Глава 5

Унижение в духе Мо

Следующим днём была суббота, что для меня означало долгую пробежку в человеческом обличии. Конечно же, проще и веселее мчаться в мохнатом состоянии, но мне нравились сложности бега на двух ногах. К тому же, прочно закрепить «айпод» на мехе чрезвычайно сложно.

Я предпочла хорошо утоптанную тропинку, уходящую вдоль реки на север долины через густые заросли сосен. К моим субботним пробежкам редко кто-то присоединялся. И как бы я ни любила бегать вместе со всей стаей, мне больше нравилось оставаться наедине с ветром и запахом хвои. Каждой девушке нужно немного времени для себя, чтобы привести мысли в порядок, пусть мои проблемы малость посложнее, чем «Какое платье надеть вечером?» или «Мне нужно проэпилировать кое-что».

Восковая эпиляция всегда была для меня довольно спорным вопросом.

Я как раз подбегала к самой крутой части склона ущелья, когда чьё-то странное присутствие заставило меня остановиться. Я подняла нос по ветру и стала ждать, борясь с инстинктивным желанием обратиться, на тот случай, если это снова Ник. Я осмотрела деревья. Пахло не Ником. Вообще ничем не пахло. Своего рода обонятельная пустота. Волоски на моих руках и шее встали дыбом, когда я почувствовала на себе пристальный испытующий взгляд, словно этот кто-то пытался решить, что делать. Я стояла на месте и ждала.

В конечном счёте, ощущение постороннего присутствия исчезло, и я стряхнула с себя напряжённость. Время подходило к полудню, когда я поднялась по ступенькам и нашла свою маму у двери с беспроводным телефоном в руке.

– Это тебя, дорогая, – сказала она, чмокнув меня в макушку потной головы. – Твой брат. Он не кажется счастливым. Я как раз доделаю вафли, когда он закончит кричать на тебя.

Я застонала, потянула свои ноющие от боли ноги и приложила трубку к уху.

– Ты не хотела бы объяснить, почему вчера ночью Ник Тэтчер появился в клинике Гранди с раной от укуса на заднице? – потребовал ответа мой брат, не потрудившись даже поздороваться.

Вот дерьмо! Я забыла про Ника. После нашего инцидента с Ли случился ещё один приступ у тёти Билли, и в бреду она утверждала, что какие-то незнакомцы каждую ночь врываются к ней в дом и двигают вещи.

Всё закончилось тем, что я провела с бабулей всю ночь, хотя доктор Модер рекомендовала отправить её в клинику. Так или иначе, благодаря этому Алисия смогла немного отдохнуть. Доктор Модер заставила меня уйти около четырёх утра. Я сразу же вырубилась и совершенно забыла об израненной ягодице Ника.

– Меня спровоцировали. – Купер молчал на другом конце провода, поэтому я продолжила: – Он увидел меня и подумал, что я Мо. Он посмотрел на меня, как на рождественский пудинг, а потом назвал именем твоей жены. Мо сделала бы то же самое.

Купер не удостоил моё объяснение ответом:

– Тебе повезло, что он всем говорит, будто у него произошла схватка с какой-то бродячей собакой. Я не знаю, почему, но, похоже, он не хочет поднимать шум. Если бы на месте Ника оказался кто-нибудь другой, то этот человек позвонил бы в «Еженедельные мировые новости» [50], едва лишь на его ягодицу наложили бы швы.

– Бродячей собакой? – выплюнула я. – Бродячей собакой!

– Мэгги, именно ты велела нам держаться подальше от Ника. А затем ты сама не только позволяешь ему увидеть тебя в волчьем обличии, но и кусаешь его? О чём ты думала? Да ты вообще думала? Ты могла серьёзно навредить ему!

– Тем, что укусила за зад?

– Мо говорит, что там проходит множество важных нервов и прочей ерунды. Она сильно смеялась, поэтому чётко изложить не смогла. Но я серьёзно, Мэгс. Я не собираюсь разгребать всё это дерьмо, поняла? Ты постоянно напоминаешь о том, что являешься альфой! Вот и замечательно, ты альфа! Ты всем этим и занимайся. – И братец бросил трубку.

Скривившись, я отняла телефон от уха. Моё драматическое закатывание глаз было прервано стуком в дверь.

– Ну, что дальше?

Я открыла и увидела Мо, держащую один из своих соблазнительных шоколадно-творожных пирогов. Два моих самых любимых десерта, посыпанные крошкой из шоколадного печенья.

– Вы что, ребят, преследуете меня, чтобы вызвать чувство вины? – фыркнула я и закрыла за собой дверь, чтобы мама не услышала. Мо, привыкшая к подобного рода заявлениям, только улыбнулась и отошла с моего пути. – Я уже сказала Куперу, что совершила ошибку, укусив Ника.

Угольно-чёрные брови Мо взлетели вверх.

– Так это была ты. Здорово, Мэгги. Отличная работа в стремлении не привлекать к себе внимания.

Я зарычала на неё.

– Так ты проехала весь этот путь и притащила пирог, чтобы убедиться, что я переварила лекцию Купера?

– Купер не знает, что я здесь. Фактически я на работе. – Она сунула мне пирог, а затем вытащила из кармана куртки записку. – Вчера ночью Ник звонил в салун – стоит сказать, что он был хорошенько накачан болеутоляющими – и попросил Эви как можно скорее организовать для тебя доставку твоего любимого блюда. Предложил ей за это непристойную сумму денег, а затем стал молоть всякий вздор про то, что ты «красавица Ухура» [51] и как ты игнорируешь его телефонные звонки, и что ему нужно найти способ достучаться до тебя. Полагаю, он знал, что путь к твоему маленькому-премаленькому сердечку Гринча [52] лежит через желудок.

– Красавица Ухура? – повторила я.

Мо раздражённо покачала головой.

– Я уже давно отказалась от попыток понять мужчин этой местности. Так ты собираешься читать его записку или нет?

Опасно накренив тяжёлую форму с пирогом, я открыла маленький белый конверт и прочитала строки, написанные аккуратным почерком Эви: «Думаю о тебе. Ник. P.S. Полагаю, тебе может понадобиться проверить голосовую почту. Она заполнена».

Я нахмурилась. Голосовая почта? Я несколько дней не проверяла свой мобильный. С тех пор, как поехала тогда в «Ледник».

Вот чёрт!

Как обычно, сотовый валялся в грузовике. Я пользовалась им лишь тогда, когда была за рулём, а в других случаях имела привычку забывать о нём. Сунув пирог обратно в руки Мо, я побежала за своим севшим телефоном.

Мама крепко обнимала Мо, когда я бросилась в свою комнату, чтобы подключить мобильник к зарядному устройству на комоде. Пять пропущенных вызовов и три голосовых сообщения. Все пришли накануне с неместного номера, который мог принадлежать только Нику.

– Эй, мам, когда Ник спросил у тебя мой номер, какой именно ты ему дала? – крикнула я, на самом деле не желая, чтобы она отвечала.

– Твоего сотового, – отозвалась мама. – Я подумала, что ты, вероятно, захочешь, чтобы все переданные им сообщения остались личными.

