл за собой ворота. Даже опытный глаз не смог бы заподозрить здесь дверь, а массивные шины не оставляли следов на монолитном подножье горы.

По второму ущелью, как ножом прорезавшему хребет, джип выехал на расчищенную дорожку, едва заметную на каменистом грунте. Путь машины змеился по пологому, но, казалось бы, непроезжему склону, заваленному давним обвалом. Кейн резко бросал руль то вправо, то влево, отыскивая глазами особые ориентиры, начерченные трещинами на валунах. Пройдя созданный самой природой лабиринт, темно-синий джип вырвался сначала на проселочный большак, а через некоторое время выехал на нормальную асфальтированную автостраду.

Кейн немного расслабился и включил радио. Местная станция передавала городские и столичные новости, дела в красном Китае обстояли как обычно – все выше, лучше, дружнее. Затем началась популярная музыка. Кейн опустил окно, высунул в него сначала локоть, потом голову, управляя одной рукой. Свежий и чистый сельский ветер дул ему в лицо, чем-то веяло с колосящихся полей по обочинам. Не иначе, это был запах свободы.

Как бы в противовес мыслям Кейна, абстрактная свобода временно прекратилась возле пропускного пункта. Дело в том, что в КНР отсутствовали бесплатные дороги. То есть, конечно, имелись дороги, по которым из села А можно попасть в деревню Б, и платить за это не придется. Но все без исключения гуо дао (дороги всекитайского значения) и гао су (скоростные дороги), на одну из которых и выехал Кейн, очень даже стоили денег. Остальные же дороги в Китае – не совсем дороги; ездить по ним без крайней нужды никто не станет, так как далеко по ним не уехать – так, в границах уезда.

Стоя в недлинной очереди и, по привычке, анализируя все происходящее, юноша размышлял, что дорожная мзда – на самом деле не имеет большого значения для финансового благополучия этой страны. А вот что действительно важно: ворота с красными будками и полосатыми шлагбаумами. Ведь бесплатная дорога, по сути, не есть только лишь возможность задешево попасть из Циндао в Цанчжоу. Это независимость. Не смотря на аппетиты местной власти, денежки – ерунда, их берут просто потому, что раз уж поставили ворота, так грех не брать. Зато при этом в руках правительства остается возможность одним звонком опустить все черно-белые шлагбаумы и заморозить всё движение на просторах великой страны. Ну, кроме разве что движения велосипедистов и ослов между соседними деревнями.

Откупившись через чуть опущенное тонированное стекло от сборщиков дорожных поборов, Кейн забрал талон и продолжил свое путешествие. Два часа спустя он добрался до города Чамдо.

Места были знакомые. Ниндзя приезжали сюда за продуктами еженедельно, Кейн не раз тут бывал раньше. Правда, тогда за рулем сидел не он, а кто-то из взрослых, так что нужно было молиться, чтобы его не остановила дорожная полиция – сложно будет объяснить, откуда у него крутая машина без прав. Трудности на таком раннем этапе Тюнин не одобрят, а особенно не одобрят потерю дорогой машины, принадлежавшей клану.

Чамдо раскинулся в живописном месте, на берегу широкой реки Дзачу, известной также как Меконг. Этот городишко всегда очаровывал впечатлительного Кейна. Не останавливаясь, джип как можно быстрее миновал Чамдо по объездной дороге и вернулся на скоростную магистраль. Отсюда движение стало намного оживленней. Юноша закрыл окно и выключил музыку, сосредоточившись на уплотнившемся транспортном потоке, дорожной разметке и знаках.

У дороги было по три полосы в каждом направлении. Правый ряд, как всегда, не для машин, а для велосипедов. По средней полосе неслись грузовики – в Китае они ездили ненамного медленнее, чем легковые автомобили, 120 км в час считалось нормальным явлением. Правда, не сегодня. Средняя скорость потока, в который попал автомобиль Кейна, колебалась в районе восьмидесяти. В левой полосе, конечно, можно было бы ехать быстрее. Но всегда, и не только в Китае, находился подлец, который гордо плелся на скорости сорок в левой полосе. В тот день в роли подлеца был таксист на красном Сяли, самой распространенной машине такси в северном и западном Китае.

Провинциальные таксисты – не шибко приятная публика. Затормозивший движение джипа водитель-таксист ехал без пассажира, наверно, к себе домой в село. Обогнать его было нелегко, слишком плотное встречное движение. Как говаривал инструктор А-Бин, преподававший ученикам-ниндзя вождение автомобиля, на дороге такой тихоход – хуже крысы! Какая там культура вождения, тут речь шла о явной и непосредственной опасности, постоянно создаваемой им для остальных участников движения. А раз так, то, как выражался все тот же незабвенный А-Бин, если я их не научу, кто тогда?

Потихоньку обгоняя, то справа, то слева, Кейн подобрался к красной Сяли сзади. Таксист-черепаха шел ровно на шестидесяти. Впереди него дорога была абсолютно чиста, по меньшей мере, на пару километров – счастливцы, сумевшие обогнать тихохода, моментально уносились вперед. Кейн помигал фарами, потом посигналил с тем же результатом – таксист ни скорость не менял, ни дорогу не уступал. Кейну стало интересно, что чувствует такой негодяй, когда так поступает? Неужели он купил страховку от случаев, когда в его машине будет умирать мать или рожать жена, а аналогичный мерзавец в машине впереди будет вести себя таким же образом...

Через каких-то жалких десять минут Кейну удалось обогнать злополучное такси. Он уже собрался рвануть вперед, но, из-за какого-то юношеского упрямства Кейн решил внести посильный вклад в наведение порядка на дорогах – и подрезал Сяли самым красивым способом. Посрамленный извозчик с перекошенным лицом въехал джипу под самый бампер. Кейн, конечно, прибавил газу и поехал дальше, но не тут-то было!

Обычно такие горе-водители глотают урок молча. Но этот почувствовал себя оскорбленным. Обида в мозгах таксиста тут же наложилась на национальный реваншизм. И желание отомстить для него стало большим, чем просто ответной дерзостью. Это будет глобальная расплата за все вековые несправедливости, перенесенные бедным китайским народом от иноземцев и богачей, которые ездят на таких дорогих иномарках. Кейн сразу понял, что надо или принимать бой, или сматываться.

Принимать бой посреди дороги было совершенно излишним. Ну, ладно бы просто подраться. Но ведь в состоянии амока такие господа не знают меры; обиженный автолюбитель вполне мог выхватить разводной ключ из-под сиденья и повредить джип. Возиться потом с возмещением ущерба не было ни охоты, ни времени, ни возможности. А машина, на которой ехал юноша, стоила как два десятка таких красных Сяли.

В общем, спасая собственность клана, Кейн включился в гонку. На мотоколяске с шашечками было бы невозможно угнаться за мощным внедорожником, но пустая дорога впереди была не бесконечна, и скоро Кейн уперся в очередную пробку, движущуюся со скоростью под 80 – 90 км. Фанатик на Сяли со всех сторон пытался обогнать джип. Кейн сумел его разглядеть: лицо каменное, глаза остекленевшие, губы белые, обе руки мертвой хваткой на руле, как будто кто-то порывался этот руль у него украсть.

