Искусство Ленинграда январь 1991

ЛЕНИНГРАД БЕЗ ТЕАТРОВ?..

Записки экономиста

ЕЛЕНА ЛЕВШИНА

Искусство, говорят, отражает жизнь. От частого повторения эта формула стала для нас почти уже стертой, и мы не задумываемся, что в ней скрывается и второй смысл: в общественном бытии самого искусства отражаются все проблемы и беды дня.

Может быть, историк XXI века, изучая свидетельства печального инцидента в Московском Доме литераторов или раскола Ленинградской писательской организации, больше проникнется накалом политических страстей «времен перестройки и гласности», чем по сухим стенографическим отчетам съездов и сессий. А историк театра заметит, что мастера сцены сегодня в печати гораздо напряженнее и эмоциональнее обсуждают, как организовать театральную жизнь, чем тайны творчества.

В театральной среде так же много говорят об экономической реформе и переходе к рынку, как среди депутатов и промышленников, аграриев и транспортников. И не потому, что актеры и режиссеры, полные гражданского пафоса, готовы соучаствовать в общественной жизни. Причины ближе — реформа и рынок становятся фактами бытия самих театральных коллективов, их повседневностью, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Когда-то, из застойных лет, «светлое будущее» виделось в ясных очертаниях: все несчастья от административно-командной системы, которая не только диктует театру, что ставить, но приказывает любыми путями «перевыполнять план по числу обслуживаемых зрителей», заставляет безмерно эксплуатировать артистов, увеличивая число показываемых спектаклей, и держит на голодном пайке недостаточного финансирования и нищенских зарплат. Выйти из под ее власти, получить свободу — и все проблемы решатся. Но жизнь не дарит такой ясности. Каждая пядь завоеванной свободы открывает новые проблемы, а часто еще и усугубляет старые.

Мы не будем углубляться в сложный разбор того, почему освобождение от цензурных пут и идеологического контроля не обязательно мгновенно рождает шедевры. Те, кто готов обвинить в этом театры, просто продолжают мыслить в категориях старой шутки из фильма «Девять дней одного года»: «Откроем новую частицу в текущем квартале». Шедевры не планируются и не рождаются в связи с переменой законов. Так что не надо требовать художественных открытий в указанный период времени.

Наш разговор об оборотной стороне освобождения будет посвящен организационному аспекту театрального дела. Чтобы читатель не воспринял это как дань злобе дня, напомним, что прекрасные произведения сценического искусства не возникают усилиями только актеров и режиссеров, для их создания нужны средства, материальные ресурсы, производственная база. Во всем мире всегда и во все времена театры получали и получают субсидии из разных источников и без этого существовать не могут. Причем, как правило, дотации покрывают большую часть (70—80%) расходов театра. Так происходит и в развитых странах, где сценическое творчество поддерживается и государством, и общественными фондами, и фирмами, и частными лицами. Так было даже в социалистических странах Европы. И только в нашей стране государство, захватив в свои руки монопольное право финансового обеспечения театральной отрасли, раскошеливаться не торопилось. Нет нужды повторять все гневные слова в адрес остаточного принципа финансирования культуры. Достаточно сказать, что театры Ленинграда — а многие из них, как известно, составляют славу отечественной сцены — получали гораздо меньшие дотации, чем большинство других коллективов, и столичных, и периферийных. Стыдно суммы называть. Скажем лишь, что у академических театров Ленсовета и Комедии государственные субсидии в 1989 г. покрывали менее 10% их расходов, а у БДТ и МДТ — менее 20%. Так было с финансовой поддержкой. Материальное же обеспечение театрального дела осуществлялось по принципу: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. Сегодня, в ситуации роста цен (а следовательно, расходов театра) и тотального дефицита, вопрос «как выжить?» волнует ничуть не меньше, чем «что ставить?».

Театральная общественность за свои права боролась. Раскачивание старого организационно-экономического механизма театрального дела, попытки его изменить начались, собственно, в тот миг, когда открылись шлюзы перестройки. И не были гласом вопиющего в пустыне. Еще в 1987-м под шум фанфар начался так называемый театральный эксперимент. Но не успел окончиться его официально установленный срок, как объявили о следующей реформе, названной «новые условия хозяйствования». В 1990 году они стали нормой жизни всех театров страны.