Мо издала лёгкий смешок.

Вот теперь я чувствовала себя ужасно. Поскольку без причины нанесла ущерб совершенно потрясающим ягодицам. Как будто чихнула на «Мону Лизу».

Мо сидела за обеденным столом и пила чай, пока мама замешивала больше теста для вафель.

– Мам, мне нужно взять эти вафли с собой в дорогу. Я собираюсь поехать в Гранди.

– Поехать? – спросила мама, разбив полдюжины яиц в миску. – У тебя ведь сегодня день пробежки.

– Я должна извиниться перед доктором Тэтчером… или что-то вроде того.

Мо спрятала усмешку за чашкой, а мама сузила глаза.

– За что?

В целях предосторожности я отступила на шаг.

– Это было просто недоразумение, мама. Я могла слегка ранить его… ээ… гордость.

– Только его гордость? – язвительно спросила мама.

Я невинно улыбнулась и бросилась в душ.

– Знаешь ли, тебе нужно научиться лгать получше, если хочешь остаться на своей чиновничьей должности, – крикнула она мне вслед.


* * *

Всю дорогу до Гранди я занималась придумыванием по-настоящему неловких извинений за то, что укусила Ника за зад. Но затем вспомнила – он же не знает, что именно я нанесла вред его пятой точке, и если сказать ему об этом, то это станет для него наводкой в исследованиях про оборотней. Может быть, мне просто следует оставить его в заблуждении – пусть продолжает думать, что его укусила Мо. Это не приведёт к нежелательным последствиям.

Умным решением стала бы вежливая личная записка с благодарностью за пирог либо вовсе полное игнорирование. Но я ощущала новое непривычное гложущее чувство в груди. И меня на самом деле заботило, что Ник думал обо мне, и я переживала, что его мысли могли быть плохими. Я чувствовала вину за то, что причинила ему вред, но не просто небольшие угрызения совести, а сильные болевые спазмы – и зачем я сделала это?

Я эмоционально взрослела. Фу.

«Что ж, пирог. Сосредоточусь на пироге». Он потратил время, чтобы заказать мне пирог, пока сам лежал попой на бубликообразной подушке. А то, что он послал мне что-то съестное, было странно трогательным. Процесс ухаживания в этой части страны редко включал в себя духи и цветочки. Ник приложил усилия и наделил подарок определённым смыслом. Из-за чего и стали происходить странные вещи с моей способностью связно мыслить. Но к тому времени, как я въехала на подъездную дорожку к дому Ника, я смогла придумать лишь: «Спасибо за пирог».

Блестяще, я знаю. Я подумывала сделать карьеру в написании речей, если провалюсь в качестве предводителя оборотней.

Заставив себя выйти из машины, я оглядела бывший дом Сьюзи. Сьюзи Кью раньше трудилась начальницей почты города и стала первой жертвой в странной цепочке нападений Эли. Мне бы хотелось думать, что по неудачному стечению обстоятельств Эли просто наткнулся на неё, когда она вывела свою смешную маленькую таксу, Оскара, на улицу пописать. Поскольку вряд ли он выслеживал безвредную, хотя и эксцентричную, уже немолодую фанатку музыки кантри.

Можно сказать, что Сьюзи смотрела на мир через цветные очки Долли Партон [53]. Платиновая блондинка, больше одарённая размером сисек, чем умом, Сьюзи носила ковбойские рубашки и джинсы с рисунками. Но когда дело дошло до открытия почтового отделения, она с головой ушла в дела, за исключением того, что за компанию держала там Оскара.

Мо забрала пёсика к себе, когда Сьюзи переехала к дочери, чтобы восстановиться от ран.

Потом дочь Сьюзи заявила, что у неё астма и аллергия, и такса осталась у Мо. Как правило, оборотни не держат собак. Из-за проблем в пищевой конкуренции. Однако Купер счёл это миссией милосердия. Сьюзи обожала свитерки для собачек…

Внутри дома раздался звук включающегося телевизора, прервав мои воспоминания, и я подняла руку, чтобы постучать. Но потеряла самообладание, повернулась и приготовилась броситься к грузовику.

Я уже сделала шаг, когда услышала, как за спиной открылась дверь. Чёрт, чёрт, чёрт!

– Мэгги?

Ник выглядел мило в помятых трениках и футболке с символикой Трибхуванского университета. Его волосы торчали в разные стороны, и он слегка прихрамывал, но всё было не так уж и плохо.

– Привет, – нерешительно произнесла я. – Просто хотела поблагодарить тебя за пирог. Это было очень заботливо. И я не получала твоих звонков. Несколько дней назад оставила телефон в грузовике, и аккумулятор разрядился. Я очень редко пользуюсь им, и не знаю, почему мама дала тебе именно этот номер. Что ж… ээ… пока.

– Постой, – произнёс он и, поморщившись от боли, сделал шаг навстречу. – Ну, если бы я позвонил раньше, то мог бы и застать тебя, прежде чем села батарея. На самом деле, я бродил по долине, пытаясь набраться смелости поговорить с тобой, когда всё это произошло.

– Почему ты так долго ждал? – спросила я, стараясь умерить требовательные интонации.

– Держался за остатки своей мужской гордости?

– И это говорит мужчина со специальной подушкой для сидения в руке.

– Пустяки, царапина, – произнёс он, пропуская меня в дом. Меня словно иглой кольнуло при виде его прихрамывающей походки. Наблюдая, с каким трудом он шёл по коридору, я задалась вопросом, как же он добрался из долины до своего грузовика. И тут же почувствовала холодный прилив вины и страха, думая о том, что могло бы произойти, если бы он не дошёл до машины. Образ его распростёртого в грязи тела, беззащитного, неспособного добраться до места, где ему помогут, словно разорвал мою грудь, от чего сразу закружилась голова, меня шатнуло, и пришлось ухватиться за стену. Я сделала глубокий вдох, и Ник услышал звук моего тяжёлого дыхания. Он повернулся и насупил брови:

– Эй, с тобой всё в порядке? – спросил он, сомкнув пальцы на моём бицепсе. Тепло его руки явственно чувствовалось сквозь рукав. – Ты только что сильно побледнела.

Я сделала долгий выдох через ноздри, удивляясь, как электрические покалывания, путешествующие от его ладони к моей руке, облегчили боль в груди. Я слабо улыбнулась.

– Всё в порядке, – заверила я его, подняв глаза, чтобы осмотреться. – Просто у меня аллергия на замшу и горный хрусталь.

Дом Сьюзи выглядел так, будто она украсила его вещами с гаражной распродажи Роя Роджерса [54]. На накрытом замшей джинсового цвета диване лежали подушки в наволочках, сделанных из красных бандан со стразами. На стенах висели афиши концертов в стиле кантри Хэнка Уильямса [55] и Пэтси Клайн [56].

Даже череп лонгхорна [57] висел там, куда большинство из нас поместили бы голову лося или какую-нибудь особенно впечатляющую рыбу.