Долго ли, коротко ли, таксист начал уверенно обходить справа, где впереди него ехал огромный самосвал. Поравнялись. В лучших традициях, завещанных инструктором А-Бином, Кейн его подпустил, затирая между собой и самосвалом. Некоторое время две машины шли вровень. Злобный таксист из-за окна корчил какие-то зверские рожи, не подозревая видимо, что джип мог бы ехать и существенно быстрее. Но Кейн не спешил, желая организовать побольше пустоты перед своей машиной. В страстном порыве отомстить, таксист подъехал практически под самый зад самосвала, и тут случилось то, что неизбежно в таких ситуациях случается. Перед самосвалом с крайней правой полосы вдруг появился велосипедист. Водитель многотонного грузовика, доверху наполненного не то крупным щебнем, не то мелким камнем, естественно, не видя находящегося у него в слепой зоне самоубийцы, ударил по тормозам.

Народный мститель в такси вдруг понял, что сейчас он врежется в этого груженого шестиколесного монстра, и его машине, а может и ему самому, конец. И, главное, виноват-то будет только он сам. Но раз уж пропадать, то хоть врагу навредить. Кейн по его глазам понял, что через секунду Сяли уйдет из-под самосвального зада влево, прямо в бок джипа. Однако, Кейн не зря плелся не спеша, накапливая вакуум перед собой. Таксист резко вывернул руль, вонзившись своим капотом туда, где только что был внедорожник. Кейн к этому моменту уже ехидно подмигивал задними габаритами, стремительно разрывая дистанцию. Таксисту повезло меньше. Бедняга выкрутил руль с таким расчетом, что встретит сопротивление. И – улетел прямо на встречную полосу, в бок другому самосвалу. Что было дальше, Кейн уже не видел.

Он остановился только через пол часа, на заправке с самообслуживанием – топливо джип потреблял с изрядным аппетитом. Залил полный бак бензина. Музыкально урчащая, как огромный сытый кот, полноприводная машина продолжила движение на северо-восток, пожирая километры дороги рифлеными шинами. Оставив позади перевал Гела, Кейн въехал в город Тунпу.

Ему предстояло решить, где начать первую часть операции – в Тунпу или дальше, в более крупном городе Ганьцзы, до которого, правда, оставалось пять с лишним часов езды. Не в пользу Ганьцзы говорило то, что добраться до него можно только через Дэгэ. Блуждать окольными путями по Сулунц-зюгуайшаньскому хребту нельзя, а можно было только проехать через населенный пункт Дэгэ насквозь. А там, наверняка, дежурила дорожная полиция… Нет, вместе с джипом попадаться не стоило.

Кейн решил притормозить в Тунпу. Свернув с автострады, парень заглушил мотор на стандартном месте, посреди переполненной бесплатной автостоянки. Кейн вытащил с заднего сиденья сумку и, выйдя наружу, поставил машину на сигнализацию. Неуловимым скупым движением размял ноги. Скотчем, взятым из бардачка, он приклеил ключи зажигания и брелок к внутренней части правого переднего колеса – позже отсюда машину заберут братья.

Десять тысяч населения и никаких достопримечательностей: Тунпу не представлял собой ничего особенного, но только не для такого отшельника, как молодой Мак-Айриш. Расположенный недалеко от великой реки Янцзы, на границе провинций Сычуань и Тибетского автономного района, городок имел псевдоевропейскую архитектуру в центре и хибары на окраинах, где жили бедняки. Четвертая часть обитателей этого райского уголка зарабатывала на жизнь тем, что переполненными автобусами выезжала работать на цитрусовые плантации долин рек Янцзы и Тоцзян, где труд напоминал рабский.

Улицы Тунпу встретили Кейна облупившейся штукатуркой серых от пыли домов и мусором на улицах. Гниющие продуктовые отбросы валялись даже в центральной части города. Дело в том, что в Китае гадить можно повсеместно, и население этой свободой пользовалось широко и воодушевлено. Делалось это вроде как под общенациональным лозунгом: пей, кури, какай где хочешь – это твоя страна! Лао Токудзо, японец-националист до мозга костей, любил повторять, что большая часть тех, кто населяет современный Китай – грязные животные. Это высказывание, впрочем, чаще всего относилось не только к Китаю, а практически к любой стране, кроме Японии. Правда, в цивилизованных государствах люмпены вынуждены были вести себя в рамках общепринятых приличий. В том же Лондоне обкуренный ямаец очень четко знал, в каком районе он мог без опаски плюнуть на пол, а в каком – за этим актом последует неделя за решеткой. А вот в КНР людям в этом плане жилось попроще. Правительство заигрывало с быдлом, пытаясь ценой потакания низам удержать огромную страну от бессмысленных и беспощадных бунтов. Примеров таких бунтов китайская история знала несколько, и ну их.

Кейна мало волновала разруха вокруг. Впервые оказавшись в городе один, он чувствовал возбуждение. Ниндзя умел контролировать свои эмоции, но только когда того требовала ситуация. Сейчас легкая эйфория пьянила, и юноша радовался этому. Чувства, переполняющие его, знакомы каждому бывшему студенту или школьнику, только что получившему на руки аттестат с оценками и вприпрыжку покидающему опостылевшие стены своего учебного заведения. Событие, бывающее раз или два в жизни.

Кейн вглядывался в лица людей, спешащих по своим делам. Они шли навстречу, не пересекаясь взглядом, обгоняли, толкали медленно бредущего акселерата, украдкой косились: посмотрите мол, дорогие сограждане, вот идет европеец, неизвестно зачем отрастивший архаичную национальную косицу до пояса, да вдобавок одетый в нашу дешевую одежду производства местной трикотажной фабрики. При выходе из школы Кейн переоделся в «городской» костюм, который он с товарищами, после прочтения программного Марка Твена, называл «другой костюм»: синие брюки, кроссовки, из-под светлой ветровки выглядывал воротник клетчатой рубахи. В спортивной сумке через плечо была смена белья, свитер, всякая необходимая в дороге мелочевка, предметы гигиены. Задний карман брюк оттопыривала толстая пачка юаней, на сумму примерно в 450 американских долларов – деньги, по местным меркам, огромные. В этой глухомани на них можно худо-бедно прожить почти год.

Деньги нужны были для дела. Но сначала часть из них можно потратить. Кейн плотно позавтракал в открытом кафе, ведь в следующий раз перекусить, если все пройдет удачно, и он реализует первую часть плана, предстояло не скоро. Он испытал экзистенциональные чувства, первый раз в жизни самостоятельно расплачиваясь.

Сидя за столиком на улице, Кейн в общих чертах представил обычное поведение выпускника своей закрытой частной школы, только что оказавшегося на воле в «свободном плаваньи». Выходное пособие должно было помочь продержаться первое время, пока неопытный ниндзя не найдет источник средств к существованию, свою нишу, щель в ошеломительном многообразном мире. Но ошарашенные непривычной порцией свободы предшественники Кейна адаптировались к новой среде обитания в основном до скуки однообразно: они тратили деньги. Ребята пили спиртное, ели деликатесы, занимались сексом ночью, а днем спали. Исключались только тяжелые наркотики. Когда все доступные грехи были испробованы, тут обычно заканчивались деньги. И обедневшие ниндзя устраивались на первую попавшуюся работу. После этого у них открывались глаза на истинное положение дел в реальной жизни и, как правило, за этим следовал выезд из страны. Приобретенные в школе навыки помогали устроиться в любой сфере – хоть вести финансовый бизнес, хоть работать грузчиком в порту. Синоби быстро шли в гору, заводили семью. Женщины остро чувствовали скрытый потенциал, их привлекали сильные мужчины. Разгульная и веселая вначале, самостоятельная жизнь ниндзя с годами становилась исключительно скромной и умеренной – сказывались намертво вбитые привычки.