Принято говорить (ведь и сейчас еще вводятся в оборот формулы, как бы обязательные для выступлений, во всяком случае лиц официальных), что новые условия развивают концепции театрального эксперимента. Звучит красиво, заставляет признать за чередой перемен последовательность и логическую преемственность: выдвинули некие идеи, проверили их на практике, потом развили. И эксперимент оправдан, и новые условия освящаются театральным опытом.

Чтобы быть корректным, признаем, что доля правды в красивой формуле есть. Эксперимент вводил в жизнь театральных коллективов то, чего они много лет были лишены,— творческую и хозяйственную самостоятельность. Творческую — решительно, хозяйственную — робко, с оговорками и ограничениями. Новые условия в гораздо большей степени дают свободу хозяйствования, оставляя в силе уже повсеместно распространенные творческие права. В этом смысле у перемен есть и последовательность и преемственность.

Можно найти и ниточки, связывающие детали экономической стороны эксперимента с новыми условиями. Но различий между ними больше. Если эксперимент был неким «совершенствованием» ранее действовавшего хозяйственного механизма, того самого, который со страстью и знанием дела умели ругать все театральные деятели, то новые условия хозяйствования — реформа радикальная, в корне меняющая систему финансирования, планирования, экономического стимулирования в театральном деле.

Сразу оговорим, что широко распространенное даже в театральной среде заблуждение, будто театры перевели на хозрасчет — читай заставляют жить исключительно за счет своих доходов,— никакой связи с реальным положением дел не имеет. Речь идет о хозяйственной самостоятельности, т. е. о существенном расширении прав.

При этом государство оставляет за собой обязанность финансово поддерживать театральное дело. По букве документа, регулирующего условия реформы, даже предполагалось, что размеры субсидий должны определяться на нормативной основе, а не волюнтаристски — сколько хочу, столько дам — и не по остаточному принципу — дам сколько смогу. Но это, заметим, по букве. А у нас еще от слова до дела бывает не близко. Обещание субсидировать на нормативной основе остается в силе, но выполнить его в 1990 году не смогли. В РСФСР переход на новые условия осуществлялся при сохранении тех же самых мизерных объемов финансирования,— может быть, только единичным театрам дали чуть больше. Обещать же продолжают.

Вместе с тем реформой разрешены так называемые альтернативные источники финансирования. Проще говоря, всякое предприятие, общественная организация или кооператив, пожелавшие именоваться модным словом «спонсор», вправе дать театру денег, а театры вправе зачислить себе их в доход. Допускается и любая хозяйственная инициатива. Если театр найдет способы заработать кроме традиционного (и основного) способа — реализации билетов,— эти суммы тоже попадут в общую копилку доходов. Так что источники доходов расширились.

Ушли в небытие «утверждаемые показатели». Все параметры своей деятельности театры определяют теперь сами: сколько играть спектаклей, сколько ставить премьер, по каким ценам продавать билеты (только 20% мест театры обязывают продавать по утвержденным расценкам, а в остальном дано широкое право применения скидок и надбавок). И даже с зарубежными партнерами сотрудничество разрешено, и свой валютный счет открыть можно.

Но самые впечатляющие права — в области труда и заработной платы. Театры теперь сами формируют штатное расписание, тарифицируют артистов, устанавливают размеры надбавок и премий, если, конечно, есть из чего платить.

Не ставя себе целью пересказать полностью все условия реформы, повторим главное: возможности открылись широчайшие, и многое из того, что казалось несбыточной мечтой, стало вполне допустимым. Но «имею право» и «имею в руках» — тоже не синонимы. Как лучше воспользоваться возможностями? Свобода рождала заботы и ответственность. И, надо признать, непривычные.

Красивая запись в документах: «Театр определяет самостоятельно...» — поставила вопрос — а кто же, собственно, определяет? Художественный руководитель? Директор? Общее собрание коллектива? Что же, например, каждый раз новгородским вече распределять надтарифную часть заработка (т. е. сколько каждому платить сверх должностного оклада)? И по каким критериям? Чтобы показать характер первоначальной реакции на новые права в творческих коллективах, приведем один пример. Много лет действовали в театрах так называемые «охранные нормы выступлений артистов в спектаклях» и правило, согласно которому за перевыполнение этих норм полагалось платить. Сколько праведного гнева высказывалось в театральной среде по их поводу. И размеры норм справедливо признавались необоснованными, и формальный принцип учета, заложенный в них, когда независимо от того, какую роль играет артист, засчитывается ему все равно один «выход». А самое главное, говорили, что уравнительные нормы, одинаковые во всех театрах, мешают стимулировать творчество, воздать артисту по его заслугам материально. Реформа отменила нормы и предоставила каждому театру право самому вводить свой порядок распределения заработка. А вместо ожидаемой радости — бурные дебаты, проглядывала даже тоска по ушедшей определенности. В результате во многих театрах попервоначалу артисты решили — нормы сохранить, но снизить их размеры. А это значит — совсем от привычного отказаться, вводить что-то радикально иное боязно, но вместе с тем пусть больше платят артистам за «переработку» при той же занятости. Но где взять деньги?

