Князь Алишер с сомнением заглянул в кружку, принюхался. Игни эта подозрительность насмешила.
– Откупорил на ваших глазах, князь. Не отравлено, – в доказательство своих слов он отпил вина из кружки. Голова кружилась после голодной и бессонной ночи, а вино добавило новую ноту в монотонный шум в ушах. Игни достал из кармана отцовский медальон и, не разжимая кулак, положил на стол перед собой. Стало чуть полегче – а на большее парень и не рассчитывал. Вдобавок к отрезвляющему воздействию заключенного в медальон камня, серебро приятно холодило обожженную кожу.
Князь глянул искоса.
– Что у тебя в руке? Я заметил в Чайном домике, что ты не выпускаешь из рук безделушку.
Игни дал себе время подумать. Медленно раскрыл ладонь. На серебряной крышке с витиеватой отцовской монограммой заиграли блики. «Если попросит открыть или дать подержать – значит, точно чувствует камень. Других доказательств и не нужно», – промелькнула ехидная мысль, но Игни придержал злорадство до лучшего времени.
– Подарок отца.
Алишер отвёл взгляд, словно Игни сказал что-то неприличное.
– Позволь предположить. Он погиб во время восстания в Резервации, и это единственная вещь, которая у тебя осталась на память о нём? – фиолетовый глаз оглядел скудную обстановку комнаты, скользнул по выцветшим обоям и вернулся к медальону. Алишер смотрел на закрытую крышку с жадным любопытством искателя, дорвавшегося до опасной тайны.
Игни сжал кулак так, что все восемь граней медальона впились в кожу. Легкая улыбка тенью легла на потрескавшиеся губы.
– Нетрудно догадаться. Миротворцы не церемонились с мятежниками.
Алишер достал из кармана мужской несессер, открыл. Поддел ногтем короткую плоскую пилку для чистки и подпиливания ногтей. Согнул пальцы и с задумчивым видом принялся приводить ногти в порядок. После паузы, потребовавшейся для того, чтобы избавиться от докучливого обломанного кончика, князь, не поднимая головы, проговорил неожиданно тяжелым тоном:
– Я думал, скажешь «с нами». Ты ведь тоже там был, Игни Аркана, – прозвучало как отдаленный рокот морского шторма. – Как ты ушел от Охотников? Из того ущелья, где взяли «в клещи» отряд Валора, даже мышь не могла бы проскользнуть незамеченной.
Игни не спешил с ответом. Он положил медальон на край стола, взял кружку и отпил ещё глоток вина. В левую руку удобно легла большая плоская тарелка с остывшим овощным рагу. Игни сам не замечал, что привычка есть по-походному: на ходу или стоя, экономно и быстро, въелась в него не хуже, чем готовность в любой момент пустить в ход острый наконечник вечного пера.
Что хорошо при таком подходе к трапезе: если быстро есть, не сразу поймешь, что это не вкусно. Варна готовила не так хорошо, как Синия. Неумение Младших договариваться с огнём сказывалось в каждой мелочи: плоды земляного хлеба похрустывали на зубах, оставляя вяжущий привкус. А вот мякоть сладкого овоща аризали превратилась в кашицу. Игни без воодушевления отправлял в рот еду, стараясь не обращать внимания на вкус. Еще и не то приходилось есть, благодаря Предвечный огонь за милость.
– Ущелье было только в имперских газетах, князь.
– И дезертиры были только в газетах? И потери при отступлении, когда малефикары ударили по своим?
Игни смотрел в одну точку остановившимся взглядом. Воспоминания теснились в голове. Их оказалось так много, что ломило виски. Холодная ночь, ледяная вода, мокрая трава и безумные от ярости глаза брата.
– Ущелья не было, как не было самоубийственных ошибок командования. Были предатели. Разведка несла большие потери, никто не понимал, в чем дело. Только брат понял, но не доложил вовремя, потому что Валор не одобрял его развлечения. Мог не поверить, а что еще вернее – наказать за неподчинение. Время было упущено. Старый Лис оставил мятежников без глаз и ушей. Напасть и вырвать сердце у слепого – невеликая доблесть. И даже гениальная тактика для этого не нужна.
– Я упустил нить, – нахмурился Алишер. – Старый Лис участвовал в подавлении мятежа?