Весь этот сценарий мало подходил Мак-Айришу. У него, в отличие от многих, было задание, и он не мог свободно распоряжаться своей жизнью. Да, что-то он засиделся.

Я тяну время, – понял Кейн.

Надо было начинать действовать.

Не спеша, прогулочным шагом Кейн шел по грязному тротуару, где из щелей на асфальте росла трава. Он удалялся от центра, отыскивая цель. Наконец он их заметил. На противоположенной стороне улицы, поодаль от продавца мороженого, торгующего из яркого ящика-холодильника, сидела группа юнцов. Неизвестно зачем тут собравшись, они расположились у кирпичной стены, густо исписанной непристойностями и непонятными Кейну высказываниями. Жители окраины, шпана, компания подростков вяло копошилась; пацаны покуривали, щуря на солнце и без того узкие глаза, лениво сплевывали, нехотя перебрасывались между собой пронзительно громкими фразами:

- Вообще, это мой станок…

- Ты! Да я вчера нижним был!

- Слушай, а давай Бжыга поставим?

- Че-его-о?... Да ты держать умеешь?

- Умею-умею.

- Ага, умеешь, тот раз легавые налетели, рюхнуться никто не успел! Станок отняли, деньги отняли, хорошо хоть гаш скинули!

Было видно, что мороженщику такое соседство явно не по душе, но, судя по всему, он был свой, и его не трогали. Рассматривая стайку босяков, Кейну пришло в голову сравнение со сворой собак. Они так же чесались, огрызались друг на друга, крутили головами и тянули носом в поисках поживы. Отлично, это было как раз то, что нужно.

Приезжая время от времени в Чамдо, Кейн несколько раз пробовал мороженое, эту холодную сладость. Оно ему очень нравилось. Совмещая приятное с полезным, Мак-Айриш купил стаканчик пломбира. Один из молодых люмпенов, до этого молчавший, перестал облокачиваться на стену, взяв стойку.

Ну, точно, как собака, – подумал Кейн.

Самый старший парень, вертлявый наркоман лет 25, кивком головы указал на Кейна, который в это время неуклюже засовывал в карман куртки пухлую стопку денег.

- Ши, Чжуд…– тихо обронил вожак.

Собаки взяли след. Двое отделились от шайки, ленивой, но быстрой походкой двинулись по касательной наперерез к Кейну. Эта активность не могла остаться не замеченной. С удовольствием слизывая тающее на жаре мороженное, ниндзя периферийным зрением отследил догонявших его подростков призывного возраста. Обойдя Кейна с обеих сторон, они по отработанной схеме обернулись, загораживая ему проход.

- Слышь, америкос, ходь сюда! – глумливо растягивая слова, затянул свою песню один из них, по имени Чжуд. – Турист? Кто, откуда? Ты как, китайский понимаешь?

Кейн кивнул.

- Отлично, нам попался умник! Это хорошо. Правильно? Да? Я тебя спрашиваю! Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю, козел!

- Ты чё, тупого включил, малыш? – пытаясь давить угрожающим взглядом, воткнулся в разговор Ши.

Последнее слово показалось Кейну странным, ведь не взирая на разницу в возрасте, ростом он был повыше их.

- Деньги не отдам, – Кейн форсировал затянувшуюся клоунаду.

Ши ухмыльнулся, а Чжуд вынул руку из кармана, продемонстрировав общественности зловеще поблескивающее у его кулака лезвие складного ножа.

Импортного производства, отметил Кейн. Довольно мало эффективная тактика, подумал он, я бы грабил с ножом по-другому.

- Мы не хотим, чтобы у тебя пошла кровь! Давай лаве, белая задница!

Кейн с удивлением понял, что редкие прохожие и мороженщик делают вид, что не понимают сути происходящего. Никто из них не собирался вызывать полицию или, тем более, вмешиваться. План трещал по всем швам, но все же дело еще можно было исправить. Для этого нужно разыграть представление и разбить пару витрин.

Кейн показал ряд молочно-белых зубов и, отодвинув плечом преградившего ему дорогу гопника, невозмутимо пошел дальше. Хулиганы были просто ошеломлены сей беспрецедентной наглостью. Выругавшись, Чжуд в два прыжка догнал предполагаемую жертву. Опустив руку с ножом для удара, он держал лезвие зажатым между большим и указательным пальцем у самого кончика, чтобы ненароком не убить иностранца.

Глупость, это не отсутствие ума, это такой ум, афористично подумал Кейн. Вынул нож – режь, чего понапрасну им размахивать? В тот момент, когда ему в спину был нанесен неуверенный выпад, Кейн припал на одно колено и, разворачиваясь всем корпусом, резко мотнул головой. Его длинная коса, ставшая от сконцентрированной энергии Ки твердой, как палка, описала короткую дугу, сбив в сторону руку с ножом. Чжуд завопил от неожиданной и резкой боли в сломанной кисти и уронил свое нехитрое оружие. Кейн отстраненно прикинул, что если бы он вплел в косу проволоку, как это делали встарь, то вместо закрытого перелома вышел бы открытый. Ниндзя на лету подхватил пластмассовую рукоять ножа и легким вращательным движением в упор метнул его в ногу Ши. С глухим и коротким чавкающим звуком лезвие на всю длину воткнулось в нервное окончание, чуть повыше коленной чашечки. Несчастный Ши, так и не успев ничего понять, упал на бок, потеряв сознание от милосердного болевого шока.

Кейн по натуре не был жесток, скорее справедлив, по-своему, конечно. Одна из заповедей клана, в свободном прочтении была схожа с физическим законом – действию всегда есть пропорциональное противодействие, старающееся его уровнять. В вольном переводе это значило: воздать по делам, ибо есть справедливость для всех!

- Вступив в бой, будь готов умереть, – нравоучительно сказал Кейн подвывающему от боли косматому Чжуду, баюкающему правую руку.

Скажи спасибо, что я не ударил тебя по голове, – добавил он мысленно и, обогнув скорчившегося от боли горе-грабителя, неторопливо пошел дальше.

Друзья потерпевших неудачу налетчиков отрешенно смотрели на короткую расправу. Кейн их недооценил – хулиганам из Тунпу и в голову не пришло обдумать увиденное, поразиться его филигранной технике и сравнить ее со своей. Оправившись от неожиданности, дети улицы вышли из ступора и совершенно синхронно бросились наперерез белому чужаку; некоторые доставали оружие из-под одежды.

Продавец мороженого нервно вытер вспотевшие ладони о фартук и бочком-бочком начал отходить в сторону. Бросив на произвол судьбы свой морозильник, он проходными дворами побежал в ближайшее отделение полиции, что было всего в двух кварталах отсюда.

Кейн легко мог оторваться от погони, но в его задачу это не входило. Случай был не тот, когда надо побеждать без боя. Стратагема начиналась с посещения местной тюрьмы. В нее надо было как-то попасть, а портить чужое имущество не хотелось. Другое дело люди – заживут, чай не стеклянные, как те витрины.

