Глава 2


Чем мне всегда нравился Институт псионики, так это тем, что здесь можно выпасть из реальности не хуже, чем в процессе путешествия через ментал. Коробковская контора всегда являлась вещью в себе, эдакой черной дырой, попав в которую, привычное пространство причудливо менялось, а время будто бы замедляло свой ход. Узкие извилистые коридоры тянутся вдаль, словно причудливые ходы подземелий. Чем-то вечно озадаченные сотрудники бесшумно снуют туда-сюда, что твои привидения в белых халатах. Того и гляди, где-то в полумраке лестничных пролетов мелькнет сухопарая фигура Кристобаля Хунты, доктора самых неожиданных наук… Впрочем, таких докторов тут всегда имелось в достатке. В Институт можно прийти засветло, но не успеешь моргнуть глазом, — и за окнами уже разливаются лиловые сумерки. Это не странные игры со временем, просто работа такая.

Заглянув в «кадры», я отметил в ведомости окончание своего затянувшегося отпуска, перекинулся парой слов с сослуживцами, не видевшими меня на службе уже больше года. Напоследок заглянул в приемную самого Коробка, но тот, как выяснилось, умчался на какую-то научную конференцию. Уладив формальности, я уже направился было в собственный кабинет, надеясь разобрать накопившиеся за время моего отсутствия бумаги, когда меня настиг пинг.

Если положить мою «Нокию» рядом с любой аудиоколонкой, за несколько секунд до входящего звонка из динамика раздастся приглушенное курлыканье, предвещающее пронзительную телефонную трель. В случае с пингом всегда происходит нечто подобное: сначала тебя охватывает чувство чужого присутствия, пристального взгляда в спину, а спустя мгновение окатывает волной нахлынувшей из ментала информации. Причем в этот миг ты осознаешь сразу всё: кто, когда и зачем тебя позвал.

Меня вызвал Злобный. Вскоре после того, как мы расправились с чужаками, Москва поспешила избавиться от части своих функций, связанных с псионикой: здесь осталась законодательная власть и практически все административные органы. А вот всевозможные исполнители, включая новоиспеченную Федеральную Службу Контроля Псионов, в задачу которой входила борьба с преступными элементами в нашей среде, переместились на шестьсот тридцать четыре километра севернее. И сейчас там, в Питере, Злобному зачем-то понадобилась помощь сильного ментата в моём лице. Что ж, отличный повод ненадолго посетить родной город. Заодно выполню еще одну обязанность, которой, к моему горькому сожалению, в последнее время я безответственно пренебрегал.

На сей раз я решил поступить культурно, и вместо того, чтобы материализоваться из пустоты прямо посреди комнаты, шагнул из ментала в реальность на лестничной клетке, возле давным-давно заваренного наглухо мусоропровода. Хозяйка — теперь уже полноправная — была дома, я её чувствовал. Потому, как и положено, вошел в квартиру через дверь, ради приличия позвенев перед ней ключами.

Светка высунулась из кухни, где что-то аппетитно шкворчало на плите, и удивленно подняла бровь.

— Как раз к ужину, — меланхолично констатировала она, будто мы виделись буквально вчера, а не три с половиной месяца назад. — Овощи с грибами будешь, пап?

— Буду, — кивнул я, втянув носом доносившийся с кухни аромат.

— Тогда разувайся и проходи, я пол недавно помыла. Что с рукой?

А я уже и думать забыл про царапину, которую оставила мне на память та подвальная тварь. Рана давно затянулась, а вот ненужную уже повязку я снять совсем забыл.

— Ерунда, уже зажило, — отмахнулся я. — Вурдалаки слегка подрали.

— Надеюсь, за этого вурдалака тебе заплатили чеканной монетой, — хмыкнула дочь. — Это ведь то самое логово Круга, которое последнее? Тяжело пришлось?

— Да как обычно, — отчего-то мне не хотелось развивать эту тему. — Наше дело правое, мы победили.