Единственными признаками присутствия Ника были пара очков ночного видения на журнальном столике в виде телеги на колёсах и ноутбук на кухонном столе, окружённый наваленными в шаткие стопки книгами. Они составляли что-то вроде загона для беспорядочно разбросанных повсюду бумаг, исписанных аккуратным почерком Ника. На полях были маленькие наброски волков и Луны в разных её фазах. Положив ключи на стол, я подняла один из наиболее сложных рисунков, изображающий пару больших глаз с длинными ресницами. Я оторвала взгляд от набросков и усмехнулась, глядя на коровий череп:

– Понятия не имела, что ты такой огромный фанат кантри и запада.

Ник вздрогнул.

– Я – нет, но, очевидно, дочь Сьюзи хотела сдавать дом в аренду с мебелью.

– Значит, она не желала, чтобы интерьер её тщательно оформленного новенького особняка приобрёл ковбойский вид, – фыркнув, произнесла я. Он пожал плечами. – Разве у тебя не появляется странное ощущение от того, что ты живёшь в доме Сьюзи и одновременно читаешь про нападение на неё?

– Не совсем. От этого всё кажется мне более реальным, и напоминает, что я имею дело с действительно существующими людьми. Сьюзи казалась милой леди. Она не заслужила того, что с ней произошло. – Ник наблюдал за моим лицом, высматривая в нём признаки изменений или обмана.

Я спокойно улыбнулась ему.

– Да, Сьюзи – милая женщина, и ей повезло, что она осталась жива. Эбнеру Голайтли, другому хорошему человеку, не так повезло.

Ник задумчиво закусил губу.

– Я знаю, что у нас всё как-то не заладилось с самого начала. Знаю, что ты считаешь меня психом. А также знаю, что ты необычная девушка, с которой стандартная тактика ухаживаний не пройдёт. Поэтому я собираюсь выложить все карты на стол, поскольку, кажется, ты уважаешь именно такой подход. Ты мне нравишься. Сильно. Мне нравится, что ты совсем не похожа на других, и знаешь, как выразить то, что думаешь. И ты красивая, сильная и немного странная.

– Странная?

– Люблю странных, – заверил он меня, подойдя немного ближе. Его голос звучал хрипло. – Всё странное – это как раз моё любимое.

Осмелев, он придвинулся, обдав меня вкусным запахом мужчины, пряностей и леса. Я не отрывала взгляда от его синих глаз, пока он наклонялся ко мне.

Его губы находились в миллиметре от моих. Я разрывалась между мольбой о поцелуе и надеждой, что Ник этого не сделает, дабы моя жизнь не усложнилась ещё больше.

Я прошептала:

– Вы очень самоуверенны, доктор Тэтчер.

За его спиной я увидела даже не плазменный телевизор Сьюзи, показывающий очень молодого Уильяма Шетнера [58], дерущегося с зелёнокожей цыпочкой в серебряном бикини. А на DVD-проигрывателе я заметила диски с сериалом «Звёздный путь: полный сборник оригинальных серий». Ник уехал за тысячи миль от цивилизации и привёз с собой любимые фильмы. Я не могла решить, восхитительно это или глупо.

– И почему я не удивлена? – воскликнула я. – Ты треккер [59]! Называй меня Мэгги Грэхем, Разрушитель момента.

Изумившись, Ник покраснел и отстранился, глядя на экран.

– Я просто насаждаюсь эстетикой и сюжетом. Но моё увлечение не доходит до вызывающего мурашки фанатизма.

– Правда? – усмехнулась я. – И на скольких конвентах ты присутствовал?

– На трёх, но только потому, что меня потащил мой сосед по комнате в колледже… – пролепетал он.

– Хорошо, но также был и четвёртый. Просто потому, что парень, который играл Чехова [60], выставлял на благотворительном аукционе один из своих коммуникаторов.

– Хммм… Знаешь, даже если не брать во внимание выдающиеся сюжетные линии и неотразимых героев, сериал стоит того, чтобы его посмотрели, поскольку в своё время он стал настоящим прорывом. «Звёздный путь» являлся первым кабельным сериалом, который отразил начинающую своё развитие молодёжную контркультуру Америки. В то время телевидение было застойным, показывающим лишь идеальные картинки из серии «папа-мама-ребёнок» и ковбоев в белых шляпах. Никаких изъянов, никаких фактур. «Звёздный путь» стал первым телесериалом, действительно рассматривающим столкновения между классами, расовую справедливость, половое равенство и роль технологии в обществе, – сказал он, загибая пальцы с каждым перечисляемым пунктом, и волнуясь всё больше и больше.

Я не могу объяснить, почему менторский тон, которым он страстно превозносил достоинства этой порнухи для ботанов, заставил мои сокровенные местечки затрепетать. Всё, о чём я могла думать, так это то, что мне было трудно продолжать стоять у своего края дивана. Поэтому я сделала вид, что мне неинтересно, и засмеялась.

– И это было первое кабельное шоу, показывающее полуголых инопланетных цыпочек, одетых в купальники из фольги.

– Ладно, хорошо, сейчас мы посмотрим. – Он усадил меня на диван, а сам медленно опустился на специальную подушку в форме бублика. Я утонула в мягком диване и наблюдала, как Ник управлял DVD-системой, которую, очевидно, сам установил на телевизор Сьюзи.

Сьюзи хоть и была милой, но уж точно не разбиралась в технике.

Ник выбрал эпизод под названием «Город на краю вечности» [61], и включилась музыкальная заставка. Он предложил мне пачку пластинок-кислинок «Сауэр Пэтч Кидс» и кока-колу из маленького холодильника рядом с диваном. Я подумала о том, куда мне деть руки. Ну, я знала, куда хотела бы их положить, но, думаю, было бы преступно не предупредить Ника об этом заранее. Поэтому скрестила их на груди ради максимальной безопасности.

Это было на удивление приятно. Я никогда не смотрела DVD на свидании. Не приводила парней домой. Не втягивала их в неловкое общение с моей мамой и братьями. Поскольку это могло кончиться плохо. Даже массовой кровопотерей.

Я остро чувствовала Ника, тепло его тела, нотки его запаха, доносящиеся до меня и манящие придвинуться к нему ближе. Его рука лежала на спинке дивана, пока он пытался усесться поудобнее. А пальцы играли с кончиками моих волос, когда мы смотрели, как капитан Кирк задаёт жару и осуществляет межгалактические звонки с предложениями заняться сексом. Я также нашла Спока [62] неожиданно сексуальным, хотя, учитывая моё недавнее увлечение ботанами, это было неудивительно.

Но всё же, после просмотра трёх серий я вслух задалась вопросом:

– Зачем всем членам экипажа надевать красные рубашки? Честно говоря, похоже на то, будто они стоят перед шкафом и думают: «Голубая? Жёлтая? Нет, сегодня хороший день для смерти».

– Красные рубашки означают, что одетые в них персонажи – члены команды по предстартовым операциям, из тех, кто большую часть своего времени проводит в машинном отделении или в охране, за кадром, чтобы публика не заостряла на них внимание.

Ник наклонил ко мне миску с попкорном, из которой мы оба ели.

– Сценаристам нужно было найти способ подбавить жестокости, не убивая при этом героев, которых все любили.