Чтобы не бить людей прямо на улице, где их могли увидеть дети, мальчик находчиво решил устроить драку в ближайшем переулке. Он взял хороший старт, на бегу пытаясь доесть остатки подтаявшего лакомства. Свернув в проход между домами, Кейн запихнул вафельный стаканчик в рот, так, что зубы свело от холода. Когда он проглотил последний кусочек, ближайший преследователь выскочил из-за угла.

- Ты!! – самый быстрый на ногу босяк хотел еще что-то добавить, но Кейн невежливо оборвал его вначале фразы, послав шустрика в нокаут тягучим движением ноги. От удара носка кроссовка в висок малолетнего бандита перевернуло; из руки со звоном выпал обрезок трубы.

Следующий неприятель полагался на свои действительно большие кулаки, но ниндзя остановил его без затей – прямым и хлестким тычком ноги в пах. Физически развитый юноша сложился пополам, держась обеими руками за отбитое хозяйство:

- …… …, ………, ……… …… – …, ….!!! – неприлично завопил он.

- От такого же и слышу! – ответил Мак-Айриш, не поняв и половины из сказанного.

Выждав нужное время, за которое ближайшие противники приблизились настолько, насколько этого требовала ситуация, Кейн ударом в подбородок опрокинул пострадавшего прямо им под ноги. Избитый обладатель огромных кулаков упал навзничь, широко раскинув руки. Падал он так «удачно», что очередной оппонент запнулся об него и потерял равновесие. Кейну оставалось лишь хлопнуть его раскрытой ладонью по затылку, чтобы тот со всего маха растянулся во весь рост, и больше не вставал.

Молодому ниндзя начинала нравиться такая драка, где спарринг-партнеры рассасывались словно сами по себе. В лагере у него не было бы ни единого шанса против такого же количества коллег. Даже вдвоем собратья по клану смогли бы за пол минуты превратить его в отбивную, не смотря на всю помпезность карьеры лучшего ученика.

Крепко сбитый угрюмый подросток перепрыгнул через своих предшественников, сходу перейдя к нападению. Атаковал он всерьез, молча и сосредоточенно, показывая зачатки знаний боевого ушу. К сожалению для него самого, он не показал зачатков ума. Любой, кто ими обладает, может сделать выводы из фиаско, что потерпели уже пятеро из его компании. Возможно, ему не позволяла бежать гордость, быть может, он опасался прослыть в глазах сотоварищей трусом, а, скорее всего, в него вселял надежду вожак шайки, на пару с ним вступивший в неравный бой.

От посвистывающего цепа-нунтяку из железного дерева, которым был вооружен главарь, Кейн уходил одними только боксерскими движениями корпуса. В поединок, если можно так назвать избиение младенцев, происходившее в переулке, неожиданно вмешался очередной камикадзе, действий которого Кейн не понял вообще. То ли паренек хотел боднуть его головой в живот, то ли пытался с наскока повалить, как в регби. Как бы там ни было по замыслу, но разогнавшийся как комета китайчонок пролетел мимо Кейна, с грацией тореадора ушедшего от него в сторону. Ниндзя придал ему дополнительное ускорение, дав вдогонку крепкий ускоряющий пинок в соответствующее место. Дальнейшему плавному поступательному продвижению вперед помешал только угол дома, который резвый тинэйджер «поцеловал» с приглушенным стуком выбиваемых зубов.

Оставалось двое бойцов, которых Кейн про себя прозвал Кабан и Основной. Небрежно блокируя удары, щедро раздаваемые Кабаном, Кейн решил сыграть с ним шутку, на которую никогда не решился бы в реальной схватке. Ниндзя выманил его на себя ложным отступлением, используя угрюмого ушуиста как живой щит перед размахивающим парой граненых нунтяку Основным. Прижавшись спиной к стене, ниндзя увернулся от очередного энергичного удара. Местный чемпион не попал, как рассчитывал, в голову «америкоса», а вместо этого изо всех сил долбанул прямо в кирпичную стену, опробовав кулаком ее прочность, как и планировал Кейн. Убедившись, что стена прочнее, Кабан потряс окрестности настоящим ревом – кроме боли в раздробленных костяшках его больше ничего не интересовало.

Ниндзя ушел перекатом от серии маховых ударов боевого цепа. По тому, как Основной крутил нунтяку, Кейн заключил, что душа компании имел большую практику в безжалостных уличных драках, процветавших в трущобах. По крайней мере, выглядел он опытнее своих дружков. За секунду до того, как молодой ниндзя готов был выйти на контрприем, у переулка с визгом тормозов остановились две полицейские машины.

Основной продемонстрировал отменную реакцию: мгновенно метнул в лицо Кейну нунтяку и попытался сбежать. Но разминуться с ниндзя было бы трудно даже на широком проспекте, не то, что в узком переулке. Сместившись, Кейн встречным движением всадил колено в солнечное сплетение беглеца. В этот миг Основному показалось, что он налетел на бетонное ограждение. Его диафрагма взорвалась изнутри ослепительной болью, а на горло по мановению ока накинули невидимую тугую удавку. О Кислород, который никто не умеет ценить!

Незадачливый боец в следующую минуту ощущал острую нехватку воздуха, так что, должно быть, первый раз в жизни был благодарен подоспевшим копам. Полицейские рывком поставили его на ноги и, как и остальным участникам потасовки, до хруста заломили руки за спиной. Задержанных поволокли к машинам, помогая двигаться дубинками. Начав судорожно дышать, Основной с удивлением обнаружил рядом улыбающегося «америкоса». Несмотря на то, что его, как и всех, тащили в наручниках, белый выглядел довольным.

Кейн подмигнул бандиту и спокойно откинулся на заднем сиденье. Первая часть стратагемы, разработанной многоопытным Тюнин Вада Мицуёси, прошла как по маслу. Кейн по наивности предполагал, что именно на этом начальном этапе операция даст сбой. Его, «жертву» нападения грабителей, по справедливости и по закону не должны были тащить в кутузку. Тем не менее, вышло все так, как планировали старшие братья.

Десять минут спустя, после краткого предварительного дознания и затрещин, Кейна привели в кабинет капитана Жань Сяо. По оперативной разработке Кейн знал, это второй человек в системе обеспечения правопорядка на многие километры вокруг. Второй, после майора, уважаемого Гуань Чжуна. Не снимая наручников, мальчика усадили на деревянную лавку и велели ждать.

Кабинет капитана Жань Сяо в целом не отличался от сотен тысяч подобных ему кабинетов. Все тот же хищный оскал бюрократии: неуютные жесткие стулья с высокой спинкой, словно предназначенные для того, чтобы на них было неприятно сидеть, обшитый черным потертым дерматином диванчик, шкафы с рифлеными стеклами, за которыми просматривались пыльные папки. Рядом отрывной календарь. Чахлое растение с мясистыми листьями в углу, стоит прямо на щербатом паркете. Над массивным столом, за которым капитан увлеченно делал вид, что работает с документами, нависал портрет Великого Мао Дзэ-дуна. На желтых от времени обоях укоренились еще пол десятка портретов поменьше, увековечивших старых и новых товарищей, имен которых Кейн не знал.