Звякнула тарелка, на столе появился аккуратно нарезанный хлеб и блюдо с нарезкой.

— Сыр бери. А все-таки, что это было?

— Бывшие каменоломни.

— Я не про то. Я про Круг вообще. Каковы их цели, смысл всей этой борьбы? Ты контактировал с ними, вот и скажи тогда, ради чего они все это затеяли?

Тушеные овощи оказались неожиданно вкусными. А вот разговор мне совсем не нравился.

— Ты же знаешь. Мы пытались вести переговоры. Ничего не вышло. Они не хотели с нами разговаривать.

— Но мнение-то у тебя все-таки есть на этот счет? Что наиболее вероятно: передел сфер влияния, попытка изменить баланс сил, политика, происки каких-то сил?

— Так. — Я отодвинул тарелку и пристально посмотрел в глаза Светы. — Давай договоримся, что дома со мной общается моя дочь Светлана Коробова, а не журналист «Вечерних Известий», или где ты там теперь работаешь. Я не хочу, чтобы меня цитировали в бульварной прессе.

— Во-первых, не в бульварной, — Светлана достойно выдержала взгляд, но в голосе ее зазвенела обида, — во-вторых, это все-таки моя профессия.

— Я ее не одобряю.

— Я в курсе. Но это мой выбор. И на журфак я поступила сама, и учусь, между прочим, тоже сама, без посторонней помощи и на бесплатном. Мне это нравится. И мне хочется, чтобы этот выбор уважали.

— А мне хочется, чтобы каждый второй наш разговор за ужином не превращался в интервью.

— Так может, надо чаще дома появляться, глядишь, и разговоры станут интереснее?

Опять все свернуло куда-то не туда. Я мог на равных общаться с самым высоким начальством в СБР, с политиками и силовиками, противостоять метаморфам-оборотням Круга в заброшенных катакомбах… Но со свой приемной дочерью я порой совершенно не знал, как себя вести. Притом я не просто чувствовал ответственность за ее судьбу — между нами по-прежнему существовала связь намного крепче и выше того, что можно описать словом «ответственность». Но чем дальше, тем более разными становились наши взгляды на жизнь. Возможно, оно и к лучшему. Возможно, так и должно быть. Мне не с чем сравнивать.

Звякнул лежащий на столе модный смартфон в строгом сером чехле, Света провела по экрану пальцем, улыбнулась, что-то стремительно набрала на виртуальной клавиатуре.

— А ты вообще надолго, пап?

Неужто уже надоел? Вот ведь, а казалось, только разуться успел.

— К Злобному надо заглянуть, дело у него ко мне какое-то.

— О, дяде Андрею привет. Кстати, насчет Злобного… — Света смешно, совсем по-детски наморщила нос, словно раздумывая, стоит ли продолжать. Наконец все-таки решилась:

— Ты что-нибудь знаешь о Вышинине? Это который Павел Матвеевич, начальник дяди Андрея?

— Руководитель всей ФСКП?

— Он самый. Кстати, на самом деле его фамилия при рождении Добронос, но он ее, похоже, стесняется и потому сменил. — Светка ехидно ухмыльнулась. — Он ведь вроде не совсем псион, да, пап?

— Он совсем псион. Вернее, больше шаман, специалист по духам.

— Как твой приятель Покойник?

— Вроде того, но намного слабее. Зато, говорят, он хороший организатор и толковый руководитель, за что его в начальники и назначили. Я лично с ним не знаком, только отзывы слышал.

— Ага, то есть, карьерист и жополиз, да? Нам тут подкинули кое-что про него. Глянь…

Света повернула свой смартфон экраном ко мне, и на нем возникла скуластая худощавая физиономия с плотно сжатыми губами, принадлежавшая человеку в строгом темно-синем костюме. Высокий лоб, светлые, зачесанные назад редкие волосы. Это лицо можно было бы, наверное, назвать привлекательным, если бы не тяжелый, пронизывающий взгляд почти бесцветных глаз из-под полуопущенных век. Похоже на официальный портрет для ведомственного веб-сайта, только я его раньше почему-то не видел. Хотя часто ли я по сети ползаю? Человек на фото был мне заочно знаком. Наш мирок уж слишком тесен, каждый о каждом хоть что-то да слышал.