– А в имперских газетах об этом не писали, верно? Правда может бросить тень на методы мудрого Вседержителя и Гаранта Справедливости, поэтому выдумали поспешное бегство заговорщиков, огонь по своим и анекдоты про пьяниц. Оказаться в мясорубке самому – это не то же самое, что прочитать о ней забавный фельетон на первой полосе, князь, – последнюю фразу Игни выговорил с трудом: голос начал отказывать ему, и парень опустил глаза в тарелку, чтобы не вспыхнуть снова подобно сухой ветке. И без того сорвался в ответ на пожелание гореть в огне. Отец бы не одобрил. С неофитами так нельзя. С неофитами нужно быть терпеливым и понимающим. Особенно, если догадался накачать неофита квинтэссенцией. На свою голову.
– Моя жизненная философия предписывает мне держаться в стороне от театра войны, – дипломатично свернул с опасной темы Алишер. Убедившись, что произвел нужное впечатление, незаметно убрал все маникюрные принадлежности в карман. Игни все эти ужимки раненой гордости принца в изгнании подмечал, но предпочитал делать вид, что решительно ничего его не трогает: точно так же, как небрежно задвинутые ящики письменного стола. Слабость человека, которого прижали спиной к стене, была, если не простительна, то понятна.
Игни собрал лепешкой остатки овощей с тарелки, свернул конвертиком и отправил в рот. Сосредоточенно пережевывая, время от времени задумчиво отхлебывал вино и смотрел на князя сквозь нехороший прищур. Когда разговор свернул в русло политики, искатель-стажер начал нервно отбивать ногой рваный ритм. Злился, что время уходит на расчесывание старых ран, но не мог придумать, как заставить Братоубийцу вернуть долг за исцеление.
«Пусть возьмет камень, дай ему камень, камень, он слушает кровь, пусть замолчит, пусть слушает только тебя», – перебивая друг друга, шептали голоса предков. Игни задумчиво поскрёб ногтем большого пальца растущую под подбородком щетину, бросил мимолётный взгляд на отцовский медальон, который приглашающе лежал на краю письменного стола. В какой-то день это должно было произойти. Он отдаст камень, спрятанный в медальоне. Правда, Игни не рассчитывал, что так скоро.
Пока рыжий колебался, Алишер расслабился и, с комфортом разместившись в старом кресле с вытертыми боками, приступил к трапезе. Покачивая вилкой на манер тросточки учителя танцев, князь начал рассказывать Игни, по каким признакам он понял, что рыжий стажер – мятежный малефикар. Игни мрачно молчал. Из рассказа следовало, что Алишер проницателен, как сам Владетель, а Игни выдавал себя каждым словом и жестом.
– Даже странно, ваша светлость. Вы так быстро заподозрили меня, но при этом сорок пять лет смотрели в зеркало и не видели в нём отступника.
Алишер помолчал. Игни ждал, что тот опять взовьется, но князь решил сменить тактику. Он поочередно проверил карманы брюк, ничего не нашел и разочарованно вздохнул.
– Ты ошибаешься. Я не такой, как ты. Я не пользуюсь магией. Никакой. Ненавижу магию. И потом, слышал ли ты, парень, что смешение крови под запретом? Выродки лишены и защиты Древней крови, и обычных человеческих чувств. Таких здесь не жалуют.
Брови Игни взлетели вверх. Он уставился на князя с выражением немого изумления на лице.
– Это всем известно, если хочешь знать, – с деланным безразличием пожал плечами Алишер.
– У меня два вопроса. – Игни растерянно запустил пятерню в волосы на макушке, почесал затылок. – Как давно эту ложь заливают в уши Младшим, и чья это была гениальная идея.
– Обычно ссылаются на Создателя и его «Гневное Предостережение» в последней части «Слова»: «Дитя смешения кровей несет погибель…» Раз у нас здесь образовался маленький клуб любителей поэзии эпохи Великой Войны, я решил внести и свою лепту.
Руки Игни мгновенно нагрелись. Он с силой потёр ладони, встряхнул кистями. Вынул из ящика стола чистый лист дешевой желтой бумаги, которая легко мялась от неосторожного прикосновения. Разгладил заломы локтем, достал из кармана вечное перо, опять с силой потряс рукой в воздухе, чтобы разогнать застоявшиеся чернила в трубочке. Крошечный кристаллик, инкрустированный в лакированную ручку, отозвался на тепло руки. Игни набросал пару строф на родном языке, как помнил.