Наконец Жань Сяо перестал бесцельно рыться в рапортах и перевел взгляд на арестованного:

- Имя, фамилия!

- Кейн Мак-Айриш! – в тон ему бодро ответил Кейн.

Такое начало капитану не понравилось, но он это проглотил.

- Ты что, шотландец?

- Никак нет, сэр, американец.

- Хм, – капитан удивленно поднял густые кустистые брови. – Как ты попал в страну и где живешь? У тебя документы есть?

- Какие документы, мне четырнадцать. Воспитывался в приюте города Фошан, – то, что этот блеф удастся, Кейн был уверен. В сиротском приюте Фошана директором работал Генин Чжу Дэ. Он часто появлялся в лагере, самолично привозя новых учеников, а также обеспечивал правдоподобность биографии тем, кто нуждался в этом после окончания школы.

- Что делаешь так далеко на севере?

- Путешествую.

Капитан Жань Сяо покивал головой, с видом человека, которому все ясно:

- Без постоянного места жительства, – резюмировал он. – Где родители?

- Они живут в Америке, Майами-Бич, Коссут-лейн 15. Ирэн и Джордж Мак-Айриш. Свяжитесь с американским посольством, они смогут это подтвердить.

- Хорошо, я с ними обязательно свяжусь…– При этих словах капитан отрицательно покачал головой. А это значило, что он и сам не верил тому, что говорил – тело противоречило словам. Кейна хорошо обучили понимать невербальные сигналы, язык тела не врет.

Жань Сяо перешел к наиболее волновавшей его части допроса.

- А откуда у тебя взялась такая крупная сумма денег? Ты их украл?

- Нет, сэр. А что, иметь деньги – это противозаконно? Я их заработал, – не моргнув глазом невинно сказал Кейн. Для достижения нужного эффекта тон был выбран верно. Капитан взорвался; подскочив со стула и брызгая на Кейна слюной, он побагровел, выкрикивая:

- Молчать!!! Не тебе учить меня законам, сопляк! Что ты врешь, какой из тебя американец, ты свою рожу в зеркале видел?! Ты бродяга, ублюдок незаконнорожденный! Сын шлюхи и пьяной матросни! Не запирайся, скажи, откуда деньги? За решетку захотел? Так мы это быстро! На месяц-другой организуем тебе экскурсию за бродяжничество!

- Как бы не больше, – поддакнул помощник капитана, до этого скромно молчавший за своим столом в углу. В хорошего и плохого полицейского тут никто играть не собирался, не та была страна, не те задачи ставила партия.

Кейн тяжело посмотрел на них и пожевал губами:

- Сомневаюсь. Свяжитесь с американским посольством. Мои родители вам заплатят. Они будут рады найти меня.

Лицо Жань Сяо из красного стало белым – Кейн решил, что его вот-вот хватит удар. Не в силах произнести ни слова, капитан в ярости мог только стучать ладонью по столу. Его подручный привстал на стуле, в любую секунду готовый по приказу шефа начать избивать мальчика. Не известно, чем могло все это кончиться, если бы с предварительным стуком не открылась входная дверь. В кабинет заглянул молодой лейтенант:

- Все в порядке, товарищ капитан. Парень просто защищался, они первые напали на него, наверно, хотели ограбить. Ребята из банды Тигра.

Жань Сяо угрюмо посмотрел на подчиненного, так не вовремя появившегося, перевел взгляд на Кейна:

- Лейтенант Вонг, прежде чем войти к старшему по званию, вас правильно стучаться не учили? Сначала стучишь – потом внимательно и с почтением ждешь, пока старший по званию не скажет: входите! Мы сейчас проводим допрос подозреваемого. Возможно, за ним числиться крупная кража и, скорее всего, не одна. Молодой, да ранний. Грубит, запирается, ему место в исправительной колонии для несовершеннолетних.

Этот демарш не произвел заметного впечатления ни на Кейна, ни на лейтенанта Вонга, спокойно повторившего:

- С ним все в порядке, он защищался. Ребята из банды дали показания, – он посмотрел в глаза Жань Сяо и тот, не выдержав взгляда, отвернулся.

- Лейтенант, вы хотите когда-нибудь стать старшим лейтенантом, а потом и капитаном, как я, занять мое кресло? При таких методах работы, как у вас, при систематических дисциплинарных замечаниях, при злостном нарушении субординации…

- Мне пойти к майору Гуань Чжуну, товарищ капитан? – почти угрожающе перебил Вонг, в упор глядя на непосредственного начальника.

По всей вероятности, эта угроза возымела действие:

- Гм. Не стоит. Тем более что уважаемый товарищ майор сейчас занят, у него проверка из центра.

Помощник капитана, такой же серый и не заметный как его пиджак, слушал эту беседу, мало напоминающую дружескую, с плохо скрываемым неудовольствием. Тем не менее, он ничего не сказал, продолжая сидеть за своим рабочим столом. Кейн из этого разговора понял лишь то, что у него появился неожиданный союзник. Лучше бы не появлялся, начиная рушить стратагему.

- Лейтенант, вы же должны понимать…– начал почти ласково увещевать Жань Сяо, однако Кейн в его речи уловил тщательно скрываемые обертоны ненависти.

- Вот письменное чистосердечное признание, подписанное нападавшими, – лейтенант помахал в воздухе листом бумаги, виртуозно извлеченным из канцелярской папки, которую он держал в руках. – Вы же знаете, у меня свои методы работы. Как вы изволили выразиться.

Жань Сяо возвел глаза к небу и переглянулся со своим помощником:

- Ладно. Значит так. Этого – в камеру, на сутки мы его просто обязаны задержать, пока не придет ответ из Фошана. Сейчас снимем пальчики и пробьем по картотеке, может он беглый, или в розыске, или еще что, – все присутствующие в комнате люди понимали, что капитан загнан в угол и всего лишь не хочет потерять лицо в присутствии подчиненных. – Мы могли бы привлечь тебя за бродяжничество и превышение нормы самообороны, но раз уж лейтенант так просит… Черт с тобой. Твои вещи и деньги пока останутся в вещьдоках. Вызовите конвой, в седьмую его.

- В седьмую? – Кейну не понравилось, с какой тревожной интонацией лейтенант Вонг это сказал. – Но он же малолетка…

- Так, я не понял?! Это что, не подчинение прямому приказу? Под трибунал захотел, сынок? Кругом марш!! Сам отведешь! Выполнять!

- Есть, товарищ капитан, – лейтенант Вонг отдал честь и вывел Кейна из кабинета.

Когда за ними закрылась дверь, в коридоре, он пробормотал еле слышно:

- Вот сволочь... Там же уголовные.

- Товарищ лейтенант, разрешите обратиться? – по-военному четко спросил Кейн, когда Вонг вел его по полутемному коридору.

- Говори уже. Чего тебе?

- Я сказал капитану правду. Я действительно американец, потерялся в Гонконге. Обратитесь в американское посольство, дайте запрос на меня, они подтвердят. Меня зовут Кейн Мак-Айриш, родители раньше жили в Майами-Бич, Коссут-лейн 15. Они отблагодарят вас!

Кейн не видел выражения лица своего конвоира, но почувствовал, что тот колеблется.

- Вы ничем не рискуете. А если я не вру, то сделаете богоугодное дело – вернете сына престарелым родителям.