– Как в «Команде А» [63] или «Джи-Ай-Джо» [64], – кивнула я. – Когда плохие парни всё стреляют и стреляют в хороших, но, кажется, никогда ни в кого не попадают?

Ник изобразил на лице трагичную маску. Он схватил мои руки и прижал к своей груди.

– Выходи за меня замуж и роди мне детей.

Мой голос слегка дрожал, когда я швырнула в него тягучую лакричную конфету и сказала:

– Только в твоих мечтах, Тэтчер.

– Ну, пока люди не начнут производить потомство, как морские коньки или пингвины, я буду мечтать о тебе как о потенциальной матери моих детей.

– Ты просто ничего не можешь с этим поделать, верно? Тебе нужно быть самым умным человеком в комнате.

– Доктор зоологии. Это то, чем я занимаюсь, – изрёк он, закидывая в рот ещё несколько липких конфет.

– Умник.

– Ой, да ладно. Тебе же это нравится, – сказал он. Когда я воздела глаза к потолку и покачала головой, он мягко взялся пальцами за мой подбородок и опустил мою голову, чтобы встретиться взглядом. – Тебе нравится, что я умный. Тебе нравится, что я отличаюсь от большинства знакомых тебе парней. Тебе даже нравится то, что я могу быть немного сумасшедшим. В противном случае тебя бы здесь не было.

Я сузила глаза, посмотрев на него. Чёрт возьми, он прав. Но я не собиралась признаваться в этом. Тем самым я дала бы ему слишком много власти. Поэтому я одарила его испытующим взглядом.

– Ты очень непосредственный умник, – задумчиво произнесла я.

– Я просто хочу, чтобы мы одинаково хорошо понимали друг друга, – сказал он, наклонившись близко ко мне.

Несмотря на то, что моя здравомыслящая, благоразумная половина приказывала мне немедленно отступить и засунуть свою сексуально озабоченную волчью задницу обратно в грузовик, я не двигалась, впервые в жизни чувствуя себя больше жертвой, чем хищницей.

Ник приближался осторожно, лишь слегка касаясь моих губ своими – легчайшее прикосновение плоти к плоти. Я выдохнула, смешивая своё дыхание с его.

Его большие пальцы лёгкими движениями прошлись вдоль моих скул, направляясь вниз к линии челюсти. Я обняла его за талию, когда он привлёк меня к себе, раздвигая мои губы кончиком языка.

Восхитительно и здорово. Я ощутила тепло, распространяющееся вверх от пальцев ног и похожее на первую вспышку жара, которое возникает прямо перед обращением в волка. И казалось, я просто не могла не шевелить руками. Они исследовали поясницу Ника, прижимая его ко мне.

Я пропала, и это было здорово. Никаких тревог. Никаких обязательств. Просто тепло и покой, и растущее в животе приятное давление.

– Мэгги, – прошептал он, и сердцебиение отдалось в моих ушах. Когда кончики его пальцев коснулись впадины моего горла, я подпрыгнула, зарываясь руками за пояс его треников. И почувствовала тонкие бинты, шелестящие под хлопчатобумажной тканью. Ник вскрикнул. Я вытаращила глаза. Меня пронзила вспышка вины, когда я вспомнила, что сама причинила ему боль. Как волк. Пока он изучал нас. И все причины не приближаться к Нику снова обрушились на меня.

Чёрт.

Я тяжело выдохнула и отстранилась.

– Что? – спросил он. – Не так уж и плохо. Мы можем поработать над этим.

– Мне нужно идти, – сказала я, соскочив с дивана и бросившись обратно в коридор.

– Мэгги, постой! – крикнул он, когда я выскочила за дверь. Но, сделав пару шагов в направлении своего грузовика, вспомнила, что оставила ключи на столе Ника. Я обернулась и взглянула на дверь, где Ник как раз, хромая, возник в проёме.

– Да пошло оно на хрен! – проворчала я и бросилась прочь.

– Мэгги! – крикнул Ник, но я была уже на автостраде, со всех ног несясь к дому.


* * *

Я бежала на максимальной человеческой скорости, от дома Ника меня отделяла уже пара миль. Начался небольшой дождь, и капли падали на мои влажные щёки. Бежать в человеческом обличье казалось правильным, ведь с каждым шагом из рваной раны в моей груди словно выливался яд. Мне нужно было пройти через это как женщине, а не как волку. Очевидно, мои инстинкты животного больше не вели меня в правильном направлении.

Я не могла поставить всю свою стаю – чёрт, весь мой вид – под угрозу из-за какого-то мужчины, от которого у меня поджимались пальцы, и покалывало руки.

Волосы мокрыми сосульками прилипали к щекам, пока ноги несли меня вверх по крутой извилистой горной дороге в сторону долины. Был конец сентября, и резкие порывы ветра пронизывали меня до костей. Я дрожала в промокших куртке и джинсах. С неба падали всё более крупные капли и летели прямо в глаза, отчего я жалела, что не взяла с собой шапку. Я бы обратилась и пробежала весь оставшийся путь в волчьей шкуре, но мне было жаль любимых ботинок, хоть и насквозь промокших, а кроме того, я уже задолбалась постоянно покупать новую одежду.

Я должна найти в ситуации что-то положительное. Мне это необходимо. И так же необходимо было почувствовать себя глупой, униженной и сумасшедшей.

Похоже на прижигание раны. В следующий раз, когда я подумаю броситься на Ника Тэтчера, то сразу вспомню это чувство, и оно отобьёт мне всю охоту быстрее, чем Ли, хвастающийся своей коллекцией нунчаков [65].

«В любом случае, вряд ли Ник в ближайшее время захочет меня видеть», – сказала я себе. Вероятно, он подумал, что я чокнутая. Нормальные девушки в ответ на потрясные вкусные поцелуи не ломятся прочь по аляскинской автостраде. Может, я и правда чокнутая. На временное помешательство явно не похоже. Даже если Ник является воплощением Фокса Малдера [66] в этом десятилетии, я не могу позволить себе кидаться в объятия красивых парней только потому, что засвербило в сокровенных местах. Мне нужен был кто-то вроде Клэя, который разобрался во всей странной драме жизни волка, кто мог помочь мне продолжить род. А Нику нужна была…

Я снизила темп до такого, какой обычный человек посчитал бы бегом трусцой. От мыслей о подходящей Нику женщине, которой он заслуживал, дыра в груди снова открылась. Я потёрла ноющее от боли солнечное сплетение, внезапно почувствовав, что задыхаюсь. Такой мужчина, как Ник, заслуживал умной женщины. Такой, которая всё время будет мила с ним, красива, добра и нежна.

И не будет превращаться в волка и кусать Ника за зад.

У меня никогда не было кризиса самооценки. Я ни секунды не беспокоилась, что не пошла учиться в колледж. Никогда не переживала, что не обладаю какими-то особыми навыками, как Мо со её готовкой. Всё, что я знала – это стая, и до сих пор мне этого хватало. Некоторые люди нашли бы подобное угнетающим и ограниченным. Но я считала, что это хороший способ упростить жизнь. А теперь мне казалось, что этого может быть недостаточно, что ужасало.