– Вот. «Слово Создателя. Песнь Гнева», самое начало, – объяснил он Алишеру, который заинтересованно наклонился, чтобы посмотреть, что пишет искатель. – Он обращается к детям Древних богов и обещает им либо погибель, либо милосердие в зависимости от их выбора. Здесь вообще ничего про «смешение крови» нет. Вот эти строчки, видите? Мисере, а не мискере! Различие в одну букву и целую бездну смысла.
– Извини, друг, не могу прочесть. Недавно зрение совсем испортилось, – сухо ответил князь. – И потом, я не расположен вникать в богословские тонкости. Будь добр, объясни на риорском. Четко и без восклицаний. Ты не девица, чтобы заламывать руки и падать в обморок из-за стихов.
Игни, который и не думал заламывать руки и падать в обморок, пропустил острую шпильку мимо ушей. Он поднял листок на уровень лица и ещё раз указал острием самопишущего пера на спорное место.
– Создатель обещал погибель не полукровкам, а последователям Древних богов. Не важно, Старшим или Младшим, хотя среди последних, конечно, таких было немного. Он оставил людям право выбора. Но я думаю, его меньше всего волновало, кто с кем спит. Ваши богословы вам попросту лгут. Создатель не против детей от смешанных браков. Они унаследуют либо одну кровь, либо другую, но никак не обе сразу. Уж поверьте мне, ваша светлость. Как человеку, который своими глазами видел, что будет, если кровь на самом деле смешают в живом человеке, – горечь этих слов разъедала рот хуже вяжущих незрелых ягод ажри. Игни потянулся за кружкой. Вино плескалось на донышке – не больше глотка. Пустая бутылка стояла рядом с ножкой кровати. Игни раздраженно толкнул её ногой и пинком отправил под кровать.
– Что будет?
– Он умрет, – просто ответил Игни. – Дети умирают быстро, а взрослые, особенно женщины, перед смертью очень долго страдают и всегда сходят с ума. Вы, князь, не можете быть ни полукровкой – это просто невозможно – ни Младшим. Ваша кровь приняла квинтэссенцию. И вы, скорее всего, не можете есть тела убитых животных, в отличие от братьев наших меньших.
Алишер любимую шутку Валора не оценил, брезгливо искривил рот.
– Говорят, если отец и мать… разные, ребенок всегда будет наследовать Новую кровь. Потому что Первые дети не угодны Создателю.
Игни закатил глаза.
– Вот поэтому я хочу знать, кто это придумал и какими благими намерениями объяснил необходимость подобной лжи, – он помолчал и совсем другим голосом продолжил. – В Долине Огня рассказывают сказки о том, что в Белом городе люди и Древние тысячу лет живут в мире. Как бы не так. Куда бы я ни посмотрел, вижу только решетки клетки, в которую заперли народ Ветра! Мы жили в Резервации, в неволе и мечтали однажды, пусть с оружием в руке, но добиться того же, что досталось вам просто так. А вы сами как связанные, с цепями на ногах и залитыми воском ушами… А я, идиот, еще возмущался, что преступления, похищения, убийства Старших будто бы игнорируются городской гвардией и даже искателями. А вот оно в чем дело, оказывается… Этому городу нужен человек, который расскажет правду.
Князь Алишер внимательно выслушал Игни, мелкими глотками отпивая вино из кружки. А потом с неожиданным сочувствием спросил:
– Валор – твой отец? Уж больно твои идеалы смахивают на его опасные идеи.
Взгляд Игни стал тяжёлым, и воздух в комнате заметно потеплел.
– У меня тоже есть пара предположений, почему вам дали южное имя, низкий титул и нашли повод изгнать, но при этом не казнили и не подослали убийц. Старый король не был вашим отцом, не так ли? Иначе откуда бы взяться страхам касательно того, не повредит ли вам квинтэссенция?
Князь Алишер хмыкнул. Поднял открытые ладони.
– Довольно. Я должен отдать тебе должное. Тебе есть чем уравнять каждую мою ставку, а поднимать «на всё» я пока не готов. Чего ты хочешь в обмен на молчание и вторую дозу эликсира? Хочешь расскажу, почему тебе нужно менять имя и прятать красные волосы, а лучше бежать, пока ноги держат?
Игни встал и прошёлся перед окном, заложив руки за спину. Столб черного дыма, поднимавшийся из-за крыш, тянул взгляд на себя. С языка рвались самые легкие вопросы: «Почему? Кто виноват и что делать?» Еще вчера Игни и не подумал бы, что ему будет дело до чужого города. Но сейчас, когда перед стажёром-искателем рассыпали ворох деталей от мозаики, он обнаружил, что не может просто так захлопнуть за собой дверь и раствориться в туманном мареве. Проблемы чужого города, который оказался опутан невидимыми тенетами лжи, требовали от Игни невозможного: остаться и найти способ всё исправить.