- А что ж ты раньше не обратился в посольство? Сам, а? – задал вполне резонный вопрос Вонг.

- Я не мог. Меня не выпускали из приюта, издевались над нами, заставляли работать на поле. Я сбежал, но до посольства еще не добрался. Сбежал недавно.

До камеры они шли молча.

- Я посмотрю, что можно сделать... – неуверенно шепнул прямодушный правдоискатель. – Ответ из посольства придется ждать не один день. А тебя, по идее, завтра выпускают. Но если ты мне соврал.… Из-под земли достану, понял?

- Понял. Не соврал.

С него сняли наручники.

- Держись тут, – посоветовали на прощание.

Когда тяжелая металлическая дверь с зарешеченным окошком с лязгом захлопнулась за его спиной, Кейн четко понял, куда попал. Это была пресс-камера, для особо отличившихся умников и запирающихся подозреваемых, пошедших в отказ от показаний. Когда Кейн переступил порог этого мрачного помещения, в камере на какие-то секунды наступило гробовое молчание. Все изучающее смотрели на юношу. Это чувство неловкости было давным-давно знакомо Кейну по «пропискам» в новых бараках, куда он попадал, переходя на очередную ступень в школе. Он отключил внутренний диалог и осмотрелся. В переполненном помещении, рассчитанном на двадцать человек, сидело, по крайней мере, в три раза больше народа. Камеру тускло освещала единственная лампочка, тюремная балдоха, спрятанная в нише стены за решетку. Бетонные стены, покрытые колючей шубой, впитали в себя столько страданий и отрицательных эмоций, что это чувствовалось буквально физически. Какой еще ад нужно придумывать человечеству? Вот он, здесь.

На первом ярусе нар кучно сидел порядочный контингент. Второй был занят случайно попавшими сюда мужиками, на третьем ярусе, на пальмах, восседал мир, полный очевидного и невероятного.

Кейна учили, как надо себя вести в подобной ситуации, что и как говорить, чтобы не тронули. Но сейчас такой цели перед ним не стояло. Напротив, ему нужно было проявить себя. Для этого ничего особо выдумывать не пришлось: события покатились сами по себе, по давно известному и как по нотам расписанному сценарию.

- Тебя что, здороваться не учили, когда в дом входишь? – хрипло поинтересовались у него с нижних шконок, нарушив напряженное молчание.

- Пошел ты, – сразу начал обострять разговор Кейн, не дожидаясь, пока до этого доведут другие. – Имел я тебя, твою мать и сестру.

Драка кончилась так же быстро, как и началась. Победить было не сложно – заключенные мешали друг другу, толкались в узком пространстве между двумя рядами нар, оружия ни у кого не оказалось. Ниндзя раздавал скупые удары, по одному на человека, действуя в условиях ограниченного пространства как по учебнику: локтем, локтем, коленом, локтем, головой, опять коленом, ногой подсечку, локтем, локтем. Бой закончился раньше, чем уголовники поняли, что их побил мальчишка, и даже раньше, чем успел открыть дверь лейтенант Вонг, задержавшийся у камеры №7 специально на этот случай.

- Все нормально, – успокоил его Кейн. – Мы знакомились.

Вонг окинул взглядом мычащую гору окровавленных тел, шевелящуюся кучу малу, в которой люди перемешались так, что было трудно сразу понятно, где чья рука и нога. С верхнего яруса на эту картину с ужасом смотрели опущенные, к счастью для себя не принимавшие участия в драке. Лейтенант взглянул на Кейна несколько безумно, как показалось мальчику, и медленно закрыл дверь, словно не веря в то, что увидел.

- Ты кто такой, вообще, – первым пришел в себя старик, тертый жизнью заключенный, с почерневшим от спиртного и никотина лицом. – Брюс Ли, мля?

- Типа того, – успокаивающе улыбнулся Кейн, понятия не имевший, кто такой Брюс Ли и что такое мля. – Теперь мы будем друзьями, правда?

Избитые зэки с руганью поднимались, расползаясь по своим местам, как тараканы. На мальчика уставились три десятка напряженных взглядов, в воздухе витала агрессия. Один пострадавший, которому досталось особенно сильно, пока так и не встал.

Место на нарах никто не предложил, естественно. Да Кейн на это особо и не рассчитывал. Адепту тайного не впервой спать на холодном каменном полу. Ниндзя облюбовал себе ближний к дверям угол, подальше от параши. Не то, чтобы его сильно смущала доносящаяся оттуда мощная вонь, просто так было чуточку комфортнее. Меньше мотивированного вхождения в личное пространство, на дистанцию прямого удара. Мальчик подстелил под себя куртку и прислонился спиной к стене, прикрыв глаза. Для того чтобы контролировать ситуацию вокруг достаточно слуха. Кроме того, тактически нужно вычислить тех из заключенных, кому первый урок не пошел на пользу. А такие, ниндзя был уверен, обязательно найдутся.

Отдыхая, синоби размышлял. В Вонге он был уверен: этот честный и прямой человек обязательно должен созвониться с Пекином, обратиться в американское консульство. Ответ придет на следующий день или позже, еще несколько дней понадобиться на то, чтобы его родителей оповестили, и они приехали за ним. Итого, почти неделя. Долго.

У Кейна был выбор – или сделать что-нибудь такое, за что его оставят погостить подольше в этой милой гостинице, или выбираться отсюда и ждать родителей в городе. Оба варианта имели свои плюсы и минусы, какой из них лучше – можно понять только тщательно проанализировав ситуацию. А перед этим надо было отдохнуть. Полноценного сна этой ночью, да и вообще в ближайшее время, у него не будет.

Кейн чутко уснул сидя. Население камеры просто обалдело от такой спокойной уверенности в собственной безопасности. Пахан, тот самый темнолицый старик, переглянулся с близкими. Из-под матраца появилась заточка, сделанная из черенка ложки, но матерый уркаган отрицательно качнул головой. Еще не время.

***

Человеческий организм способен на многое. Люди умеют не только просыпаться по биологическим часам, но и использовать свое биополе как будильник. Достаточно этому научиться один раз, как езде на велосипеде, и это умение никогда тебя не покинет. Когда ауры Кейна коснулась чужая аура, в голове ниндзя сработал тревожный звоночек, и он распахнул глаза, одновременно уходя в сторону. Это стало полной неожиданностью для заключенного с татуировкой на шее, тихо подобравшегося с заточкой почти на расстояние вытянутой руки.

- Даже не думай об этом, – одними губами прошептал ему Кейн и посоветовал чуть громче: – Деяние в не деянии.

Так же тихонько как появился, несостоявшийся убийца задом отполз назад, в темноту.

Ночью свет в камере был выключен. Густые тени скрывали окружающее мальчика убожество голых стен и рваных матрацев, на которых храпели уголовники. Запах давно немытых тел смешался со зловонием помойной ямы, невзирая на это амбрэ растущему организму Кейна остро хотелось есть. Он быстро отогнал чувство голода, ритмично нажимая пальцем на особую точку в основании ладони.

По ощущениям, было глубоко за полночь. Воняло немилосердно. В камере шуршал таракан, едва слышимый на фоне громкого многоголосого храпа, редких стонов и кашля. Подросток зевнул несколько раз, наполнил кровь кислородом, сел поудобнее, спиной к колючей стене.