Легко сказать — появились новые источники доходов. Право быть спонсором никого помогать театрам не обязывает. Как убедить предприятия, что именно в развитие сценического искусства надо вкладывать средства? Реформа позволяет получать доход от побочной деятельности. Но хорошо ли это, если под маркой творческого коллектива будет процветать доходный промысел, к таинству сценического действа не имеющий никакого отношения? Но тогда, может быть, получать больше сборов, увеличивая число показываемых спектаклей? А вот этот путь, подчеркнем особо, ленинградские театры уже, можно сказать, прошли до конца.

Если бы вдруг те великие мастера, которые составляли славу петербургской сцены, воскреснув, увидели, в каком режиме работают сегодня театры, они бы, наверное, умерли от удивления. Вряд ли хоть один год в XIX веке Александринский театр показал более 200 спектаклей. А в 1989 году его преемник играл 487. И это не особенное положение старейшего коллектива. Театр им. Ленсовета играет по 500—550 спектаклей в год, Комедии — бывает и побольше (хотя в 1989 году жил, по его понятиям, спокойно — всего 475 спектаклей), им. В. Ф. Комиссаржевской только в 1989 г.— 582 спектакля, «благополучный» БДТ — 389. В 1,5—2 раза напряженнее, чем в прошлом веке, работают музыкальные театры.

Не надо, наверное, доказывать очевидное: увеличение спектаклей может идти только в ущерб творчеству. На какие компромиссы обрекают творца сценического искусства бесконечные выезды и малые гастроли!

Не будем лукавить. Разговоры о расширении круга зрителей, предоставлении возможности встречи с театром тем, кто живет в глубинке,— это флер, которым прикрывают самую элементарную необходимость заработать и свести концы с концами. Но вот что интересно. Нам в прошлые времена по многим поводам приходилось называть вещи не своими именами, маскировать лозунгами и внешне справедливыми призывами аномалии нашей жизни. Как часто сейчас сталкиваешься с тем, что не все готовы обнажать правду, а кто-то всерьез верит в логику обмана. Заклинание об «обслуженных зрителях» и в театральной среде пока еще производит впечатление аргумента. Как будто те, кто заклинание повторяет или ему внимает, и не догадываются, как далеко бывает выездное мероприятие от идеи встречи с искусством.

Но даже если по-прежнему закрывать глаза на это, все равно увеличивать число спектаклей уже физически невозможно. Нельзя же ежедневно в течение всего сезона играть по 2—3 спектакля в день. Так что и здесь резервов доходов нет. Наоборот, мечтали-то о том, что реформа позволит вернуть театральной экономике театральное содержание, поможет наладить нормальную организацию творческого процесса, порушит диктат производства над творчеством.

Если уж последовательно разбирать все допустимые варианты увеличения доходов, надо упомянуть еще один — повышение цен на билеты. Права театрам такие практически даны, хотя и называются они вежливо: применение скидок и надбавок. Заманчивость этого пути многих прельщает. И как всегда, находятся мотивы и аргументы, прикрывающие истинную цель. Как, говорят деятели театра, на какой-то там эстрадный концерт платят за вход по 10 руб., а на лучшие спектакли — по 2—3 руб.! Это обесценивание великого искусства. И поднимают цены.