— До того, как в Москве сформировали ФСКП, этот типчик трудился в тыловой службе СБР, занимался материальным обеспечением, — прокомментировала Света. — Потом вдруг такой неожиданный взлет карьеры. ФСКП переезжает в Питер, занимает целый военный городок под Приозерском, штаб вселяется в бывшее здание Пенсионного фонда в Центральном районе. В городке, разумеется, тут же затевается большая стройка, закупается техника, материалы, оборудование… С конкурсом, все как положено, но вот выигрывает этот тендер фирма с уставным капиталом в десять тысяч рублей, созданная за два месяца до назначения Павла Матвеевича начальником службы. В штате десять сотрудников. Генеральный — из бывших военных, и, вот совпадение, в прошлом сослуживец его отца. Я нашла про него в интернете, этот почетный пенсионер то лечится от алкоголизма, то самогон на даче хлещет, безработный алкаш, в общем. Из него бизнесмен, как из меня Киркоров. И вот практически одновременно с этими событиями у товарища Вышинина-Доброноса образуется в Курортном районе дача о двух этажах с итальянской мебелью и гаражом на три тачки. Тачки, кстати, тоже образуются — «мерин» и «роллс-ройс». Хотелось бы немного поболтать об этом с дядей Андреем, он своего начальника, наверное, лучше знает…

— Света.

— Что? — дочь наигранно захлопала ресницами. — Тебе неинтересно узнать что-то новое о своих коллегах?

— Вот на хрена тебе это всё?

— Работа такая, пап.

— Работа… Ты же понимаешь, что если кто-то сливает прессе подобный компромат, то делает это не просто так. Что он преследует какие-то свои, сугубо личные цели. Не всегда благородные. Что даже если факты выглядят достоверными и проходят первичную проверку, это ничего не гарантирует — они могут быть искажены совершенно на другом уровне.

— Я все понимаю, не маленькая. Но я занимаюсь этим, потому что именно этому училась. Извини, но ничего другого я не умею…

Создать «толкушу» — примитивный знак, толкающий выбранные предметы в заданном направлении, можно за долю секунды, почти не затратив энергии. Тарелка с нарезанным сыром сорвалась с места и метнулась вперед, словно выпущенный из пращи камень. Света среагировала молниеносно: «Зеркало» получилось почти идеальным, тарелка, не долетев до ее плеча всего лишь пару сантиметров, резко сменила траекторию и вдребезги разлетелась о стену, усыпав кафель звонкими осколками.

— Значит, все-таки умеешь?

— Зачем ты это сделал? — Света была не столько удивлена, сколько раздосадована и рассержена.

— Контролируй, пожалуйста, эмоции. Когда ты бесишься, как сейчас, ты становишься уязвимой.

Девушке хватило ровно два вдоха, чтобы аура снова обрела нейтральный светло-зеленый цвет.

— У тебя прекрасные способности псиона, дочь. Если бы ты пожелала, то могла бы стать великой. Или величайшей. Возможно, переплюнула бы даже меня — при должном старании.

— Но я не хочу. И это мой выбор. Жаль, что ты не можешь этого понять.

Между нами возникла стена. Не в фигуральном плане — Света скорее рефлекторно, чем осознанно, выставила Невидимый Щит, видимо, опасаясь, что я метну в нее еще какую-нибудь посудину. Но это в мои планы, разумеется, не входило. Я собирался сказать, что постараюсь не поднимать больше вопросы, связанные с выбранной ею профессией, но в этот самый миг слова застряли у меня в горле.