Позади я услышала громыхание мотора своего грузовика. Чёрт. Я вытерла глаза. Не ожидала, что Ник отправится за мной, учитывая его рану на ягодице. Я думала позвонить Куперу, чтобы он забрал мой грузовик.

– Мэгги, остановись! – выкрикнул он из окна со стороны водителя. Я замедлила шаг, по моим меркам, до скорости улитки и осторожно взглянула на него через окно.

Я могла просто продолжать бежать. И отчасти даже хотела прямо здесь обратиться и сразу же отправиться в Канаду. Но Грэхемы не убегали от проблем. Мы не убегали. Ну, Купер однажды сделал это, на несколько лет. Но, в конце-то концов, он же вернулся.

Однако толку от этого самовнушения не было, пока Ник продолжал смотреть на меня сквозь залитое дождём оконное стекло.

– Что ты делаешь? – потребовал он ответа.

– Я в порядке! – сказала я ему. – И нахожусь на полпути к дому. Просто оставь меня в покое.

– Ты с ума сошла? – крикнул он. – Идёт дождь. Скоро стемнеет. Садись в грузовик!

Я обернулась и моргнула, когда посмотрела на тёмные облака, кружащие над головой. В ближайшее время дождь не прекратится. И меня не радовала мысль бежать всю дорогу домой в компании Ника, который будет плестись рядом со скоростью пешехода и кричать мне через окно.

– Проклятье! – проворчала я, протопав в сторону грузовика. Ник наклонился и, скривившись от боли, открыл пассажирскую дверь.

– О, да ты, должно быть, шутишь! Это мой грузовик. Подвинься, – сказала я ему, открывая водительскую дверь. Он осторожно перелез на место пассажира. Я наблюдала, как он, морщась, устроился на сиденье, и снова ощутила приступ чувства вины.

– Почему, дьявол побери, ты так убежала? – заорал он, притягивая меня к себе. Моя мокрая одежда со шлепком прижалась к его, и он запустил руки в мои спутанные волосы. – Что, чёрт возьми, это было? Если я сильно торопил события, так скажи мне об этом! Но не убегай!

Я нахмурилась. На меня и раньше кричали. А также обнимали. Но не в одно и то же время. Странно.

– И как тебе удалось так далеко уйти? – спросил он, направляя тепловентиляторы грузовика в мою сторону и увеличивая температуру обогрева. – Ты что, чемпионка в спринтерских забегах?

– Ну, ты дал мне очень хороший рывок на старте, – ответила я.

– Да уж, я не мог завести твой грузовик, – пробормотал он. – И им трудно управлять… и замедлять ход. Твои тормоза, на самом деле, странно шумят.

– Здесь хитрое сцепление, – призналась я, когда он потянул за рукава моей мокрой куртки и заставил меня вытащить из них руки, прежде чем я воткнула первую передачу. – Думаю, Купер и Сэм слишком много раз чинили коробку передач.

– Почему просто не купить новый грузовик? – поинтересовался он.

– Этот принадлежал моему отцу, – сказала я, сделав осторожный разворот и направив грузовик по дороге к дому Ника. – Он умер, когда я была ещё очень маленькой. Я едва знала его. И мне просто нравится сама мысль обладать чем-то, что раньше принадлежало ему.

Дождь уже лил настоящей стеной, окатывая стекло потоками небольших волн. У нас редко выпадали так называемые сильные осадки, поэтому дороги были скользкими из-за слоя смешавшегося с водой масла и пыли. Из-за стекающих по стеклу капель дождя я едва видела дорогу, но могла сказать, что пейзаж мелькал за окном быстрее, чем должен был. Я нажала на педаль тормоза, но грузовик не среагировал. Он всё так же мчался, а скорость только увеличивалась.

Ник прокашлялся.

– Ладно, Мэгги, я знаю, что ты хочешь домой, но тебе всё же нужно сбавить ход.

Я с большей силой нажала на тормоз.

– Я пытаюсь.

– Если бы ты пыталась, грузовик ехал бы медленнее, – настаивал он.

Я вдавила педаль в пол, но грузовик продолжал катиться вперёд. Шины слегка завизжали, когда я повернула за угол.

– Эй, Ник, – произнесла я, стараясь говорить спокойным голосом. – Ты заметил что-нибудь странное в тормозах по пути сюда?

Он покачал головой.

– Помимо шума? Они слегка медленно срабатывали, но большую часть пути дорога шла вверх. Я не особо ими пользовался.

Я что-то проворчала, когда конец платформы грузовика отбил кусок горной породы, пока я пыталась вписаться в поворот.

Глаза Ника тревожно округлились.

– Ник, мне нужно, чтобы ты дёрнул ручник. Резко. Я бы и сама справилась, но думаю, обе руки мне понадобятся на руле.

Ник кивнул и сразу же устремился ко мне. Когда он сомкнул пальцы на тормозном рычаге, я приготовилась к резкому толчку от остановки колёс.

– Всё не так уж и плохо, – заверил меня Ник, когда я прошла небольшой поворот. – Однажды я ехал на «джипе» по «Юнгас-Роуд» [67] в Боливии. Это самая опасная дорога в мире. Я повернул за угол, а там как раз каротажная станция [68] на грузовике зависла над пропастью…

– Не был бы ты так любезен заткнуться и потянуть уже грёбаный ручник? – закричала я.

– Я и тяну его! – воскликнул он, изо всех сил дёрнув вверх тормозной рычаг. Ничего не произошло. Наши глаза встретились, затем Ник метнул взгляд в сторону дороги. – Слушай, просто начинай поворачивать заранее. Мы должны замедлиться достаточно, чтобы машина остановилась.

– Мы едем вниз! И набираем скорость! Ты получил свою докторскую степень по Интернету? – закричала я.

– Эй, не ори на меня, потому что паникуешь!

– Я не паникую! – заорала я в ответ.

Мы подобрались к особо опасному повороту, почти в сорок пять градусов, за которым находился глубокий овраг. Сердце заколотилось у меня в горле, когда мы подъехали ближе. Я яростно нажимала на тормоз, надеясь на помощь «Аве Мария» в последнюю минуту. И попыталась крутануть руль, но поворот был слишком резким.

– Держись! – закричала я, когда Ник закрылся руками от удара.

Автомобиль накренился к обочине дороги, ударившись боком о деревья и отбросив нас к заднему окну, отделяющему кабину водителя от кузова, смонтированного на платформе грузовика. Машину качнуло влево, и моя голова врезалась в боковое окно, пробив его.

Я закрыла глаза, позволяя качающейся кабине швырять меня из стороны в сторону, как тряпичную куклу, в то время главной моей заботой было удержать при себе содержимое желудка. Наконец мы скатились к ряду деревьев и резко остановились.

– Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо-дерьмо-дерьмо-дерьмо! – выкрикивала я, зажмурив глаза.

Несколько секунд спустя заботливые руки разжали мои пальцы, мёртвой хваткой вцепившиеся в руль.

– Мэгги, грузовик остановился. Теперь можешь перестать убивать английский язык, – сказал Ник. Он мягко повернул мою голову, чтобы осмотреть довольно впечатляющую припухлость на виске. Я скривилась и зашипела, когда кончики пальцев Ника коснулись кожи, под которой пульсировала боль.