– Я уже назвал свою цену, и она не изменилась. Вы расскажете мне всё, что касается Матьяса Бродэка.
Алишер пожал плечами. Вид у него был несколько обескураженный, будто он рассчитывал на другой ответ и готовился заплатить более высокую цену.
– Извольте. Матьяс Бродэк – искатель, старый друг Фарелла, горец. Счастливо женат на очаровательной женщине. Отец двух милейших дочерей, в которых он души не чает, но надеется, что третьим родится сын. Не так давно имел неосторожность перейти дорогу нашим венценосным особам. Присутствовал на скандальном экстренном заседании совета в Магистериуме, после которого подал срочное прошение на приватную беседу с принцессой. Говорит, не особенно рассчитывал на то, что запрос рассмотрят в ближайшие две декады, и когда ему пришло уведомление, что прошение удовлетворено, не подумал, что это ловушка.
– Ловушка? – растерянно переспросил Игни.
– И глупая при том, – серьезно кивнул Алишер. – Но о вашей стае так и говорят, что вы теряете осторожность, когда кажется, что вот-вот ухватите добычу за ногу. Город полнится слухами об убитых искателях, которые слишком глубоко копают. И Матьяс едва не пополнил эту коллекцию. Но люди… мои люди вытащили его из Управления до того, как с ним произошел несчастный случай. Мы поговорили и пришли к взаимопониманию. Как ты понимаешь, лояльность искателя к правителям несколько… уменьшилась. Особенно после того, как я рассказал ему о планах короля. Кстати, так вышло, что и показал… д-демона… – Алишер накрыл ладонью черную повязку, закрывающую пострадавший глаз, и замолчал, погрузившись в неприятные воспоминания.
– Вы использовали проекцию, чтобы шокировать Младшего, а затем пробили Покров и завладели его волей, – сухо пересказал Игни, чтобы продемонстрировать, что расплывчатые фразы не сбили его с толку. – Для чего?
– Будь я проклят, если понимаю, о чем ты лопочешь, огнепоклонник! – раздраженно отбрил князь. Порыв ветра ударился в закрытое окно так, что пристегнутые к стенам ставни задрожали. Игни сложил на груди руки.
– Огнепоклонник ищет ответы на свои вопросы. Бродэк вчера получил чистый бланк с гербом Академии. Письмо заставило его нервничать, и в итоге, наговорив лишнего шефу, он сбежал. Это часть вашего плана?
– Моего? Я Академию в свои планы точно не включал, – криво усмехнулся князь.
Игни покачал головой.
– Не сходится. Вы пришли в Чайный домик, чтобы предупредить об опасности, грозящей Академии. Это было убедительно.
Алишер помрачнел, нахохлился, как больной сыч, и все шрамы на лице набрали теней, стали резче.
– Мне больше некуда было идти. Я в бегах так же, как и ты, сын Валора. И в этом городе нет никого, кому я мог бы доверять. Нам с тобой лучше бы сменить внешность и уносить ноги поскорее, говорю же. Эриен знает, что я где-то здесь. Сейчас смоет с сапог пепел Академии, а потом спустит всех своих псов и не успокоится, пока не запалит под моими ногами костёр, – Алишер помолчал, пристально глядя на собеседника. Он слегка шевелил пальцами, будто взвешивал, стоит ли озвучивать то, о чем прекрасно можно умолчать. Игни без труда «читал» намерения князя в том числе потому, что сам частенько ловил себя на подобных жестах.
Наконец Алишер решился и растянул губы в лисьей улыбке.
– А ты, парень, почаще бы оглядывался по ночам, когда ходишь по Среднему городу. Я видел, как ты играешь в салки с городским патрулем. И не только я видел, вот в чем дело. Кое-кто имеет личный счет к Валору и будет рад предъявить его тебе.
Игни понял, что потребуется вторая бутылка, на которую он сперва решил не посягать: последняя же. Но разговор принял такой оборот, что без второй, как оказалось, все-таки не обойтись. Он молча встал и направился к двери, чем всерьез напугал Алишера. Морщась от боли в животе, тот подскочил с кресла.