В 1989 году средняя цена проданного билета в драматических театрах Ленинграда составила чуть более 2 руб. Это средняя,— значит, были билеты и дороже. А до 1986 года максимальная цена билета в этих театрах равнялась 2 руб. Растут цены. Кое-кто из театральных администраторов, вдохновленный этим, и считает рост цен золотоносным пластом. И в порыве благородных, казалось бы, устремлений заработать на увеличение актерских зарплат готов идти дальше. Если находятся желающие платить по 10 руб. за посещение концерта, почему бы не взять их деньги театрам? Но забывают подумать, для кого известные актеры будут творить свое искусство: для того, кто способен его воспринять и мечтает о встрече с ним, или для того, кто способен заплатить, что далеко не всегда совпадает. За уровнем цен на театральные билеты стоит проблема адреса творчества, социального состава аудитории. Да, совершенно не исключено, что любитель театра со средним достатком купит дорогой билет на спектакль, который очень хочет посмотреть. Не отвратила же публику высокая цена во время недавних гастролей Московского театра Ленкома. Но надо понимать, что, заплатив раз много, этот же зритель не сможет так же часто ходить в театр, как раньше, желанием посмотреть еще что-нибудь ему придется поступиться, семейный бюджет не выдержит. Хорошо гастролерам — собрал дань и уехал. Повышая же цены у себя дома, театр рискует зрителя потерять, а вместе с тем и доходы от повышенных цен, простите за канцеляризм, недополучить.

За всеми способами получения доходов, зависящими от усилий самого театра, стоит «оборотная сторона медали», они лишь гипотетически возможны, но не гарантированы. А финансирование из бюджета не увеличили. При этом новые права в распоряжении своими деньгами становятся несбыточными. Можно, конечно, платить надбавки к окладам без ограничения их размера, тратить на новые постановки сколько пожелаешь, сокращать прокатную гонку ради репетиций, отказаться от безмерной эксплуатации актеров, но за счет чего, из каких средств?

В театральных коллективах искать благостного дружелюбия не надо. В них всегда сложная психологическая атмосфера, и это предопределено природой коллективного сценического творчества. Реформа же социальное напряжение в театральной среде усилила. Еще и потому, что навыков жить в новых условиях не было, предстояло выйти за круг сложившихся стереотипов отношения к театральному делу. Не может, например, сегодня режиссер (а тем более, если он художественный руководитель) гордо утверждать, что не его дело разбираться в экономике. Каждое его решение, казалось бы, сугубо из сферы творчества требует каких-то прямых или косвенных затрат, а все траты из одной копилки, т. е. в конечном счете это отразится в ведомости на зарплату, коснется всех. Не может актер — член художественного совета, решая вопрос о тарификации своего коллеги, защищать лишь его интересы. Надо видеть, что называется, «общий расклад» экономического состояния коллектива. Не может директор лишь эксплуатировать навыки прошлых лет, надо искать какие-то новые решения, вытекающие из логики других прав и обязанностей. А пока идет ломка прежних устоев, недовольства много, да и нелепостей совершается, что называется походя, немало.

Чтобы помочь театрам, Ленинградская организация СТД РСФСР провела в марте расширенное заседание правления на тему «Права театральных коллективов в новых условиях хозяйствования». Готовила его секция административных работников театра. Надо сказать, что секция перед этим уже не раз собирала свои совещания и семинары и, казалось бы, в горячих спорах обсудила все проблемы. Но только взаимопонимания администраторов мало. Понять новшества важно всем, потому и собрали на правление и режиссеров, и актеров, и директоров.

Открывая дискуссию, заместитель директора АБДТ им. Горького А. Г. Иксанов сформулировал коренной вопрос: «Свободы добились, а райской жизни нет. Что же преграждает дорогу в рай: объективные условия или наши неумения?» Легче всего сказать: и то и другое. И это будет правдой. Сложнее до конца разобраться в ситуации и пытаться что-то изменить.

Не обошлось в дискуссии и без взаимных упреков, привычных нам попыток найти виноватого рядом. Из актерской среды звучала неудовлетворенность административным корпусом. По их мнению, низы хотят хорошо жить, верхи разрешили, а средняя прослойка в нашей театральной гуще (куда включают и директоров) жить по новому или не хочет, или не может. В ответ Р. С. Малкин, директор МДТ, справедливо напомнил, что все те блага, которые получил театр в ходе эксперимента и реформы, не с неба упали, они плод труда в том числе и административных руководителей. Корпус ленинградских театральных директоров активно участвовал в разработке новых документов и старается использовать открывшиеся возможности. Ю. А. Шварцкопф, директор Театра им. В. Ф. Комиссаржевской, с горькой иронией выразил типичное отношение к своим коллегам: «Посмотрите, у кого в новых условиях хозяйствования права, у кого обязанности. Обязанности в основном у директора, а права у всех. Возьмите телефонный справочник учреждений культуры, вышедший три года назад. Сколько из упомянутых там административных работников остались на своем месте? Административную прослойку просто вырубают под корень». Директора, в свою очередь, бросают упреки режиссуре: «Вспомните, как на всех перекрестках режиссеры, особенно главные, кричали: «Нам не дают ставить». Сейчас сказали: что хотите, то и ставьте. Так вообще перестали ставить!» Премьер мало, привлекать зрителя все труднее.