Пара деревьев на дне оврага заблокировала пассажирскую дверь. Откровенно говоря, грузовик не перевернулся лишь чудом. Благослови, Боже, крепкое американское машиностроение до-пластиковой эпохи.

– Ты в порядке? – спросила я, схватив Ника за запястья. – Как твоя задница?

Его губы дёрнулись в улыбке.

– Я-то в порядке. Но беспокоюсь о тебе.

– А я беспокоюсь о твоей заднице, – сказала я ему. Внезапно на меня накатила волна головокружения. – Я действительно сожалею об этом, – произнесла я, проведя рукой по его щеке. Я улыбнулась, чувствуя себя отчасти свихнувшейся. – У тебя такая потрясная задница!

Он усмехнулся, когда я прислонилась лбом к его лбу.

– А ты хорошо треснулась головой, да?

Я кивнула, съёжившись от боли, которая усилилась от небольшого движения, и полезла в карман за своим недавно заряженным сотовым. Батарея была полной, но вот делений – ни одного.

– Здесь не ловит сигнал. А у тебя?

– Я заплатил неприличную сумму денег за 3G-покрытие, – покачал он головой.

Я осторожно просунула голову в разбитое окно и посмотрела вверх на крутую скалу и земляной вал, который отделял нас от дороги. Ник едва мог ходить. А я бы в такой дождь не поднялась по этому склону в человеческом обличии. Мелькнула мысль: «А что, если вырубить его и обернуться волком, чтобы сбегать за помощью?». Но если его вырубить, то все усилия по спасению станут бесполезными. К тому же, в последний раз, когда я бежала с сотрясением мозга, то очнулась в Джуно, обнажённая, на парковке «Севен-Илевен» [69], не имея понятия, какой сейчас день. Я могла забыть, куда именно бежала, и в финале Ник застрял бы здесь невесть на сколько.

– В ближайшее время мы не сможем выбраться отсюда, – сообщила я ему.

– Так что, мы ждём утра или смены погоды? – уточнил он, обернувшись, чтобы посмотреть на кузов.

Я кивнула.

– Что раньше наступит. Сзади есть одеяла и прочий хлам. Нам нужно будет прикрыть окно. По календарю ещё осень, но ночью похолодает.

Я толкнула заднее окно, которое специально установили Сэм и Купер. Оно было достаточно широким, чтобы можно было пролезть через него, хотя у Ника с этим были кое-какие проблемы из-за его травм. Меня радовало то, что недавно я вымыла грузовик. Высота фургона не позволила бы нам стоять или много передвигаться, но, по крайней мере, у нас было укрытие от ветра и дождя. Я передала Нику через окно одеяло и клейкую ленту и начала сооружать убогое ложе. По моему настоянию все в долине держали в машинах набор необходимых принадлежностей для подобных ситуаций. Но ожидала я чего-то похожего на снежную бурю или вторжение зомби, а не отказавших тормозов и импровизированной вечеринки с ночёвкой вместе с моим возлюбленным-человеком.

Я покусывала губы и обдумывала ситуацию. Мой грузовик был стареньким, но ухоженным. Каждые несколько месяцев Самсон осматривал его, проверял работоспособность отремонтированного движка, состояние осей машины и тормозов, которые, кстати, он менял прошлой зимой. Непонятно, почему они отказали именно сейчас. Пусть Самсон тупой и ленивый, но он всё же отличный механик. А также, насколько я знала, он не желает мне смерти. Конечно, это может измениться после того, как я вернусь домой и оставлю след своего ботинка на его заднице.

– Что ж, уютно, – криво улыбнувшись, сказал Ник, с трудом пролезая через окно фургона. Он взял одно одеяло с убогой постели и обернул его вокруг моих плеч. – Может, тебе заново обставить дом Сьюзи для меня?

– Забавно, – пробормотала я.

– Я знаю, что это прозвучит, как повод к соблазну, но думаю, нужно снять с тебя эту мокрую одежду, – сказал он, стягивая с меня ботинки. Я оттолкнула его руки подальше от себя. – Здесь будет холодно, даже под одеялами.

– На всякий пожарный у меня здесь лежит запасной спортивный костюм, – сказала я, не желая добавлять, что он здесь на тот случай, если после бега я проснусь обнажённой в незнакомом месте, что было своего рода производственным риском.

– Я отвернусь, – пообещал он.

Я выгнула брови, а затем рассмеялась, когда Ник покорно повернулся спиной и прикрыл глаза.

Когда проводишь столько времени бок о бок с людьми, которые не обращают никакого внимания на наготу, забываешь о таких вещах, как скромность. Сейчас, с Ником, было странно, но по-своему приятно – не то, что с другими парнями, игнорирующими мой бюст, выставленный на всеобщее обозрение. Приятно иметь какую-то свою маленькую тайну… ну, помимо «мохнатого вопроса».

Я сняла мокрую рубашку через голову и скользнула в тёплую сухую куртку. Прикосновение мягкой ткани к коже было абсолютно восхитительным. Понадобились некоторые усилия, чтобы стянуть с себя мокрые джинсы, но это стоило того, чтобы потом надеть сухие спортивные штаны.

Теперь, когда адреналин схлынул, и я была на семьдесят пять процентов уверена, что мы не умрём, внезапно накатила такая усталость, будто я только что пробежала марафон. Я собрала волосы в небрежный пучок на макушке. Плевать, тут не конкурс красоты, и сейчас главным было то, что мне удобно и тепло. Чего ещё желать?

– Ты выглядишь прилично? – спросил он.

– Зависит от того, кого ты спрашиваешь, – парировала я.

Он повернулся и открыл сумку для оказания первой помощи.

– А на ужин у нас на выбор протеиновые батончики со вкусом арахисового масла или протеиновые батончики со вкусом шоколада и грязи. В сочетании с чудесной бытовой бутилированной водой.

– Думаю, я возьму с арахисовым маслом, – содрогнувшись, сказала я. – Само название «шоколад с грязью» уже соответствует своему содержанию.

– Потрясающий выбор, – произнёс он, бросив мне упаковку.

Я сняла фольгу и засунула большую часть батончика себе в рот. После бега и для простого сохранения тепла моё тело отчаянно жаждало калорий. Глаза Ника округлились, и я сглотнула. Да уж, частенько забываю о манерах поведения за столом, когда голодна.

– Я ем, когда нервничаю, – пояснила я.

– Как твоя голова?

– Будто в ней марширует парад пьянчуг, – оценила я, осторожно потерев висок. – И их трубы довольно фальшиво звучат.

– Ну, твои зрачки в норме, но мне, вероятно, стоит какое-то время не давать тебе спать, на случай если у тебя сотрясение мозга, – сказал он. – Поговори со мной. Почему ты так резко сегодня убежала?

– А ты не мог подумать о какой-нибудь незначительной болтовне, прежде чем переходить к серьёзным темам? – возмутилась я.

– Какой твой любимый цвет? – спросил он.

– Голубой. – Я вздохнула, глядя в его глаза и ненавидя себя за то, что веду себя, как сентиментальная мазохистка.