Вдоль позвоночника будто прокатилась электрическая волна, и вновь нахлынуло это — чувство близости Гнезда. Оно ощущалось словно сразу повсюду и нигде, и вовне, и внутри меня. Белый кафель на стене кухни дрогнул, качнулся и поплыл — словно однажды в студенческие годы, когда я с непривычки перебрал на этой самой кухне с алкоголем… Нет, это головокружение казалось все же чуть иным. Я внезапно вспомнил — почти так же у меня закружилась голова много лет назад, когда я выбрался из палатки в ночь. Запах мокрой травы и прелой листвы. Капли дождя хлещут по лицу, я стою, чуть пригнувшись, и не могу пошевелиться. Фигура охотника виднеется чуть впереди, он повернулся спиной ко мне, настороженно прислушивается к окружающему лесу, взяв ружье наизготовку. Костер угас, размытые тени в свете луны тонут во мраке. Я знаю, что произойдет в следующий миг, но не могу ни крикнуть, ни пошевелиться. Одна из теней метнулась из кустов за спиной человека и обрушилась на его плечи, повалив наземь. И тут странное оцепенение вдруг прошло. Я двинулся вперед, во мрак, наугад. Над головой навис низкий свод, влажные корни деревьев плетьми свисают вниз, касаются лица. Я не обращаю на них внимания. Знакомый туннель — откуда-то знаю, что это первый, самый верхний уровень Амазонского Гнезда, самого большого Гнезда на Земле. Там впереди затаился враг. Нервы натянуты до предела. С потолка по капле сочится вода, отмеряя мои шаги: кап… кап… пап…

— Пап? Что с тобой? Пап!

Кухня. Белый кафель на стенах. Осколки разбитой тарелки на полу. Тикают часы на стене, словно весенняя капель, в такт бьющему барабанной дробью пульсу в висках.

— У тебя сердце что ли прихватило? Ты побледнел весь.

Сердечный приступ? У псиона? Смешно.

— Нет, всё… Всё в порядке, Света.

Я поднялся из-за стола.

— Спасибо за ужин. Мне нужно еще кое-куда успеть.

И я пошел, провожаемый встревоженным взглядом в спину.

И вправду. Нужно успеть.

Уже на лестнице я решил, что лишний час погоды не сделает, а мозги привести в порядок надо. Поэтому вместо того, чтобы снова через ментал прыгнуть к Злобному, пошел пешком. Видение следовало обдумать.

Основное отличие от предыдущих заключалось в четком указании места. Всплывающие осколки памяти можно игнорировать, таким образом подсознание пытается облечь невнятные чувства в знакомые образы. Вот то, что во время приступа я точно знал, где нахожусь — важно. И, если подумать, логично. Если где-то и сохранились остатки тварей, так именно там, в Амазонском Гнезде. Только там пространство было перекручено в многоярусный лабиринт настолько сильно, что до сих пор не до конца зарастило трещины. Все остальные Гнезда исчезли, оставив после себя первые ярусы и немногочисленных, быстро подохших тварей.

На Амазонке единственной кроме первого яруса осталось нечто ещё. Проходы исчезли, но изредка аппаратура фиксирует колебания, характерные для разрывов пространства. Всякий раз после них поисковые команды находят следы примитивной флоры и фауны, характерной для Гнезд. То есть Старшие, Младшие и Подчиненные погибли, однако место их обитания частично уцелело и продолжает существовать.

Я остановился, осознав, что использовал внутреннюю классификацию тварей. Люди о ней не знают. Я им не говорил.

Очень. Плохой. Признак.

Быстрая проверка подтвердила, что барьеры, ограждающие чужака от основной части моего сознания, по-прежнему невредимы. Это ничего не значит — если я вижу мельчайшие прорехи в ментальной броне псионов и могу проникать сквозь них, то почему бы порождению на порядки более развитого разума не поступать точно так же со мной?

Я — всё ещё я? Да вроде бы. Изменений в себе не замечаю.