Кейн как мог быстро исполнил комплекс статических психосоматических упражнений, соединивших его и небо. Вначале короткой медитации в теле родилось теплое семя – «цзин», не стабильное, как пламя свечи. Внизу живота, в Киноварном поле, что на два цуня ниже пупка, разгорелась энергия Ки. Достигнув первого предела, энергия, путь которой определяло над-сознание, трансформировалась в дух – «шень». Осознав себя, дух возвратился в пустоту «сюй», что граничит с бренным физическим миром. Дух был целостен и стабилен, ведь он пребывал в гармонии с давно вложенной целевой программой. Вернулись мысли – чистые и спокойные. Появилось приятное, как предвкушение каникул у школяра, чувство остроты момента. Прежде чем двинуться убивать, ниндзя постарался вобрать в себя как можно больше радостного позитива.

Раньше ему не приходилось лишать жизни человека. Теоретически любой Генин был к этому готов, но до практики, естественно, в школе дело не доходило. Все бывает в первый раз. Тем более что отбросы общества, убийцы, грабители и насильники, собранные в этой пресс-камере, идеально для этого подходили. И ради собственной безопасности сегодня ночью некоторые облики обязательно надо погасить. В первую очередь – пахана, следом самых опасных из его подручных. Теперь к ним прицепом прибавился и тот малый, которому на спичках выпала «честь» убрать синоби-но моно заточкой из ложки. Роковая удача.

Еще до того как заснуть, ниндзя визуально отметил, где находятся те, чьи жизни теперь принадлежали ему. В глухой час спали не все. Кейн слышал это по их дыханию, по тому, как они ворочались на твердых нарах. Судя по всему, это были часовые: не зря же он сразу заявил о себе, как об опасном человеке. Его боялись, а значит уважали. Пусть это уважение исходило от низов и отребья, все равно это было отчасти приятно.

Ждать до утра, пока часовые уснут, Кейн не хотел, так было не интересно. Все же он оставался в большей степени четырнадцатилетним подростком, чем профессионалом. В нем играли гормоны, усмирять которые ему не хотелось, и мальчишка пополз во мрак.

Караульные лежали на втором ярусе, что осложняло их нейтрализацию. Зато все цели спали внизу, на привилегированных местах. Это их и погубило.

Этой ночью Кейн ликвидировал пять человек. Каждого следующего он отправлял в мир иной новым способом, испытывая на деле полученные от наставников навыки. Первому свернул шею, второго задушил, третьему передавил сонную артерию за ухом, четвертому воткнул в горло его же собственную заточку, а пахана удостоил чести получить шестнадцатое из «77 смертельных прикосновений Шивы», от которого у него остановилось сердце. Вся операция заняла не более десяти минут и прошла в полнейшей тишине. Прокрадываясь обратно в насиженный угол, Кейн собой искренне гордился. Не испытывая ни малейших угрызений совести, он свернулся калачиком и крепко уснул, больше не опасаясь, что его сон потревожат.

Мальчик проснулся от стука в железную дверь. Оказывается, уже наступило утро, и пришел баландер. Стуча в кормушку, он призывал всех получать пайку. Заключенные резво вставали со шконок – остаться без еды никто не хотел. Кейн, находившийся ближе всех к дверям, в первых рядах получил завтрак и убрался в теперь уже свой уголок. Он удовлетворенно заметил, что никто из жителей камеры не пересекал невидимой границы, отделявшей его жизненное пространство от остального помещения. Это происходило вовсе не из-за страха – пока еще. Урки, инстинктами напоминавшие зверей более чем любые другие люди, интуитивно чувствовали его ярко сияющую ауру и не хотели лишний раз ее касаться.

В камере стоял дружный стук ложек о шлемки. Пассажиры первого и второго ярусов ели спокойно, сидя за длинным столом. Обитатели третьего яруса были похожи на голодных зверей в зоопарке, они ели быстро, неряшливо и постоянно озирались по сторонам. Все были так увлечены потреблением калорий, что отсутствие нескольких членов коллектива заметили не сразу, а только слегка насытившись. Раздался истошный крик:

- Меча убили!!

Трупы наконец привлекли всеобщее внимание; толпа узников изрядно всполошилась, обступив мертвых. Жратва сразу была забыта – событие произошло не ординарное. Один Кейн продолжал спокойно наворачивать рисовую кашу, оставаясь на месте и не участвуя в общей ажитации. Ему не было смысла ломать комедию, изображая неподдельное волнение и непричастность к пяти смертям. Наоборот, следовало дать понять сокамерникам, чьих это рук дело, взвинтить тактическую стратагему.

В камере повисло наэлектризованное молчание. Все смотрели на Кейна, продолжавшего монотонно наворачивать утреннюю пайку. Доев, он сыто отрыгнул, отставил миску в сторону и, наконец, поднял увенчанную косой голову, встретившись взглядом с общественностью:

- А у вас тут не плохо кормят, – констатировал Кейн, ни к кому конкретно не обращаясь, и широко, искренне улыбнулся.

Это послужило командой для остальных вернуться к трапезе, которая окончилась в полном безмолвии. Чувствовалось, что убитых никому особо не жалко, но каждый арестант теперь начал опасаться за собственную жизнь, беспочвенно подозревая, что как раз он и будет следующим.

Зэки, приняв навязанные Кейном правила игры, о покойниках сообщили без лишней суеты, только после завтрака, когда сдавали посуду. Администрация следственного изолятора была, мягко говоря, в шоке. Таких ЧП здесь давненько не случалось. После того, как охранники вынесли тела, в камеру заявился корпусной (начальник корпуса) с кумом (оперативным работником). Их визгливые крики и брань произвели нулевой эффект – прилюдно обвинять Кейна никто не решился, самоубийц не было. Быстро смекнув, в чем тут дело, легавые начали по списку вызывать заключенных к себе в кабинет. Кейн за себя не волновался: прямых улик против него не было, отпечатки пальцев на заточке он стер, а непричастность к общему смятению еще не являлась доказательством вины.

Наконец наступила его очередь идти на допрос.

- Лицом к стене, руки за спину!

Полицейские надели на юношу наручники и, выведя из подвала на первый этаж, провели по натертому мастикой скрипучему паркетному полу коридора, мимо закрытых дверей с тусклыми табличками, изредка попадавшихся по дороге унылых людей и деревянных скамей для посетителей. Конвоиры остановили его напротив висящего на стене двухметрового портрета товарища Цзян Цзэминя в раме мореного дуба. Затем окрыли громоздкую дверь, и завели арестанта в кабинет начальника следственного изолятора.

В душном прокуренном кабинете присутствовал и вчерашний знакомый – капитан Жань Сяо:

- Некоторые заключенные говорят, что это твоих рук дело, – сразу взял быка за рога следователь.

- Да что вы? – Кейн даже привстал со стула, но тут же был насильно усажен охранником. – Как я мог убить человека? Я не убийца, нет-нет, что вы! Я не мог этого сделать.

- Твои сокамерники говорят, что ты очень сильный боец, – со своего места обвиняющее ткнул пальцем Жань Сяо. – Вчера ты побил несколько своих товарищей, надеюсь, ты не будешь это отрицать? А сегодня утром, когда обнаружили мертвецов, ты вел себя очень странно, подозрительно. Так говорят.