– Что ты думаешь о шансах «Ред Уингз» [70] в этом сезоне?

– Им будет сопутствовать удача, пока на лёд не выйдут Эвеланш [71], – пробормотала я, откусив ещё один кусок протеинового батончика.

Ник фыркнул.

– Ладно, тогда почему ты убежала сегодня?

– Мне не нравится чувство, которое ты во мне вызываешь, – сказала я. Мои губы уже едва шевелились от утомления, тепла сухой одежды и веса протеинового батончика в желудке.

Его глаза тревожно округлились.

– Извини. Я не хочу…

– Нет, нет. Я имею в виду, что ты мне нравишься, даже слишком. Ты заставляешь меня забыться. Заставляешь чувствовать, что ты важнее всего, а я не могу допустить этого.

– Почему нет? – спросил он, заправляя мои волосы за уши.

– Я должна обо всех заботиться, – зевая, произнесла я.

– А кто заботится о тебе?

Я улыбнулась ему.

– Я.

– Никто не заботится о себе постоянно.

– А кто заботится о тебе? – поинтересовалась я.

Внезапно он усмехнулся.

– Я.

– Ну вот! – Я снова моргнула, позволяя глазам закрыться.

– Нет, нет, – произнёс он, слегка ущипнув меня за руку. – Не засыпай.

– О, – проворчала я, хлопнув его по руке. – Ладно, хорошо. Расскажи мне что-нибудь. Что угодно. Расскажи мне, что хочешь. Откуда ты?

– Родился я в Рино [72], – сказал он, укутывая мои плечи одеялом. – Моя мать сбежала от нас, когда мне было пять или шесть. Причин она особо не объясняла, но дала ясно понять, что ей не нравилось быть матерью почти так же сильно, как нравилось напиваться или ходить в казино с друзьями.

– А ты не ведёшь лёгких бесед о личной жизни, да? – криво улыбнувшись, спросила я.

– Я надеюсь, ты ответишь взаимностью, – сказал он. – Я всегда думал, что отец помирится с ней, но с её уходом его мир рухнул. Раньше я никогда не видел, чтобы он за раз пил больше одной бутылки пива, но он начал после работы выпивать большую часть упаковки из шести бутылок. Когда мне исполнилось восемь, я уже сам следил за счетами и подписывал свои табели успеваемости. Отец потерял сначала одну работу, затем другую, поэтому мы стали переезжать с места на место. Думаю, что самым ярким моментом итогового отчёта по моим прогулам стал год, когда я потратил больше времени не в школе, а за её пределами. Но, несмотря на это, учился я хорошо. И к тому моменту, как дошёл до старшей школы, уже смог найти работу и взял на себя часть расходов. Я подумал, что благодаря этому мы могли бы на какое-то время остаться в одном городе, чтобы я мог ходить в школу. Изо всех мест мы очутились в Дарьене, в Коннектикуте. По утрам я ходил на занятия, а потом, ночью, делал всё, что мог: разгружал машины с продуктами, работал служащим в ночном магазине, чистил стойла на молочной ферме, пилил ветки машиной для подрезки деревьев - кстати, именно так у меня и появился интерес к лазанью по горам. Отец умер, когда я учился уже в выпускном классе. Печёночная недостаточность. Мать прислала заказное письмо, в котором спросила, продолжал ли он вносить платежи за страхование жизни на случай смерти. У меня был школьный психолог, который действительно интересовался своей работой, и он помог мне получить полную стипендию в не самом престижном колледже штата.

– Впечатляет, – сказала я.

Ник пожал плечами.

– Стипендии мне хватило на то, чтобы перестать работать и просто быть студентом. Только тогда я понял, что могу просто сидеть, учиться и читать. И именно этим я и занимался. Чем порядком удивил соседа по комнате. Я не привык жить с любителем поболтать. Думаю, Дэйн был убеждён, что я из-за него озверею, но спустя два месяца с начала семестра он включил DVD со «Звёздным путём». Я никогда не видел этого сериала и начал задавать вопросы. Вот, собственно, и всё, что требовалось. Дэйн жил комиксами, научной фантастикой и ролевыми играми, и поделился этим со мной. Потом потащил меня на все эти конвенты и собрания. И это было весело. До него у меня никогда не было настоящего друга. Поэтому я просто двигался дальше. Весьма жалостливо выглядит, правда?

– Нет, весьма мило.

Ник выглядел слегка смущённым.

– Дэйн постоянно говорил о той многопользовательской онлайн-игре, которую сам проектировал. Она отличалась от всего, что мы когда-либо видели, и представляла собой совместный Интернет-эксперимент среди игроков по всему миру. Полностью развитый мир, где они могли общаться, создавать своих персонажей и, что самое важное, вносить абонентскую плату и покупать обновления. Он потратил каждый цент, который только смог наскрести, на «системы средств визуализации». Дэйн сказал своему папочке-бывшему спортсмену, что записался в какой-то крутой тренажёрный зал, и обманом выманивал у него по нескольку сотен в месяц, которые, кстати, вернул с лихвой. Игра выглядела восхитительно, но у него возникли трудности с разработкой сюжетных линий и возможностей героев. Парень был гением программирования, но в том, что касалось повествования, являлся полным профаном. Я заполнил эти пробелы. В то время я как раз прошёл курс мифологии. И сам поработал мастером подземелий для пары игр в D amp;D [73].

– Я даже не хочу знать, что это означает.

Ник легонько ткнул меня в бок, его настроение улучшилось.

– Это просто означает, что я создал для игры сюжет. Извращенка. Короче, я написал кучу различных сценариев и придумал набор колоритных персонажей. На основе тех историй, которые мы изучали на занятиях. Я взял немного из кельтской мифологии, немного из греческой и норвежской, а также чуточку толкиеновской магии, и вуаля – «Гильдия Власти».

– Подожди минутку, ты говоришь мне, что помог в создании «Гильдии Власти»? – воскликнула я. – Мой преступник-кузен Донни живёт ради этой игры. Мы не видели его три недели, когда вы предложили пакет обновлений с полураздетыми эльфийками! – выдохнула я, хлопнув его по руке. – Так ты богач, Тэтчер?

– Это невероятно грубый вопрос, но да, так и есть.

Хмм. Раньше я никогда не встречала никого с деньгами. Эви была самым состоятельным членом нашего клана, хотя мы и не мечтали просить её о чем-либо. Я задалась вопросом, должно ли мне быть стыдно за то, что он видел мой дом, мою маленькую деревню в её временами очаровательном наполовину убогом состоянии. Опять же, Ник водил грузовик, который был ровесником моему, предпочитал фланелевые рубашки и джинсы и, кроме случаев, когда настаивал на том, что в «Пленнике» [74] существует глубокий метафизический смысл, не важничал. Если он смог сладить с тем фактом, что денег у меня не особо много, то я уж переживу, что их много у него.

– Хорошо, тогда я не буду злиться, если ты опоздаешь на ужин.

Он усмехнулся.

– Дэйн опередил своих конкурентов на рынке примерно на шесть месяцев. Он попал в точку. В течение его первого года в бизнесе я выполнял для него кое-какую внештатную работу, писал инструкции и подсказки к играм. Я был рад дополнительным деньгам и думал, что на том всё и закончится.