Конечно, поиск виноватого не самое плодотворное дело. Просто надо понять, что вся система взаимоотношений меняется, прикрываться забором чужих указаний теперь не удастся, и профессионализм всякого становится виднее. Хорошо бы научиться не только указывать перстом на неспособного, но и ценить чужой талант, и не только творческий, но и организационный. Театральный менеджмент тоже требует таланта, и он так же редок, как любой талант. Если Ленинграду повезло, и у нас есть десяток-другой людей, отдающих себя административной деятельности в театральном деле по призванию, их нужно ценить.

Вообще, надо сказать, в последнее время все более явным становится стремление людей театра защищать свои корпоративные, профессиональные интересы. И это нормально. Отказавшись от иллюзий ложно понятых равенства и коллективизма, легко увидеть, что даже при безусловной общей преданности всех искусству сцены и своему конкретному театру интересы у представителей разных театральных профессий могут и совпадать, и разниться, вплоть до прямых противоречий. Отсюда, наверное, оправдано возникновение в рамках СТД профессиональных ассоциаций. Уже созданы ассоциации художников и режиссеров, на очереди оформление ассоциации менеджеров. Создадут, очевидно, свою гильдию и артисты.

Конечно, в момент перестройки не обойтись без деформаций. Корпоративные интересы хорошо бы защищать не в ущерб другим. А пока что тот, кто вырывается вперед, невольно задевает остальных. Собравшись в ассоциацию, театральные художники борются за свое достоинство во всех смыслах, в том числе и за достойную оплату их труда. И поставили этим руководителей театров в сложное положение. Доходы коллективов, как мы уже говорили, пока что особенно не возросли. Получается, что увеличивать гонорары сценографам (само по себе это необходимо, о нищенских старых ставках нечего говорить) можно только из той же общей копилки, что поворачивается иногда ущемлением других. Разделить ничего на всех трудно. И администраторы правы, стеная от притязаний сценографов, и художники правы, требуя вознаграждения, которое отвечало бы своему названию. И опять та же проблема, она не раз звучала на правлении. С одной стороны, в самой театральной среде надо научиться уважать всякий полезный для дела труд. Платить режиссерам за постановки. Платить директорам, способным обеспечить творческий процесс всем необходимым. Платить артисту, без которого нет театра. С другой стороны, права платить, не подкрепленные финансово, только обостряют ситуацию. Как сказал В. А. Гвоздков, главный режиссер Театра им. Ленинского комсомола: «Мы сейчас выглядим, как наш человек за границей, которого выпускают в командировку, а денег не дают, и, если ему не подадут, ему придется срочно вернуться. И мы в ситуации, когда возвращаться не хочется, а развиваться трудно».

Лейтмотивом большинства выступлений была проблема бюджетного финансирования. Выступающие вспоминали, что правительство, вводя новые условия хозяйствования в театрах, закрепило в основном документе, регулирующем теперь хозяйственную деятельность, положение, что за счет средств государственного бюджета СССР, государственных бюджетов союзных и автономных республик и местных бюджетов по нормативам образуются фонды развития культуры, искусства, органов управления культурой. За этой сухой записью стоит здравая идея. Деньги на развитие культуры и искусства отчуждаются в специальный фонд, которым распоряжаются органы управления культурой, и размеры фонда определяются не по чьей-то прихоти и не по остаточному принципу, а по установленному правилу. То же самое было потом подтверждено в Законе о местном самоуправлении, где говорится о гарантированности сумм, выделяемых на социальные нужды.

Театры, бюджетное финансирование которых должно осуществляться из этих фондов, тоже получают от органов управления культурой не произвольные суммы, а столько, сколько им нужно для нормальной жизни. Министерство культуры и СТД СССР, призвав на помощь специалистов, разработало методические рекомендации по расчету объемов бюджетного финансирования театров. И все это осталось на бумаге. Почему?