Никаких странных желаний не испытываю, куда-то бежать и крошить человеков не собираюсь. Разобраться в происходящем хочется, что есть, то есть. Вопрос в том, как? Единственная зацепка — Амазонское Гнездо… Придётся туда съездить. Других вариантов не вижу, да и этот не особо приятный. Абсолютно все люди мира желают держать Аскета как можно дальше от места последней схватки с врагом человечества, потому что боятся неведомо чего. Возвращения Господина или конца света, что, в принципе, одно и то же. Хотя нет, вру. Есть парочка сект, которые будут не против.

Личность я известная, правительства всех стран мира относятся ко мне с настороженностью. Любые пересечения границы приходится согласовывать на самом высоком уровне. Могу их понять — я бы тоже напрягся, узнав, что ко мне едет сильнейший ментат планеты. Так что мои поездки за рубеж осуществляются либо по приглашению принимающей стороны, либо с заполнением кучи бумаг.

В другой ситуации прыгнул бы через ментал, но, во-первых, на такие большие расстояния мне пока что переходы совершать не доводилось. Теоретически разницы не должно быть, дистанция роли не играет, но мало ли. Во-вторых, что куда существеннее, для прыжка нужен маяк. В Бразилии сейчас никого из знакомых псионов, вроде бы, нет, а даже если бы и были — зачем им знать мои планы? Придется лететь самолетом.

Принятое решение слегка сбросило груз с плеч. Когда есть хотя бы примерный план действий, жить становится проще — движение не позволяет унывать. Так что, приободрившись, я послал Злобному пинг с вопросом, можно ли к нему зайти через полчаса, и медленно побрел в сторону его нынешней обители.

Злобный вот уже три года руководит силовым департаментом Федеральной Службы контроля за деятельностью псионов. Назначили его на должность после того, как начальное напряжение схлынуло, и зачистка Кругов превратилась из кровавых боев в рутину. Одно время он, образно выражаясь, совмещал, то перемещаясь из города в город во главе отряда боевиков, то сидя в Питере и строя работу формирующегося департамента, но с недавних пор сосредоточился на своей новой деятельности. Знакомые со скорбными лицами шутили, что он окончательно из бойца превратился в чиновника, чем немало его бесили.

Понять Злобного можно. Всякого дерьма, связанного с псионикой, в мире становится больше, преступления совершаются чаще. Два процента — доля псионов в общей численности человечества, в России выше за счет миграции со всего мира. Конечно, среди них хватает людей сомнительных моральных качеств, склонных к нарушению закона. Высокие уровни и мощная оболочка у преступников встречаются редко, зато их относительно много и все случаи с их участием привлекают особое внимание журналистов. Те, разумеется, с радостью используют малейший повод напугать толпу. Немногие псионы старших уровней, пошедшие в криминал, доставляют обществу проблемы на порядок серьёзнее, образно выражаясь «мал клоп, да вонюч».

Злобный, кстати, обратный пинг прислал, сообщил, что ждет. Вот и прекрасно.

У основной массы псионов уровни от третьего до пятого, размер оболочки в районе сорока-шестидесяти. Вроде бы, немного. Однако простейшие атакующие знаки потребляют всего пять единиц оболочки, фактически обеспечивая даже слабого псиона наличием личного оружия. Напомнить, что короткоствол у нас в стране запрещен? А тут — довольно многочисленная группа людей, по сути с правом постоянного ношения.

Причем зачастую они очень молоды. Псионами сейчас становятся при переходе в старшую школу, то есть в десятом классе. Тогда же начинается первичное обучение, выявляются склонности, даются упражнения по развитию оболочки. Знакам не учат — знаки считаются прерогативой военных, их показывают только в армии или специализированных учебных заведениях. Тем не менее, распространение информации остановить невозможно, поэтому школьник, ставящий ту же «Воздушную Стену» или на эмоциях бьющий обидчика «Толкушей» считается обычным явлением.