Каково же было моё удивление, когда мне дали пятипроцентную долю в его компании. Я мог уйти на пенсию уже в двадцать пять и жить на одни только дивиденды. Управляя своей компанией, Дэйн был счастлив так же, как катающийся в грязи поросёнок. А я перешёл в колледж получше и получил степень бакалавра. Так как я мог себе позволить изучать, что хочется, то решил придерживаться фольклора. Мне нравилось смотреть на то, как люди объясняют окружающий их мир. И чем больше я смотрел, тем больше видел закономерностей в природе и реальной жизни. Это заставило меня задаться вопросом, сколько мифов на самом деле являются правдой. И – бум! – я понял, чем хочу заниматься всю оставшуюся жизнь. А именно: найти связи между реальностью и фантастикой.

– Но что именно ты делаешь?

– Я пишу статьи в журналы о людях и историях, которые изучал, – объяснил он. – Некоторые из них опубликованы в авторитетных научных журналах. Я написал пару книг. Главным образом, мне просто нравится путешествовать и узнавать людей. Всё было классно, пока мы с Дэйном несколько лет назад не отправились в Вегас на игровую выставку. Какая-то старая подруга моей матери работала барменом в выставочном центре. Она позвонила ей и сообщила, что у меня теперь водятся деньжата. И потом – бах! – мама звонит мне, говорит, что скучала, хочет возобновить отношения и рыдает, рыдает, рыдает. Тогда я работал над докторской диссертацией по исследованию фольклора. Я только что купил себе дом, и у меня была свободная комната. Поэтому я взял и послал ей билет первого класса на самолёт. Разве это не глупо?

Я пробежалась пальцами вдоль мочек его ушей, слегка надавливая подушечками.

– Нет, ты хотел, чтобы она увидела, кем ты стал, что ты сделал для самого себя и что она пропустила.

– Да, дорогой мамочке потребовалась всего неделя, чтобы обчистить мою банковскую карту, заложить всё, что не было прибито гвоздями, и удрать в Вегас.

Я поморщилась.

– Ой.

– Ага…

– Печальная история, – сочувственно произнесла я, сжав его руку. – Я имею в виду, так ты на самом деле получил степень доктора наук по исследованию фольклора?

Он хмуро посмотрел на меня, хотя было очевидно, что он отчаянно пытается не засмеяться.

– Это немного забавно. – И я показала, насколько, разведя на пару сантиметров большой и указательный пальцы.

– Чёрт бы побрал силу твоего сарказма, острый язычок и женскую привлекательность, – проворчал Ник, облокотившись на меня и позволив мне обнять его. Он потёрся носом о мою шею. – А что насчёт тебя? Где училась ты?

– Я ходила в среднюю школу в долине, – сказала я.

– А потом?

– А потом я осталась в долине. Не поступала в колледж.

Ник насупил светлые брови.

– Почему нет? Ты замечательно выражаешь свои мысли, ты умная и умеешь внушить страх. Ты могла бы заставить профессоров попотеть, пока они отрабатывают свои денежки.

– Ну, именно в этом-то и дело, – призналась я. – У нас не было денег. Оценки у меня были действительно хорошие, и я набрала высокий балл в этих тестах колледжа по проверке способностей. Купер пытался заставить меня записаться на стипендиальные программы и подать заявку на грант. Но меня это не интересовало. Хотя «не интересовало» – это ещё слабо сказано. Попытки Купера заставить меня покинуть долину, чтобы поступить в университет Аляски, и привели к одной из наших легендарных драк. Он лишился кончиков трёх пальцев и части уха. Но я не думала, что готова поделиться такими подробностями.

Мы с Ником говорили часы напролёт, пока у меня не пересохло в горле, а язык не распух. Было трудно контролировать себя, поскольку мне хотелось рассказать ему всё. Я хотела рассказать, на что это похоже – расти в семье, которая больше похожа на лигу реслинга. Хотела рассказать, что никогда ни на кого не реагировала так, как на него. Хотела рассказать о страстном желании заняться сексом, о том, как Ник сводит меня с ума, и как от меня все ждут, что я выйду замуж за другого волка.

Но каждый раз, когда я была на грани того, чтобы поведать ему обо всём, я сразу же замолкала и позволяла ему какое-то время говорить о местах, где он рос. Флорида, Аризона, Техас, Джорджия, Калифорния. Я не могла и мечтать увидеть столько мест – пустыню, горы, пляжи. С одной стороны, я завидовала ему, но в то же время мне разбивало сердце то, что у него никогда не было настоящего дома. Я не могла вообразить жизнь без уголка, куда всегда можно вернуться, без родных людей – ведь как бы они порой ни раздражали и ни доставали, они всё же любили меня и принимали такой, какая я есть. Разве можно так жить?

– Китай похож на сотню разных стран в одной. Переполненные города, широкие горы, огромные открытые равнины. Шотландия, Индия. В Индии так жарко, что ты на самом деле можешь попробовать воздух на вкус, и он похож на пикантную сладкую вату, – вещал Ник. – Шотландия была милой, а народ – дружелюбным. Я почти уверен, что татуировку мне сделали именно там, и это лишний раз доказывает, что не нужно пить на спор с людьми, в честь которых назвали целый род виски. – Ник повернулся спиной и приспустил рубашку, чтобы показать красного льва на плече, такого же, как на некоторых старых боевых английских знамёнах.

Я подумала: возможно, увидеть все те места – не такая уж и плохая мысль. Конечно, я никогда не захотела бы жить где-то ещё, кроме моей долины. Но было бы интересно отправиться туда, где побывал Ник, увидеть то, что видел он. Однако на моё мнение сейчас влиял тот факт, что мой собеседник был почти без рубашки.

Спустя много времени после того, как село солнце и прекратился дождь, Ник, наконец, решил, что я могу заснуть без всякой опасности. В середине ночи я пошевелилась, чувствуя приятное тепло. Мои пальцы заползли под его воротник. Кожа Ника пахла сном и пряностями. Я пробежалась губами по его горлу. Он что-то пробормотал во сне и провёл пальцами по лицу. Усмехнувшись, я поцеловала маленькую ямочку на его подбородке, прокладывая дорожку ко рту. Я прижалась к нему губами, мягко и осторожно, чтобы запомнить, на что это похоже. Ник застонал. Я снова поцеловала его, а затем слегка прикусила его нижнюю пухлую губу. Он обхватил руками мой подбородок, удерживая моё лицо напротив своего. Его пальцы гладили мои скулы до линии роста волос.

Довольная, я снова заснула.

Проснулась несколько часов спустя и увидела напротив лицо Ника. Он приоткрыл глаза, и я могла наблюдать, как в них отражается утреннее солнце. Ник усмехнулся, глядя на меня. Но затем его глаза округлились. Он резко отстранился, ударившись головой об окно.

Я посмотрела туда, где должны были быть мои руки, и увидела лапы, покрытые чёрной шерстью.

Я была волком.

Дерьмо! Дважды дерьмо!

Загрузка...