Обычное объяснение: дефицит государственного бюджета, нет денег. Однако хорошо известно, и каждый даже по своему семейному бюджету это знает, что распределение средств в условиях дефицита — это проблема приоритетов. Сначала выделяем деньги на то, что считаем более важным, и ущемляем расходы на те нужды, без которых можно и обойтись.

Долго действовавший остаточный принцип финансирования культуры — это не способ расчета, а философия, отражающая отношение к культурной жизни как к необязательному фону. Деньги тратят тогда, когда понимают на что и ожидают отдачи. Остаточным принципом государство признавало, что не понимает, зачем культура обществу нужна и какая от нее выгода. Так что добиваться надо осознания ужасов бескультурья и признания того, что без искусства не возродить духовность и нравственность. Тогда и деньги на культурное строительство найдутся.

Договорившись на правлении стучаться во все двери, с помощью СТД обращаться и к центральной, и к местной власти, художественные и административные руководители ленинградских театров собрались в конце апреля за «круглый стол», чтобы выработать совместную стратегию поведения.

Атмосфера «круглого стола» была еще более накаленной. Между мартом и апрелем прозвучали первые правительственные заявления о переходе к рынку. Ситуация становилась катастрофической. Если цены и тарифы на услуги, которыми пользуются театры, резко вырастут, если при этом бюджетное финансирование не увеличится в несколько раз, театры прекратят существование.

Надо также хорошо понимать, что при росте цен на питание и потребительские товары упадет так называемый платежеспособный спрос населения по отношению к учреждениям культуры. Проще говоря, из семейного бюджета труднее будет выкроить деньги на театр или книги. Тогда удержать зрителя в театральных залах можно будет только снижением цен. Кстати говоря, эффективность этого пути хорошо показал опыт Польши. Именно в самый острый момент скачка цен театры оказались единственным очагом культуры, не потерявшим зрителя. Пустели кинозалы, видеосалоны, музеи и даже дискотеки — дорогие билеты. Театры же цены не подняли и даже немного снизили. В их залы пришла молодежь, сохранилась постоянная публика. Но для этого государство увеличило дотации, которые стали покрывать до 95% расходов театра.

Если в ближайшее время ленинградские театры продолжат наращивать цены на билеты, они потеряют и сборы, и зрителя. Если снизят цены — потеряют сборы, сохранив зрителя. Дилемма простая. Она еще раз сталкивает нас с тем же вопросом: ради чего обществу нужны театры. Понимая их назначение, общество должно платить за их существование, а не бросать их в море экономических невзгод. Считая, что театры, как и заводы, должны сами зарабатывать себе на жизнь, общество подписывается, что ему театры не нужны. Подчеркнем: обществу не нужны, тогда, мол, любители этого зрелища пусть и платят много за билеты.

Заметим кстати, что если найдутся такие, кто в состоянии много платить, неплохо, чтобы они поддержали искусство сцены. Театры могут ведь, сохранив или даже снизив расценки мест, на несколько рядов установить «сверхвысокие» расценки: весь зал — по 1—2 рубля, а 3—5 рядов — по 10 рублей. Тогда «и волки сыты, и овцы целы»», и деньги не упущены, и основная масса зрителей может покупать билеты.

В целом же прогнозируется падение сборов или в лучшем случае их стабилизация на прежнем уровне. А расходы вырастут резко. Тут не про источники для надтарификации части заработка речь, тут буквально вопрос выживания.

И. П. Владимиров предлагал на «круглом столе» меры самые резкие, вплоть до забастовки. Остановить работу театров. И хотя кому-то показалось экстремизмом идея бастовать, всем представлялось, что «такая крайняя акция не может не помочь». Ах, как наивны мы были! Прошла забастовка деятелей культуры, всеобщая, во всей стране — ну и что? Кто обратил внимание, кто кинулся помогать?

«Круглый стол» художественных и административных работников театра обратился к Ленсовету и к центральным органам с призывом понять и поддержать. Повторим эти призывы и мы.