Конечно, большинство псионов миролюбивы и законопослушны. Но не все, далеко не все. Так что я прекрасно понимаю наше правительство, стремящееся поставить людей со сверхспособностями под контроль. Другое дело, что результат пока особо не впечатляет.

Мысли перекинулись на Светку. У неё сейчас возраст такой, когда хочется бунтовать и ненавистны любые ограничения. Правда, в меньшей степени, чем пять лет назад, в подростковом возрасте она всякую чушь творила. Тогда она ругалась со мной, сейчас перекинулась на политику и противостояние властям. Не то, чтобы я был против, просто в данном случае риски другие. Надо бы свести её со Студентом — тот очень хорошо разбирается в реальном устройстве власти и способен прочистить обуянные юным энтузиазмом мозги.

Думая ни о чём и обо всём сразу, я дошел до нового места работы Злобного. Сам он ждал меня на проходной.

— Забавная защита, — кивнул я на стены, под слоем штукатурки укрепленные стальными плитами. — Есть необходимость?

— Дебилов хватает, — кивнул друг, выписывая на меня пропуск. Вот зачем нужны бумажки, если проще и надежнее идентифицировать по ауре, везде давно установлены камеры и скоро введут паспорта с чипами? Но нет, бюрократия вечна. — Неделю назад два мудака чего-то не поделили и стали знаками прямо на углу Большевиков и Подвойского швыряться. Хорошо, нам быстро сообщили. Их скрутили, привезли сюда, один вырвался и хотел в окно выпрыгнуть. Сейчас пойдём, по пути увидишь, во что он кабинет превратил.

На закрытой территории в комплексе зданий, помимо органов федерального уровня, располагались и местные структуры. В частности, небольшая кпз, где содержались особо проявившие себя нарушители. Сидели они здесь недолго, не дольше недели, потом их переводили в специальную тюрьму за чертой города. Условия, насколько мне известно, там приличные, с обычными тюрьмами не сравнить. Ну так оно и понятно — средний псион и побогаче, и минимальные связи у него во властных верхах обычно имеются.

— Что-то народу маловато.

— День, часть сотрудников на вызове, часть на полигон поехала, — пояснил Злобный. — Удаленка, опять же. Я своим не запрещаю через сетку работать, лишь бы дело делали. Да и не такой уж большой у нас штат — на Питер с областью всего сто человек. Теперь, когда с Кругом покончено, расширятся будем.

— Вся Служба контроля или только твой департамент?

— И то, и то. Псионов больше становится, законодательство ужесточается, отсюда рост числа преступлений.

Сбоку полыхнула яркая вспышка эмоций, которую я привычно проигнорировал. Люди до сих пор меня узнают и остро реагируют на встречу восторгом, опаской, восхищением и много чем ещё. Моё затворничество и нежелание появляться на публике во многом вынужденное. В своё время я «закрылся», сознательно ограничил собственные способности именно для того, чтобы меньше чувствовать причинявшие мне дискомфорт чужие эмоции. Борьба с Кругом снесла заглушки и, если бы не внезапные видения, я уже повторил бы процедуру.

— Мне казалось, всяким хулиганьём занимается полиция? У них же есть особый отдел в ОМОНе или что-то вроде него?

— По-разному случается, — Злобный потянул меня влево, на короткую дорожку к корпусу, где располагался его кабинет. — Кому первому позвонили, тот и едет. Гопников можем мы принять, могут менты, на серьёзных бандосов зовут либо опять нас, либо фээсбэшников. Спецподразделений в стране много. Иногда бывает, что сразу несколько групп на вызов приезжают, иногда конфликты полномочий случаются. В общем, гемор ещё тот!

Заметив неизвестную энергетическую структуру, прицепленную к стенке в туалете, мимо которого мы проходили в этот момент, я чисто рефлекторно установил вокруг нас «тихую сферу». Вряд ли, конечно, нас подслушивают, но так спокойнее. Злобный заметил воздействие, хмыкнул и сунул руки в карманы с независимым видом.