- Пусть говорят что угодно, я к этому не причастен, – повторил ниндзя. Он вложил в эту фразу обертоны управления голосом, придающих его словам особый вес, откладывающийся в голове у каждого, кто их слышал. – Я ни в чем не виноват.

Похоже, больше чем управление голосом, молодость и достаточно тщедушный вид убедили полицейских в невиновности Кейна. Допрос продолжался, но чувствовалось, что вопросы задают уже больше для проформы. Вскоре мальчика отвели обратно в туже камеру, где, на всякий случай, решили оставить Кейна на неопределенно долгое время.

***

Неопределенно долгое время закончилось через четыре дня.

- Мак-Айриш, на выход, – конвой в коридоре ел на завтрак чеснок. Это Кейн почувствовал еще на пороге. – Руки за спину, лицом к стене.

Вместе с полицейскими в коридоре следственного изолятора присутствовали два неприметных человека, из-за серых одинаковых костюмов похожие друг на друга как однояйцовые близнецы. Их «штатский» облик с головой выдавал в них сотрудников государственной безопасности КНР. Для Кейна это означало, что фортуна улыбнулась ему, и лейтенант Вонг через голову начальства все же обратился в американское консульство. От мысли, что он скоро увидит своих биологических родителей, в душе ниндзя шевельнулось давно забытое чувство безусловной любви. Кейн даже удивился – оказывается, он все еще тосковал по ним, даже не отдавая себе в этом отчет. Это даже не плохо, если подумать. Так легче войти в роль, практически не прилагая к этому усилий.

Подростка вывели из здания полицейского участка. На кратком отрезке между крыльцом и тонированной черной машиной он несколько раз вдохнул полной грудью чистый свежий воздух, показавшийся, по контрасту с тюремным смрадом, сладким. В машине с него сняли наручники. Новые конвоиры в серых костюмах-тройках сохраняли сосредоточенное молчание. Кейну с ними тоже не хотелось болтать. Их ауры были пропитаны негативом сильнее, чем стены камеры.

Путешествие провинциями заняло два дня, за которые в тонированной машине так и не было произнесено ни слова. Чем ближе они подъезжали к Пекину, тем сильнее волновался Кейн. Задумавшись о причинах возникшей тревоги, он решил, что не хочет обманывать родителей. С другой стороны, почему обманывать? Его самоанализ показал, что он рад встрече с ними и действительно любит этих двух людей, подаривших ему жизнь. Может быть, дело в том, что, несколько дней размышляя о папе и маме, он так настроился на них, что начал испытывать их переживания. Между кровными родственниками существует крепкая духовная связь, позволяющая принимать чужие эманации на расстоянии, как радиоволны. Как обстояло на самом деле оставалось не ясно. Кейн изгнал тревожные чувства, вернувшись к океану безбрежного спокойствия, словно был он не человек, а робот, по команде меняющий шкалу эмоций.

Важная встреча произошла у ворот посольства США. Кейн вышел из машины, оглядываясь по сторонам, и сразу увидел мужчину и женщину. Утомленные ожиданием, нервничающие, они проявляли внешние признаки беспокойства в разговоре, расслышать который было нельзя. Прошло несколько секунд, и родители тоже заметили его. Кейн замер, как вспугнутый олень.

- Сынок? – неуверенно произнесла женщина, делая робкий шаг вперед.

К горлу ниндзя подступил ком.

- Малыш? Кейн… Мой мальчик! – Ирэн бросилась к сыну, Джордж тоже не остался в стороне. Они крепко обнялись втроем, не веря своему счастью. Джордж прижимал к себе рыдающую от радости жену и обретенного сына, приговаривая:

- Нашелся, сыночек ты наш, нашелся, мой родной…

Воссоединившаяся счастливая семья долго стояла перед консульством. Сомнения, которые по дороге в Китай мучили чету Мак-Айришей, полностью развеялись при встрече. Конечно, мальчик, о котором им сообщили в субботу вечером по телефону, на самом деле был их потерянным Кейном. Та же родинка на правой щеке, те же глаза, да и внешне он не сильно изменился, только возмужал.

Когда первый накал страстей прошел, американцы выслушали не искренние поздравления от работников госбезопасности и сели в машину, которая отвезла Мак-Айришей в гостиницу. Радости отца и матери не было предела; казалось, поток их словоизлияний не закончится никогда. А, между тем, чувства самого Кейна были не однозначны. Он был рад их встрече, как был и рад тому, что операция идет успешно. Приятно снова увидеть родителей, но он, похоже, навсегда разучился любить по-настоящему, настолько же сильно, насколько его беззаветно любили эти два незнакомых человека. Умение жертвовать частичку своей души близкому – для ниндзя ни к чему. Вклиниваясь в бурную речь родителей нужными фразами, мимикой и жестами создавая образ «хорошего сына», Кейн с грустью понял, что он скорее играет, чем ведет себя искренне. Парень смотрел на них и улыбался, цинично прикидывая перспективы: настоящей близости не получится. Да она и не нужна. Главное – это поручение, возложенное на него старшими братьями. Учителям – честь.

Ирэн и Джордж, перебивая и дополняя, поведали сыну историю его поисков.

Когда девять лет назад Кейна и Рори похитили, Интерпол сумел арестовать преступников во время получения выкупа. Но Кейна с ними не оказалось. Вито и Йорг быстро раскололись, наперебой стремясь выторговать сделку и смягчить приговор. Они рассказали, что мальчик сбежал от них в Чэнду. По горячим следам удалось обнаружить того полицейского, что встретил на автостанции маленького беглеца. После этого не составило труда найти пассажиров туристического автобуса, подтвердивших, что малыш ехал с ними. В Ганьцзы след Кейна пропал. Родители и полиция вскоре вынуждены были прекратить активный розыск. Каждый полицейский участок в западной части провинции Сычуань получил фотографии и приметы пропавшего ребенка, однако Кейн как в воду канул. Джордж с тех пор несколько раз приезжал в Китай, негласно назначил баснословное по здешним меркам вознаграждение тому, кто даст хоть какую-то информацию о пропавшем сыне, но все было напрасно.

Кейн, в свою очередь, рассказал до крайности правдоподобную легенду о «своей» жизни в сиротском приюте, и о добрых людях, его туда поместивших. Это была ложь. Но она была… милосердной? Кейн не знал. На абсолютное всезнание мог претендовать только Всевышний, а принимая во внимание точку зрения, что его нет, то и вообще никто.

***

Два дня спустя Мак-Айриши сели в самолет, отправляющийся в Соединенные Штаты. Трудности с легализацией Кейна оказались меньшими, чем того опасался мальчик. Джордж решил эту проблему еще много лет назад, когда только начал самостоятельные поиски сына. Короткий визит в посольство, несколько подписанных бумаг в китайском министерстве иностранных дел – вот и вся бюрократическая волокита.

Когда за иллюминатором показалась верхняя сторона облаков, похожих отсюда на серую мокрую вату, Кейн, утопавший в мягком кресле салона первого класса для не курящих, понял, что у него началась совершенно новая жизнь. Поймав удачу за хвост, он не собирался выпускать ее. Ему еще только предстояло оседлать и объездить неожиданно выпавший случай, обналичить этот счастливый лотерейный билет, тянущий на джек-пот.