Популистские концепции заставляют многих депутатов, народных избранников, отражающих чаяния избирателей, думать прежде всего о хлебе насущном. Накормить, одеть, обеспечить жильем и сохранить здоровье — этим ограничивают заботу о человеке или, во всяком случае, считают это безусловным приоритетом. И никак не хотят узреть из нашего же печального опыта, что такая забота и рождает в сознании общества знаменитую логику «сначала хлеб, а нравственность потом». Человек — это не сытое существо, а духовно богатая личность. Пока культура не станет общественно необходимым элементом становления отечества, не изжить экстремизм в любом его проявлении, и в межнациональных отношениях, и в преступности, и просто в удручающей бытовой озлобленности всех. Путь к добру не пройти без прекрасного.

А теперь, уважаемые депутаты Ленсовета, взглянем на жизнь искусства сцены города без розовых очков.

Большинство театров Ленинграда работает в зданиях, представляющих историческую гордость, это памятники архитектуры и свидетели славы отечественного искусства. И все они в удручающем состоянии, требуют срочного капитального ремонта.

За последние годы город потерял и продолжает терять творческие кадры. Неизвестно, как можно будет сохранять традиции петербургской школы классического балета, когда страны Европы и Америки переманят выгодными контрактами всех звезд. И не надо осуждать артистов. Уровень оплаты их труда и таланта здесь заставляет их увидеть всю степень неуважения к ним. В конце концов, человек, имеющий достоинство, не может бесконечно терпеть унижение.

Не надо думать, что потеряли только танцовщиков, музыкантов и певцов. Драматическая сцена, конечно, больше связана с отечественной культурой, с артистами драмы почти не заключают индивидуальных контрактов в других странах, но атмосфера города, сформированная в том числе и экономической бедностью, вытолкнула от нас в Москву, в другие города многие таланты. Более того, сегодня, опасаясь грядущих вместе с рынком сложностей и не надеясь на помощь у себя дома, лучшие коллективы ищут любой возможности зарубежных гастролей, заключают долгосрочные контракты, чтобы как-то свести концы с концами. Театральная афиша города от этого, конечно, беднеет, ленинградцы остаются обокраденными.

Если город не выделит в достаточных размерах дополнительных субсидий театрам, уже в 1991 году угроза закрытия части из них станет реальностью. Не может же быть, чтобы новый, демократический Ленсовет выступил могильщиком театральных коллективов и сценического искусства!

В городе на волне раскрепощения творческой жизни открыто много театров-студий. Они разные, но в искусстве и нужно много всего, хорошего и разного. Им требуются помещения, материальная помощь.

Недавно Верховный Совет СССР принял Закон о налогах с предприятий, объединений и организаций. Деятели культуры очень этого закона ждали, ибо надеялись, что при помощи налоговых льгот произойдет стимулирование спонсорства. Если для предприятий средства, перечисляемые ими на культурное строительство, не будут облагаться налогом, им будет выгодно поддерживать культурную жизнь. Тогда выгодно всем: и предприятию, и учреждению культуры, и государству, получающему соратников в развитии социальной сферы, и обществу, потребляющему блага культуры. Сколько об этом писали, куда только не стучались деятели искусства!

Закон вышел. В нем сказано: «...облагаемая прибыль... уменьшается на: ...суммы, перечисленные предприятиям, учреждениям и организациям культуры, народного образования, здравоохранения и социального обеспечения, физкультуры и спорта», а также разным общественным фондам и благотворительным организациям, «но не более 1 % облагаемой прибыли». Проще говоря, дань общественным требованиям отдали, запись о льготах в законе есть. А реально — 1 % прибыли на всю благотворительность. Если предприятия захотят дать больше, то пожалуйста, но уже без всякой для них выгоды.

Получается, что народные избранники из высшего законодательного органа страны не торопятся помогать культуре. А государство, по-прежнему не раскошеливаясь особенно само, не приваживает помощь, а стопорит ее.

Правда, в том же законе сказано, что «местные Советы народных депутатов могут предоставлять дополнительные льготы по налогу на прибыль в пределах сумм налога, зачисляемых в местные бюджеты».

Уважаемые депутаты Ленсовета! Надеюсь, вы не будете столь жестко сдерживать благородные порывы тех, кто радеет за культуру, и в рамках своей компетенции позволите расцвести спонсорству в нашем городе. Повторим, это выгодно всем.

Наверное, вместе со всем обществом театральная среда свои внутренние болезни обучения жить в условиях свободы и демократии преодолеет. Но без помощи извне не только не выздоровеет, но и не выживет.

С каким волнением и особым подтекстом вспоминаются сегодня знаменитые строки: «Что день грядущий мне готовит...»