— Ты доволен работой?

— Не особо, — признался он. — Бумаг много, за языком следить приходится в десять раз сильнее, на…й никого не пошлешь. Раньше как-то проще было. Мне бы и в голову не пришло с тобой под «сферой» говорить, а сейчас, видишь, не возражаю.

— Уйти не хочешь?

— Везде так. Сам понимаешь — не на рядовую должность пойду, да меня и не возьмут. А так, как ты, в лесу сидеть и наукой заниматься, я не могу.

— Создай свою ЧВК, катайся за границу с недружественными визитами.

Он встал, как вкопанный, затем быстро развернулся ко мне с широченной улыбкой на лице.

— Блин, это тема! А можно?

— У Фролова спроси, он наверняка знает.

— Спрошу, — продолжая улыбаться, кивнул Злобный. — Если совсем припрет, пойду в наёмники. Вот, я здесь сижу, заходи.

— Секретарши не полагается?

— Их три, отдельно сидят. У нас чисто рабочие отношения — орел в гнезде не гадит!

Кабинет, несмотря на соответствующие размеры, стереотипы о большом начальнике опровергал. Хотя и мебель дорогая, и портрет президента на стене висит. Мешали висящие на стене автомат, копьё, небрежно брошенная на кресло куртка, заставленная затрофеенными безделушками полочка в шкафу. На столе — бардак, гора бумаг с левой стороны, на столике вместо обязательного графина с водой или бутылок с минералкой стоит двухлитровая бутылка «фанты».

— Садись, — кивнул Злобный на кресла, предлагая выбирать самому, где удобнее. — Есть хочешь? У меня тут только чай с печенькой. Могу обед сюда заказать.

— Я только что от Светы, у неё поел.

— Знаю, — неожиданно сообщил друг. — Она мне только что звонила. Сказала, ты внезапно побелел, как полотно, и куда-то убежал. Хотя никаких срочных дел у тебя не было.

Злобный пошарил в одном из ящиков стола, вытащил пару стопочек, непонятно откуда извлек початую бутылку коньяка и лимон. Всё это — не отрывая от меня пристального взгляда.

— На мой взгляд выглядишь ты нормально. Но не станет же Светка врать, верно?

— Чужаки прорезались.

С Андреем Конюшенным, псионом восьмого уровня по кличке «Злобный», играть намёками и пытаться подготовить к неприятной вести бессмысленно. Он от словесных кружев только злиться начинает. Лучше сразу бухнуть, что называется, «в лоб», а потом посидеть, подождать, пережить первую взрывную реакцию.

— Как!? Они ж свалили нахер?!

— Пока не знаю. Сигнал идёт откуда-то из Амазонки.

Минут пять он матерился и хлестал коньяк. Нальет стопку, опрокинет в себя, словно воду, побегает по кабинету, размахивая руками, снова тяпнет стопарик. Раньше прямо из горла бы пил, но с возрастом слегка пообтесался. Должность, опять же, диктует условия. Я ему не мешал — если Злобному нужно сбросить пар, чтобы справиться со стрессом, пусть сбрасывает таким образом. Сейчас он успокоится и начнет соображать конструктивно. Алкоголь на него практически не действует, он может выпить хоть бочку и всё равно останется трезвым.

— Чего делать будем? — наконец, набегавшись, уселся он за стол.

— Сообщать кому-то о чужаках пока рано, — начал излагать я то, о чём додумался по пути сюда. — Во-первых, доказательств никаких, во-вторых, по большому счету, сообщать нечего. И, в-третьих, почти наверняка наши шишки наведут бессмысленную суету, скажут, что я ошибаюсь и ничего не было. У меня нет желания наблюдать их истерику.

Злобный кивнул. Он уже достаточно покрутился на верхних этажах власти, чтобы предсказать реакцию чиновников.

— Поэтому я поеду в Амазонское Гнездо, попробую поискать источник. Думаю, на месте хоть что-то, да определю.