– Эй, парень, я это тебе сказал, чтобы предупредить, слышишь? Я на твоей стороне. Я знаю этого подонка и помогу тебе, даю слово!
Игни, не оборачиваясь и не замедляя шаг, вышел из комнаты, и захлопнул дверь. Он не услышал, как князь глухо выругался и рухнул в кресло, невнятно бормоча под нос, как заведенная механическая игрушка: «Сукин сын, сукин сын, сукин ты сын!» Заметив, что медальон, который стажер постоянно таскал с собой, остался сиротливо лежать на столе, князь замолк и протянул к нему руку. Поймал за цепочку, покачал перед глазами и сгрёб в кулак с выражением задумчивого удивления.
В это время Игни уже спустился на первый этаж. Чувствуя, как в пальцах бегают колючие искорки, Игни старался не дотрагиваться до перил. Даже за ручку на дверце буфета он брался с опаской, готовый сразу же разжать пальцы, если почувствует жар раскаленного металла. Хотя металл нагревается медленно, так что он беспокоился напрасно. Присев на корточки, Игни заглянул на нижнюю полку, приметил пыльное стекло второй бутылки. Мысленно извинившись перед Варной Наори, достал вино.
Когда парень услышал стук в первый раз, ему показалось, что он ослышался. Успел поздравить себя с тем, что стал излишне впечатлительным: только что ему сказали о том, что его видел враг, и сразу же мерещится всякий подозрительный шум. «Надо бы привести нервы в порядок», – подумал Игни и с нежностью взглянул на бутылку.
Но когда постучали во второй раз, Игни уже был к этому готов. Перед мысленным взором тут же промелькнула целая галерея мстительных рож, начиная с бледного, залитого кровью лица патрульного по имени Кевью и заканчивая грязной бородатой физиономией старого чистильщика обуви. «Кто?» – этот вопрос не хуже яркой блесны манил и обещал, что, пусть с риском для жизни, но недостающие части мозаики сложатся в ясную картину. Игни, чувствуя себя заложником в вязком кошмарном сне, осторожно приблизился к входной двери.
– Открывай, Варна, чтоб тебе грифы печенку склевали! – шефу, должно быть, надоело торчать на крыльце и он начал сыпать ругательствами. Удары посыпались дробью: он забарабанил по дереву двумя руками.
Игни медленно выдохнул и опустил занесенную над головой бутылку. Его слегка потряхивало, так что он не сразу нащупал запертую щеколду. Пришлось выслушать еще парочку замысловатых горских проклятий.
Как только дверь подалась, шеф-искатель ворвался в дом, будто за ним гнались. Оглянулся, убедился, что никого, кроме стажера, рядом нет, и ткнул его пальцем в грудь.
– Король мёртв, парень! Никто ничего не понял, но, клянусь шляпой, этот паршивый ублюдок мёртв! – Его глаза будто стали вдвое больше от нахлынувших чувств. Алпин Фарелл заметил бутылку в руках стажера и хлопнул себя по бедру. – Это точно стоит отпраздновать!
Он оглянулся, подслеповато щурясь. В гостиной на первом этаже был полумрак из-за наполовину задернутых штор.
– А где все? Где Варна? А Братоубийца где?
Под шквалом вопросов Игни чувствовал себя так же неуютно, как если бы его застиг летний ливень или на голову кто-то опрокинул полное ведро воды. Алпин Фарелл по-своему истолковал молчание и бледность стажера. Его радостное оживление поутихло, он отступил.
– Тоже умер?
Игни покачал головой и криво улыбнулся, раздумывая над тем, как бы выпроводить шефа из дома до того, как Алишер узнает о том, что он теперь может заявить свои права на трон после смерти старшего брата. И при этом не так важно, что он преступник, изгнанник, и что у Эриена уже есть наследница. Игни хватило времени, чтобы понять, что этот человек, получив в руки даже самый завалящий козырь, немедленно начнет новую игру. А малефикаров, одержимых властью, Игни уже видел. Вблизи видел, что самое страшное. И продолжает иногда замечать в зеркале.
Игни подхватил с вешалки плащ и начал натягивать рукав, забыв, что держит бутылку.
– Давайте всё обсудим по дороге.
«Ты оставишь матушку одну с НИМ?» – вкрадчиво прошептали голоса в голове.
Игни замер. Плащ с легким шелестом упал к его ногам.
– Он жив, шеф, – вполголоса проговорил Игни. – Это Алишер подставил Бродэка. Он та еще змея, осторожнее с ним.