— Один?

— Один. Тебе лучше остаться здесь. Будешь мониторить обстановку, ну и за Светкой присмотришь, если что.

— Хоть кого возьми для страховки. Хочешь, подкину пару парней?

— Не стоит привлекать внимание. Ты же не новичков предлагаешь? В Бразилию я поеду неофициально, под чужой личиной, а перемещения всех сильных псионов отслеживаются. К тому же, честно говоря, одному мне спокойнее. Ты знаешь, я знаю, больше пока никому и не надо.

— Блин, — Злобный откинулся в кресле. — Ненадежно как-то. Когда поедешь?

— Сегодня. Коробку позвоню, сообщу, что решил отпуск взять для решения семейных проблем, и вечером улечу. Ты чего хотел-то?

Андрей с пару секунд непонимающе смотрел на меня, потом хлопнул себя по лбу:

— Точно! Я ж тебя по делу звал. Совсем с этой хренью из головы вылетело, — он развернулся в кресле и принялся вскрывать небольшой напольный сейф, стоявший у него за спиной. — У нас недавно ЧП случилось — кто-то следственную группу в полном составе положил. Сначала думали, несчастный случай, но потом служба собственной безопасности стала копать и выяснила, что нифига не случайность. Четыре трупа. Можешь их тени расспросить?

— Могу. Почему официально действовать не хочешь?

— Похоже, кто-то из своих гадит, — мрачно признался Злобный. Из сейфа он вытащил коробку, поставил ту на стол и пододвинул ко мне. — Кому верить, непонятно. Вот, их личные вещи.

В обычной картонной коробке лежали ключи с бирками. Для вызова лучше использовать предметы, как можно чаще находившиеся в пределах ауры покойного, вот их Злобный и набрал.

Похоже, его абсолютно не смущает тот факт, что он нарушает закон, который по должности обязан защищать. Это нормально для псиона. Чем выше мы поднимаемся по уровням, тем больше у нас возможностей, совершенно не укладывающихся в рамки законодательства либо привычной обществу морали. Как следствие, и у нас психика тоже меняется, критерии оценки становятся отличными от обычных. Если брать текущую ситуацию, то мы видим, что произошло убийство и есть возможность его раскрыть. Действуя официально, мы в лучшем случае потратим уйму времени, собирая всевозможные подписи и убеждая бюрократов дать согласие на безопасную (в моём исполнении) процедуру. В худшем — не добьёмся ничего. Поэтому Злобный предпочел обратиться ко мне, рассчитывая без всяких формальностей получить нужный результат. Впрочем, он всегда плевал на инструкции, характер такой.

Я взял первый ключ, сосредоточился. Ничего. Что ж, бывает — иногда даже после насильственной смерти псиона не остаётся его тени. Редкость, конечно. Ментал очень чутко реагирует на псионов, наш отпечаток в нём глубокий, насыщенный, в момент гибели выброс эмоций и энергии почти гарантирует ему своеобразное оживление. Воплощение в специфическую форму духа, правильнее сказать. Однако исключения бывают.

Второй ключ. Снова посылаю зов, и вновь нет отклика. Обычно, даже если тень не хочет приходить, какой-то ответ есть, а сейчас — тишина. Проверяю третий, затем четвертый, с разочарованием качаю головой:

— Извини, Злобный. Не получится. Кто-то стер теней.

— Это как?

— Тень, по сути, осколок личности, её отражение в ментале. След, если так понятнее. Этот след при желании можно стереть, причем в первые дни после смерти довольно просто.

— Хочешь сказать, многие умеют?

— Не то, чтобы многие, — призадумался я, — но и не единицы. Среди шаманов каждый второй способен призвать духа с нужными качествами, хорошие менталисты своими силами справятся, некоторые целители — тоже.

— Твою ж мать!

В общем, Злобного я разочаровал. Дважды. Плохой у него день получился.


Загрузка...